Пароль остается прежним

ИЗ НЕНАПИСАННОГО ДНЕВНИКА

Жизнь на границе шла своим чередом.

Август был таким же знойным, как и июль. Пески за ночь не успевали остывать и, едва показывалось солнце, сразу накалялись, обдавали жаром,

В колхозных садах собирали урожай. Старшина Пологалов привез из районного центра машину, до верху груженную дынями и арбузами. Это был шефский подарок.

Происшествий в подразделении не было. Разве что Бородуля еще не вошел в будто вымеренный по часам ритм пограничной жизни. И если бы кому-нибудь из пограничников вздумалось вести дневник, то он выглядел бы, примерно, так:

2 августа. Утро. Бородуля держится молодцом. Никто не говорит ему в сне на границе, и никто вроде не догадывается, что он струсил. (Бородуля забыл, что говорил тогда в наряде сержант Назаров). Впрочем, конечно, он не струсил, а просто чепуха какая-то приключилась со звездами.

Вечер. Бородуля беспокойно поглядывает на закатывающееся солнце. А вдруг, правда, Большая Медведица исчезла, потому что с ним что-то творится?

На боевом расчете Бородуля ерзает, и начальник заставы делает ему замечание. Что-то не очень хочется идти на границу.

Бородулю назначают дневальным по конюшне.

Отлично!

3 августа. Утро. Бородуля занят уборкой в конюшне. Что же — дело привычное. Смехота с этими самыми звездами.

Он залезает на станок и видит в узкое окошко небо. Небо, как небо. Синее. И вовсе не страшное. Как дома. А вечером будет в звездах.

«Увижу Большую Медведицу,— думает Бородуля,— и всё станет на место».

— Бородуля?

— Я! — Он прыгает на цементный пол и вытягивается перед старшиной Пологаловым.

Старшина подозрительно смотрит на него:

— Вы что делали, Бородуля?

— Пыль сметал,— не моргнув, отвечает Бородуля.

— Ну, ну,— неопределенно тянет старшина.— Что же, продолжайте уборку.

Бородуля подхватывает лопатку и скребег пол.

День. Бородуля спокоен: придет ночь и он увидит Большую Медведицу.

Вечер. Бородуля хочет увидеть Большую Медведицу, но боится, а вдруг не увидит?

На боевом расчете капитан Ярцев объявляет, что Бородуля назначается часовым по заставе.

4 августа. Он заступает на пост с двух часов ночи. Звезды кружатся над головой. Сейчас Бородуля найдет Большую Медведицу. Но почему сейчас? Он подождет немного. Вот обойдет десять раз вокруг заставы и найдет...

Ну и еще десять раз обойдет и тогда уже, наверняка, найдет... И еще пять раз обойдет.

Под утро Бородуля решается, наконец, поднять глаза к звездам. Но тщетно ищет он Большую Медведицу. Постепенно ему снова становится не по себе.

Дежурный по заставе, младший сержант Ковалдин, проверяет службу часового. Бородуля докладывает, что происшествий нет и спрашивает:

— Товарищ младший сержант, а где сейчас Большая Медведица?

Ковалдин не понимает вопроса Бородули и отвечает шуткой;

Наверно, в берлогу пошла: каждому свое время.

— А-а,— неопределенно тянет Бородуля.

День. Бородуля спит.

Вечер. На боевом расчете Бородуля узнает, что выйдет на границу ночью с лейтенантом Пулатовым.

6 августа. Три часа тридцать минут. Дежурный по заставе старшина Пологалов будит Бородулю. Вставать не хочется, да что поделаешь— служба!

Бородуля садится на койке и вспоминает, куда засунул портянки: кажется, в сапоги. Но портянки оказываются на задней перекладине под.

Три часа сорок пять минут. Бородуля седлает коней.

Четыре часа ноль две минуты. Бородуля, плавно покачиваясь в седле, едет за лейтенантом Пулатовым.

Опять над головой шмели-звезды, и опять не видно Большой Медведицы.

Река шепчет:

— Бои-ишься ты... бои-ишься ты...

«Чепуха!»—думает Бородуля, а сам пришпоривает коня и приближается к лейтенанту. На звезды больше смотреть не решается...

Тринадцать часов.

— Подъем!

«И кто придумал это проклятое слово!—негодует Бородуля.— Будто всю душу выворачивает!».

— Подъем, Бородуля!

— А, сейчас...

Глаза у Бородули еще закрыты. Он знает, что время обедать и свое отоспал, но вставать не хочется. После обеда, конечно, на стрельбище, или черт знает, что еще придумает командир отделения.

— Бородуля, поднимайтесь!

Вот привязался.

Бородуля нарочно сопит.

— Опять заснул?— это голос старшины Пологалова.

Бородуля чуть заметно приоткрывает один глаз. Точно: рядом с Назаровым стоит старшина заставы Пологалов.

— Если ему позволить — целый день проспит!— сердито говорит командир отделения.

«И просплю!— усмехается про себя Бородуля.— А тебе-то что?».

Старшина наклоняется над Бородулей, видит, как тот плотно сжимает веки. Ну, конечно, не спит. Однако замечает спокойно:

— А вы, товарищ сержант, дайте ему разок выспаться.

— На занятия опоздает.

— Ничего.

«Ну, что за человек — старшина!»—восхищается Бородуля и усердно храпит.

— Пожалуйста,— говорит Назаров.

Бородуля слышит удаляющиеся шаги. Теперь он один в казарме. Сон прошел и лежать больше не хочется. Бородуля откидывает накомарник и садится на койке.

В этот момент снова появляется Назаров.

— А, Бородуля,— говорит он.— Уже встаешь? Почему?

— А почему я должен лежать?— настороженно отвечает Бородуля.

— Старшина разрешил.

— Мало ли что разрешил!—Бородуля натягивает шаровары.

— Спи, Бородуля!—Назаров произносит это тоном приказа.

— Ну, да,— хмыкает Бородуля.— А почему я должен спать?

Он обувается и берет полотенце.

Назаров подсказывает:

— Вначале койку заправь.

— А зачем?— спрашивает Бородуля.

Назаров начинает терять терпение.

— Положено.

— А я об этом в Уставе Внутренней службы не читал.

В окно заглядывает Никита Кошевник. Глаза так и брызжут смехом. Шепчет Бородуле.

— В стрелковом наставлении...

— Что в наставлении?—не понимает Бородуля.

— В стрелковом, говорю, наставлении про это написано!

Бородуля отмахивается.

Назаров приказывает:

— Рядовой Бородуля, заправить койку!

— Так ведь все равно ложиться,—тянет Бородуля.

— Ух, какой храбрый!— восхищается Никита.

Бородуля ждет подвоха. Он не слишком-то верит Кошевнику. Неохотно заправляет одеяло.

Никита, видно, спрыгнул с завалинки. Его голова исчезла, но голос слышен:

— Кто говорит, что Бородуля боится? Он даже командира отделения не боится!.. А вы говорите, поверки боится!

Боится... Боится!..

Влепить бы этому новоиспеченному ефрейтору. А с кем это он, собственно, разговаривает?

Бородуля выглядывает в окно. Вот новости: Кошевник-то, оказывается, сам с собой разговаривает!

Бородуля сопит, идет к умывальнику. Он намыливается, а воды нет. Глаза щиплет. Вот чертова служба!

— Погоди, сейчас принесу!— Кто-то гремит ведрами.

В щелочку глаза Бородуля определяет: Бегалин, дружок Кошевннка. Больно нужна его помощь!..

А впрочем пусть, пусть несет... Ишь, как старается: припустил рысью.

Бородуля стирает мыло полотенцем и идет в казарму.

Бегалин возвращается с водой, а возле умывальника— никого. Вид у него растерянный.

— Я же говорю: он ужасный храбрец!— Конечно, это опять Кошевник. Берет у Бегалина ведро и тащит на кухню. Всё ясно: он — рабочий по кухне. Рад проехаться за чужой счет. Старший матрос...

Бородуля видит Кошевника в окно казармы. Подумаешь: вот назло буду называть его ефрейтором...

7 и 8 августа. Бородуля едет со старшиной Пологаловым в отряд за продуктами. Такое дело ему по душе. И, кажется, почти перестал вспоминать Большую Медведицу.

10 августа. «Каша пригорела, что ли?» — думает Бородуля, ковыряя металлической ложкой в металлической миске.

Рядом за столом — Кошевник. С аппетитом ест такую же гречку с мясной подливой. У него деревянная ложка и миска особенная—с расплющенными краями, словно перевернутая шляпа. Раз-раз и уже бежит за добавкой.

Бегалин — тот стеснительный. Ест спокойно и обязательно немножко оставит. С Бегалиным, пожалуй, Бородуля не прочь подружить, но только, конечно, если тот перестанет дружить с Никитой...

Солнце раздвигает камышовые стены летней столовой, и вместе с ним ветер закидывает песок. Это он хрустит на зубах и горчит, а повар ни при чем, и каша не пригорела.

Никита опять садится рядом. Усиленно работает ложкой. Подобрал все до последней крупинки и отдувается. Видно, очень доволен. Сейчас начнет злословить.

Никита смотрит на Бородулю:

— Каша не нравится?

Бородуля молчит.

— Послушай, Бородуля, тебе каша не нравится?— пристает Никита.

Бородуля усиленно разжевывает мясо, а на Кошевника даже не смотрит.

Тот ерзает. Ждет, когда Бегалин вернется с огромным чайником и кружками. Конечно, одна из этих кружек ему, Кошевнику. Он наливает в кружку чай и подвигает к себе тарелку с сахаром.

Бегалин тоже наполняет кружку.

Бородуля все еще давится кашей.

— Вот чудак,— говорит Кошевник.— Не нравится, а ест!

Бородуля делает вид, что не слышит и нарочно ест.

— Ладно тебе,— одергивает друга Бегали.

Никита импровизирует:

«Нам вчера пропели пули

Тонким, робким голоском:

«Кто стреляет?

Бородуля?!.

Быть заставе с ...«молоком»! »

Каша застревает у Бородули в горле.

— Ефрейтор шут-ик!—давясь, произносит он.

— Шутник,— поправляет Кошевник и с сожалением смотрит на Бородулю:—А потом, рядовой Бородуля, не ефрейтор, а старший матрос. Ясно?

— Ясно, товарищ ефрейтор!—соглашается Бородуля.

— Старший матрос!—настаивает Никита.

— Понял, товарищ ефрейтор!— упорствует Бородуля.

— Старший матрос!

— Ясно, товарищ ефрейтор.

Кошевник ждет, чтобы Бородуля уткнулся в миску и неожиданно кричит:

— Поверка!

Бородуля икает и давится кашей.

Кошевник хохочет.

Бородуле страшно обидно. Он бросает ложку и выходит из столовой. В дверях сталкивается с Назаровым.

— Покушали, Бородуля?—приветливо спрашивает сержант.

Бородуля невнятно ворчит.

— Не понял,— Назаров сердито сдвигает брови.

«Рассказать про Кошевника или не стоит?— думает Бородуля,—Может, сержант всыплет ему?»

Но он думает слишком долго, и Назаров идет к раздаточной.

Бородуля вздыхает: ну, абсолютно никто не понимает его на заставе.