Память [Новеллы]

Тропический ливень

Атлантика не скупится на тучи… Они рождаются неожиданно, плотные, серые, будто волны у Зеленого мыса. И не скажешь, что тучи ползут или плывут. Достаточно нескольких минут, как небо, недавно голубое, пронизанное солнцем, темнеет, тяжело повисает над землей.

Становится совсем душно.

Для Ахмедова этот сезон дождей уже не первый. Ахмедов научился вовремя переходить на ту сторону улицы, где больше домов с «козырьками». Ливень начинает метаться по навесам, словно отыскивая хотя бы незначительную щель. Потом ливень выдыхается. Устало падают последние, крупные капли. И вновь тишина. Вновь голубое небо. Только надолго ли…

Когда Ахмедов летел сюда, то в самолете услышал о температуре: двадцать восемь градусов. Вот тебе и Африка… Один из жарких месяцев в Гвинее!

У трапа Ахмедов невольно провел платком по лбу.

— Тепло?

Встречал главный инженер. У него эта привычка осталась с давних пор — прищурить глаза, спросить о чем-нибудь, а потом здороваться, шумно хлопая ладонью по плечу.

— Здесь совсем другие градусы… Влажность, брат… Экватор рядом.

После этого вступления главный инженер будто впервые увидел Ахмедова.

— Явился, черт! — И он обрадованно обнял друга. — Ну, с приездом, с приездом…

Те же сильные руки…

Главный инженер, наверное, сам ощутил, что плотная модная рубашка мешает Ахмедову даже дышать.

— Поедем домой, и все нейлоны ты выбросишь… Гибель с ними.

В этот вечер они долго бродили по темным улицам Конакри. Ахмедов не ожидал, что так будет выглядеть столица, пусть небольшого, молодого государства. Только в домах, где находились правительственные учреждения, сверкали лампы дневного света.

Город, казалось, был пропитан влажностью.

— В Москве шел снег… — напомнил Ахмедов. — Вчера…

— Снег? — переспросил главный инженер. — Да… Удивительная штука — снег…

Сам он с Волги. Был хорошим лыжником.

— Снег… — Главный инженер посмотрел на туфли, покрытые рыжеватым налетом. — Бокситы… Даже в городе дают о себе знать… А разрабатывать по-настоящему пока нет сил… Колонизаторы не строили электростанций. А без энергии, просто руками, многое не сделаешь…

В городе хозяйничала буйная растительность. Деревья, кустарники, цветы пробирались сюда из джунглей, пристраиваясь, кто как может.

Баобаб стоял величественный, упираясь ветвями в крышу соседнего дома. Еще одно усилие, и он снесет ее…

По каменной стене ползли самые нежные цветы — орхидеи… Они дышали влажным, солоноватым воздухом, были довольны и сыты.

Ливень загнал инженеров под навесы. Тогда-то Ахмедов и получил первый урок немудреной науки, как держать себя в сезон дождей. Они перебегали от здания к зданию по центральной улице, мимо хорошо освещенных витрин. Здесь был район агентств авиационных компаний. Милые стюардессы улыбались с реклам, приглашая посетить дальние города.

Инженеры присели на выступ одной из витрин, а потом, оглянувшись, захохотали.

— Сразу домой потянуло?

За стеклом была реклама… Позолоченные купола Василия Блаженного… Синева Байкала…

Закрытая на ночь контора «Аэрофлота» со своим нехитрым убранством помогла вспомнить о многом…

— А помнишь, как ты заявился на стройку? Еще в гимнастерке, сильный, молодой. Говорил, что можешь выполнить любое задание.

Ахмедов тоже смеялся…

— Но строгий техник целый допрос учинил…

— Как же. Протягиваешь руки ко мне и утверждаешь: все сделаю.

— Так считал… Бывали сложные задания… Награждали за их выполнение.

— Вот это меня испугало… Надо было снова учиться, как школьнику. Надо добиваться новых наград.

— Не подвел? — продолжал смеяться Ахмедов.

— Не подвел… — серьезно сказал главный инженер. — Работал, учился… — И подумав, твердо заключил: — Нет, не подвел.

Мимо пробегали крепкие подростки… А ливень хлестал и хлестал…

…Снова сезон дождей встречает Ахмедов. Почти два года прошло с того памятного вечера, а каждый раз, проезжая по центральной улице, он с нетерпением ожидает здание с витриной «Аэрофлота».

Осман чувствует это и сбавляет скорость. Настроение у советского инженера самое подходящее, чтобы снова поговорить о Москве, о России, о том, как инженер был солдатом.

— У нас в деревне не верят, что вы были солдатом.

Ахмедов пожимает плечами, улыбается.

— Как же мне доказать?

— Можно доказать. Вы можете… Просто в деревне всегда видели других солдат… Совсем других. Страшных людей.

Потом снова начинается разговор об электрических станциях.

— То, что мы сделали здесь, — говорит Ахмедов, — только начало. Дизельные станции — не выход из положения.

Он рассказывает о тарахтящих движках, о мигающих лампочках.

— Значит, и у вас так было?

— Конечно, Осман. С этого начиналось.

— И я смогу строить?..

— Конечно… Научился же машину водить.

Осман мчится с подчеркнутой лихостью. Иногда даже проскочит нужный поворот… Потом долго молчит, старается не смотреть на советского инженера. Ему не по себе за украденное время. Оно так дорого. Это Осман видит, знает…

Не зря расспрашивал Осман советского инженера о всех мелочах. Хотелось сделать что-нибудь приятное, доброе… Наконец осмелился и предложил:

— Побывайте у нас в деревне.

Он боялся, что инженер раздумает, и торопливо добавил:

— У вас же праздник… Новый год… Я подсчитал…

Ахмедов рассмеялся.

— Ну, что ж… Поедем…

Они сделали только одну остановку у станции Пастера. Нельзя было проехать. Молодой врач обиделся бы. Станция недавно получила электроэнергию и теперь может, как говорит врач, развернуться…

Он знает русский язык, учился в Москве и очень любит Ахмедова. Во время остановки под проливным дождем врач вытаскивает из клетки полусонную змею и долго, горячо объясняет инженеру о целебных свойствах яда.

У деревни машину встречает веселый разговор тамтамов… Двенадцать конусообразных хижин сразу пустеют. Все жители выбегают навстречу.

Осман улыбается. Он знает, с какой завистью на него смотрят земляки. Особенно мальчишки. А что будет, если он вдруг заявит, что уезжает в Страну Советов учиться!

Ахмедов сидит рядом со старейшиной под навесом. А на площадке, не обращая внимания на ливень, рождается танец. Тамтамы горячат юношей и девушек…

И трудно сказать, кто устанет быстрее…

Вспыхнули факелы, освещая счастливые лица…