Копенгаген привык к дождям, к влажным туманам, к морским ветрам. Бронзовые шпили старинных зданий, памятники королям, знаменитая русалка — покрыты налетом окиси.
Древняя зеленоватая бронза… К ней, как к седине, относятся с нескрываемым почтением.
Только один памятник выделяется в Копенгагене своей простотой. С десятками царапин, отдыхая, будто скромный солдат, расположился он рядом с шумной улицей.
Мы заинтересовались маркой броневика. Но на наш вопрос переводчица пожала плечами.
— Его строили тайно… Так сказать, самодельный броневик. И вряд ли он воевал…
Старая женщина не любит вспоминать войну. У нас совершенно разные мнения о гитлеровцах. В первый день знакомства она спокойно сообщила:
— Для нас оккупация ничего плохого не принесла. Немцы оккупировали Данию за четыре часа, и сразу жизнь вошла…
Переводчица постаралась улыбнуться, с акцентом, по слогам, завершив фразу…
— Вошла… в ко-ле-ю.
Мы с недоумением смотрели на эту женщину. Конечно, мы знали, что Сопротивление «Борющаяся Дания» начало действовать не сразу, не с первых дней войны.
Но Сопротивление ширилось, росло. Еще в 1941 году в Копенгагене прошли крупные демонстрации протеста против присоединения Дании к антикоминтерновскому пакту, начались акты саботажа, стали выходить подпольные газеты.
На следующий год создается диверсионная организация «Копа» — «Коммунисты-партизаны».
…Нет… Наша переводчица не хочет об этом вспоминать. Ее наигранная веселость прошла. Она очень быстро поняла, что перегнула палку, и постаралась исправить положение.
— Разве в нашей маленькой стране можно было бороться против многочисленной армии? Каждый человек у нас на виду…
— Но люди смогли тайно построить даже броневик…
На эту реплику переводчица не обратила внимания и, взглянув на часики, воскликнула:
— Ой, опаздываем…
Вечером мы пришли к броневику. Мы не надеялись, что этот молчаливый свидетель коротких боев сможет напомнить о минувших днях. Днем мы заметили: у скромного памятника не очень часто останавливаются прохожие. Местные жители вообще привыкли к достопримечательностям своего города, а туристы мечутся от музея к музею, любят заглянуть в портовые улочки, заполненные хрипловатыми песнями и человеческим пороком.
И вечером у броневика было тихо. Только пожилой угрюмый человек, прислонившись к дереву, скрестив на груди руки, молча смотрел на потемневший металл.
Мы вслух делились впечатлениями. Человек вздрогнул и внимательно осмотрел нас. Потом нерешительно сделал шаг вперед.
— Русские? Россия?
Мы утвердительно кивнули. Не обращая внимания на холодноватую осторожность, датчанин протянул руку.
Ладонь у него была широкой, крепкой.
— Я моряк… Был моряк… — представился он. — Я плавал двадцать лет. Везде был. Ленинград, Выборг. Какие города!
Говорил он отрывисто, стараясь построить фразу из двух-трех слов.
Я кивнул на броневик.
— Ваш?
— Мои товарищи строили. Их нет. Погибли.
— Они воевали против фашистов?
— Конечно!.. — твердо сказал он. — Конечно против фашистов. Я их хорошо знал. Я принес им тогда нашу газету…
Наш новый знакомый принес одну из газет в июне 1944 года группе рабочих завода автоматического оружия.
В газете было сообщение о том, что советские войска 20 июня освободили Выборг. Моряк рассказывал рабочим о портовом городе, о его людях.
Через два дня рабочие завода по-своему отметили годовщину войны. 22 июня 1944 года этот завод автоматического оружия, который считался важным объектом, взлетел на воздух.
…К моряку подошел еще человек, за ним — еще… Они обнимались крепко, по-мужски… Моряк представил нам своих товарищей, ветеранов Сопротивления.
В этот вечер мы поняли, что значит скромный памятник — самодельный броневик, покрытый царапинами, словно шрамами.