Пассат

3

Тедиес Фуллбрайт, капитан вышедшей из Бостона девяносто восемь дней назад «Норы Крейн», глянул на барометр в четвертый раз за десять минут и нахмурился. Море расстилалось неподвижной гладью вот уже три недели, однако барометр продолжат падать, и, несмотря на полуденное время, солнце по-прежнему затягивала жаркая, тусклая дымка.

Она беспокоила капитана Фуллбрайта. Обычно для этого сезона характерны сильный ветер, бурные синие волны, мчащиеся тучи.

Но после Кейптауна началось неожиданное хмурое затишье. «Нора Крейн» медленно ползла вдоль африканского побережья, подчас со скоростью меньше узла, и казалось, что им повезет, если они достигнут земли через десять дней.

— Если достигнем вообще! — пробормотал Фуллбрайт. И с испугом осознал, что произнес эти слова вслух.

Подумать, а тем более высказать такое капитан мог лишь в состоянии крайнего беспокойства. И тут ему пришло в голову, что он, чего доброго, вскоре последует примеру Тода Маккечни, старого болтливого шотландца из Дурбана, который уныло предвещал смерть и Божью кару.

— Нет уж! — раздраженно обратился Фуллбрайт к барометру и мысленному образу Маккечни. Резко повернулся к обоим спиной и уставился на отливающую матовым серебром ровную гладь, безрадостно думая, какие неудачи еще могут выпасть на его долю, пока он вновь не увидит бостонской гавани.

Путешествие с самого начала проходило скверно, и капитан жалел об этом вдвойне из-за присутствия жены. Амелии раньше не позволялось сопровождать его, но в длинном списке пассажиров оказалась родственница Крейна, единственная дама. А Джошуа Крейн категорически возражал, чтобы мисс Холлис отправилась в плавание без компаньонки и самолично попросил Фуллбрайта взять с собой Амелию.

Было бы лучше, недовольно думал капитан Тедисс, если бы мистер Крейн не пустил в плавание свою юную родственницу. Правда, мисс Холлис производит впечатление упрямой особы, привыкшей настаивать на своем, и Джошуа Крейн, видимо, решил, что проще уступить, чем спорить с ней. А кроме того, возможно, он был рад на время от нее избавиться.

Капитан Фуллбрайт улыбнулся своим мыслям и тут же устыдился их. Неблагородно с его стороны осуждать эту девушку — она-героически справлялась с укачиванием и, меняясь со своей компаньонкой ролями, ухаживала за ней при нескольких приступах морской болезни. Бедная Амелия — она так рвалась сопровождать мужа в этом путешествии, но, пожалуй, оно обернулось для нее горьким разочарованием, так как незадалось с самого начала. Все время беспощадно штормило, на Бермудских островах одного из стюардов положили со сломанными ребрами в больницу. Возле островов Зеленого Мыса смыло за борт одного палубного матроса, еще один умер в Гвинейском заливе от жестокой лихорадки. А вот теперь не дуют пассаты!

— Скверный год, — говорил в своей конторе на пристани Маккечни, судовой поставщик, просматривая список припасов, закупаемых Фуллбрайтом. — Да, очень скверный! Уверен, что это Бог карает наш нечестивый мир за нескончаемый грех рабства. Сперва не было дождей, потом ветров. А теперь, говорят, во внутренних районах разгулялась какая-то болезнь, косит племена, как мороз тлю; скоро в Африке не останется никого в живых, и этот громадный материк будет пуст, как тыльная сторона моей ладони! Это кара Божья, и если вы разумный человек, мистер Фуллбрайт, то держитесь в этом плавании подальше от берега!

Капитан Тедиес, не сдержавшись, ответил, что если Бог решил наслать кару за грехи рабства, то с Его стороны нелогично обращать гнев против африканцев, беспомощных и главных жертв работорговцев, а не европейцев, наживающих на этом большие прибыли.

— Европейцев, говорите? — переспросил мистер Маккечни, покачивая седой головой и глядя на капитана слезящимися близорукими глазами, в которых сохранился легкий блеск шотландской хитрости. — Но ведь вы не станете отрицать, что в одном только нью-йоркском порту за последние два года спущено на воду двадцать пять работорговых судов? И что ваша страна разделяется и враждует из-за вопросов о рабстве? На мой взгляд, на свете мало худших зол, чем вражда между братьями, и, может, вы еще узрите, как Божья кара падает на Тех, кто промышляет торговлей рабами, и кто к ней причастен. Да! И на тех, кто почти не пытается положить ей конец! А что касается бедных, невежественных язычников, то большей частью они сами ловят своих собратьев и продают в рабство, будто скот. Иуды! Я богобоязненный человек и не сомневаюсь, что это они своим бесчестием истощили терпение Всемогущего. И Он наслал болезнь, чтобы стереть их с лица земли, злодеям в наказание, а кротким в милосердное избавление от медленной смерти в трюме работоргового судна. Не достойной человека!

После этой впечатляющей речи богобоязненный шотландец попытался надуть Фуллбрайта. Но хотя из этого ничего не вышло, его старческое карканье почему-то засело у капитана в памяти и донимало с назойливостью кружащих мух. В конце концов он стал склоняться к мысли, что жаркая миазматическая дымка, лежащая над угрюмым морем и затягивающая горизонт — Эманация болезни, о которой говорил старый Тод Маккечни, что она наползает из глубин Африки, останавливает пассаты, приводит в неподвижность океан и несет кару гневного Бога заблудшему человечеству.

Мысль эта была фантастической до нелепости, и капитан стыдился ее. Но тем не менее, держался далеко от берега. И по-прежнему жалел, что взял с собой жену. Амелия не отличалась крепким здоровьем и страдала от безветренной жары почти так же сильно, как от атлантических штормов. Он сглупил, позволив Джошуа Крейну и его избалованной, упрямой, своевольной недотепе-племяннице…

На порог рубки упала чья-то тень, капитан Фуллбрайт поднял глаза и увидел эту самую недотепу — высокую девицу двадцати с лишним лет, одетую в несменяемое черное платье. Она укладывала густые каштановые волосы в длинный строгий пучок, тяжесть его вздергивала ее крепкий подбородок и придавала прямой осанке высокомерие.

Тедиес Фуллбрайт не одобрял появления пассажиров врубке, но мисс Холлис являлась привилегированным лицом. Помимо того, что она путешествовала под покровительством его жены и по матери доводилась родственницей Крейну, внешность ее обеспечивала ей привилегии, по которым тщетно бы вздыхала менее красивая и привлекательная женщина. Правда, Геро не производила впечатления на капитана Фуллбрайта, ему нравились девицы пониже, помягче и поуступчивее.

«Новые женщины», яркой представительницей которых была мисс Холлис, раздражали его, скрывать это Он не пытался. И стоящая в дверях рубки Юнона отнюдь не была ни маленькой, ни нежной, ни уступчивой. Однако, несмотря на свое предубеждение, капитан мог оценить привлекательность. Геро была весьма красивой девушкой.

Даже неуклюжая современная мода не могла скрыть великолепия ее фигуры, а мрачный, траурный цвет платья лишь подчеркивал восхитительный цвет лица, который часто и справедливо сравнивают с лепестками цветов магнолии. Одни лишь ее глаза, большие, серые, широко расставленные, с черными ресницами придали бы привлекательности некрасивой девушке. К сожалению, они обескураживая глядели в упор и подчас вспыхивали презрением, отпугивая многих молодых людей, увлекшихся было ее внешностью а, возможно состоянием.

Капитан Фуллбрайт настороженно глянул на докучливую пассажирку, спросил:

— Что скажете, мисс Холлис? Чем могу служить? — Для начала перестаньте называть меня так, капитан Тедиес. В конце концов, я у вас не обычная пассажирка. Ваша жена меня опекает, но я не обращаюсь к ней «миссис Фуллбрайт». И она не называет меня «мисс Холлис». Если Амелия зовет меня «Геро», то можете так звать ивы.

Капитан улыбнулся, суровые морщинки у его глаз и губ разгладились. Сухо произнес:

— По-моему, «Геро» она называет вас не так уж часто. Большей частью «дорогая» или «милочка».

Мисс Холлис засмеялась и стала еще привлекательнее.

— Да, верно. А знаете, ваша жена — первая, кто назвал меня «милочкой». Папа никогда не употреблял ласкательных имен. Для него я всегда была «Геро». Он говорил, что это прекрасное имя; пожалуй, так оно и есть. Но… я иногда тосковала-по ласкательным именам.

Лицо ее внезапно стало грустным, как и голос. Она вздохнула, но вспомнив, о чем пришла спросить Фул-лбрайта, заговорила оживленнее?

— Капитан Тедиес, долго это еще продлится? Я имею в виду — такая погода? Мы, кажется, совершенно не движемся. Мистер Стоддарт говорит, что, по его мнению, за последние два дня мы продвинулись не больше чем на милю; при такой скорости нам за месяц не добраться до Занзибара.

— Может быть, — равнодушно согласился капитан. — Но тут мы ничего не можем поделать. Разве что мистер Стоддарт попробует сесть на весла! Скажите ему, что движения он скоро получит вдосталь. А может, гораздо больше.

— Почему вы это говорите? — с интересом спросила Геро. — Хотите сказать, что скоро поднимется ветер?

— Я этому не удивлюсь. Барометр падает.

— Но вы говорили это и вчера, а море до сих пор спокойно, как утиный пруд.

— А барометр все падает и падает. Надвигается дрянная погода, и мне это не по душе. Поверьте, я буду очень рад увидеть Занзибар.

— Еще бы! — горячо согласилась Геро. — Я мечтаю повидать этот остров с тех пор, как отец показал мне его на глобусе, тогда я была ребенком лет пяти-шести…

Она повернулась, поглядела на горячую, нагретую солнцем палубу с неподвижными тенями мачты и снастей, и обратилась мыслями к тому давнему дню. И к вечеру накануне: освещенной лампой кухне, потолку с балками, рядам медных кастрюль и шепоту старой Бидди Джейсон, предсказывающей ей судьбу.

Геро много лет искренне верила в те таинственные предсказания, хотя, окончив учебу, притворялась, будто смеется над ними. Однако же как они осуществляются! Или она сама осуществляет их, потому что так сказала старая Бидди? Спорный вопрос. Но по крайней мере ясно однр. Она плывет очень далеко к острову, полному чернокожих людей, там для нее должно найтись много работы, выполнить которую поможет ей Клейтон Майо!

Геро импульсивно повернулась к Фуллбрайту.

— Капитан Тедиес, вы бывали на Занзибаре несколько раз. Какой он? Расскажите, пожалуйста.

— Ну что ж, он примерно вдвое меньше Лонг-Айленда миль пятьдесят в длину, десять в ширину, находится близко к материку, в ясный день из города видны африканские холмы. Рядом расположен остров Пемба, он еще меньше, еще более дикий и…

Геро потрясла головой.

— Нет, я спрашиваю совсем не об этом. Мне хочется знать, какая там жизнь.

Капитан Фуллбрайт ответил, что скоро она узнает это сама, и, на его взгляд, людям лучше составлять собственное мнение, чем прислушиваться к чужому. Только от мисс Холлис не так легко было отделаться, она с решительным видом уселась и заявила, что, на ее взгляд, чужое мнение может быть очень поучительным, поскольку зачастую не совпадает с твоим собственным.

— Мне интересно знать мнения других людей. Это необходимо, если хочешь приносить пользу.

Капитан с легким удивлением приподнял кустистые брови.

— Пользу? Какую?

— Помогать людям. Исправлять положение вещей. — Хмм… Какие вещи имеются в виду?

Мисс Холлис раздраженно пожала плечами.

— Работорговля. Невежество, грязь и болезни. Я не могу сидеть, сложа руки, и твердить «Да исполнится воля Божья», когда очень многое творится явно не по Божьей воле. С этим нужно что-то делать.

Капитан Фуллбрайт сухо заметил, что на Занзибаре ей найдется, чем занять себя.

— Знаю, — спокойно согласилась Геро. — В сущности, поэтому я и решила, что должна отправиться туда немедленно. Видите ли, в Холлис-Хилле мне было нечего делать. И захотелось поскорей уехать из Бостона — после смерти папы дом казался таким опустевшим, я не могла больше выносить…

Ее бодрый, уверенный голос неожиданно дрогнул, и, не завершив фразы, она торопливо сказала:

— Кроме того, Кресси — моя кузина Крессида — очень хочет, чтобы я приехала. Мы всегда были очень близки, и ей одиноко на Занзибаре; и, похоже, климат там не подходит тете Эбби. Раз они обе нуждаются во мне, то мой долг…

Она ненадолго умолкла, словно обдумывая сказанное, а потом с легким сожалением сказала:

— Нет, тут я не совсем искренна. Очень приятно сознавать себя действительно нужной.

Губы капитана дрогнули, и обманчиво простодушным тоном он заметил, что слышал, будто она нужна еще кому-то. Не мистеру ли Клейтону Майо?

Мисс Холлис покраснела, и Фуллбрайт, считавший, что она на это не способна, слегка удивился. Румянец шел ей, и у капитана мелькнула мысль, что краснеть Геро следует почаще.

— Вы говорили обо мне с Дмелией! — укоризненно сказала мисс Холлис.

— Конечно. Между мужем и женой это дело обычное, — признался капитан Тедиес с вялой улыбкой. — Но я не предполагал, что это секрет. Ваш дядя, мистер Джошуа Крейн, говорил, родственники считают, что вы намерены стать миссис Клейтон Майо, и поэтому разрешил вам отправиться в плавание.

— Вот как? — надменно сказала Геро. — Тут он ошибается. Относительно мистера Майо я еще не приняла решения. Я всегда его уважала, и тетя Эбби с дядей На-том надеялись, что мы когда-нибудь поженимся. Однако папа был против. Я бы не посчиталась с этим, будь уверена, что мы подходим друг другу, но, по моему твердому убеждению, в брак не нужно вступать лишь ради удовольствия быть вместе, нужно искать чего-то большего.

— Э… ммм… Конечно, согласился капитан Фуллбрайт, смущенный и покоробленный недевичьей откровенностью, с которой мисс Холлис собиралась обсуждать столь деликатные дела, как любовь и брак. Наверно, проявление застенчивости, так идущее к залившему ее щеки румянцу, оказалось бы более уместным.

Однако мисс Холлис, хоть и заливалась краской, явно не признавала застенчивости, так как продолжала говорить, что знает о серьезности мистера Майо и его стремлении делать добро. Они много беседовали и обнаружили полное согласие в самых разнообразных вопросах. И мистер Майо проявил истинное благородство, твердо отвергнув совет сбежать с ней вдвоем.

— Чей совет? — с любопытством спросил капитан Тедиес.

— Надо признаться, мой, — ответила мисс Холлис с умиротворяющим огоньком в глазах. — Хотя я подала его под влиянием минуты, потому что сильно раздосадовалась на папу, но вряд ли сама последовала бы ему. Но Клей — то есть, мистер Майо — не желал и слышать об этом. Моя кузина, Арабелла Стронг, сказала — только потому, что знал об угрозе папы лишить меня наследства, если я выйду замуж против его воли, но мне же хватило ума понять, что Белла сама неравнодушна к Клею и говорит так из ревности. Знаете, он очень красив.

Капитан Фуллбрайт с трудом сдержал улыбку и ска-зад серьезным тоном:

— И теперь, став независимой и богатой, вы спешите к своему красавцу-возлюбленному, чтобы с его одобрения обвенчаться в белом атласном платье с фатой и затем жить счастливо. Так?

— Не-ет… не совсем. Я посмотрю, что можно сделать, дабы положить конец позорной торговле рабами на Занзибаре. Находясь там, возобновлю знакомство с мистером Майо. А там решу, может ли наш брак стать удачным. Видите ли, мы расстались почти два года назад, и Клей вполне мог измениться.

— Вы, насколько я понимаю, то же.

— Я никогда не изменюсь, — уверенно заявили мисс Холлис. — Но, судя по тому, что я слышала и читала, тропики оказывают скверное влияние на людей, вынужденных жить там.

— На их здоровье определенно.

— И на характеры тоже, уверяю вас! Поэтому я и собираюсь выяснить все на месте. И даже если окажется, что мы не подходим друг другу, я не потеряю времени зря, потому что на Занзибаре многое помимо рабства взывает к переменам, и дел у меня найдется много. Я несколько месяцев изучала арабский и суахили, и хотя словарный запас у меня мал, мне сказали, что говорю на обоих языках вполне сносно.

Геро подалась вперед, положила ладонь капитану на руку и сказала просительным тоном:

— Может, теперь расскажете мне кое-что об этом острове?

— Почему бы вам не обратиться к юному месье Жюлю? — грубовато ответил капитан. — Полагаю, он будет рад удовлетворить ваше любопытство. Его папаша — французский консул на Занзибаре, так что он жил там гораздо дольше, чем я!

— Да, он говорил об этом, — сказала Геро. — И о том, что этот остров «земной рай», яркий, экзотичный, неописуемой красоты. Прямо со страниц «Тысячи и одной ночи»!

Капитана Фуллбрайта позабавила эта цитата и выразительный взгляд девушки, он от души засмеялся и сказал, что все французы — как и большинство иностранцев — говорят даме лишь то, что, по их мнению, ей хочется услышать.

— Говорил он вам еще что-нибудь?

— Да, о своей уверенности, что англичане намерены аннексировать этот остров вместе с Пембой, и о том, что султанат во многом зависит от материка.

— Вот как? Ну, мэм, об этом я ничего не знаю. Как же, по-вашему, англичане этого добьются? Или он не сказал вам?

Видимо, речь об этом шла, и мисс Холлис (неизменно готовая просветить невежду) объяснила, что очень просто и совершенно бесчестно! Британцы, судя по всему, поддерживают правителя-марионетку, очень слабого и порочного человека. Он не только поощряет работорговлю и тратит доходы на разнузданную жизнь, но еще и не обладает правами на трон, ведь является лишь младшим сыном покойного султана. Его соперник, как утверждает сын французского консула, не только пригоден к правлению, но и снискал уважение и поддержку девяти десятых местного населения. Его поддерживает каждый мыслящий европеец за исключением англичан; те, поняв, что сила его характера может быть помехой их планам колониальной экспансии, предпочитают более податливого правителя. Слышал ли капитан о чем-нибудь, более постыдном? Конечно, она сама, как добрая республиканка, не может одобрять монархию ни в какой форме. Но с другой стороны, не может терпеть несправедливость.

От негодования классическое лицо мисс Холлис раскраснелось, глаза, по мнению Фуллбрайта, сверкали великолепно, но вряд ли привлекательно. Он уклончиво пожал плечами и заметил, что, на его взгляд, политика с позиции силы почти всегда грязное дело. Он никоим образом не защищает британцев, однако сомневается, что кто-то из французов может быть нейтральным или беспристрастным в том, что касается восточно-африканских территорий. Или Занзибара.

— Вы полагаете, что и у французов может быть желание аннексировать этот остров? — воскликнула потрясенная Геро. — Но ведь это нелепость!

— Ничего нелепого я тут не вижу, мэм… мисс Геро. Все европейцы — колониалисты. И в этом никакой разницы между ними нет.

— Вот тут я не могу согласиться с вами. Французы всегда ненавидели тиранов, поддерживали дело свободы и справедливости. Во всяком случае, после революции. И смотрите, как Лафайет[6]… Я признаю, что они имеют колонии. Но…

— Но как добрая американка становитесь на сторону французов против британцев. Признаю, это похвально, с этим большинство из нас согласится. Только не — надо выдавать изначально пристрастное отношение к одной из сторон за справедливое суждение!

— Я никогда, — выразительно заверила его Геро, — не позволяю личным пристрастиям заслонять факты.

Не желая продолжать этот спор, капитан вновь пожал плечами и сказал, что лично он не особенно интересуется внутренними делами Занзибара, они, слава Богу, его не касаются. Это замечание возмутило Геро, и она высокопарно заявила, что христиане должны интересоваться делами, влияющими на общественное благополучие где бы то ни было, и что ответственность по отношению к ближним не должна ограничиваться людьми своей расы.

— Да, конечно, — равнодушно ответил Фуллбрайт и проникся глубоким сочувствием к легкомысленным, вздорным, пребывающим в счастливом неведении жителям Занзибара, не представляющим, что их ожидает. Что ж, мэм, скоро у вас будет возможность поговорить на эти темы с вашим дядей, изложить свои взгляды. Наверно, его мнение стоит больше, чем мое, или этого юного месье с его болтовней о «земном рае» и «Тысяче и одной ночи». Какой там к черту «рай»! Может, кому-то так и кажется, только по-моему, это нечто среднее между помойной ямой и чумным бараком.

Говорил он намеренно грубо, но если хотел оттолкнуть этим мисс Холлис, то просчитался. Отнюдь не смущенная, она с радостью готова выслушать его неблагоприятное мнение о Занзибаре. И тут же сообщила с величайшей задушевностью о своих давних подозрениях, что многое из написанного и сказанного про великолепие восточных земель и тропических островов недостоверно, так как здравый смысл подсказывает, что места, где так жарко, где так низок жизненный и нравственный уровень, не могут не быть отвратительными.

— Занзибар, пожалуй, действительно отвратителен, — согласился капитан Тедиес. — Я читал, будто запах гвоздики и пряностей острова ощущается далеко в море, но вдыхал только запахи сточных канав да мусорных куч — и кое-чего похуже! Более грязного города видеть мне не доводилось, и, на мой взгляд, дамам жить в нем не стоит. Неудивительно, что ваша тетушка скверно себя чувствует. Она не имела права звать вас туда, это уж точно.

— Чепуха, капитан Тедиес. С моей кузиной Кресси ничего не случилось, а она младше меня на четыре года. Более того, Занзибар ей тоже кажется прекрасным, романтичным местом! Она так и писала мне.

— Может, ваша кузина влюблена. Я слышал, влюбленные все видят в розовом свете.

— Влюблена? Да в кого же влюбляться? Там ведь нет…

— На Занзибаре есть мужчины, мэм… мисс Геро. Вот хотя бы этот французик, что возвращается туда. Там довольно большая белая община. Служащие консульств, английские военные моряки, бизнесмены, проходимцы…

— Проходимцы? Что они собой представляют? — спросила заинтригованная Геро.

— Авантюристы. Паршивые овцы. Бродяги. Хищники вроде Разгульного Рори.

— Он кто — пират? Прозвище самое разбойничье!

— С него станется, — ответил капитан Фуллбрайт. — Это англичанин, по общему мнению, очень скверный человек. Насколько я понимаю, из тех, кому родные платят, лишь бы они не жили дома. Если происходит что-то отвратительное, от вывоза рабов до контрабанды оружия или наркотиков, похищения людей или убийства, смело можно закладывать свой последний цент, что тут не обошлось без Рори Фроета. Молодой Дэн Ларримор охотится за ним уже два года, но пока так и не поймал. Ему нужны только улики, и когда-нибудь он их раздобудет. Дэн — человек упорный.

— А кто этот Дэн?

— Неужто ваша кузина Кресси ни разу не упомянула о нем? Вот те на! А я уж подумал, что, возможно, она видит все в розовом свете благодаря ему. Лейтенант Ларримор — английский морж, командует маленькой канонеркой по велению королевы Виктории, его тягостный долг — пресечь работорговлю в тех водах или хотя бы попытаться. Действует он, учитывая все обстоятельства, недурно, но Рори Фроста пока не поймал. Полагаю, Дэн дал бы отсечь себе руку, лишь бы добиться своего. Однажды он решил, что все в порядке — внезапно подходит к Рори при легком ветерке возле Пембы, а в кильватере у того плавает труп негра. Ларримор прекрасно знал, что это означает — на борту рабы, а умершего только что сбросили в воду. И решил, что поймал Фроста с поличным, но едва отдал приказ лечь в дрейф, «Фурия» ставит паруса и…

— Кто ставит?

— «Фурия», шхуна Фроета. Он так назвал ее, и, видно, недаром. Говорят, никак не слушается руля — под стать хозяину.

— И что дальше? Фрост ушел?

— Нет. У канонерки паровой двигатель, и Дэн настиг Рори. Но когда поднялся на борт — рабами там и не пахнет. Он обыскал «Фурию» с форштевня до кормы, не обнаружив ни малейшей улики, а Рори твердит, что не знает ни о каком трупе, небось, какой-нибудь бедняга-негр упал с проходящей дау. Извиняется, что не лег по приказу в дрейф; объясняет, что в это время подкреплялся внизу, а члены команды приняли канонерку за французское работорговое судно. Дэн выходит из себя, но ничего не может поделать. Он узнал потом, что пока Рори увлекал его в напрасную погоню, приятель Фроста, араб-работорговец, на своем судне увез с Занзибара полный трюм рабов.

— Значит, тот поступил так умышленно? Это было хитростью, чтобы…

Геро побледнела, выпятила челюсть, как ее дед, Калеб Крейн, приходя в ярость. И гневно произнесла:

— Таких людей надо вешать!

— Думаю, когда-нибудь повесят. По-моему, это ему на роду написано. Дэн Ларримор хотел бы обеспечить ему петлю. Дэна я за это не виню. Вообще я не особо расположен к англичанам, но лейтенант хороший человек и нравится мне.

— Думаете, и Кресси тоже?

— Дэн Ларримор? Что ж… думаю не только ей, он сложен хорошо, ничего не скажешь, только о вашей кузине у меня просто догадки. Я уж почти год не появлялся на Занзибаре, а они тогда были едва знакомы, правда все замечали, что он ей нравится. Вы сказали, она находит остров романтичным, вот я и решил, что, может, у них все сладилось. А с другой стороны, Дэн отнюдь не единственный мужчина на Занзибаре, и я слышал, что вашу тетушку Эбби и ее дочь очень любят в семье султана. Некоторые из этих арабских принцев — настоящие красавцы.

— Красавцы? Вы имеете в виду чернокожих? Африканцев? Предполагаете, что Кресси…

— На лице Геро застыло негодующее выражение.

— Арабов, мэм! Арабов! Они не чернокожие и не африканцы, многие из них почти такие же белые, как и я — разве что с легким загаром. Предки султана были королями в Омане, он и принцы гордятся этим куда больше, чем ваш дядя Джошуа фамилией Крейн — а он весьма горд ею! Мужчины у них очень симпатичные. И я слышал, что некоторые из дворцовых дам красивы, будто картинки, только поклясться в этом не могу, потому что женщины у них сидят взаперти, бедняжки. Им, должно быть, очень любопытно познакомиться с такими дамами, как ваша тетушка и кузина, которые могут спокойно ходить, где им вздумается.

— Да, конечно, — горячо согласилась Геро, и ее интерес внезапно принял другое направление. — Я посмотрю, что можно сделать для этих несчастных созданий. Может, удастся давать им уроки стряпни и шитья, обучить их читать и писать? Должно быть, ужасно быть невежественным, неграмотным и жить немногим лучше, чем в тюрьме — быть рабынями мужчин. Это надо будет изменить.

Капитан Фуллбрайт открыл рот, чтобы возразить, однако ничего не сказал. Ему пришло в голову, что мисс Холлис не помешает столкнуться с некоторыми сюрпризами по прибытии на Занзибар. Странно встретить молодую женщину, так одаренную внешне и обеспеченную материально, охваченную страстью к реформам. В ее возрасте легче ожидать интерес к балам и кавалерам, чем к благотворительности и благополучию цветных рас в отдаленных и нездоровых уголках земного шара. Конечно, у каждого свой вкус! Эта девица, решил он, не нашла своего призвания, из нее получилась бы замечательная учительница строгого типа. И еще может получиться! На основании своего краткого знакомства с Клейтоном Майо (а также сплетен и слухов), он не мог представить себе этого красивого энергичного джентльмена всерьез увлеченным такой откровенной и, возможно, холодной особой. Одни только взгляды мисс Холлис на брак способны остудить самого горячего поклонника, и капитан жалел ее будущего мужа — если только у нее появится муж, в чем он сомневался.

«Даже красота не поможет, — думал капитан Тедиес, почесывая седеющую бородку. — Правда, не стоит упускать из виду ее состояния. Благодаря ему она может выйти замуж. Одиночество — перспектива для любой девушки нерадостная, но, может, эта Геро лучшей и не заслуживает. Непонятно, что могла найти в ней Амелия».