Память [Новеллы]

Фрески Риверы

Били куранты… В эту минуту Диего Ривера вспомнил площадь Сокало, заполненную веселым народом. При ударах бронзового колокола толпа замирала. Колокол был тот самый, из городка Долорес. Там приходский священник Мигель Идальго в 1810 году протянул руку не для того, чтобы отсчитать несколько традиционных ударов. Набат поднял индейских крестьян на восстание против испанского владычества. Через несколько месяцев Идальго расстреляли.

Били куранты… Они не просто сообщали о времени, они утверждали новую эпоху.

Бронзовый колокол звучит в Мехико только в праздничные дни.

Здесь, в Москве, Ривера увидел совсем другой праздник.

«Дело, за которое борются революционная Мексика и недавно освободившаяся Россия, — это общее дело всего человечества, в котором кровно заинтересованы все народы». Так сказал вождь крестьянских масс Эмильяно Сапата вскоре после Великой Октябрьской революции.

Прошло десять лет… За океаном трудно узнать правду о России. В 1927 году Диего Ривера приехал в Москву. Он стоял с группой иностранных гостей на трибуне Красной площади. Ривера боялся пропустить хотя бы одно лицо…

Шли бойцы Красной Армии… Ровные, строгие квадраты пехотных батальонов. За ними пронеслись кавалеристы… Прославленная конница Буденного, легендарные тачанки…

Медленно двигались грузовики. Красноармейцы в остроконечных шлемах сидели в них тесными рядами…

Армия народа…

Диего Ривера торопится сделать наброски, запечатлеть твердую поступь. И главное — лица, лица…

Где же он восстановит эту необычную картину, этот четкий ритм нового мира?

Художник собирался расписать стены в Доме Красной Армии, в Клубе металлургов. Но, к сожалению, этим планам не удалось сбыться. Ждала работа в Мексике.

Диего Ривера потрясла демонстрация трудящихся. И даже не своим величием, не яркими красками. Здесь было другое, главное. Рабочие и крестьяне стали хозяевами.

Диего Ривера, не теряя ни одной минуты, снова рисовал. Ломались карандаши, ныли пальцы… Он еще не знал — пригодятся ли торопливые наброски потом, в Мексике.

В Москве Луначарский беседовал с художником, сожалел, что не видел оригиналов выдающейся монументальной живописи.

Ривера невольно вспомнил свой цикл — Двор Труда. Революционные солдаты склонялись над погибшим товарищем. Тяжесть, непосильная, вечная, в движениях шахтеров… Хмурые лица, жилистые руки ткачей, сталеваров, гончаров!

Люди подобных профессий гордо, торжественно шагали по Красной площади. Ривера видел их лица… Совсем другие.

Из редакции «Красной нивы» пришли с просьбой сделать обложку. Он выполнил просьбу. Женщина со знаменем в руках стояла на баррикаде. Ее лицо художник увидел на Красной площади.

Народ побеждает. У народа большое будущее…

И художник решил, что это главное, о чем нужно говорить в своих фресках.

Мрачные пустые залы дворца напоминали казематы. Только потолки высокие. Но они очень массивные, тяжелые.

Мы приехали в город, когда сгущались сумерки и на шумной площади перед дворцом вспыхнули первые огни. Дворец, казалось, сразу же отодвинулся в сторону, хмуро поглядывая темными окнами на толпы молодежи.

Мы шли по залам, невольно прислушиваясь к своим шагам. А когда включали свет, мы останавливались перед новой росписью.

В XVI веке предводителю испанских завоевателей Кортесу построили этот дворец. В XX веке мексиканский художник решил на холодных стенах воскресить картину порабощения народа.

Диего Ривера приступил к росписи вскоре после возвращения из Москвы, в 1929 году. Его не покидала мысль: на стенах дворца, своеобразного памятника завоевателям, раскрыть трагические события, вынести обвинение испанским захватчикам.

Верующие индейцы приняли Кортеса за доброго бога. Солдаты и даже кони заставляли трепетать индейцев, становиться на колени.

А дальше?..

Шпаги, плети, ружья, огонь и кровь.

Мы долго стояли перед одной фреской. На переднем плане — испанские конкистадоры. В руке одного из них раскаленный железный прут. Связанный индеец брошен на колени. Его клеймят, обращают в новую веру.

В центре росписи — небольшая группа завоевателей. Сосредоточенные лица склонились над сундуком. Подсчитываются захваченные богатства.

Это история порабощения.

Диего Ривера не остановился на этих картинах. В следующих залах фрески рассказывают о борьбе народа. Рождается символ. Художник рисует Эмильяно Сапату. А у ног национального героя — распластанное тело Кортеса.

Эти люди жили в разные эпохи. Но один из них олицетворяет Свободу, другой — Рабство.

В Соединенные Штаты Америки Диего Ривера прибыл по приглашению Общества изобразительных искусств Сан-Франциско. В эту поездку он взял с собой альбомы московских зарисовок. Художник принял предложение расписать сцену центрального зала радиостудии Рокфеллеровского центра.

В работе прославленному художнику не мешали, даже сквозь пальцы смотрели на его посещения рабочих районов, профсоюзных собраний, забастовок.

Художнику платили деньги — значит, он должен служить, выполнять волю именитых заказчиков, знать их вкус.

В центре фрески выросла огромная фигура рабочего. Справа от него — В. И. Ленин соединяет руки трудящихся разных стран, здесь же — демонстрация на Красной площади, колонна физкультурниц. Слева — пируют богачи, полицейские размахивают дубинками над головами бастующих. Эту последнюю сцену Ривера видел в США.

Скандал в Рокфеллеровском центре и уничтожение фресок подняли на ноги весь рабочий Нью-Йорк. На улицы вышли демонстранты. Испуганные хозяева поторопились оплатить работу, чтобы избавиться от художника.

Но Диего Ривера не уехал из США. На эти деньги он до 1934 года расписывал стены старого здания Рабочей школы… На фресках история и современность: линчевание негров, богачи, подсчитывающие прибыль…

А фрески, уничтоженные в Рокфеллеровском центре, художник позже восстановил в Мехико, в Институте изящных искусств.

Национальный дворец на площади Сокало, или, как ее официально называют, площади Конституции, — святыня для мексиканцев.

Расписывать стены дворца Диего Ривера начал в 1929 году. Работа шла с большими перерывами до 1950 года.

Первое впечатление от фресок — история. Бурная, насыщенная до предела событиями, бытовыми сценами, образами легендарных героев. Художник решает огромную тему в двух планах. Первый: крупные фигуры, каждая деталь конкретна, выписана точно. А над этими главными сценами — второй план, широкое пространство с мелкими фигурками людей за работой, на базарах, у подножия пирамид… Этот второй план дополняет основной рассказ, придает картине масштабность.

Центральная фреска посвящена именно борьбе, которая завершилась революцией 1910―1917 годов.

Что-то знакомое в стремительном порыве мексиканских борцов.

— Диего по утрам читал газеты, — говорит служитель, — он знал все о боях под Москвой, под Сталинградом, о подвиге Ленинграда. Диего гордился тем, что видел ваших солдат, рассказывал о них друзьям… Потом рисовал…

Правая фреска — о жизни индейцев до того дня, когда они еще не увидели корабля Колумба.

А левая…

Нет, художнику на этот раз не помешали выразить свои мысли о классовой борьбе пролетариата.

Диего Ривера не замыкается в рамках истории страны. Он думает о пути мирового пролетариата. Рабочий держит в руках том «Капитала», а Карл Маркс уверенно указывает ему путь на Город будущего.

Город будущего… Знакомая башня, увенчанная пятиконечной звездой. Богатые поля, величественные заводы.

Прижавшись к барьеру лестницы, мы продолжали рассматривать роспись. Кажется, сейчас пройдет минута, другая — и раздадутся знакомые удары курантов.

Фрески Диего Риверы не умеют молчать…