Пассат

15

Мистер и миссис Хьюберт Плэтт с четырехлетними близнецами вернулись в должное время. Оливия, поскольку в ее кладовой оставались только пустые чемоданы да всегдашние пауки и пыль, с легким сердцем заверила брата и невестку, что во время их отсутствия не скучала.

«Фурия» ушла из гавани по своим темным делам на другой день после визита Геро в Дом с дельфинами и до сих пор не возвращалась. «Нарцисс», несший патрульную службу вохте Килоа, вернулся для отдыха команды и загрузки топлива. Из Америки пришли письма, а в американском консульстве неожиданно появился превосходный арабский конь — подарок от принцесс из Бейт-эль-Тани племяннице консула, так как она высказывала желание устраивать верховые прогулки за город.

— О, какой красивый! Какой великолепный! — ахнула восхищенная Геро. — Но я не могу принять его.

— Боюсь, ты не можешь отказаться — мрачно заметил дядя. — Это будет воспринято, как оскорбление. Надо было предупредить тебя, что нельзя говорить ничего подобного при арабских властелинах, они тут же спешат сделать тебе соответствующий подарок. В довершение всего, теперь ты должна отдарить их чем-то равноценным.

Геро даже не знала, что сказать. Она помнила, как говорила Салме, что любит ездить верхом и хочет приобрести лошадь, прекрасно понимала, что этот царственный дар — плата за оказанные услуги. Однако объяснить это дяде Нату было немыслимо, поэтому она заверила его, что подберет подходящий ответный подарок и отправила принцессам благодарственное письмо, написанное в изысканных выражениях.

Конь, названный Шарифом (Принцем) в честь законного наследника, благодаря которому, в сущности, он и появился, оказался гораздо лучше лошадей в дядиной конюшне. Консул не питал особого пристрастия к лошадям, Кресси признавала только медленную рысцу по майдану или безопасным песчаным дорогам. Тетя Эбби совершенно не садилась в седло, поэтому в прогулках мимо гвоздичных рощ или между длинными рядами кокосовых пальм Геро неизменно сопровождал Клейтон.

Для выездов она предпочитала ранние утренние часы. К ней и Клейтону часто присоединялись другие наездники: полковник Эдвардс, Жюль Дюбель и лейтенант Ларримор, Джозеф Линч (близкий друг Клейтона, служащий фирмы по экспорту пряностей), Тереза Тиссо и молодой немец Вильгельм Руете, около полудюжины прекрасно сидящих в седле арабских землевладельцев и шейхов, а иногда и сам законный наследник, сеид Баргаш ибн Саид.

Баргаш, как и говорила Кресси, был красавцем; правда, более смуглым, чем большинство арабов, каких видела Геро, и этим резко отличался от матово-бледной Чоле. Величественной осанкой, манерой держаться, в которой достоинство прекрасно сочеталось с любезностью, роскошной одеждой он, сидя на злобного вида черном жеребце, являл собой впечатляющий образец восточной пышности и великолепия.

Принц попросил, чтобы его представили Геро, и когда Клейтон исполнил его просьбу, обратился к девушке по-арабски; похвалил ее не заслуживающее похвал знание языка и мастерство наездницы.

— Мои сестры, — добавил он любезно по-английски, — рассказали мне о вас. С тех пор я хотел познакомиться с вами и поблагодарить за любезный интерес к их незначительным делам. Надеюсь, когда-нибудь навестите нас в «Марселе»?

— В Марселе? Вы едете во Францию?

— Нет-нет, — рассмеялся Баргаш. — Это загородная усадьба неподалеку отсюда, отец назвал ее в честь французского города; возможно, желая доставить удовольствие какому-то французу. Теперь она принадлежит двум племянницам Салме. Там есть парк, где можно ездить верхом, а в конюшне много лошадей. Думаю, вас это заинтересует. Я попрошу владелиц устроить прием и надеюсь, ваш дядя и вся семья почтят его своим присутствием.

Он поклонился и, не дожидаясь ответа, отъехал. Лейтенант Ларримор, слышавший этот разговор, негромко сказал:

— На вашем месте, мисс Холлис, я не стал бы этого делать.

Геро резко повернулась к нему и недоуменно поглядела. Лейтенант правильно истолковал ее взгляд.

— От сеида Баргаша лучше держаться подальше. Я бы доверял ему, лишь когда он у меня на глазах, и то не совсем!

— Вот как? — уклончиво сказала Геро и, повернув коня, поскакала к Клейтону, раздраженная непрошенным советом от едва знакомого человека.

Два дня спустя она получила еще один, притом от более нежелательного советчика. Клейтона на сей раз не было с ней. Он остался уточнить некоторые цифры, необходимые отчиму, с которым позднее отправлялся на официальную встречу к султану, и Геро выехала на рассвете в сопровождении одного лишь грума. Она не сомневалась, что вскоре повстречает мистера Линча или еще кого-то из европейцев. Так и случилось, однако джентльмена, встреченного примерно в миле от города на узкой дорожке между дикими зарослями кофейных деревьев, она вовсе не желала видеть.

Джентльмен этот был одет по-арабски, возможно, потому девушка узнала его, лишь когда уже нельзя было уклониться от встречи. Поставив лошадь поперек дороги и тем вынудив Геро остановиться, он с искренним удивлением произнес:

— Господи Боже — Русалка!

Густые заросли и едущий сзади грум мешали девушке повернуть назад. Поэтому она ледяным тоном произнесла: «Доброе утро» и легонько кивнула, это было не столько приветствие, сколько разрешение, продолжать путь.

Капитан Фрост не уловил намека и по-прежнему преграждал дорогу, разглядывая девушку с явным одобрением, от чего она покраснела и негодующе вскинула голову.

— Ваше лицо пришло в норму, и я не узнал вас, — заметил капитан с непростительной прямотой. — Перемена к лучшему просто разительная. Вот не представлял, что под синяками и ссадинами кроется такая красота. Может, оно и к лучшему. Догадайся я, что могут сделать несколько недель ухода и прикладывания холодных компрессов, то, может, и подвергся бы искушению похитить вас. Вы красавица, мисс Холлис, и я начинаю жалеть о своих упущенных возможностях.

Он поклонился, и Геро, раздосадованная тем, что покраснела, произнесла с меньшим достоинством, чем ей хотелось бы:

— Я не считаю это комплиментом и прошу вас посторониться, мне хотелось бы продолжить прогулку.

— Это комплимент, — настойчиво заявил капитан Фрост. — Я никогда не утруждаю себя…

— Похищением некрасивых женщин! — выпалила Геро, увидя возможность отплатить ему. — Вы уже мне говорили.

Капитан запрокинул голову и громко захохотал.

— Да? Я и забыл. А вы запомнили! Вас это сильно задело? Прошу прощения. Но откуда мне было знать, что у меня в руках? Вы походили на вихрастого уличного мальчишку, мне сперва показалось, что вам около пятнадцати лет, и вы недавно расстались с фартуками и косичками. Лишь когда пришли ко мне домой, я понял, что вы значительно старше. Достаточно взрослая, чтобы понимать, что к чему. А когда вы столь бесцеремонно перебили меня, я собирался сказать, что никогда не утруждаю себя вежливой ложью. Это пустая трата-времени. Однако я хотел сказать вам кое-что. Может, проедетесь немного со мной?

— Нет, не проедусь, — + резко ответила Геро и тут же устыдилась своей детской грубости. Это умение вывести ее из себя, заставить забыть о собственном достоинстве и унизиться до перепалки с ним являлось одной из худших черт капитана Фроста. Девушка закусила губу, а потом сказала более сдержанно:

— Прошу прощения, однако нам не по пути, и я не представляю, что мы еще можем сказать друг другу. Всего доброго, капитан Фрост.

— Спасибо за пожелание, — любезно ответил он, не собираясь уступать дорогу. — Может, вам больше нечего сказать мне, но я должен сказать вам еще многое. Предпочитаете спешиться и выслушать или все-таки проедемся?

Тон его оставался любезным, но глаза смотрели недобро, и Геро внезапно поняла, что он сердится, испытывает глубокий, холодный гнев. Это открытие вызвало у нее нелепый страх. Оглянувшись через плечо, она приготовилась развернуть Шарифа, но тут капитан подался вперед, ухватил ее поводья и сказал почти те же слова, что и Дэн Ларримор два дня назад, но таким тоном, каким к ней еще никто не обращался:

— На вашем месте я бы этого не делал.

Геро, широко раскрыв глаза, уставилась на него. Щеки ее побледнели от гнева и страха, дыхание участилось, словно после бега. Пальцы конвульсивно сжались на рукоятке хлыста, сделанной из слоновой кости, но если она хотела пустить его в ход, то передумала. Что-то в мрачно-насмешливом, неприятно-понимающем взгляде Рори Фроста бросало ей вызов поступить так и убеждало, что он способен ответить тем же. Она ослабила хватку, отвела глаза, и капитан сухо сказал, словно намерения ее были высказаны вслух:

— Весьма разумно.

Он повернул свою лошадь, и они поехали бок о бок по узкой дорожке, листва деревьев задевала их, бесстрастный грум ехал сзади на почтительном расстоянии.

Геро потребовались долгие две минуты, чтобы задышать спокойнее и слегка овладеть собой. Обретя наконец возможность говорить, она сказала:

— Итак, капитан Фрост? О чем вы хотели вести речь? Если все же решили получить вознаграждение за то, что спасли меня, я, естественно, позабочусь, чтобы оно было выплачено. Разумеется, если сумма не превысит разумных пределов. Только вам лучше обратиться к моему дяде.

— Возможно. Не сомневаюсь, его очень заинтересовало бы то, что я собираюсь сказать. Только деньги здесь не при чем, и мне бы не пришлось говорить этого, если б я не уходил в десятидневный рейс и мог бы удержать вас от преступного безрассудства. Хотелось бы знать, мисс Холлис, имеете вы представление о том, что делаете?

— Не понимаю, — безучастно ответила Геро.

— Надо бы понять. Я уверен, что ваш дядя, добропорядочный человек, не имеет представления о том, как и почему у вас оказался конь, на котором вы сейчас едете. Но не надо думать, будто другие — например, я — столь же легковерны.

Геро от изумления раскрыла рот, поперхнулась и сильно закашлялась. Когда кашель прошел, она с отдышкой сказала:

— Я не понимаю… совершенно не понимаю, о чем вы говорите.

— Ерунда! — раздраженно произнес капитан Фрост — Вам не провести меня своим притворством. Прекрасно понимаете, и я хотел бы знать, что толкнуло вас на это. Нет — не спрашивайте «На что?», а то я изменю мнение о вашем уме в худшую сторону.

— У меня и в мыслях этого не было, заговорила Геро — Я…

— Было, было. Я видел, этот вопрос готов был сорваться у вас с языка. Но если думаете, что, разыгрывая полное недоумение, можете одурачить меня, то глубоко ошибаетесь. Я прекрасно знаю, что замышляете вы и ваши приятельницы.

— Вы не можете знать, — ответила встревоженно Геро. — Просто догадываетесь… вы… В таком случае, что я делала?

— Играли с огнем. И, хуже того, с людскими жизнями.

— Это говорите вы? Хотя наживаетесь на купле-продаже беспомощных несчастных людей которые.

Продолжать она не смогла.

Капитан Фрост сказал с коротким смешком:

— Хотите сказать, черт учит добродетели? Но вам следует иметь в виду, что я таким образом зарабатываю на жизнь, а вы просто-напросто получили лошадь. Или вам еще уплатили «сумму не превышаующую разумных пределов»?

Геро резко остановила коня и найдя выход в сарказме, с презрением сказала.

— Но вы конечно же, должны знать — раз так много знаете обо мне?

— Вы делали это из любви, так ведь? Любви к чему, мисс Холлис? Проказам? Волнующим играм? Вмешательству в чужие дела? Кого разыгрываете? Жанну д 'Арк или Флору Макдоналд[12]?

«Ничего не отвечу, — подумала Геро — Ничего» Однако не смогла удержаться.

— Вы не понимаете, тут нет ничего похожего Вы ничего не знаете об этом. Совершенно.

— Знаю, что во многим благодаря вам — это была ваша мысль, не так ли? — большое количество очень опасного материала оказалось в руках честолюбца, который из чрезмерного самомнения и зависти готов пролить сколько угодно крови, лишь бы добиться своего. Очевидно, вы сочли себя очень умной и, сделав это, испытали радостное волнение; хочу верить, что вы не имели понятия, какие интересы там затронуты, и в какое смертоносное сплетение обманов и лжи позволили себя втянуть. Однако советую впредь держаться подальше от этой грязной интриги. Оставьте ее тем, кто знает, что делает.

— Вам, например, — вскипела Геро.

— Конечно, — согласился капитан Фрост. — Уверяю, в подобных делах я разбираюсь лучше вашего и вряд ли наделаю опасных ошибок.

— Насколько я понимаю, — с гневом заговорила Геро, — вы подкуплены противоположной стороной, тайком поставляете ей нужные грузы, но вам нестерпима мысль, что кто-то делает то же самое для другой стороны — из страха, что они могут сколотить на этом больше денег.

— Вы, кажется, намекали, что действуете бескорыстно, — небрежно заметил капитан Фрост.

— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.

— Понимаю. И думаю, вы понимаете не хуже, что имею в виду я, говоря, что ваше вмешательство в дела, не касающиеся вас, пора прекратить.

— А кто прекратит его, капитан Фрост? — поинтересовалась Геро зловеще спокойным тоном.

— Например, ваш дядя. Полагаю, имеющий над вами какую-то власть. Но если не сможет, то полковник Эдвардс, несомненно, сделает это за него, поскольку в данном случае они окажутся в полном согласии.

Геро выдавила принужденный смешок и едко сказала:

— Неужели полагаете, кто-то из них поверит вам? Даже если они согласятся вас принять, в чем я сомневаюсь? Вы, Наверно, и впрямь видите во мне дуру, если думаете запугать угрозой прийти с таким нелепым заявлением к моему дяде или полковнику Эдвардсу, знающим о вас очень много.

— И, видимо, слишком мало о вас. Возможно, вы правы; однако искренне надеюсь, что нет, так как в противном случае мне придется заняться вами самому. А это, моя девочка, может привести ко многим неприятностям.

Он с мрачной насмешкой поглядел на сжатые губы, Геро, на ее пылающие глаза и задумчиво добавил:

— Знаете, мисс Холлис, хоть вы и недурно выглядите, но кажетесь мне избалованной и вздорной; это сочетание я нахожу ужасно неприятным. Сомневаюсь, что оно может кому-то понравиться — даже мистеру Майо — и самым серьезным образом советую изжить эти недостатки, пока не поздно.

— Вот как? — произнесла Геро ядовитым тоном. — К сожалению, сэр, я не могу дать вам подобного совета, так как боюсь, что в вашем случае советовать уже поздно. А теперь, если вы сказали все и не имеете других предложений, как улучшить мое поведение и характер, я хотела бы продолжить прогулку — в одиночестве! До свидания, капитан Фрост.

Она потянула правый повод и впервые вытянула Шарифа хлыстом, тот встал на дыбы, повернулся и поскакал в обратную сторону, едва не сбив испуганного грума и подняв облако белой пыли, унесенное ветерком в густые заросли.

Умиротворяющий запах горячего кофе и свежеиспеченного хлеба заполнял все консульство. Кресси, тетя Эбби и Клейтон уже завтракали. Но хотя аппетит у Геро всегда был превосходный — особенно после утренних поездок верхом — в то утро девушка совершенно не могла есть.

Она заездила Шарифа до пены, вернулась разгоряченной, пыльной, усталой, однако гнев, а не изнеможение стискивал ее горло и Геро смогла отпить лишь несколько глотков кофе.

Работорговец! Контрабандист оружия, вор, не стыдящийся своего поступка, взялся разговаривать с ней властным тоном, читать мораль, словно она скверная ученица воскресной школы, пойманная на краже с тарелки для пожертвований. Как он узнал? Кто проболтался ему? Неужели он вправду выдаст ее дяде Нату или расскажет обо всем в британском консульстве? Нет, не посмеет. Они знают, кто он, и не станут его слушать. А вдруг станут? Если дядя Нат примется расспрашивать ее, что она ответит? Сможет ли отказаться отвечать на обвинения? Пожалуй, так будет лучше всего, нельзя же предавать Терезу, Кресси и Оливию, тем более принцесс и Баргаша. Если султан узнает об этом, для них дело может кончиться тюрьмой — а то и худшей участью.

Да, так она и поступит. Если этот презренный англичанин разболтает все дяде Нату, придется молчать, делать вид, будто отвечать на обвинения, исходящие от столь продажного, бесчестного человека, ниже ее достоинства (из чего видно, что мисс Холлис, как и многие представительницы ее пола, считала, что в определенных обстоятельствах допустимы увиливание и suggestio falsi[13], но не прямая ложь).

— Геро, что тебя беспокоит?

Голос Клейтона прервал ее тревожные мысли, девушка вздрогнула и увидела, что он смотрит на нее с хмурой сосредоточенностью. Поняв, что волнение егг-ражалось на ее лице, она через силу улыбнулась и ответила:

— Ничего, Клей.

Однако ни улыбка, ни легкость тона не достигли цели, и хмурые морщины на лбу Клейтона стали ешс глубже.

— Правда? У тебя очень усталый вид. Лучше б не ездила на прогулки без меня. Я не уверен, что это безопасно, что ты не заедешь слишком далеко и не перегреешься на солнце.

— Лично мне — сказала Кресси, намазывая маслом горячий бисквит, — досаждает не столько солнце, сколько ветер. Я понимаю, он помогает сохранять прохладу в доме, но всегда бываю рада его прекращению. Этого шума… шелеста пальм, свиста сквозь ставни и под дверями. Потом еще прибой ежедневно с утра до вечера, бух, бух, бух, и ни минуты тишины, иногда мне даже хочется завопить. Знаешь, Геро, ты действительно очень бледна. Ветер и тебе действует на нервы? Или причина в жаре?

— Ни в том, ни в другом. Но я слегка устала, — призналась Герб. — На обратном пути свернула не туда, а грум промолчал, сочтя, что я умышленно еду в ту сторону.

Клейтон больше ничего не говорил, но продолжал смотреть на нее, и Геро внезапно охватило неудержимое желание довериться ему. Как хорошо, когда есть человек, которому можно рассказать всю историю, который примет ее сторону, даст совет и скажет, что она права.

Только сочтет ли Клейтон ее правой? Скорее всего заявит: «Я же говорил тебе», а это будет невыносимо. Он советовал ей пореже видеться с Терезой Тиссо, с преданными Баргашу сестрами, и теперь решит, что был совершенно прав, может, даже почтет себя обязанным рассказать обо всем дяде Нату. В подобных делах мужчинам доверяться нельзя, у них очень прозаичные представления о Долге. Но когда все окажется позади — когда Баргаш станет султаном, Занзибар начнет процветать под лучшим правлением, избавится от позорного договора и пагубного влияния бесстыдного работорговца, она расскажет Клею все, и он будет гордиться ее ролью в перевороте. До тех пор Клейтон должен оставаться в неведении… если их не выдаст капитан Фрост. Случись такое…

Геро вновь оказалась у исходной точки, с теми же сомнениями и, резко отодвинув кофейную чашку, поднялась, извинилась и покинула столовую. Но Клейтон поднялся столь же стремительно и, едва она достигла, подножия лестницы, вышел в коридор, прикрыл за собой дверь и сказал:

— Геро, подожди…

Девушка неохотно остановилась на нижней ступеньке, держась за перила. Он в три шага пересек коридор и, положив ладонь ей на руку, негромко сказал:

— Тебя что-то обеспокоило, так ведь? Только не нужно отрицать. Это было ясно с той минуты, как ты вошла. Не можешь рассказать мне, в чем дело?

— Нет, Клей. Пожалуйста, не сейчас.

— Почему? Ты же знаешь, я хотел бы оградить тебя ото всех неприятностей. А если не удастся, То хотя бы разделить их с тобой. Во время твоей прогулки что-то произошло, так? Иного объяснения нет, вчера вечером настроение у тебя было отличное. Кого ты повстречала, Геро? Кто расстроил тебя? Не Тереза Тиссо?

— Тереза?

Удивление прозвучало в ее голосе так же явственно, как облегчение. Клейтон покраснел и, убрав ладони с ее руки, торопливо сказал:

— Я подумал, может, она что-то сказала и тем расстроила тебя. Всем известно, что ей доставляет удовольствие пакостить людям, ссорить их. Ей на Занзибаре невыносимо скучно, но, к несчастью, поиски развлечений приводят ее к выдумыванию сплетен, и они, наверняка, вызовут большие неприятности.

Геро сказала чуть сдавленно:

— Клей, это серьезное обвинение. Ты ведь этого не знаешь, несправедливо обвинять кого-либо на основании слухов.

Клейтон покраснел еще сильнее, отвернулся и сдержанно заговорил.

— Я не хотел быть жестоким ни к кому из женщин уже хотя бы ради тебя; и признаюсь, как-то счел ее очень несчастной и заслуживающей жалости: Анри Тиссо пожилой зануда, а детей, которые занимают и утешают, у нее нет. Я подумал, что наш долг сделать жизнь Терезы более сносной, а не осуждать ее, но вскоре понял, что ошибся, и все, что мне говорили о ней, правда. Потому-то я и не хочу, чтобы ты с ней сближалась.

Геро подошла к нему.

— Как ты понял это, Клей? С ее слов или по рассказам тех, кто клеветал на нее раньше?

Клейтон взглянул на девушку, в его чистосердечном взгляде сквозила боль.

— Раз тебя это интересует, она сказала мне заведомую ложь с единственной целью — погубить карьеру мужчины и счастье женщины. Больше ничего сказать не могу. Теперь тебе понятно, отчего, когда ты вернулась с таким расстрбенным видом, я спросил, не встретила ли ты мадам Тиссо. Мне пришло в голову, что она сплетничала о… о Кресси.

— Господи, да что ты. Тереза к ней очень привязана. Да и встретила я вовсе не Терезу.

— Значит, ты кого-то встретила; Кого-то, кто напугал тебя и расстроил.

— Да… нет! Клей, если ты не против, мне не хочется об этом говорить. Пока что.

— Это имеет какое-то отношение ко мне? Поэтому не можешь сказать?

— Ну вот еще — с облегчением ответила Геро. — С чего ты взял? Как раз-потому, что к тебе это не имеет никакого отношения, и я не хочу обременять тебя этим.

— А если я скажу, что это будет не бременем, а привилегией?

— Нет, Клей. Сейчас говорить об этом я не хочу, но когда такое желание появится, расскажу тебе первому. Теперь ты удовлетворен?

— Похоже, мне ничего другого не остается, — недовольно ответил Клейтон.

Он взял ее руку, поцеловал и, не двигаясь с места, глядел, как она быстро поднимается по лестнице, подол амазонки тянулся по мраморным ступеням, резко раздавался звук шагов.

Девушка, свернув с лестничной клетки, скрылась из виду. Клейтон услышал, как за ней закрылась дверь спальни, но стоял все там же, глядя в пространство, пока из столовой не вышли его мать и сестра.

— Что случилось, Клей? — резко спросила тетя Эбби, встревоженная выражением его лица. — Что-нибудь не так? Геро не…

Лицо Клейтона утратило угрюмость, и он, пожав плечами, ответил:

— Не знаю, мама. Она не хочет говорить. Что-то ее расстроило. Но не солнце, — и не ветер!

— Может, когда ты заключишь с ней помолвку… — неуверенно предположила мать.

— Это может произойти гораздо скорее, если Кресси не станет подстрекать ее к общению с особами вроде Терезы Тиссо, — грубовато сказал Клейтон.

— Ну, вот еще! — ответила сестра. — Тебе ли это говорить, сам в прошлом году ездил с Терезой на прогулки почти каждый день.

Клейтон скривил губы, в чем Кресси увидела опасный признак, и холодно произнес:

— Именно потому, что знаю Терезу лучше, чем ты, и не хочу, чтобы их дружба поощряюсь. Но стоит мне отозваться о ком-то неодобрительно, ты сразу же занимаешь противоположную позицию — о чем свидетельствует твой флирт с неотесанным англичанином, притязания которого ты поощряешь всеми силами.

— Нет! — Хорошенькое лицо Клесси вспыхнуло. — Я не позволю тебе так говорить. Корабль его вернулся неделю назад, а он заходил всего один раз, и из-за головной боли я не смогла его принять.

— Клей, это правда, — встревоженно вмешалась их мать. — А когда лейтенант спросил, может ли он зайти еще как-нибудь утром и пригласить Кресси на верховую прогулку, она попросила передать ему, что не знает, когда еще захочет ездить верхом. Ларримор ответил, что все понятно, и больше она его не видела, потому что он не заходил, правда, милочка?

Гневный румянец сошел с лица Кресси, оно стало бледным, удрученным, и она ответила слабым, жалким голосом:

— Нет. Не приходил. Я подумала… подумала…

Голос ее дрогнул, она быстро отвернулась и побежала вверх по лестнице в комнату кузины.

Снятая амазонка лежала на оттоманке, Геро, одетая в просторный муслиновый пеньюар, стояла у окна, из которого были видны цветочные клумбы в саду. Она повернулась и не дав Кресси сказать ни слова, резко произнесла:

— Входи и закрой дверь. Что делает до полудня твоя мать? Будет ли дома?

Кресси закрыла дверь, под влиянием тревожного голоса Геро повернула ключ, чтобы уединение их стало более надежным и ответила:

— Кажется, мама собиралась пойти на утренний кофе к миссис Кили. А что, Геро?

— Мне нужно немедленно видеть Оливию. Лучше бы Терезу, она поумнее, да твой отец и Клейтон настроены против нее. Придется поговорить с Оливией. Только Клей об этом не должен знать. Если до него дойдет, что я хотела увидеться с ней он станет подозревать что-то, а если до тети Эбби, она непременно расскажет ему.

Кресси с глубоким вздохом вскинула руки к горлу:

— Значит, Клей был прав. Он сказал, что-то произошло. Что, Геро?

— Нечто в высшей степени неприятное, — ответила та, содрогнувшись. — Сейчас нет времени рассказывать. Нужно послать Оливии записку… Позвони, пожалуйста, в колокольчик, вызови Фаттуму. Когда твоя мать собирается уходить?

— Думаю, не раньше половины одиннадцатого, — ответила Кресси, исполняя просьбу.

— Отлично. У нас будет достаточно времени. Поскольку у твоего отца и Клея сегодня какие-то дела с султаном, Оливии не трудно будет зайти сюда на полчасика, и никто не узнает. А если и узнает, сочтут, что она приходила за какой-нибудь книгой, или рецептом консервирования манго, или еще зачем-то в этом роде. Куда я задевала свою ручку?

Оливия Кредуэлл явилась в консульство через полтора часа, но не одна.

— Я знала, ты не будешь против, — прошептала она на ухо Геро. — Тереза пришла за семенами бобов, обещанными ей Джейн. Месье Тиссо их очень любит. А Джейн не оказалось дома, она повела близнецов поиграть с детьми Лессингов, и я привела Терезу с собой Это ничего?

— Это чудесно, — ответила Геро. — Лишь бы только никто не узнал. Собственно, я бы предпочла, чтобы никто не услышал и о твоем визите. Кресси, где нас наверняка не смогут подслушать?

Они перешли в небольшой будуар рядом со спальней Кресси. Геро, убедившись, что никого из слуг поблизости нет, закрыла дверь и лаконично произнесла:

— Должна сказать, наш секрет стал известен.

Оливия ахнула, Кресси побледнела, но Тереза лишь спокойно произнесла:

— Какой секрет? Что мы желаем Баргашу добра? Или что помогли передать сокровища из Маската ему в руки?

— И тот, и другой. В Бейт-эль-Тани явно есть предатель. Вот почему я послала за Оливией. Кто-то должен немедленно отправиться туда и предупредить сеиду Чоле, что в доме у нее завелся шпион.

Геро казалось жизненно важным поставить приятельниц-заговорщиц в известность о том, что дела их раскрыты. Но Тереза, очевидно, не видела здесь ничего страшного. Она заметила, что удивится, если в Бейт-эль-Тани всего один шпион, а не двадцать, поскольку арабы не могут жить без интриг, и в данных обстоятельствах там все примутся шпионить друг за другом, получая деньги от обеих сторон и презирая обе стороны.

— Значит, вы ожидали этого? — в изумлении спросила Геро. — Вы знали, что о наших делах станет известно?

— Это было вполне возможно. Чего еще ждать от таких людей? Но теперь дело благополучно завершено, и нам не о чем беспокоиться, особенно о сплетнях доносчиков, которые ничего не смогут доказать против нас. А откуда вы узнали, что обо всем стало известно? Наверняка не от месье вашего дяди!

— От папы? — пропищала Кресси. — Ой, Геро!

— Нет, конечно, не от него, — поспешила сказать мисс Холлис. От одного человека, встреченного утром на верховой прогулке. Я предпочла бы не называть егофамилии, но он сказал, что все знает об этом. И действительно знает. Все. По крайней мере…

Геро заколебалась, и Тереза спросила: — Неужели вы признались ему?

— Не напрямик. Я притворилась, будто не понимаю, о чем речь, Но тщетно. Он сказал, что знает все, предполагает, что я возомнила себя слишком умной и… да неважно, что сказал он, и что говорила или не говорила я. Суть в том, что он знает. А узнать он мог только от кого-то в Бейт-эль-Тани. Я решила, что мне нужно предупредить вас, а потом кому-нибудь — принцесс. Но кажется, беспокоиться не стоило.

— Не стоило? — воскликнула в ужасе Оливия. — Как ты можешь не беспокоиться?

— Согласна, — заметила Тереза. — В самом деле, как?

— Но вы только что сказали… — начала было в негодовании Геро.

Тереза властно подняла руку.

— Решив, что этот разговор состоялся у вас с грумом или служанкой. Но судя по тому, что мы Сейчас услышали — нет, и это осложняет дело. Теперь, полагаю, вам необходимо сказать, кто этот человек.

— Случайно… — произнесла Оливия упавшим голосом, — случайно не мой брат? Если Хьюберт узнает, как использовалась кладовая в его отсутствие, я сгорю от стыда! Геро, скажи, это не Хьюберт?

— Дэн! — испуганно произнесла Кресси, побледнев еще больше.

— Нет! — резко ответила раздраженная Геро. — Ни тот, ни другой. Не понимаю, почему это так важно. Главное лишь то, что кто-то знает.

— Тут, моя дорогая, вы ошибаетесь, — сказала Тереза. — Главное — кто знает. Не зная этого, мы не можем принять мер предосторожности.

— Каких?

— Мало ли. Например, кое-кто может кое-где сказать словечко, чтобы заронить сомнение в правдивости этого человека, в его мотивах. Или же…

Геро слушала с упавшим сердцем и внезапно пожалела, что не стала молчать о встрече на утренней прогулке. Она слишком поздно вспомнила, что говорил Клейтон о любви Терезы Тиссо к сплетням и пакостям, и поняла, что не хочет открывать ни Оливии, ни Терезе, как близко знакома с капитаном «Фурии» — или подлинную историю своего прибытия на Занзибар. Девушка сделала глубокий вдох и, тщательно подбирая слова, сказала:

— Если вам нужно знать, то говорил со мной человек по фамилии Фрост.

— Рори Фрост! Вы, должно быть, шутите.

— Не представляю, как вы могли такое подумать, — сказала Геро с излишней резкостью, — поскольку, уверяю вас, я считаю это дело нешуточным.

— Ошибаетесь. Это смехотворно! Говорите, капитан Фрост открыл вам, что ему все известно? Но с какой стати? Зачем это ему?

— Он угрожал мне! — ответила Геро, вспомнив гневные нотки в его голосе. — Держался нагло, обвинил меня, что я суюсь в дела, которых не понимаю, и посоветовал оставить их тем, кто понимает. Кажется, Тут он имел в виду себя.

— Ну, конечно! Ох, этот Рори!.. Простите, что я смеюсь. Тереза прижала к глазам надушенный кружевной платок из батиста и, подавив смех, заговорила: — Вы не знали, что он сторонник султана Маджида? Конечно же, ему неприятно узнать, что мы за его спиной поддержали дело Баргаша. Из-за месье капитана Рори нам беспокоиться не стоит, а относительно того, кто сказал ему — хорошо известно, что у Фроста масса странных друзей, передающих ему базарные слухи и дворцовые ссоры, даже те, о которых шепчутся в женских покоях. Тут уж ничего не поделаешь, и нам не нужно думать об этом.

— Слава Богу! — произнесла Оливия. — О, какое облегчение!

Геро могла бы произнести эти слова с такой же горячностью, но совсем по другой причине. Из-за сиюминутного волнения никому не пришло в голову расспрашивать ее о встрече с Рори Фростом. К тому же, Тереза беззаботно отмахнулась от него, как от возможной опасности, и в ту минуту для облегчения этого было достаточно. Лишь когда обе женщины ушли, Геро задумалась, почему Тереза так неумеренно веселилась. Она сама не видела тут ничего смешного. Совершенно ничего! И все же Тереза смеялась…

Этот пустяковый вопрос с раздражающей назойливостью донимал ее все жаркое утро. Лишь когда Клей и дядя Нат вернулись из дворца, она о нем забыла.