Перелетная птица-2

Глава 5. Превратности судьбы

Отправление из Японии планировалось шумное, многолюдное и неимоверно торжественное, но все расчёты опрокинула простая почечная колика. За три дня до отъезда, когда в Токио уже прибыл русский пароход, на котором собирались доставить рекордсменов во Владивосток, и даже Агата Третья была погружена на просторную палубу, Агату скрутила боль. В одно, далеко не прекрасное утро, её затрясло в ознобе, и в пояснице появился пульсирующий очаг боли. Всё случилось быстро и на глазах Александра: жена стала кутаться в одеяло, беспокойно ворочаться, пытаясь найти безболезненное положение, у неё явно появились позыва к тошноте.

– Агата, милая, тебе плохо? – тут же спросил Александр.

– Плохо. – лязгая зубами ответила трясущаяся крупной дрожью жена.

– У тебя больны надпочечники или сами почки?

– Пиелонефрит и мочекаменная болезнь.

– Ясно.

Александр подхватился, накрыл Агату вторым одеялом и бросился искать слуг. Женщину он послал за врачом, а мужчине приказал срочно греть воду для фурако: при почечной колике нужно тепло.

Врач-японец пришел быстро, словно давно ожидал вызова. Он профессионально и споро осмотрел пациентку, дал ей с десяток мелких горошин, чуть крупнее пшена, но с металлическим блеском. Лекарство пошло впрок: вскоре Агата задышала спокойнее, обильно вспотела и задремала: видимо, приступ отнял у неё много сил. Через короткое время она проснулась и при помощи девушки, пришедшей с врачом, за ширмой поменяла одежду. Агата легла в перестеленную кровать, и врач стал детально, буквально по квадратному сантиметру ощупывать и простукивать её живот. Наконец процедура окончилась, врач отошел в сторону, и Агата тут же уснула. Девушка вынесла врачу пробирку с мочой, он внимательно осмотрел на просвет, понюхал и попробовал мочу кончиком языка.

Александр скривился было от отвращения, но вспомнил, что описание органолептических показателей очень долго было обязательным при всех химических и, кажется, даже биологических анализах. А врач, что-то решив для себя, повернулся к Александру:

– Мамору-доно, как ни прискорбно, но я вынужден огорчить вас. У вашей уважаемой супруги сдвинулся с места конкремент, и, судя по всему, довольно крупный. Я знаю, что вы собираетесь покинуть Японию, но, как врач, категорически против такой поездки. Камень, который сдвинулся сейчас, а это очень крупный камень, может даже с мой мизинец, – врач показал палец на своей руке – он рос несколько, может быть и десять лет. Вы часто летаете на самолётах, очевидно, тряска способствовала откреплению конкремента. Нельзя сказать, что это плохо, потому что он мог разрастись до такой величины, что только хирургическим путём можно было бы его удалить.

– Что же вы предлагаете, Ямана-сэнсэй?

– Решение принимать вам, я могу лишь дать рекомендацию, и она такова: следует провести процедуру вывода этого, и, возможно, других конкрементов. А потом – не менее полугода посвятить восстановлению жизненных сил организма.

– Я согласен, Ямана-сэнсэй, однако позвольте уточнить: какой срок займёт вывод камней?

– Агата-доно молодая и крепкая женщина, я не вижу у неё других проблем со здоровьем, кроме злосчастных болезней почек. Думаю, что за неделю, много, если за две, мы, совместными усилиями, сможем провести эту процедуру.

– Хорошо, Ямана-сэнсэй, пусть будет так. У меня в Японии много дел, займусь ими.

***

Из России самолётом доставили двух инженеров и три комплекта неконтактных магнитных взрывателей. Теперь Александр помогал специалистам в установке приборов на боевые торпеды. Помогал, в основном, просто работая на подхвате, но пару раз довелось дать дельный совет. Работы проходили невдалеке, в нескольких километрах от императорского дворца, где по-прежнему обитал Александр, в одной из флотских мастерских. По утрам, пока прохладно, Александр пешком шёл в мастерские, работал там до обеда, а на обед во флигель его доставляла машина: проведать Агату нужно, а гулять по влажной жаре не хотелось. Днём и вечером он перемещался исключительно в кондиционированной машине.

За обедом болтали о милых пустяках, иногда Агата рассказывала о лечебных процедурах или о посетителях. Совершенно неожиданно о ней вспомнили бывшие соотечественники, и заходили довольно часто – не реже раза в три дня. Бывали посетители из русского посольства, а перед уходом крейсера больную посетили военные моряки: её высочество Агата-доно очень популярна на русском флоте. От императорской четы иногда заглядывала придворная дама, передавала небольшие подарки, лакомства и пожелания выздоровления. В общем, Агате скучать не давали.

Наконец, монтаж и настройка взрывателей были завершены, торпеды загрузили по одной на три подводные лодки германского производства, и испытания начались. Первая субмарина, в сопровождении боевых кораблей, вышла из Токийского залива, погрузилась и пошла на север. Александру указали место в помещении центрального боевого поста, а инженерам – в торпедном отсеке. Кроме Александра в помещении находилась вахта из немцев и японцев: идёт обучение и подготовка к передаче боевого корабля союзниками. Капитаны по очереди смотрели в перископ и обменивались какими-то замечаниями.

Ага, вот и до дела дошло:

– Торпедная атака! Аппарат номер один - пуск!

Капитаны по очереди поглядывают в перископ, отдают какие-то распоряжения, заняты своими делами вахтенные офицеры, в общем, все при деле. Наконец, ощущается толчок от выпуска торпеды, ударило по ушам сжатым воздухом, так сказать, выхлоп от пуска торпеды, и один из офицеров щёлкнул секундомером. Прошли положенные томительные минуты и подлодку встряхнула ударная волна отдаленного мощного взрыва. Офицеры дружно завопили что-то восторженное: удачный подрыв этой торпеды означал добавку крупицы безопасности в их безмерно рискованную боевую работу.

Лодка всплыла, командиры поднялись наверх, на мостик а следом за ними отправился и Александр: любопытно, что получилось. Не слишком далеко, на глаз – километрах в трёх-пяти, стоял старый знакомец, китайский крейсер. Сейчас он выглядел неважно. В мощный морской бинокль было неплохо видно, что он теперь весь какой-то перекошенный, средняя труба отвалилась и свесилась вниз, держась на каких-то верёвках или тросах. По всему было понятно: не жилец.

– Простите, возможно, я покажусь невежественным, но, кажется, вы применили не ослабленный, а полный боевой заряд? – спросил Александр у японского капитана.

– Да, Мамору-доно, именно полный заряд. Нам нужно было определить уровень повреждений при новом способе подрыва.

– И каков, на ваш взгляд, этот уровень?

– Более точные данные получат специалисты при непосредственном осмотре, но, на мой взгляд, воздействие примерно на треть мощнее, чем при контактном подрыве у борта.

По возвращению к мастерским состоялось совещание морского начальства, на котором сначала заслушали детальный доклад японского капитана, потом был отчёт корабелов, осмотревших крейсер. Наконец, дело дошло до Александра.

– Мамору-доно, – обратился к нему вице-адмирал Ямайя Танин – возникли ли у вас какие-то замечания, дополнения или предложения после увиденной вами учебно-боевой торпедной атаки??

– Если вам угодно услышать, то у меня есть два наблюдения. Первое: на мой взгляд, командиры субмарины слишком долго держали перископ поднятым. Даже в то время, когда они что-то обсуждали, перископ оставался над водой. Я понимаю, что ситуация была учебно-боевая, более того, шла передача знаний от опытного командира субмарины начинающему, но, мне кажется, нужно ежесекундно помнить, что враг умён, наблюдателен и отнюдь не беззащитен. Сигнальщики на боевых кораблях постоянно ведут наблюдение за морем, они непременно увидят перископ, а артиллерия немедленно ударит по этому месту из всех калибров.

Присутствующие адмиралы согласно покивали, и Александр продолжил:

– Думаю, что перископ следует поднимать буквально на несколько секунд, а остальное время пользоваться другими приборами, например, гидрофоном. Второе наблюдение тоже относится к боевой работе, но не грех его применить и во время учёбы. Я имею в виду положение лодки после залпа. Торпеды оставляют за собой ясно видимый след. Сигнальщики непременно увидят его, а артиллерия откроет огонь по месту, откуда тянется полоса пены и пузырьков. Отсюда вывод: лодка после пуска должна немедленно отворачивать в сторону, одновременно увеличивая глубину погружения.

– Разумные наблюдения, дельные рекомендации. – согласился адмирал Танин – Они достойны обсуждения и, возможно, применения на практике.

***

Александр побывал на испытаниях всех трёх торпед. Новые взрыватели показали себя с наилучшей стороны, и с восторгом были приняты на вооружение японским флотом. Это хорошо. Русский и германский флоты, как стало известно чуть ранее, тоже приняли приборы на вооружение. Германия, как значительно более развитая, в промышленном отношении, империя, закупила лицензию на новый взрыватель, вернее пакет лицензий на все шестнадцать изобретений, заложенных в него и на общую компоновку. А для России и Японии производство наладили на новом заводе в старинном русском городе Фатеж Курской губернии. К настоящему моменту изготовили уже полсотни взрывателей, производство потихоньку набирало обороты, и даже зародилась надежда, что флотские запросы будут удовлетворены.

После последнего испытания адмирал Ямайя Танин пригласил Александра к себе в кабинет и огорошил его вопросом:

– Мамору-доно, однажды вы упомянули некий прибор под названием гидрофон в качестве средства скрытого дистанционного наблюдения за надводными и подводными объектами. Мои офицеры самым тщательным образом навели справки, и выяснили что ни в русском, ни в германском, ни в австрийском, ни в британском, ни в каком-либо ином флоте, о существовании такого прибора ничего не известно.

– Это неудивительно, Ямайя-доно. Работы по гидрофонам ведутся только в Британии и в засекреченном конструкторском бюро «Полярной звезды». И мы, и британцы умеем сохранять свои секреты, а моя оговорка, каюсь, была случайной.

– Вы можете более детально рассказать о приборе? Судя по названию, он предназначен для прослушивания звуков в водной среде, не так ли?

– Совершенно верно, Ямайя-доно. Микрофоны помещены в водную среду, и при помощи приемной аппаратуры можно услышать, к примеру, шум винтов кораблей и судов. Вы, наверное, уже знаете, что звук винтов каждого судна уникален, подобно отпечатков пальцев у человека. Об этом писали военно-морские журналы, правда, в качестве общих рассуждений.

– Да, я читал о таком.

– Мои инженеры пошли несколько дальше: они составили каталог звучания всех крупных кораблей русского флота, правда, пока эта коллекция прикладного значения не имеет. Что до прибора, то он создан, и сейчас идут работы по превращению лабораторного образца в оборудование боевого корабля.

– Вы имеете в виду, не только субмарины?

– Разумеется. Надводным кораблям нужна защита от подводных хищниц.

– Да-да, понимаю.

– Работы ведутся всего два года, результаты многообещающие. Но видите ли, в чём дело: полностью работоспособный образец, дающий прекрасный звук, возможность измерения расстояния до того или иного объекта и автоматической идентификации крупных кораблей имеет габариты примерно в половину вашего кабинета и нежен как юная гейша, то есть выходит из строя от малейшего чиха.

Адмирал только что не присвистнул от удивления и огорчения.

– Воистину лабораторный образец… А я, грешным делом, возмечтал об оснащении такой аппаратурой всех кораблей Объединенного флота Японии.

– Мысль здравая, Ямайя-доно, и такое переоснащение рано или поздно состоится, но нужно время и интенсивные опытно-конструкторские работы.

– Ну что же, Мамору-доно, будем ожидать результата ваших трудов. Надеюсь, вы не откажетесь от помощи с нашей стороны?

– Приму с благодарность. Более того, я познакомился с группой учёных из Токийского университета и Политехнического института Йокосуки и договорился с ними о сотрудничестве. С вашей стороны было бы крайне любезно обеспечить испытание их изделий на кораблях вашего флота.

– Лично займусь этим делом. Полагаю, что пришла пора создать отдел при штабе, где бы занимались перспективными исследованиями в интересах вооруженных сил.

***

– Алекс, ты целую вечность не посвящал мне песен. – укорила Агата.

– Прости, моя милая, это ужасное упущение с моей стороны. Ты позволишь его исправить?

– Исправляй. Что тебе для этого нужно?

– Мне достаточно рояля, что стоит здесь.

– Тогда слушаю.

Агата уселась в кресло, Александр занял место за роялем и объявил:

– Песня называется «J'aime», она написана на французском языке, русский перевод есть, но только подстрочник, я ещё не довёл его до сколько-нибудь пристойного уровня.

Я люблю, когда нас донимает ветер

Играя твоими волосами…

Песню эту там, в будущем, исполнял Сальваторе Адамо, автор и исполнитель ещё одного шедевра «Tombe la Neige», но он получил большую популярность, а «J'aime» остался в тени. Почему? Сложно сказать – пути зрительских симпатий неисповедимы.

– Исполни эту песню ещё раз. – попросила Агата, встала, принесла стул к Александру, села сзади и обняла его за живот, устроила голову на спине – А дальше играй мне что-нибудь приятное, я так соскучилась по нашим тихим домашним посиделкам. – промурчала она.

И Александр начал играть всё лучшее, что помнил из прошлой и этой жизни – нужно же утешить хворую девочку.

Но хорошее не может продолжаться долго, таков уж закон природы. Примчался посыльный с письмом из японского Морского штаба: из России прибыл пароход с авиационными торпедами и вспомогательным оборудованием для их боевого применения.

– Я поеду с тобой. – решила Агата.

– Ты же болеешь! – возмутился Александр

– Камень уже вышел. – небрежно махнула рукой Агата – Кризис прошел и я желаю действовать. Ну пожалуйста, Алекс, возьми меня с собой! Я буду очень-очень осторожной, правда-правда.

– Ну ладно. На «Амуре» неплохая подвеска, дорога до аэродрома ухоженная, за руль сяду сам… Ладно, поедем вместе.

На аэродроме их встретил адмирал Ямайя Танин.

– Мамору-доно, Агата-доно. – поклонился он – Сегодня доставили груз от вашей фирмы, авиационные торпеды. Мы решили что вы, возможно, захотите осмотреть, как мы обращаемся с изделиями.

В глазах Агаты на миг вспыхнуло такое… Понятно какое: ей испортили редкостный момент душевного общения! Но она – вот что значит бонтонное воспитание! – взяла себя в руки и почти ласково спросила:

– Сопровождающие с грузом приехали?

– Так точно, прибыли, Агата-доно. Три инженера. Они заняты оформлением документов на передачу груза заказчику.

– Ну что же, Алекс, давай посмотрим на груз. – вздохнула Агата – Правда я в этих взрывающихся штучках ни капельки не понимаю.

– Не торопись, Агата. Скоро придут специалисты и покажут нам всё что нужно. О! Вот та машина, похоже, с нашими людьми.

– Почему ты так подумал?

– Я бы ничего не заподозрил, но прочитал на машине. Посмотри!

Автомобиль как раз, на очередном повороте дороги, повернулся к нам боком, а на нём белыми буквами по чёрной краске было выведено крупными русскими буквами: «Полярная звезда», а ниже – та же надпись на японском языке.

– Вот какая новая мода! – удивилась Агата – Но как же быть с насаждаемой тобой секретностью?

– Никак. Подъедет поближе – всё увидишь.

Когда машина остановилась, стало видно, что ниже основной надписи некрупными буквами идёт поясняющая: «Холодильное оборудование и кондиционеры». В машине оказались три молодых инженера, Игорь, Сергей и Никита Ивановичи, которым Александр не так давно ставил задачу переделать обычную торпеду в авиационную.

– Добро пожаловать в Японию, господа! – приветствовала их Агата – А ведь совсем недавно мы с вами общались в Петербурге.

– Сердечно рады вас приветствовать, Агата Юрьевна!

– Почему Юрьевна? – удивилась Агата.

– Простите великодушно, разве мы ошиблись? – в свою очередь удивился Игорь Иванович, старший в этой компании – Вашего батюшку зовут Джордж, по-русски это будет Юрьевич или Георгиевич, но Юрий звучит более по-нашему.

– Ах, вот оно что! – поняла Агата – Вы верно рассудили. Пожалуй, в русских документах так и буду писаться. Что же вы привезли?

– Изволите ли видеть, собственно авиационные торпеды, а также направляющие и держатели для подвески их к самолётам. Аэродромные тележки и приспособления для подвески. Ну и конечно, прицелы, и командные устройства, отвечающие за сброс.

– Где проводили испытания? – вступил в разговор Александр.

– На Ладоге, в Белом море и на Каспии.

– И каковы результаты? Я имею в виду, насколько надёжна система?

– Вполне надёжна, но бывают случаи непроизвольного «нырка» торпеды, когда она уходит на глубину, и изредка происходят отказы взрывателя. Боремся. Дорабатываем аппаратуру и… В общем, работаем.

– Нас заказчики вызвали настолько срочно, что создалось впечатление: вы уже сегодня будете демонстрировать боевой сброс.

– Ну что вы! До боевого применения ещё очень далеко. Мы привезли дюжину учебных торпед, сначала пилоты поучатся на них.

– В чём же их отличие от боевых?

– Внешних и по управлению – никаких. Отличия только во внутреннем устройстве. Во-первых, двигатели сделаны с повышенным ресурсом, позволяющим использовать их многократно. Во-вторых, имеется счётчик, фиксирующий, было ли попадание, и наконец, вместо морской смеси в боевом отделении загружен инертный наполнитель.

– Когда же будете готовы к первой демонстрации?

– Думаю, что заказчику будет интереснее посмотреть на то, как их собственные моряки проделают все манипуляции? Воевать-то им. – пожал плечами Игорь Иванович – За две-три недели подготовим.

Александр повернулся к адмиралу Танину, внимательно слушавшему разговор:

– Ямайя-доно, устроит ли вас такой срок?

– Вполне устроит, Мамору-доно. В таких случаях мы всегда даём самых опытных и способных специалистов. Они будут проводить дальнейшее обучение.

– Прекрасно. Значит мы с Агатой свободны?

– Простите великодушно, Мамору-доно, но мы бы хотели, чтобы вы присутствовали на первых испытаниях.

– Зачем? Инженеры разбираются в своём деле намного лучше меня.

– На испытаниях будет присутствовать представитель царствующего дома, а у вас репутация удачливого руководителя, инженера и пилота. – с поклоном сообщил адмирал

– Ну что же, пойду навстречу уважаемому заказчику. – в свою очередь поклонился Александр.

А что ему ещё оставалось делать?

***

Пятеро придворных, что подошли к Александру во время прогулки по дворцовому парку, были весьма молоды, не старше двадцати лет, одеты по европейской моде, но при этом совершенно по-японски сдержанны и церемонны. Для начала они представились, а после перешли к делу:

– Мамору-доно, сегодня в Павильоне Журавлей намечено заседание нашего музыкального общества. Вы – известный мастер, композитор и исполнитель, и, если найдёте возможность посетить наше собрание, станете почётным гостем. Мы бы хотели получить от вас урок композиторского мастерства и просто пообщаться в непринуждённой обстановке.

– С удовольствием побываю на вашем собрании, но, к сожалению, только один. Моя супруга больна.

– Это не препятствие, Мамору-доно. – поклонился неформальный лидер этой группы, Идзуми-сан.

По тому, как переглянулись молодые люди, Александр понял, что Агату в этом музыкальном обществе не слишком-то ждут и слегка обеспокоился: не голубенькие ли развлечения там намечаются? Однако отбросил подозрения, поскольку гомосексуализм у японцев хотя и не считается чем-то позорным, но и не принимает отвратительных форм, присущих этой субкультуре в Европе и Северной Америке.

На закате, когда солнце едва коснулось гор, Александр в сопровождении двух служителей отправился на встречу с молодыми музыкантами. Парк был прекрасен, ухожен и безлюден, но тревожное чувство зародилось и не исчезало: это Шолто Тавиш что-то почуял и настороженно сканировал окружающее пространство. Но не вылезали из кустов безумцы с обнажёнными катанами, не летели аэропланы с пулемётами – только цикады звенели, да откуда-то сзади доносились звуки флейты. Кто-то неопытный разучивал мелодию, и теперь, раз за разом, отчаянно перевирая, безумно медленно повторял одну и ту же музыкальную фразу. Впрочем, звучал этот урок не раздражающе, а скорее забавно.

Павильон Журавлей оказался очень красивым строением в традиционном стиле, изнутри расписанным пасторальными пейзажами, с непременной деталью: везде был один или пара журавлей, а на потолке – большой неровный косяк красивых птиц, летящих над осенними горами. Вдоль стен, на резных деревянных полочках и стойках, размещались разнообразные музыкальные инструменты – как японские и китайские, так европейские и арабские. Александр, невеликий специалист в музыкальной культуре, но кое-что узнал, например, арабскую лютню с неприличным названием уд. В юности он учился играть на таком инструменте, и даже добился некоторых успехов. А рядом лежала прекрасная испанская гитара.

Десять юношей и девушек, встречающих Александра, стояли полукругом, их представлял Идзуми-сан. Гость не запомнил ни одного псевдонима присутствующих, да и не было смысла запоминать Летящих Ласточек и Строгих Цапель – в реальной жизни эти люди носят совсем другие имена. Но кое-кого он здесь, пусть и мельком, уже видел. Девушку лет восемнадцати, что стоит с правого края, Александр узнал: она сидела в ложе императора во время торжественной встречи на ипподроме. Надо полагать, член монаршей семьи? Предположение подтверждало и отношение окружающих к Беспечной Стрекозе: старательно не показывая этого, они проявляли почтение к девушке. Или только к её статусу? Нет, внимательный взгляд выделял истинное уважение: к её суждениям, даже произнесённым вполголоса, прислушивались, и, в тех случаях, когда были не согласны, тщательно подбирали слова для аргументации своей позиции.

– Мамору-доно, – попросил Идзуми-сан, носящий в этой компании псевдоним Задорный Дрозд, –все или почти все оркестры Японии сейчас репетируют ваше Болеро. Расскажите нам о том, как вы пришли к идее написания этого произведения.

– Охотно поделюсь с вами этой историей. – улыбнулся Александр – Но все ли поймут мои рассуждения на русском языке? Может быть, следует говорить по-английски?

– Мы изучаем русский язык, и знаем его довольно хорошо. – успокоил его Идзуми-сан – А если кто-то не поймёт, я объясню ему.

Сам он уселся на удобный стул-тумбу, а его слушатели расселись, как кому удобнее. Кто-то –прямо на циновки, кто-то – на стулья, а Беспечная Стрекоза устроилась на круглой камышовой подушке, напротив Александра.

– Нынешний век является переломным в истории человечества: мы решительно повернули на путь механического, а, вернее, индустриального развития. Вслушайтесь в окружающее! Ритмично стучат колёса поездов, мерно бухают паровые молоты, что куют сталь и забивают сваи. Невиданные прежде громады линкоров и трансокеанских пароходов, словно плуги, взрывают морскую гладь. Авиационные и автомобильные двигатели рычат в бешеном ритме, а мы управляем этими машинами, прекрасно отдавая себе отчёт, что и машины отныне задают нам свой ритм. Мы сами, подобно механизмам, движемся, кто в простом солдатском строю, кто в более сложном механизме контор корпоративного и государственного управления. Дело не в том, плох новый мир или хорош. Дело в том, что он другой, он совершенно не похож на вчерашний, на тот, что мы помним с детства. Мы живём в непрерывно меняющемся мире, в котором есть только одна постоянная, или, говоря языком физики, константа – это душа народа.

Александр посмотрел в глаза своим собеседникам и увидел там понимание. Он продолжил:

– Так получилось, что в этом мире два народа, до недавних пор, живших на противоположных концах обитаемого мира, оказались соседями. Впрочем, это неудивительно – народы мигрировали всегда. Дело в другом: мы разные внешне, по одежде, еде, в быту, оказались очень близки внутренне. Мне захотелось написать о том, что нас делает близкими. Собственно, произведение об этом. О том, что при всех своих различиях мы поем похожие песни. Я имею в виду не музыку, которая культивируется в среде образованного слоя, а настоящие народные песни и наигрыши, в которых лучшие наши композиторы черпают вдохновение. Я здесь слышал, как поют простые крестьяне, очищая канал, и нашел их песню изумительно красивой.

– Спойте нам свою песню, Мамору-доно. – попросила Беспечная Стрекоза – Такую, чтобы и японцы сочли её своей.

Александр поднялся, отошел к стене и взял гитару, которую приметил сразу, ещё у двери, когда оглядывал помещение. Подстроил под себя и объявил:

– Песня называется «Журавленок». Считайте, что я её выбрал в соответствии с названием и отделкой павильона.

Ушло тепло с полей, и стаю журавлей

Ведет вожак в заморский край зеленый.

Летит печально клин, и весел лишь один,

Один какой-то журавлёнок несмышленый.

По глазам было видно: песню понимают, она, что называется, зашла:

У нас лежат снега, у нас гудит пурга,

И голосов совсем не слышно птичьих.

А где-то там, вдали, курлычут журавли,

Они о Родине заснеженной курлычут.

– Прекрасно – сказала Беспечная Стрекоза, когда Александр замолк – Нельзя ли ещё что-то о журавлях? Впрочем, вы правы, все на свете песни написаны о людях.

– Пожалуйста:

Мне кажется порою, что солдаты,

С кровавых не пришедшие полей,

Не в землю эту полегли когда-то,

А превратились в белых журавлей.

– Да, эти песни непременно станут популярными в нашем народе. – поклонилась девушка – Мамору-доно, вы не будете против, если они будут опубликованы большим тиражом?

– Напротив, я буду счастлив такому обстоятельству. Прислать вам ноты?

– Не стоит беспокойства. Мои друзья запишут тексты и ноты.

Синхронный поклон, и девять юношей и девушек переместились в другой конец павильона, а это ни много, ни мало, метров пятнадцать. Там они уселись в кружок и в нотных тетрадях, совершенно беззвучно принесённых расторопным слугой, принялись записывать, попутно что-то обсуждая тихими голосами. Значит, можно спокойно разговаривать, но вот о чём? Александр мучительно искал тему для нейтрального разговора, но, как назло, в голову не приходило ни единой мысли. В сущности, ситуация была насквозь понятной и, можно сказать, естественной, во всяком случае такая, в его учительской практике, случалась четырежды. И эта юная женщина, если глядеть с точки зрения его истинного возраста, всего лишь девочка.

Девочка влюбилась в звезду. Девочкам вообще свойственно влюбляться, вот они и находят для себя объект обожания. Чаще всего это одноклассник или мальчик из соседнего двора. Для тех, кто более требователен, есть эстрадные, поп и рок карамельные мальчики. Девочкам, которым нужен умный герой, влюбляются в учителей, особенно из числа мужчин, овеянных романтикой прежней службы: случаются в школах отставные военные, моряки или представители других мужественных профессий. Сердечко этой девочки растревожил совсем уж героический персонаж, в одно лицо совершающий немыслимые деяния вроде создания новых образцов техники и перелётов огромной дальности, а попутно, одной левой побивающий всяких плохишей. Герой немножко женат, это минус, но ведь жена – не стена?

Да уж, тому, кто задумал и провёл эту комбинацию, впору давать орден, даром что неизвестно, чем награждают интриганов. Но надо же, отметить склонность дочки? внучки? императора к пришельцу и тут же использовать её? Страшный, должно быть, человек – из ближнего круга монарха, к тому же, вассальной верностью не страдающий, если ради интриги способен поставить под серьёзный удар репутацию такой особы…

– Ваше императорское высочество. – в четверть голоса заговорил Александр – вы позволите говорить прямо, жёстко и нелицеприятно?

– Вы меня узнали? – произнесла девочка едва-едва дрогнувшим голосом – Да, говорите, Мамору-доно.

– Приближается мировая война, ваше императорское высочество, и те, кому выгодна война между Россией и Японией, идут на грязные провокации, чтобы нас столкнуть. Кто-то узнал, что вы испытываете некоторый интерес ко мне, спровоцировал обострение заболевания у моей жены, чтобы я задержался здесь. Он прямо или через исполнителя, возможно, и не знающего о своей роли, организовал нашу встречу, чтобы мы с вами совершили некую ошибку, что скомпрометирует вас в глазах общества и лишит лица царствующую особу.

– Что же нам делать?

– Велите вашим придворным вернуться, мы продолжим музицировать, и помните: все песни сегодня я буду петь только для вас.

– Что же, удовлетворимся такой малостью, какой оказался наш разговор. – почти искренне улыбнулась принцесса.

Девочка приподняла руку, легонько шевельнула пальцами и компания вернулась на свои места.

– Господа, мы обменялись мнениями с Беспечной Стрекозой и решили издать сборник русских и японских лирических песен. – объявил Александр – Песни будут даны в самом лучшем переводе, позволяющем исполнять их любому, знающему письменную и нотную грамоту.

– Исполнять будем строго по очереди – улыбнулась Беспечная Стрекоза – Начинайте, Мамору-доно.

***

Поздно ночью, сразу по возвращению в своё жилище, Александр послал слугу к адмиралу Ямайя Танину с наказом без флотоводца не возвращаться. Уже во втором часу ночи душераздирающе зевающий адмирал ступил на террасу, где сидел Александр, и злобно сверля его взглядом сказал:

– Надеюсь, ваш вызов не продиктован вашим извращённым чувством юмора, Мамору-доно.

– Скорее, он вызван казалось бы, невинными, но крайне опасными действиями наших общих врагов..– вернул любезность Александр и в подробностях пересказал события нынешнего вечера.

А под конец вручил сброшюрованные листы с песнями, которые исполнял на этом вечере.

– Хорошо, Мамору-доно. Я доведу эти новости до нужных людей и те, кто пытается манипулировать особами императорской крови, будут выведены на чистую воду.

– Я не напрасно вас обеспокоил. Ямайя-доно?

– Не напрасно. Прошу вас и в дальнейшем поступать так же.

Адмирал ушел, Александр откинулся спиной на столб, поддерживающий кровлю, голову пристроил на гладком выступе резьбы. От взгляда на звёздное небо стало легче на душе, а в голове вдруг возникла вполне хулиганская мысль: почему бы не устроить Агате очередной сюрприз? Он уже стал прикидывать, как завтра подведет разговор к нужной теме, но всё случилось здесь и сейчас:

– Алекс, почему ты не идёшь спать? – послышалось от дверей.

– Агата! Какое счастье, что ты рядом! – вздохнул Александр – Я дарил тебе песни, я дарил тебе самолёты, а хочешь, на этот раз я подарю тебе заброшенный город, полный сокровищ?

– Целый город?

– Даже несколько. Только надо поработать с архивами, а потом полетать над джунглями. Отпустишь?

– Ни за что не отпущу! Я тоже хочу участвовать в приключении.

– Ну что с тобой поделать? Полетим вместе.