Отмщение

Глава 18 Почти семейная жизнь

Свои ежедневные поездки на автобусе из Нью-Сити на работу в Нью-Йорк-Сити и обратно Гален Ричардс называл прохождениями. Утром он бодро входил в автобус, предъявлял водителю билет, шел по проходу между сиденьями к своему обычному месту возле окна приблизительно в середине автобуса, на ходу кивая знакомым. Большинство людей предпочитают сидеть ближе к проходу, а Гален любил сидеть именно у окна, хотя несколько раз уже страдал от этого в мелких авариях. В этом смысле таких людей, как Гален, осталось в мире, наверно, совсем мало. Он любил в течение всей поездки рассматривать через большое и грязное стекло все, что бы снаружи ни происходило. Иногда во время таких наблюдений Гален одновременно размышлял о работе. Особенно нравилось ему мечтать о чем-то приятном — о презентации, например, или о создании нового сценарного отдела киностудии. Утром жизнь еще полна надежд.

А вот обратное «прохождение» доставляло ему меньше радости. Все, что бы в его жизни ни происходило, Галену казалось плохим, даже если дела обстояли на самом деле неплохо. Разочарования, накопившиеся за день, ложились на Галена унылым гнетом. Однако, как только он выходил из автобуса в Нью-Сити, настроение снова радикально менялось. Душа Галена оживала — скоро он будет в доме любимой женщины, и она встретит его теплом и уютом. Впрочем, она бывает враждебной и злобной, а иногда грустной и подавленной. А порой она бывает прямо-таки лающей сукой, отбивающей все лучшие чувства. Да, разговаривать с Грэйс сложно. Ну да ладно, как-нибудь перемелется. Главное, что она ждет его, главное, что он сейчас будет с ней. Вначале отношения с Грэйс не складывались, но в последнее время все идет замечательно. Гален только теперь начинает понимать, как это хорошо — жить с женщиной постоянно, а не от случаю к случаю. Хотя вместе они проводят не так уж и много времени, ведь даже по выходным каждый из них отдает немало часов работе. Особенно много времени занимает работа у Галена в его мастерской, и Грэйс поощряет его устремления. Уединение требуется им обоим — ей для создания книг, а ему для вынашивания художественных замыслов.

Правда, недавно он несколько омрачил безмятежность их двухлетнего сосуществования. Но это было необходимо — пришло время сделать следующий шаг.

Он часто говорил Грэйс, что его не беспокоит их нетрадиционная разница в возрасте. Но это было лишь полуправдой. Беспокойство все-таки было. Да, действительно статистика говорит, что мужчины живут в среднем на десять-двадцать лет меньше женщин. Конечно, в двадцать семь лет человек не очень-то задумывается о смерти, но факт остается фактом, надо думать о будущем. С одной стороны, нет ничего страшного в том, что Грэйс старше его. Но Гален знал и другое: несмотря на живучесть, женщины, в отличие от мужчин, раньше теряют способность к продолжению рода. Этот факт Галену пришлось осознать на собственной шкуре — он был единственным ребенком в семье. Его родители работали учителями в средней школе города Ноксвилла, штат Теннесси. Мать вышла замуж очень поздно. Она давно уже считалась безнадежной старой девой, на которую все махнули рукой. Но однажды будущий отец Галена развелся и женился на своей коллеге, ставшей в результате этого матерью Галена. Впоследствии от своих многочисленных тетушек, дядюшек и прочих родственников Галену не раз приходилось слышать, что в таком солидном возрасте заводить детей неприлично. Гален на эти пересуды не обращал внимания — это его родители, его мама и папа, и неважно, в каком они возрасте. Родители баловали Галена, позволяли ему многое, но за одним исключением — отец запрещал ему играть в футбол, мол, в этом виде спорта слишком часто случаются травмы.

Единственным огорчением Галена было отсутствие сестер и братьев. Мать родила Галена в сорок лет, и рожать еще одного ребенка боялась. А Грэйс сейчас тридцать восемь — предел совсем близок.

Гален знал, что Грэйс любит его, что она способна забеременеть. Они могут пожениться. Они могут родить ребенка, а через полтора года — еще одного. У Галена немало знакомых, сделавших детей именно с таким интервалом — полтора года. Очень хороший интервал, как раз подходит для Грэйс. Кстати, если она не захочет возиться с детьми, то может нанять няню, ведь у Грэйс есть деньги. Да, деньги у нее есть, но Галену нужны от нее дети. Гален уже вступил в тот возраст, когда человеку нужна семья — жена и дети. Не иметь семьи в таком возрасте несолидно. Кроме того, у Галена нет тщеславия, нет честолюбивых стремлений сделать большую карьеру, поэтому на семью у него хватит времени. Он понимает, что его устроит даже теперешняя не слишком престижная работа, если только он будет иметь семью, если только ему будет куда тратить свою любовь.

Но Грэйс почему-то боялась рожать. «Ты кое-чего обо мне не знаешь», — говорила она иногда среди ночи. Что же это за тайна? Разве у Грэйс могут быть большие тайны? Наверняка нет ничего серьезного, думал Гален. Другой бы долго допытывался и сумел бы вытянуть из Грэйс всю ее жизнь, но только не Гален. Он не верил, что у Грэйс может быть какая-то жуткая тайна. И Грэйс ничего не рассказывала ему о Томми Паттерсоне, своем бывшем муже.

Есть одна неплохая возможность, размышлял Гален. Можно подстроить так, что Грэйс забеременеет против своей воли. С тех пор как он сказал ей, что не возражает против презерватива, она прекратила предохраняться и переложила заботу об этом на Галена. Однажды, когда у Грэйс будет очередной подходящий для зачатия период, Гален якобы забудет надеть презерватив. Грэйс из тех женщин, кого можно довести до такого возбуждения, что ей будет не до мыслей о презервативе. Итак, беременность можно устроить. Но что, если Грэйс вздумает сделать аборт? Этого Гален не переживет, это убьет его любовь. Можно ли допустить это?

Гален тяжко вздохнул. Что же делать? Что тут можно придумать?

Въехав в гараж на своем микроавтобусе, он обнаружил, что машины Грэйс нет. Черт возьми, неужели сегодня самому придется готовить ужин? Может быть, Грэйс все-таки припасла что-нибудь в холодильнике? Готовить самому сегодня нет настроения.

Гален вошел в кухню. На столе лежала записка: «Ушла к зубному врачу. Принесу что-нибудь на ужин из «Кантаты».

Итальянские блюда? Ладно, сойдет. Это все-таки лучше, чем готовить самому. Из кухни по коридору Гален прошел в гостиную, всюду включая свет. В гостиной на столике для кофе стоял огромный букет. Красивый, а какой чудный запах! Гален подошел ближе, заметил в букете записку, быстро прочитал: «Грэйс, моя дорогая. Прости меня, ты же знаешь, как я люблю тебя. Крэйг».

Крэйг? Гален задумался, заволновался. Черт возьми! Что еще за Крэйг?! Грэйс упоминала лишь одного Крэйга. Крэйг Эпштейн — это ее редактор. Это он послал ей букет? Если бы Грэйс хотела скрыть это, поставила бы букет у себя в рабочем кабинете. Или нет? Может быть, Грэйс нарочно выставила букет для обозрения, чтобы досадить Галену? Ерунда какая-то! Может быть, позвонить зубному врачу? Надо проверить — действительно ли Грэйс там? Хотя, нет. Если подозрения окажутся напрасными, Гален будет выглядеть дураком. Тогда Грэйс снова начнет обзывать его щенком и молокососом. Знает, стерва, куда больнее ударить. Он зашел в свой рабочий кабинет, швырнул портфель в кресло, потом поднялся наверх в спальню переодеться.

На всякий случай решил проверить, что записано на автоответчике. Может быть, звонил Крэйг Черт Знает Кто? Или звонила Грэйс, хотела передать какие-то новости? На магнитофоне автоответчика оказались следующие сообщения:

«Грэйс, это Эдна. Что ты собираешься делать с бумагами Томми? У меня так много предложений, что ты не поверишь. Я звонила Крэйгу. Ему нравится идея продолжения «Любовь это вальс». Что ты скажешь насчет контракта на несколько книг? Я знаю, что это тебе не понравится, но он согласен на это. Сколько времени тебе понадобится, чтобы состряпать что-нибудь из бумаг Томми? Что-нибудь вроде «Записки извилистого ума»? Для этого тебе даже не придется открывать все ящики. Позвони мне. Мы должны заняться этим, пока интерес у публики не утрачен».

«Грэйс, дорогая, это Крэйг. За что ты заставляешь меня томиться в ожидании ответа на мой простой вопрос: сколько ты хочешь за это? А букет понравился тебе? Он стоит бешеных денег. Давай устраним наши разногласия и продолжим нашу миссию по просвещению американской публики. Звони. Или ты хочешь, чтобы я приполз к тебе на коленях по разбитому мною хрусталю нашей дружбы? Извини за мое предложение».

«Это дом Грэйс Мэндлин? У меня возникли сомнения, потому что об автоответчике у вас извещает мужской голос. Но я вижу, что набрал ваш номер правильно, поэтому надеюсь, что вы ответите мне, если это, конечно, действительно дом Грэйс Мэндлин. Итак, я Холли Берренсон, очеркист из журнала «Пипл». Я уверен, что вам поступило уже много других предложений, но мы были бы очень рады, если бы вы нашли время написать для нашего журнала все, что считаете нужным сказать людям. Дело в том, что в ближайшем номере журнала «Нэшнл Инквайрэр» помещена статья о вас и Томми под заголовком «Король и королева любви». Там есть множество пикантных подробностей, например, о двоеженстве, о моментальных разводе и свадьбе. Даже о мертворожденном ребенке написано. Вы, конечно, понимаете, что для вас лучше, если читатели узнают вашу версию всех этих событий, а не сомнительный рассказ постороннего человека. Итак, звоните мне».

Гален перемотал ленту и прослушал все эти малопонятные для него сообщения по второму кругу. Потом еще раз. Особенно покоробило его последнее сообщение. Неужели у Грэйс уже был ребенок? Как понять слова о двоеженстве? Что все это, черт побери, означает?

Гален, подавленный внезапно обрушившимися новостями, уединился в своем рабочем кабинете. Он сидел в темноте и травил душу горькими размышлениями о том, что служил лишь марионеткой в опытных руках прожженной аферистки Грэйс Мэндлин. Все пропало, жизнь кончена — нет ни любви, ни веры.

Домой Грэйс Мэндлин вернулась со вздутой и затекшей от новокаина щекой, а также с одной очень серьезной мыслью — не сменить ли ей зубного врача? Этот бестолковый дантист умудряется найти кариес даже в тех зубах, которые, по ее мнению, совершенно здоровы. Может быть, это не дантист, а садист?

В «Кантате» Грэйс купила маникотти — они достаточно мягкие, зубы об них не сломаешь, их, то есть маникотти, конечно, можно съесть через час, когда пройдет заморозка в деснах. И Гален тоже не откажется.

Свою машину Грэйс поставила как можно дальше от таратайки Галена. Она всегда боялась, что он в спешке заденет своим драндулетом ее машину. Гален всегда спешил по утрам — вначале в магазин, потом к автобусной остановке. Грэйс собиралась на Рождество или на день рождения подарить ему новый джип с приводом на все четыре колеса. Ездить на джипе будет безопаснее, не то что на его теперешней раздолбанной колымаге, особенно во время снегопадов. Не то чтобы Грэйс не могла жить без Галена — в этом она ему никогда не признавалась, чтоб не зазнавался, — а просто ей не хотелось, чтобы с ним на дороге что-то случилось.

— Гален! — крикнула Грэйс на весь дом. Ответа не последовало. На кухне записка лежала на прежнем месте. Но это еще не означало, что он не видел ее. Видел, конечно, догадалась Грэйс, ведь свет включен, значит, Гален дома. И почему мужчины боятся темноты? А Грэйс темноту любит, даже способна ходить в полной темноте по всему дому и при этом ни на что не натыкаться. У Галена в этом отношении иные привычки — он, входя в комнату, первым делом включает свет и не гасит его, когда выходит. Надо проучить его — пусть сам платит за электричество.

— Гален! — крикнула она из гостиной. Подошла к букету, понюхала. Цветы! Как это замечательно! От них чувствуешь себя… как бы это сказать? Чувствуешь себя женщиной, что ли. Мерзавец Крэйг понимает это, пользуется женской слабостью.

Странно, а где же Гален? Может быть, он наверху? Грэйс поднялась в спальню. Нетрудно было заметить что Гален тут побывал — включен свет и на кровать брошена одежда, в которой Гален ездит на работу. В ванной его не оказалось. Грэйс выключила свет, посмотрела в окно на строение, служившее Галену мастерской. Там света не было. Значит, нет там и Галена, сделала Грэйс глубокомысленный вывод.

Куда же он, черт возьми, запропастился? Может быть, пошел прогуляться? Или еще куда-нибудь? Его порой бывает труднее понять, чем саму Грэйс, а уж она-то такая норовистая лошадка, что сам черт мозги свернет, пока в ней разберется. Грэйс поскакала по лестнице вниз, кинула маникотти в холодильник, подошла к автоответчику. Лампочка мигала, показывая, что там что-то записано. Черт бы их всех побрал! Никто и не вспоминал о ней, пока Томми не умер. А теперь звонят днем и ночью. Разве она сама не является выдающейся писательницей? Грэйс перемотала ленту и принялась прослушивать сообщения. Тут до нее и дошло, где отсиживается бедняга Гален.

— Привет, — сказала она ему, открыв дверь его маленького рабочего кабинетика.

Света в его берлоге не было. Фигура Галена неясно вырисовывалась на кушетке — он тихо сидел в темноте. Грэйс осторожно обошла кресло с портфелем и села на кушетку поближе к Галену. Их бедра и плечи соприкоснулись. Но Гален упорно молчал. И даже не шевельнулся. Застыл как бревно.

— Ты прослушал автоответчик, — заговорила Грэйс. — Прости меня. Я должна была рассказать тебе раньше все то, о чем ты услышал от этого шустряка из журнала «Пипл». К сожалению, почти все, что он наговорил, — правда. Когда я вышла замуж за Томми, он уже был женат на Одель. В тот момент, когда я узнала об этом, уже была беременной. Потом Томми развелся с Одель, и мой отец устроил так, что мы с Томми в один и тот же день поженились и развелись. Это произошло в одном здании и заняло не более часа. У меня родился ребенок только с одной половинкой сердца. Символично, не правда ли? Видишь ли, Гален, я мечтала воспитывать своего ребеночка, любить его, хотела быть ему хорошей мамой. Даже несмотря на то, что я ненавидела его отца. Но, как выяснилось, я претерпела родовые муки лишь для того, чтобы произвести на свет смерть. А ведь тогда я была моложе, чем теперь, сильнее. И глупее.

Этих объяснений, решила Грэйс, для него достаточно. Взяла его руку, прижала к себе. Но он по-прежнему не отвечал — ни жестом, ни словом. Грэйс вздохнула — маленький обиженный мальчик. Впрочем, и другие мужчины недалеко ушли от детей. Какой дурень нафантазировал, что мужчины созданы, чтобы заботиться о женщинах? Мужчины не способны позаботиться даже о самих себе.

— Что еще ты от меня хочешь? — спросила она резким и неприятным голосом.

— Я хочу, чтоб ты объяснила, какого черта ты не говорила мне об этом раньше, — выпалил он.

— Потому что это тебя не касается. Наших отношений это не касается. Это все уже в прошлом. Не забывай, что в моей жизни было больше событий, чем в твоей.

— Перестань, Грэйс! Нашей разницей в возрасте ты объясняешь буквально все. «Меня не касается», — едко передразнил он. — Да я уже два года живу с тобой. Хотел жениться на тебе, хотел иметь от тебя детей. И после всего этого ты заявляешь мне, что твои дела меня не касаются?!

— Да, не касаются. На наши отношения это никак не влияет.

— Не влияет?!

Грэйс бросила его руку и отстранилась. Он грубо ладонью повернул к себе ее лицо.

— А-а! — вскрикнула Грэйс и сбросила его руку.

— Что такое?

— Зуб болит!

— О Господи! Извини, Грэйс.

Оттаяв, Гален прикоснулся к ее груди. Грэйс горячо бросилась навстречу, крепко обняла его. Зачем ей ребенок? Вместо ребенка у нее есть Гален!

— Ты боишься рожать ребенка, — сказал он. — Теперь я понимаю почему. Но в наше время у медицины большие возможности. Можно заранее, еще до рождения ребенка, определить, здоров ли он, все ли у него в порядке. Если у ребенка будет уродство, тогда, черт возьми, можно сделать аборт. Потом мы с тобой еще раз попробуем. Я понимаю, что это может показаться жестоким, но некоторые люди так и поступают. Послушай, эти трудности преодолимы. У нас будет здоровый ребенок. У нас будет семья.

— Ты хочешь от меня слишком многого.

— Многого? Разве это много?

— Ты хочешь, чтобы я доверилась тебе. Я никому не верю. Ты молод. Я старше. Моя возможность построить семью упущена много лет тому назад.

— Тебе тридцать восемь лет, Грэйс! Господи, разве это старость? Прекрати говорить так, словно твоя смерть уже на пороге! Как ты мне надоела этим! Ты хочешь извести меня?! Ты хочешь испортить наш рай? Так знай, ты уже сделала это!

Гален вскочил и опрометью бросился из комнаты. По звуку его шагов Грэйс догадалась, что он бежит наверх, в спальню. Сложить свои вещички? Ах, эта стремительная и нетерпеливая молодость. Когда-то и сама Грэйс была столь же пылкой. А стала опытной.

Не спеша она вышла из комнаты, через гостиную прошла в коридор.

— Гален, может быть, сначала поешь маникотти? Или тебе помочь собраться?

Зазвонил телефон. Грэйс бросила взгляд на часы — полседьмого. В это время вряд ли кто-то будет звонить по делу. Вечером по делу звонят обычно во время ужина, когда человека легче застать дома. Такие звонки во время ужина всегда раздражали ее. Особенно злило, когда эти деловые люди называли ее по имени, словно были знакомы с ней годы. Но сейчас звонил явно кто-то другой, и Грэйс быстро схватила трубку — можно кому-то поплакаться на свою тяжкую долю.

— Да, — почти крикнула она в трубку.

— Я и так узнала бы тебя по голосу, не кричи, Грэйс. Это Одель.

— Одель, слушай, у меня такие трудности, такие трудности! Гален чуть ли не собрался уходить от меня. «Нэшнл Ииквайрэр» собрался печатать сплетни о той самой истории, что случилась со мной в Мичиганском университете, ты понимаешь, о чем я говорю.

— Почему это так обеспокоило Галена?

— Во-первых, он ничего не знал об этом. Во-вторых, он хочет ребенка.

— Грэйс, тебе надо родить ребенка. Я давно тебе говорила, что твои книги от этого станут реалистичнее.

— Но тогда их читать не будут.

— Недавно Труди звонила мне.

— Одель Хэмптон снова взваливает на свои плечи мировые проблемы. Одель, ты, наверное, в Бога веришь.

— В Бога верю только потому, что верю в ад. В ад для Томми.

— За что ты его так? Он всего лишь написал книгу об аде, которая стала бестселлером. Итак, что с Труди? Я думала, она находится под надежным присмотром в клинике.

— Да, она там, но она и в клинике нашла наркотики. Свинья всегда грязь найдет. К счастью, мне удалось пресечь ее источник наркотиков. Грэйс, я бы хотела узнать у тебя, что ты думаешь о…

— О бумагах Томми? Все меня об этом спрашивают, Одель. Честно говоря, одной тебе признаюсь в этом, я и сама не знаю. Одна только мысль прикоснуться к бумагам Томми все переворачивает во мне. Но мне говорят, что деньги не пахнут. Ну сама посуди, с этической точки зрения могу я заставить себя обманывать читателей?

— Им наплевать на это, дорогая. Посмотри на это под другим углом. Ты же знаешь, что и я заинтересована в этом. Я думаю, эти деньги нам пригодятся, мы сможем с их помощью сделать много хорошего. Настало время, когда от Томми Паттерсона можно получить пользу.

— Даже не знаю, — устало произнесла Грэйс.

— Ты ведь должна мне, — напомнила Одель.

— Помню, — улыбнулась в трубку Грэйс.

— Грэйс, и еще раз хочу напомнить тебе. Рожай ребенка.

На лице у Грэйс еще не стерлась улыбка, когда из кухни вышел наспех собранный Гален. Он так был похож на мальчика, собравшегося бежать из дома, что у Грэйс от жалости сжалось сердце. Достаточно ли Гален взрослый, чтобы иметь детей? Что, если через несколько лет они разведутся, да еще возникнет грандиозный скандал и бесконечная судебная тяжба из-за ребенка? Такие истории нередки — она выиграет суд, ребенок останется с ней, но бывший муж украдет ребенка в одно из свиданий с ним. Что тогда будет с ребенком? Увидит ли она его потом когда-нибудь?

Господи, но почему у нее в жизни всегда все так запутано?

— А что ты скажешь насчет брачного контракта? — спросила она у тупо уставившегося на нее Галена.

— Что ты имеешь в виду?

— В контракте надо предусмотреть не только финансовые вопросы, но и будущее ребенка на случай развода.

— На случай развода?

— Да. Если у меня родится ребенок, я не хочу опять потерять его.

— Ну… Я тоже не хотел бы терять своего ребенка. Но, во-первых, я не собираюсь разводиться.

— Все так говорят.

— А во-вторых, мы с тобой взрослые. Если вдруг дело дойдет до развода, мы поступим как цивилизованные люди.

Грэйс не выдержала и рассмеялась.

— Ты еще такой младенец, Гален. Как ты наивно говоришь о любви! Ты думаешь, любовь победит все. Нет, любовь означает вначале страсть, потом злобу и ненависть. А потом, что еще хуже, любовь означает отмщение.