7

Геро проводила на борту «фурии» последнюю ночь, и ее вновь, на сей раз совершенно не таясь, заперли в каюте.

— Приказ капитана, — ответил Бэтти на яростное требование объяснений. Потом добавил с упреком, что «кто не задает вопросов, не услышит лжи», и ей нужно не волноваться, а хорошенько поспать, так как утром они должны достичь Занзибара.

Видимо, они «достигли» чего-то гораздо раньше, потому что девушка, лежавшая в жаркой темноте без сна, услышала грохот якорной цепи, потом уже знакомые звуки спускаемой на воду и отплывающей шлюпки. Но земля находилась близко, так как Геро слышала рокот прибоя, бьющегося о берег.

Оба иллюминатора снова, как и в ту ночь, были завешены, в каюте стояли непроглядная тьма и невыносимая жара. Толстые циновки из волокон кокосовой пальмы, наглухо закрывали доступ свету и воздуху, но не препятствовали туче москитов, их пронзительное, монотонное, приводящее в бешенство гуденье слышалось сквозь шаги на палубе, рокот прибоя и плеск весел возвращающейся шлюпки. Девушка тщетно пыталась бить насекомых, потом наконец вылезла из постели и, отыскав спички, зажгла высокую свечу, потом поплескала водой в лицо и под рубашку капитана, до сих пор служившую ей ночной.

Прохладная вода вызвала у Геро прилив сил и любопытства. Она вспомнила о ножницах, которые Бэтти после стрижки убрал в ящик стола. Они там и лежали, большие, массивные, удивительно острые. Девушка задумчиво поглядела на них, потом на плотные циновки.

Проведя в напряженных усилиях десять минут, Геро кое-как прокромсала в циновке неровную прорезь и стала осторожно глядеть в нее, задув предварительно свечу. Судно стояло на якоре неподалеку от те много берега, видимо, поросшего густым лесом; девушка различала белую линию прибоя в маленькой полукруглой бухте и зубчатые очертания коралловых скал, образующих с обеих сторон естественные волноломы.

Ветерок, тянувший с берега и охлаждавший разгоряченное лицо, восхитительно пахнул гвоздикой — странно было уловить этрт крепкий аромат в теплом ночном воздухе. Ощущались и другие незнакомые запахи, Геро не знала цветов, пахнущих так сильно и душисто. С этими ароматами приятно смешивался запах морской воды и мокрого песка. По обе стороны бухты виднелись высокие, раскачивающиеся под ветерком изящные верхушки бесчисленных пальм.

Луна еще не взошла, но на небе сверкали звезды, и, привыкнув к их неверному свету, Геро увидела дом среди деревьев над бухтой. Высокий, белый, с плоской крышей, закрытый от моря толстой стеной с амбразурами. Он отчетливо виднелся в свете ярких звезд, и либо живущие в нем спали, либо он был пуст, так как ни проблеска света не появлялось ни в окнах, ни среди густо растущих деревьев, ни на окружающей стене. Однако на изогнутом берегу за фосфоресцирующей чертой прибоя находились люди; около Полудюжины темных фигур, едва различимых на более светлой полосе песка, не то грузили, не то разгружали вытащенную на берег шлюпку. Вскоре ев столкнули обратно в воду, и Геро смотрела, как она плывет к судну. Когда шлюпка скрылась из поля зрения, послышался удар борта о корпус.

Только тут девушка осознала, что на «Фурии» нет огней, и даже якорный огонь погашен, так как в воде отражались только звезды и тени. Очевидно, шхуна в темный предрассветный час подошла близко к берегу, погасив огни и (почему она не подумала об этом раньше?) подняв паруса, которые Бэтти Поттер тщательно покрыл коричневой краской, чтобы при неверном звездном свете их трудно было разглядеть на фоне темного неба или еще более темной земли.

Снова послышались голоса и шаги, сопровождаемые стуком и скрипом по палубе, десять минут спустя в поле зрения Геро опять появилась шлюпка, глубоко сидящая в воде, словно тяжело нагруженная. На сей раз они не брали груз, а свозили его на берег. Однако выгружали из трюма явно не рабов, хотя Геро не сомневалась, что этот самый груз был доставлен на «Фурию» посреди океана позавчера ночью.

Она проводила взглядом шлюпку до берега, видела, как темные, неразличимые фигуры разгрузили ее, потом донесли длинные и явно тяжелые тюки по белому песку к скалам и в тень высокой защитной стены. Внезапно девушку осенила столь ужасная мысль, что у неё замерло сердце. Трупы! Неужели перевозят их? Неужели на борту «Фурии» все же находятся рабы, и сейчас команда избавляется от тех, кто умер в душном трюме — Хоронит черные тела в глухом саду этого темного дома, где могил не обнаружат, и никто ничего не узнает?

Прошло целых пять минут, прежде чем здравый смысл подсказал ей, что капитан Фрост не станет тратить время и силы на рытье могил, избавиться от трупов гораздо проще, бросив их в море. А вдруг эти длинные тюки — живые люди, и она наблюдает какой-то ужасный способ тайной переправки живого товара на остров?

Геро знала, что любой британский или британо-индийский подданый, уличенный в торговле или владении рабами, карается крупным штрафом или тюремным заключением, однако по условиям соглашения, на её взгляд жестокого и возмутительного, султан и его подданные имели право на то и другое в строгих пределах границ территории Его Величества. А капитан Фрост, как бы там ни было, вероятно, должен считаться британским подданным, и поэтому, уличенный в работорговле, может быть наказан по всей строгости закона — вероятно, этим и объясняются меры предосторожности, с которыми отправляется на берег этот особый груз.

Девушка, напрягая зрение, попыталась определить размеры тюков. И хотя не пришла к определенной оценке, небрежное обращение с ними опровергало теорию, что там живые люди — человек, так грубо брошенный на песок, не может избежать телесных повреждений. Или, может, людям капитана на это наплевать?

Шлюпка вернулась снова, явно налегке. Геро услышала, как ее подняли на борт, потом раздались скрип лебедки и грохот якорной цепи. Под форштевнем шхуны зажурчала вода, темные очертания земли стали смещаться, словно двигался берег, а не судно. Нос «Фурии» обратился в открытое море, земля исчезла, остался виден лишь океанский простор.

Девушка отвернулась от иллюминатора, ощупью вернулась к койке и села в темноте, закинув ногу на ногу. Рассеянно шлепая москитов, она мрачно размышляла о зловещем, таинственном поведении капитана. И продолжала ломать голову над этой непростой проблемой, когда циновки подняли, в каюту снова потянуло морским ветерком, стали видны ночное небо и звезды. Шхуна шла на юг, и Геро пришло в голову, что они, должно быть, миновав Занзибар, достигли Пембы и теперь плывут обратно в нужном ей направлении. Утешенная этой мыслью и тем, что прохладный поток воздуха наконец выдул москитов, она заснула и пробудилась от стука Джумы, он принес ей поднос с завтраком и сообщение, что через час судно будет в гавани Занзибара.

Остров уже был виден в иллюминатор, Геро обожгла язык, глотая горячий кофе, съела полбанана, торопливо умылась, с лихорадочной поспешностью оделась и, взяв щетку с гребнем, подошла к зеркалу; при виде своего отражения, она расплакалась впервые с тех пор, как умер Барклай…

— О нет! — громко плакала Геро в безмолвной каюте. — О нет!

Девушка не услышала стука в дверь, не заметила, как она открылась, и осознала, что кто-то вошел в каюту, когда чья-то рука схватила ее за плечо и повернула. Сквозь слезы Геро увидела лицо капитана «Фурии».

— Уходите! — яростно сказала мисс Холлис.

Капитан Фрост вместо этого встряхнул ее и раздраженно спросил, не ушиблась ли она.

— Нет! — прорыдала Геро. — Разве не видите сами? Уйдите!

Капитан ослабил пальцы на ее плече, достал платок, собираясь остановить поток слез, и заговорил. Голос его, несмотря на властность, оказался намного приятнее, чем когда-либо раньше.

— Моя дорогая девочка, не может быть, чтобы вы проливали слезы ни с того, ни с сего. Что случилось?

— Москиты — Клей… я выгляжу, отвратительно! — бессвязно прорыдала Геро.

Вырвав платок, она уткнулась в него и стала приглушенно причитать:

— Я ведь и так уже выглядела скверно! Только посмотрите, что ужасные насекомые натворили с моим лицом. Я словно больна корью. И если посмеете смеяться, то я… я…

Капитан Фрост сдвинул платок в сторону и, взяв девушку за подбородок, повернул ее лицо к свету. Зрелище действительно было жалким, в добавление к потокам слез исходящим, но еще Заметным синякам, появились многочисленные волдыри от укусов. Губы его дрогнули, но он не засмеялся. Вместо этого совершенно неожиданно нагнулся и поцеловал ее.

Чувственности в этом быстром, совершенно невинном поцелуе, содержалось не больше, чем в поглаживании по головке плачущего ребенка. Но Геро Холлис еще не целовал в губы ни один мужчина. Сдержанный Барклай чмокал дочку в щеку или в лоб, да и то редко. Даже Клейтон не добился большего, однако Эмори Фрост небрежно коснулся губами ее губ, и эта мимолетная ласка потрясла девушку сильнее, чем удар. Она вырвалась и быстро отступила назад, прижав руку ко рту и широко раскрыв испуганные глаза. Но капитан, казалось, совершенно не замечал ее смятения. Он ободряюще произнес:

— Успокойтесь, укусы выглядят не страшнее веснушек и скоро пройдут. Да и ваши родственники от радости, что вы живы, не обратят на них внимания. Клейтон Майо тоже, если он и вправду ваш жених. Это так?

Внезапная перемена темы разговора привела Геро в замешательство, она вытерла глаза скомканным платком, высморкалась и враждебно сказала дрожащим голосом:

— Не понимаю, почему вас это интересует, я могу с большим на то основанием спросить о вашей деятельности ночью. Я знаю, вы что-то выгружали.

— Да? Почему вы так решили?

— Потому что у меня есть уши, — колко ответила Геро. — И глаза.

— И еще ножницы, — усмехнулся ничуть не смущенный капитан Фрост. — Признаться, я вспомнил о них, лишь когда увидел прорезь в циновке.

— Вы перевозили рабов?

— До чего вы настырны! Нет, не перевозил.

— Я так и считала, но… Где мы были ночью? У Пембы или Африки?

Капитан, пожав плечами, ответил:

— Вам придется спросить хаджи Ралуба. Он у нас штурман.

— Вы прекрасно знаете… — запальчиво начала Геро, но, поняв тщетность этого разговора, переменила тему:

— Зачем вы хотели меня видеть?

— Просто мне понадобилась чистая рубашка, а мои рубашки лежат в этом шкафу. Вы позволите?

Не дожидаясь разрешения, он прошел мимо девушки, выбрал рубашку и вышел. Геро, комкая в руке платок и плотно сжав губы, изумленно смотрела ему вслед.

Через несколько секунд она с силой стала водить платком по губам, все еще гладя на закрытую дверь, потом внезапно осознав, что у нее в руке, бросила платок и побежала к умывальнику, где вымыла губы мылом, словно они касались чего-то нечистого. В узком прямоугольнике зеркала над раковиной отражались ее покрасневшие глаза и залитые слезами щеки. Геро долго плескала в лицо тепловатой мыльной водой, йогом, тетерев его, решительно отвернулась от зеркала и медленно подошла к столу. Никаких радостных предвкушений, которые прежде рисовались ей, она не испытывала. Но очарование представшего ее глазам пейзажа было способно разогнать самое глубокое уныние. Забыв о своем недавнем унижении и испорченной внешности, девушка добежала к поручню поглядеть наконец-то на этот прекрасный остров.

Утреннее солнце освещало берег, краше которого Геро ничего раньше не видела. Глядя на него, она вполне верила рассказу Фроста о влюбленном в Занзибар арабском султане. Неудивительно, что он, родившийся и выросший в выжженных солнцем суровых песках Аравии, восхитился красотой этого зеленого, благодатного острова, доставил на нем свое сердце, а потом наконец и тело. Прав был юный француз Жюль Дюбель, описывая его как «земной рай, яркий, экзотичный, неописуемой красоты». И те древние арабы, что назвали его «Заин за’ль барр» — «Прекрасна эта земля».

Шхуна плавно шла вдоль длинного кораллового рифа, защищающего берег от сильных муссонных штормов; Вода была совершенно прозрачной и пронизанной всеми мыслимыми цветами от аметистового до малахитового: ясно-голубой, где песок лежал на глубине нескольких морских саженей под медленно движущимися тенями парусов, и нефритовой там, где отмели подступали к поверхности. Длинная полоса лены тянулась вдоль пляжа с ослепительно белым песком, окаймленного невысокими коралловыми утесами и песчанными дюнами, еще дальше величественно высились ряды кокосовых пальм и густая, металлически блестящая зелень бесчисленных деревьев.

На острове, казалось, нет прямых линий. Только мягко вздымающиеся холмы, извилистые бухты и пляжи в окружении зеленой густой листвы. Теплый ветерок нес оттуда ароматы цветов и гвоздики, шуршащие листья пальм раскачивались в унисон, словно некая восточная балетная труппа грациозно исполняла традиционный древний Танец встречи. Глядя во все глаза на этот прекрасный берег, Геро уже не удивлялась, что Кресси так восхищенно описывала Занзибар. На миг у нее появилось искушение впасть в подобный восторг, но воспоминание о жаре и москитах прошлой ночью в сочетании с тем, что остров — один из крупнейших центров работорговли, вернуло ей чувство реальности и своевременно напомнило об опасности судить по внешнему виду. Для глаз остров может казаться раем, однако нужно быть готовой найти его адом и не позволить обманчивой романтической дымке скрыть его суровые стороны.

— Ну, мисс, как вам нравится его вид? — спросил Бэтти, встав рядом с девушкой. — Славное местечко, правда?

— Выглядит очень красиво, — сдержанно согласилась девушка.

— Конечно — для тех, кому по душе пальмы и все такое прочее. Одни без ума от них, другие нет.

Бэтти глубоко вздохнул и сплюнул темную струйку табачного сока в прозрачную воду, когда с «Фурии», огибающей риф, стал виден аккуратный паровой шлюп с белым флагом военно-морского флота Ее Величества. Корабль стоял наискось поперек узкого пролива, отделяющего риф от окаймленного пальмами берега.

На реях шлюпа затрепетали сигнальные флаги, и капитан Фрост, вставший рядом с Геро у поручня, сказал:

— Ага! Я так и думал. Нам устраивают торжественную встречу. Это «Нарцисс», а вон и Дэн. Эй, Ралуб, давайте дружнее. Пошевеливайтесь!

Команда «Фурии» немедленно принялась за работу, шхуна сделала поворот и плавно заскользила, прозрачная вода журчала и плескалась о просоленные и опаленные солнцем борта, пока всплеск тяжелого морского якоря не остановил ее в сотне ярдов от ждущего шлюпа.

Капитан Фрост, затенив ладонью глаза от яркого солнца, смотрел, как спущенная на воду белая шлюпка быстро идет к ним на веслах, на носу ее стоял человек, властно подающий сигналы поднятой рукой.

— Пустим его на борт? — с интересом спросил Бэтти.

— Почему бы нет? Спусти ему трап, раскатай красную ковровую дорожку. Чего нам бояться?

— Тут ты прав. Совершенно нечего! Интересно, задержал ли он Фернандеса? Можешь спросить его, раз он будет тут.

— Если, нет, пусть возвращается в Англию и начинает работать на ферме! Мы по сути дела преподнесли ему этого скота в оберточной бумаге, перевязанной голубыми лентами. Должен был задержать. Сулейман говорит, Дэн сидел у Фернандеса на хвосте и развивал такую скорость, что за его кильватерной струей можно было провести полдюжины дау — тем более одну. Все вышло отлично, дядюшка. Мы убили двух птиц одним камнем. Приготовься, он подходит…

Шлюпка, убрав весла, подошла вплотную к «Фурии», человек в мундире британского морского офицера взобрался по качающейся веревочной лестнице и перешагнул Через поручень.

Мужчина хрупкого сложения, чуть выше среднего роста, обладал сразу же ощущавшейся сцлой характера и способностью внушать остальным, что на самом деле гораздо выше, чем кажется. Темные волосы и сильный загар придавали ему сходство с арабом, однако прямые черты лица и поразительно голубые глаза безошибочно выдавали в нем англичанина.

— Вот так-так! — радушно произнес капитан Фрост. — Да ведь это малыш Дэнни! Очень любезно с твоей стороны, Дэн, явиться к нам. Чем обязаны столь высокой чести?

Легкая протяжность в голосе Фроста неожиданно усилилась до передразнивания; но лейтенант Дэниэл Ларримор усвоил много уроков в суровой школе жизни, в том числе и тот, когда можно и когда нет выходить из себя. На лице у него заиграли желваки, но заговорил он вежливо, без горячности:

— Доброе утро, Фрост. Я хочу взглянуть на ваш груз. Если, конечно, у тебя нет возражений.

— Будь они у меня, это ни сыграло бы никакой роли, так ведь?.

— Ни малейшей. Но я предпочитаю провести осмотр без вмешательства твоей команды, так что, будь добр, отзови своих людей. Еще имеет смысл сказать Ралубу, пусть не держится так вызывающе за нож и отойдет от люка.

— Дэн, с какой стати мне это делать?

Лейтенант Ларримор указал большим пальцем через плечо в сторону шлюпа и лаконично ответил:

— Оба мои орудия наведены на вас, они могут разнести в щепы вашу посудину.

— Ясно. Но не забыл ли ты кое о чем?

— Если имеешь в виду, что я сам могу пострадать при обстреле, то нет, и оставь надежду, что из-за этого мои люди не откроют огня. Они получили приказ, и мне почему-то кажется, тебе доставит мало радости, что, может быть, я отправлюсь в ад вместе с тобой.

Капитан Фрост искренне рассмеялся.

— Ты прав, Дэн. Прекрасно знаешь, что не доставит! Однако не сомневаюсь, что ты готов отправиться туда, лишь бы заодно со мной. Только на сей раз я сорвал твои планы. Ты не можешь палить сегодня в меня из своих пушчонок, поскольку на борту у меня находится весьма ценная заложница. Наверно, тебе в жизни не доводилось видеть русалок, но мы выловили одну у Коморских островов во время шторма. Позволь представить тебе»..

Он повернулся к Геро и отвесил церемонный поклон.

— Мисс Холлис, позвольте представить вам Дэниэла Ларримора, лейтенанта военного флота Ее Величества. Он добрый человек, нужно только узнать его получше. Дэн, мисс Холлис — племянница американского консула и двоюродная сестра мисс Крессиды.

Лейтенант Ларримор уставился на девушку, глаза его пылали голубым пламенем, наморщенный лоб и плотно сжатые губы ясно говорили об изумлении и неверии. Капитан Фрост наблюдал, как он смотрит на густые остриженные волосы, синяк под глазом, заштопанное платье с пятнами морской соли, и ему приятно было видеть, что при всех этих недостатках его пассажирка сохраняет свою оригинальность и некое присущее возрасту достоинство, противоречащее ее вульгарной внешности. Надоедливая девушка, подумал он, но смелая; и неожиданно для себя задался вопросом, сколько юных женщин, считающих себя задержанными ради выкупа на борту работоргового судна, нашли бы мужество читать своему похитителю лекции о греховности его занятия. Эта мысль позабавила его, он усмехнулся, и лейтенант Ларримор, увидя эту усмешку, гневно заговорил:

— Но это невозможно! Мисс Холлис плыла на «Норе Крейн». — И резко повернулся к капитану «Фурии». — Опять ты за свои фокусы, Фрост? Если да…

— Ты все равно не сможешь стрелять по моему судну, — весело заметил капитан. — Поскольку на борту у меня дама, даже если и не мисс Холлис. Но это она. Мисс смыло за борт с «Норы Крейн» возле Коморских островов, и мы вытащили ее вместе с обрывками такелажа. Если ты находился в гавани, то должен был слышать о случившемся.

— Это правда? — спросил лейтенант, повернувшись к девушке.

— Правда. Я Геро Холлис, и… очевидно, меня все считают погибшей.

Лейтенант Ларримор, вспомнив о хороших манерах, отрывисто поклонился и сказал, что очень рад с ней познакомиться. Потом добавил, что поскольку «Нора Крейн» прибылав порт, как ему известно, с неделю назад, то двоюродная сестра с тетей должны были узнать о ее падении за борт, и он прекрасно понимает, какой это был для них удар. Они будут вне себя от радости, увидев ее.

— Только не разорванной на куски, — любезно заметил капитан Фрост. — Так что забудь о своих пушках, Дэн. Может, лучше переправишь ее на «Нарцисс», чтобы самому безотлагательно вернуть ее в лоно семьи?

— С огромным удовольствием, — ответил лейтенант Ларримор, — Как только осмотрю твой груз. До этого я не покину судно, и ты должен понять, что лучше позволить заняться этим мирно.

— Само собой, раз ты так настаиваешь. Но предупреждаю, Дэнни, ты будешь глубоко разочарован. Пора бы уж понять, что я не простофиля.

Фрост повернулся, обратился по-арабски к своей бесстрастной команде, — трое людей вышли вперед и стали открывать люки, а тем временем шестеро английских матросов из шлюпки проворно вскарабкались на борт.

Геро не стала спускаться в трюм с инспекционным отрядом. Хотя ей совсем недавно хотелось не меньше, чем лейтенанту, увидеть, что находится в трюме «Фурии», она была уверена, что груза там нет. Прошлой ночью его где-то переправили на берег, и будет очень удивительно, если внизу сохранились хотя бы следы контрабанды. Поэтому она осталась на месте и смотрела на красивый берег и воду цвета драгоценных камней.

Очевидно; город находился недалеко от бухты, потому что на низком мысу, примерно в миле, виднелись среди зелени стены белых домов. И хотя ветерок, тянущий с берега, по-прежнему пахнул ароматами цветов и Гвоздики, он, еще доносил слабый, но явный запах неисправной канализации. Геро с отвращением сморщила нос. Ничего другого она не ожидала, однако неприятно было вспоминать об этом, едва увидев красоту острова. Девушка слышала, как внизу передвигают и открывают упаковочные клети. Внезапно ее охватило нетерпение. Неужели этот Ларримор не понимает, что теряет время и смешит несносного капитана «Фурии»? В ящиках, которые он открывает, окажется то, о чем говорил Бэтти. Слоновая кость и носорожьи рога, часы, мебель, безделушки для султана. И больше ничего!

Стук сапог по палубе возвестил о возвращении инспекционного отряда. Геро повернулась и увидела, что на лице у Фроста выражение спокойно-скучающее, у лейтенанта сдержанное, у Бэтти оскорбленное, у Ралу-ба насмешливое.

— Перестань усмехаться, хаджи, — резко произнес Ларримор, стряхивая пыль с мундира. — Я отлично знаю, какими делами вы занимаетесь, в один прекрасный день изловлю вас и всех брошу в тюрьму. Посмотрю, как вы, мерзавцы, тогда посмеетесь!

Увидев мисс Холлис, о чьем присутствии на судне, видимо, забыл, лейтенант с легким смущением извинился за несдержанность в выражениях.

— Это пустяки, равнодушно ответила Геро. — Давайте, пожалуйста, отправляться.

— Да-да, сейчас. Извините, что заставил ждать. Вам нужно забрать что-нибудь отсюда?

— Мисс Холлис не догадалась прихватить с собой чемодан, — вежливо сказал капитан Фрост. — Но может взять, что угодно, из моего скудного гардероба.

Лейтенант приподнял брови и холодно произнес:

— Я лишь хотел убедиться, что мисс Холлис ничего не оставляет на этом судне.

— Только свою репутацию, — мягко произнес капитан.

— Ах, ты!…

Лейтенант внезапно стиснул внушительные кулаки, капитан Фрост легко шагнул в сторону и примиряюще поднял руку.

— Ну-ну, Дэн! Я удивляюсь тебе — затеваешь драку в присутствии дамы! Где твои хорошие манеры? Или, точнее, мозги? Я лишь произнес вслух то, о чем вскоре будет шептаться вся европейская община Занзибара. Если, конечно, мы не примем мер, чтобы это предотвратить.

— О чем это ты? Каких мер? Я не представляю, как…

— Я тоже, — резко вмешалась Геро. — В жизни не слышала подобной ерунды. Хочу поставить вас в известность, сэр, моя репутация не столь уязвима, чтобы пострадать из-за пребывания в вашем обществе.

— Вы не знаете Занзибара, — со смехом сказал капитан Фрост, — и, если на то пошло, моей репутации. Но вот Дэнни знает, так ведь, Дэн?

Он насмешливо глянул на суровое лицо лейтенанта и вновь повернулся к девушке.

— В данных обстоятельствах, мисс Холлис, я думаю, ваши дядя и тетя, а может, и вы сами избавитесь от многих неловкостей, если мы предоставим людям считать, что вас обнаружила, держащейся за обломок крушения — может, за мачту? — и вытащила из воды доблестная команда шлюпа Ее Величества «Нарцисс», по счастью патрулировавшего вблизи. Ручаюсь, что мои люди будут помалкивать, и надеюсь, лейтенант Ларримор может точно так же поручиться за своих. Что скажешь, Дэн?

Мисс Холлис, опередив лейтенанта, сказала решительным тоном:

— Благодарю вас. Но я не верю, что необходимо какое-то притворство. Мои дядя и тетя, естественно, поверят мне, что вы и ваша команда обращались со мной вполне пристойно, кроме того, уверяю вас, мне совершенно безразлично, что может кто-то обо мне подумать. Пойдемте, лейтенант.

Однако Ларримор не двинулся с места. Гнев на его приятном лице сменился неуверенностью, он приподнял козырек фуражки и перевел взгляд на Геро, потом обратно, и наконец неторопливо произнес:

— Спасибо, Фрост. Видимо, я ошибся, предположив, что у тебя нет никаких задатков джентльмена.

— Льстишь мне, — усмехнулся капитан.

— Это уж определенно. Как и то, что у тебя есть какой-то; в высшей степени эгоистический мотив сделать такое предложение. Но ради мисс Холлис я готов принять все за чистую монету.

Лейтенант резко повернулся к Геро и сказал:

— Думаю, Мэм, мистер Фрост скорее всего прав. Простите за откровенность, но репутация и его самого., и судна такова, что вашим родственникам не понравится, если ваше имя будет упоминаться в связи с «Фурией» и ее капитаном. Полагаю, вам следует посоветоваться со своим дядей, прежде чем делать какие-то заявления. Он вполне может согласиться с точкой зрения мистера Фроста, поскольку небольшие общины больше склонны к сплетням, чем крупные, а так как на Занзибаре вы чужая, о вас известно мало, но зато о Фросте известно многое — и все не к его чести.

Капитан с серьезным видом кивнул, и голос лейтенанта зазвучал еще более резко:

— Вот почему, мэм, я полагаю, ваш дядя предпочтет сказать, что вы провели последние десять дней на моем шлюпе, а не на «Фурии» в обществе ее капитана.

— Совершенно верно, — добродушным тоном подтвердил Фрост. — Короче говоря, нельзя коснуться дегтя и не испачкаться, а в мнении европейской обшины нашего нездорового города, боюсь, я воплощенный деготь.

Геро нахмурилась, пожала плечами и сдалась без дальнейших возражений, так как все же предпочитала прибыть на Занзибар под защитой британского флота, а не доставленной на берег известным работорговцем с дурной репутацией. В общественном мнении связь с подобным человеком не способствовала бы ее престижу на острове и не могла прибавить чести дяде-консулу, так что в данных обстоятельствах ей казалось наилучшим последовать неожиданному рыцарскому совету капитана Фроста. Поэтому она поблагодарила его за услуги с большой любезностью. И, взяв предложенную лейтенантом руку, перелезла через поручень, чтобы отправиться на «Нарцисс» с шестью матросами военного флота Ее Величества.

Загрузка...