С башни Сиагрем открывается живописный вид на знаменитый Ниагарский водопад. Полюбовавшись с 32-этажной высоты водяным каскадом, посетители спускаются в ресторан.
Из широких окон ресторана тоже видны водопад, американский берег, проспект, стоянки разноцветных машин, бассейны, отели. Много красок. Таких же ярких, как в Монреале на выставке ЭКСПО-67, особенно на острове развлечений ля Ронд.
Собственно, в этом году красочно выглядели и другие города, в которых нам пришлось побывать. У Канады был праздник. Города убраны, расцвечены флагами и флажками с эмблемой — знаменитым кленовым листом.
Мы любуемся яркой картиной, делимся впечатлениями.
С краской, показным весельем связаны и неожиданные встречи.
На одной из улиц Монреаля с нами познакомился продавец шаров.
— Из Ташкента? — переспросил он. — Я бывал там. Давно. В годы нэпа.
Колючие глазки внимательно осматривали нас.
— Я, конечно, уехал вовремя, — сознался продавец. — Я был очень богат.
Я посмотрел на его шары.
— Как видите, живу… — засуетился он. — Имею свое дело.
И вдруг он заговорил зло, откровенно.
— Я даже не уехал. Началась война. Я сразу перешел к гитлеровцам.
— Не получилось? — просто спросил мой спутник, монтажник Мамаджан Саидов.
— Что? — не понял продавец шаров.
— Вернуться к нам…
Руки у продавца тряслись. Эта дрожь передавалась шарам. Они странно вздрагивали в воздухе.
Продавец не знал, что сказать. Он был не рад начатому разговору. Он помнил о нас, о нашей победе уже много лет. Вероятно, ожидал случая хотя бы высказаться вслух, бросить нам в лицо несколько злых слов.
И это не получилось…
Продавец хотел казаться счастливым, обеспеченным. Он кивнул на витрины богатых магазинов, на праздничную улицу.
— Так живем…
А мы смотрели на легкие шары.
Шары тоже были яркие и руки в краске. Руки продолжали дрожать.
Мы ушли, оставив этого человека с его бессильной злостью на шумной, чужой улице.
Другая, странная встреча произошла недалеко от Монреаля, в индейской резервации, куда устремляется поток туристов.
В резервации есть окруженная пошатнувшимся деревянным частоколом лужайка с вигвамом. Зрители располагаются на бревнах, заменяющих скамейки. Перед зрителями танцуют женщины и дети.
Щелкают фотоаппараты… Как же! Нужно заснять настоящих индейцев.
Мы заговорили с одним из «руководителей» этого небольшого ансамбля. И вдруг…
— Вы знаете русский язык? — удивились мы.
Он снял маску.
— Трошки разумию. Та я же не индеец…
Не сдержавшись, попросил «настоящую папироску». Его пальцы и перья над головой тоже дрожали.
Яркие, раскрашенные дешевой краской перья.
— Живем… — неопределенно сказал он.
Мы проехали по Канаде около 2500 километров и нигде не видели клочка земли без ограды из колючей проволоки. Остановиться, выйти из машины и растянуться на зеленой траве бесплатно нельзя.
Иногда праздничную картину нарушали группы людей с плакатами на груди. Мы видели пикеты забастовщиков у одного из заводов Форда и на Кинг-стрит в Торонто.
Много в Канаде хороших мостов, дорог, зданий. Мы искренне восхищались трудом инженеров, зодчих, рабочих.
Но мы видели, какой ценой добывается счастье…
Кстати, в чем здесь оно состоит? Нужно быть богатым или просто состоятельным. Все может случиться. Особенно опасна старость, болезни. За ними придет тот черный день, к которому готовятся всю жизнь. Значит, следует заботиться о себе. Только о себе.
Я, наверное, долго не смогу забыть спокойный голос диктора телевидения Торонто. Диктор сообщал о гибели человека на большой дороге. Он сожалел, что никто не догадался остановить машину или, в крайнем случае, бросить десятицентовую монету в телефон-автомат. Проходили и проезжали десятки людей… У каждого из них должна остаться на совести человеческая жизнь. Всего десять центов!
Даже воздушный шарик стоит дороже… Дороже чужой, никому не нужной судьбы.