Первая академия. Том 2

Глава 12

Кофейня на Арбате, возле которой мы договорились встретиться, зияла чёрным обгоревшим нутром. Вокруг была натянута полосатая лента, рядом стояли машины. Я узнал фаэтон Виктора Ивановича и кабриолет Лизы, остальные автомобили принадлежали охране и полиции.

Вначале думал, что Шереметевы могли поджечь заведения с целью выманить меня и устроить засаду, но когда прибыл на место, понял, что вряд ли на нас кто-то нападёт.

Виктор Иванович, заложив руки за спину, прохаживался в расстёгнутом пальто вдоль ленты и заглядывал в пустые окна сгоревшего кафе, откуда до сих пор тянуло дымом. За ним семенил невысокий полный господин в сером пальто и котелке и что-то объяснял начальнику стражи. Лиза стояла неподалёку, одетая в короткое чёрное пальто с пышным меховым воротником и меховую шапку. Возле автомобилей торчали несколько человек в штатском и мужчина в синей полицейской шинели.

Я припарковал свой кабриолет позади колонны, подошёл к Лизе. Её личико выражало расстройство. Губы поджаты, в глазах — печаль.

— О, ты приехал! — встрепенулась она при виде меня. — Смотри, что стало с нашей кофейней. Всё сгорело.

— Вижу. Грустное зрелище, — вздохнул я, окидывая взглядом пожарище. — Что с остальными четырьмя?

— Слышала, что они тоже сгорели.

— Все?

— Осталась только в Люблино одна. То ли её не нашли, то ли не успели добраться. Эти ведь в Москве, а та — в другом городе. Сейчас там стражники дежурят. Ох, что же делать-то. Я почти все сбережения вложила в эти кофейни.

— Так я тоже вложил немало. Надеюсь, страховка покроет расходы на ремонт, и мы отстроим всё заново, — обещал я. — А те, кто это сделал, будут наказаны.

Подошли Виктор Иванович и невысокий мужчина.

— Здравствуйте, Алексей, — холодно поздоровался со мной начальник стражи. — Прибыли? Вот и прекрасно. Сами всё увидели. Знакомьтесь, старший следователь Колодин. Он занимается расследованием поджога.

— Здравствуйте, ваше благородие, — следователь приподнял шляпу и поклонился. — Сожалею, что такое случилось. Мы попытаемся выяснить все обстоятельства дела.

— Выясняйте, а мы, если не возражаете, поговорим наедине, — то ли с презрением, то ли с недовольством кинул ему Виктор Иванович.

Следователь распрощался с нами и направился к машине, возле которой стоял полицейский в синей шинели. Оба сели в автомобиль и поехали.

Виктор Иванович проводил их взглядом.

— Вряд ли магия, скорее всего — обычная бутылка с зажигательной смесью, — проговорил он. — Кто-то кинул в окно и убежал. Но надо дождаться экспертизы. Пока у нас лишь догадки.

— Надо поехать другие заведения осмотреть, — сказал я. — Кофейня в Люблино, говорите, не пострадала?

— Я направил туда двух стражников, чтобы присмотрели. С остальным, к большому моему сожалению, стало то же, что и с этим заведением. Злоумышленники совершили поджоги в достаточно короткий промежуток времени. Примерно, от четырёх до пять утра.

— Шереметевы навредить решили. Ну ничего, они у меня пожалеют.

Я даже не сомневался, что это сделал Святослав. Мотив мне нагадить был только у него и у Сергея Юсупова. Но последний просто не успел бы выяснить за воскресный вечер, чем я владею, и организовать нападение. Оставался Шереметев.

— Полагаю, Алексей, данный инцидент — предупреждение вам. Вот только, к сожалению, пострадали при этом ни в чём неповинные люди. Заведение, между прочим, не только ваше, — Виктор Иванович говорил раздражённо, с осуждением, словно в происшедшем был виноват я.

— Мне тоже жаль, что это произошло, — ответил я. — Шереметев — отъявленная сволочь.

— Тем не менее, вас предупреждали, что надо быть осторожнее. Не послушались? Решили силой действовать? Вот и получили.

— А может быть, ещё и своих родителей я убил, а? — я пристально посмотрел на Виктора Ивановича. — По-вашему, это я начал? Думаете, мне оно надо?

— Алексей, Виктор Иванович, пожалуйста, не надо спорить, — вклинилась Лиза. — Да, произошла трагедия, но Алексей не виноват в этом.

— Кстати, а кому мы деньги платили за охрану? — напомнил я.

— Мои люди добросовестно выполняли свои обязанности, — нахмурился начальник стражи. — Вы прекрасно знаете условия. Невозможно такое, чтобы в каждой забегаловке круглые сутки сидел одарённый. Вам бы тогда средств не хватило наши услуги оплатить. Поэтому не надо перекладывать с больной головы на здоровую. Я сделал всё, что в данном случае от меня зависело. А кашу эту заварили именно вы.

Я совершенно не понимал, почему Виктор Иванович так взъелся на меня. Ему-то из-за чего переживать? Не его собственность пострадала. Это я должен злиться, а не он. Да и сами Оболенские праведниками не были. Они тоже вели захватническую деятельность, но только на Урале. В середине тридцатых они устроили серьёзную потасовку вначале с Демидовыми, потом — с Холмскими. Однако для них ничем хорошим это не закончилось: в стычках погибли несколько членов рода.

От меня не укрылись взгляды, которые Виктор Иванович бросал на Лизу. Так вот оно в чём дело? Вот из-за кого он переживает. Неужели он… я отогнал дурные мысли, но подозрения остались.

— Виктор Иванович, я вас ни в чём не обвиняю, — сказал я, — но никак не возьму в толк, почему возлагаете ответственность за случившееся на меня? Вы либо не знаете, что происходит, в чём я сомневаюсь, либо что-то затмило ваш разум, и я никак не могу понять, что именно…

— Поосторожнее в выражениях, Алексей. Только благодаря покровительству нашего рода вы имеете то, что имеете. Если бы ни Пётр Петрович…

— Виктор Иванович, прошу, перестаньте! — взмолилась Лиза. — Мы все расстроены. Но это не повод ссориться.

— Прошу прощения, Елизавета, — тон Виктора внезапно стал мягче. — Возможно, вы правы. Всем нам надо успокоиться. Ни о чём не переживайте. Я свяжусь с Петром Петровичем, и мы решим, что делать. Сейчас поеду осмотрю другие заведения, а вам лучше отправиться домой отдыхать.

— Да какой уж отдых, Виктор Иванович. Я должна видеть, что эти мерзавцы натворили.

— Тоже погляжу, — сказал я.

Мы сели в машины, и колонна тронулась в путь.

Почти все кофейни оказались в пределах Садового кольца, мы объехали их быстро. Больше всего досталось заведению на Басманной, недалеко от бывшего дома Валентина Дубровского. Оно располагалось на первом этаже трёхэтажного жилого здания. Из-за пожара выгорели, как сама кофейня, так и квартира на втором этаже. А вот кофейня на Таганской пострадала несильно. Каким-то чудом огонь не успел распространиться, половина зала и кухня уцелели.

Осмотрев разрушения, Виктор Иванович отправился к себе, а мы с Лизой поехали в её особняк.

— Дела, конечно, плохи, — говорила Лиза, когда мы вошли в прихожую, — но если поторопиться, месяца за два можно всё восстановить. Тем более, одна кофейня ещё работает.

К сестре вернулся былой оптимизм, первые шок и расстройство прошли.

— Мы не сможем спокойно жить, пока эта сволочь, Шереметев, ходит по земле, — сказал я. — Он будет продолжать гадить. Он не отстанет, пока не получит по морде… или не окажется в могиле.

— Ох, и не говори… А ты останешься на обед или тебе надо в академию?

— Конечно, останусь! Я сейчас слона бы съел. Учёба подождёт.

— Ты отпросился, да?

— Ага. Поэтому смогут пробыть у тебя до самого вечера.

Я соврал, что отпросился. Просто уехал, никому ничего не сказав. Надзиратель хоть и обещал больше не шпионить за мной, но доверие он утратил, да и бегать искать его времени не было.

А Шереметевы должны были заплатить. Неизвестно, как скоро получится добраться до самого Святослава, но его заведения могут гореть так же, как и мои. Нельзя безропотно терпеть нападки. Более того, я считал, что Оболенские должны посодействовать. В конце концов, пострадало имущество не только моё, но и Лизино. Это удар и по их роду тоже.

Возможно, отчасти поэтому Виктор Оболенский так злился — он-то понимал, сколь опасно вступать в открытое противостояние с Шереметевыми. А я и так уже вступил. Мне оставалось только одно — привлечь как можно больше союзников.

После обеда мы с Лизой переместились в гостиную. Лиза поставила пластинку, мы уселись в кресла, продолжили беседу.

— Я всё думаю о предстоящих тратах, — жаловалась она. — Придётся снова взять в долг у Петра Петровича. Мне надо и слугам платить и за аренду. Особняк этот очень недёшево обходится.

— Может быть, тебе переехать в город? — предложил я. — Квартиру арендовать гораздо дешевле, чем такую большую усадьбу. Зачем тебе такие траты?

— Эх, наверное, придётся, и правда, переехать в Москву. А я так привыкла жить на природе.

Я тоже оказался в затруднительном положении. Конечно, деньги у меня были, в том числе на банковских счетах. Они давали неплохой процент, но вот кофейни в ближайшее время не принесут ничего. Страховки может не хватить даже на ремонт. Ярославский завод же даст прибыль только к осени. Все деньги, которые находились на счету предприятия, шли в оборот. Я и так оттуда взял небольшую сумму на восстановление особняка.

Шереметев должен был заплатить за всё. Не хочет добровольно — надо заставить. Он по-прежнему не дал ответ по поводу заложников. Скорее всего, надеялся как-то надавить на меня и тянул время. А я ждал, что он предпримет.

Разумеется, Орлов снова поддержит его преступную деятельность. Разве возникнет мысль у господина главноуправляющего третьим отделением привлечь Святослава к ответственности за сожжённые кофейни? Ни в коем случае. Шереметеву можно всё, а мне — нет. Таково право сильного. А поскольку преступлениями с использованием магии в тридцатые занималась пятая экспедиция третьего отделения, то и со мной разбираться будут именно они. Если, конечно, мои влиятельные друзья не заступятся.

— Можно снять квартиру неподалёку, — предложил я. — Да, тут полно охраны, но вряд ли твоей жизни что-то угрожает. Шереметев не такой дурак, чтобы развязывать войну с Оболенскими на пустом месте.

— Да, ты прав. Мне надо подумать. И слуг поменьше держать следовало бы. Пару горничных хватит. Хочу, чтобы они днём приходили, убирали, готовили, а под конец дня уходили. И нам бы никто не мешал проводить вечера, — добавила Лиза вполголоса и улыбнулась.

— Верно. Если бы ещё почаще удавалось приезжать, а то ведь бываю у тебя раз в год по обещанию.

— Ага, ты так редко приезжаешь, и я постоянно скучаю вечерами.

— Кстати, одну вещь заметил… Виктор Иванович, кажется, слишком сильно за тебя переживает. Не с проста ли это?

— На что ты намекаешь? — удивилась Лиза.

— Ты — вдова, живёшь в одиночестве, а он — богатый, влиятельный человек в вашей семье…

— Алексей! Ты что такое говоришь? — Лиза аж покраснела. — Да я… да я ни за что в жизни… Он женат и вообще…

— Что «вообще»?

— Не знаю, — вздохнула она. — Наверное, я должна тебе сказать…

— Говори, — я напрягся: неужели то, о чём я подумал — правда?

— Виктор Иванович действительно мне делает знаки внимания. В гости постоянно напрашивается, всё какие-то намёки… сам понимаешь. Если честно, даже не знаю, как быть. Виктор Иванович — хороший человек, он много делает для рода, заботится о нашей безопасности, но я не хочу с ним встречаться. А он не отстаёт.

— Но ты ему не отказала?

— Почему же? Я так и говорю, что у меня траур, что моя душа пока несвободна и ни о ком другом думать не могу. Но что мне говорить потом? Он даже не собирается прекращать свои поползновения.

— Так ты прямо ему скажи, чтобы отстал.

— Да? Думаешь, так легко? А если он разозлится на меня? А если это как-то навредит нам с тобой?

— Ерунда. Он — просто начальник стражи.

— И родственник Петра Петровича.

Я не удивился, что начальник стражи стал подкатывать к моей попечительнице. Лиза был одинокой симпатичной молодой девушкой, влюбиться в неё — пара пустяков. Но, кажется, она, и правда, не хотела встречаться с этим человеком. Её следовало оградить от посягательств Виктора, при этом не раскрыв нашей тайны. Мне было невыгодно ссориться с кем-то из Оболенских особенно, из-за такой, в сущности, ерунды.

— Тебе надо переехать в город, — проговорил я, поразмыслив. — Там ты будешь чувствовать себя свободнее и не будешь зависеть ни от Виктора, ни от кого-то другого.

— Ты прав, сейчас я слишком многим обязана Оболенским. И так должна им деньги, а скоро ещё придётся занять. Одна кофейня не покроет все мои расходы.

— Я помогу.

— Ты? Да ты сам должен Петру Петровичу. И вообще, это я обязана тебя содержать. Я же твоя попечительница, в конце концов.

— К счастью, тебе это делать не придётся, я в состоянии сам себя обеспечить, да и сбережения кое-какие имеются. Поэтому всё в порядке. Сколько у тебя на счету?

— Всего четыре с половиной тысячи осталось. Могу продать машину Сергея, она мне не нужна — это ещё тысячи три, наверное. Кое-какие вещи продам. Может быть, и получится протянуть.

— По крайней мере, ты остаёшься управляющей моей компанией и продолжишь получать жалование. С голоду не умрёшь, а если вдруг понадобятся деньги, моих сбережений хватит. А через полгода завод начнёт приносить прибыль.

— Ох, ты меня успокоил. И правда, не так всё плохо. Переезжать только не хочется. Привыкла я к этой усадьбе, хорошо тут, тихо, пруд рядом. А с другой стороны, отсюда в Москву далеко ехать. Каждый день ведь мотаться туда-сюда приходится. Знаешь, я подумаю.

Лизе действительно стоило меньше зависеть от Оболенских. Единственная причина, почему она продолжала жить в особняке — это опасения за собственную жизнь. Однако мне не верилось, что Шереметевы пойдут на открытую конфронтацию. Если б Святослав хотел это сделать, сделал бы уже давно, но он избегал конфликтов с крупными родами и давил лишь тех, кто не мог дать отпор. Вряд ли Лизе что-то угрожало, кроме посягательств на её честь со стороны Виктора Оболенского.

Нас отвлёк телефонный звонок. Звонил Пётр Петрович. Узнав, что я тоже здесь, он попросил дать мне трубку и пригласил завтра вечером к себе в гости. Сказал, что речь пойдёт о сегодняшнем инциденте.

Я всё же остался на ночь у Лизы, а рано утром, ещё затемно поехал в академию.

Комаровский встретил меня возле входа в аудиторию. Он сказал, что нам надо поговорить с глазу на глаз, и мы отошли к окну.

— Господин Дубровский, я всё прекрасно понимаю, но нельзя же так внезапно исчезать на целый день, — упрекнул меня Комаровский. — Я не знал, что и думать. Ещё и, как назло, глава дисциплинарного комитета вас потребовал к себе. Пришлось придумывать причину вашего отсутствия.

— Придумали?

— Я сказал, что вам необходимо присутствовать на сделке.

— У вас хорошо получилось. Продолжайте в том же духе. Кстати, а что от меня хочет дисциплинарный комитет.

— Вас вызывают из-за случая с Сергеем Юсуповым. Он в больнице оказался, на вас грешат.

— Правильно делают. Ладно, загляну к ним.

Стоило ли сомневаться, что так будет? Разумеется, Юсупов обвинил во всём меня, желая досадить хотя бы так. Однако на этот раз говорить со мной собирался не ректор, а глава дисциплинарного комитета. Видимо, серьёзных оснований беспокоить Вяземского не было. Подумаешь, у студента рука сломалась — всякое случается.

После занятий пришлось отправиться в первый корпус на четвёртый этаж, одно крыло которого занимала учебная часть. Дисциплинарный комитет находился в самом конце коридора.

В кабинете меня ждал пожилой господин с усами и зачёсанными назад остатками волос — глава дисциплинарного комитета, Крейц Елисей Иванович. Одет он был в серые брюки, строгий чёрный пиджак и ярко-бордовый галстук.

— Уже не первое ваше нарушение, между прочим, — отметил он. — И опять драка. Плохую привычку себе завели, господин Дубровский.

Говорил он довольно резко, но в голосе чувствовалась усталость, а в глазах читалось безразличие.

— Да, был вынужден опять подраться, — ответил я.

— Вынуждены? Хм. Ну расскажите, как же так произошло.

Я в подробностях описал ситуацию в ресторане: как Юсупов с друзьями стали мешать посетителям, как я подошёл и попросил покинуть заведение, сравнив его компанию со стаей бродячих собак.

— Так и сказали? — удивился Крейц.

— Да, так и сказал, ваше сиятельство, потому что банда Юсупова так и ведёт себя — без причины донимает обычных людей на улице и в заведениях. Кто-то должен был приструнить их. Что я и сделал.

— Дальше.

— Мы все — мои друзья и друзья Юсупова — покинули ресторан, прошли по набережной к заводам, где не было людей, и там устроили сражение. Против меня вышли по очереди три студента — один маг огня, два мага воздуха. Они не получили травм. После того, как я победил их, сразиться захотел Сергей Юсупов…

— Постойте, господин Дубровский, вы утверждаете, что победили троих студентов четвёртого курса?

— Пятерых, ваше сиятельство, пятерых студентов четвёртого курса. Со мной желали сразиться все. Как я мог отказать?

Крейц сделал удивлённое лицо и кивнул:

— Дальше.

— Затем против меня вышел Юсупов, и я в процессе поединка случайно сломал ему руку. Он очень упорно сопротивлялся. Остальные быстро сдавались, как только чувствовали, что силы иссякают, но Юсупов не остановился. Вот и получился казус. Разумеется, я сожалею, что так вышло.

— Понятно всё с вами, господин Дубровский. Нехорошо получается. Вторая драка за полгода. Нехорошо. Пусть вы и защищали людей в ресторане, но могли бы обойтись без членовредительства. Придётся вам назначить наказание. Посидите трое суток в карцере, а потом месяц — хозяйственные работы. Всё, свободны. Надзирателю вашему сообщу отдельно.

— А Юсупов? Он так и будет со своими друзьями устраивать произвол в городе? Это же не единственный случай.

— Будет проведено расследование, и по его итогу вынесен вердикт. Это уже не ваша забота, господин Дубровский. Ваше дело — хорошо учиться и не нарушать правило. Всё, можете идти.

Опять эти наказания. Шагу ступить невозможно. Ну да пёс с ними. Главное, чтобы тренировкам не мешали. Попробуем снова договориться, чтобы отправили либо в залы, либо на полигон.

А пока мне требовалось срочно мчаться на встречу с Петром Оболенским. Я и так из-за этого дисциплинарного комитета опаздывал. Пришлось даже Комаровскому сказать, что уеду, а то он уже сегодня вечером собирался заточить меня в подвал. Но дело это не срочное, до завтра подождёт, а вот встреча ждать не может.

Особняк Петра Оболенского находился в центре Москвы, недалеко от Земляного Вала. Это было длинное трёхэтажное здание с зелёными клумбами перед фасадом. Дом имел даже более роскошное убранство, чем дворец ярославского губернатора. Интерьер первого этажа, который предназначался для приёма гостей, украшала позолота, а потолки — роспись в барочном стиле.

Дворецкий провёл меня через холл, и по роскошной лестнице, раздваивающейся после первого пролёта, мы поднялись на второй этаж. Пётр Петрович, Виктор Иванович и Лиза собрались в угловой комнате с камином, балкончиком, отделанными деревом стенами и кожаной мягкой мебелью

Когда я пришёл, все уже были на месте, сидели в мягких креслах вокруг низкого столика. Одно кресло пустовало — как раз для меня. Извинившись за опоздание, я присоединился к компании.

— Итак, все в сборе. Хорошо. Алексей, Елизавета, вот что я хочу вам сказать, — объявил Пётр Петрович. — Всех нас огорчило вчерашнее происшествие. Шереметев вздумал выместить на вас злобу из-за потерянного предприятия вот и начал мелко пакостить. Однако должен вас успокоить: судя по имеющейся у меня информации, Святослав Шереметев не выступит открыто против нас. Он не имеет достаточно поддержки в правительстве, чтобы пойти на конфронтацию с нами или другими крупными родами.

— А как же Орлов? — напомнил я. — Он арестовал двух ваших родственников, с его подачки уничтожили мою семью. Он не слишком-то боится ответной реакции.

— Алексей, вы ошибаетесь. Орлов, как никто другой, находится сейчас в очень шатком положении. Сентябрьский процесс стал ошибкой. От третьего отделения хотят, чтобы оно рабочие восстания давило, а не лезло своими грязными руками в серьёзные дела. Орлов, как известно, хочет большего, но… перехочет.

Пётр Петрович говорил уверенно, хотя я не понимал, какие у него для этого основания. Наверное, он всё-таки лучше меня знал, что происходит в правительстве.

— Допустим. Но ведь у Шереметева есть и другие сообщники.

— А кто ещё? Генерал-прокурор? Возможно, Бельский тоже надавит на Орлова, но лично участвовать не станет. Да и сами посудите: Шереметев не смог удержать завод, потерял на ровном месте сорок человек дружины. В глазах своего окружения он имеет весьма бледный вид. Ходят слухи, что сорок дружинников не справились с одним одарённым, — Пётр Петрович беззвучно рассмеялся. — Святослав стал посмешищем.

— Оптимистично, — проговорил я. — Будем надеяться, вы правы.

— Так, а теперь что касается ситуации с кофейнями. Алексей, Елизавета, я готов вам помочь. Большую часть расходов покроет страховка, но если этого не хватит, я предоставлю вам требуемую сумму совершенно безвозмездно. Таково моё решение. Я не могу остаться в стороне, когда мои родственники и друзья становятся жертвами произвола. Мой долго помочь.

— Пётр Петрович, я не знаю, как вас благодарить! — Лиза расплылась в улыбке. — Это так великодушно с вашей стороны. Я уже общалась со страховой компанией. Надеюсь, страховки хватит.

— В любом случае, если помощь понадобится, не стесняйтесь. Мне будет только в радость.

— Большое вам спасибо, Пётр Петрович, — сказал я, — но лично меня волнует другое. Святослав должен понести наказание за свой поступок. Надо ответить. Как вы на это смотрите?

— И ввязаться в войну с Шереметевыми и всей кодлой? — фыркнул Виктор Иванович. — Вы никак разума лишились…

Пётр Петрович жестом остановил начальника стражи.

— Алексей, я понимаю ваши чувства. Вы жаждете отмщения, однако вынужден напомнить, что открытое противостояние между родами — это очень плохой вариант. Следует быть крайне осторожными. В конце концов, мы даже не знаем точно, повинны ли Шереметевы в поджоге кофеен или кто-то ещё.

— Разве это не очевидно? Больше некому.

— Пока нет неопровержимых доказательств или пока Святослав сам не взял на себя ответственность за случившееся, ничего нельзя утверждать. Формального повода для прямой конфронтации просто нет.

Я прекрасно понимал опасения Оболенского и его нежелание ввязываться в войну с другим родом из-за какого-то пустяка, и я на его месте, пожалуй, сделал бы то же самое.

— Я вовсе не прошу вас вмешиваться, — сказал я. — Мне нужна только информация. Остальное сделаю сам без лишнего шума. Святослав просто не досчитается нескольких своих заведений. Глав за глаз, как известно.

— Не могу вам в этом мешать, да и не стану, — произнёс Пётр Петрович. — Однако прежде чем вы хоть что-то предпримете, я должен объяснить несколько важных моментов. Виктор, Елизавета, пообщайтесь пока, мы с Алексеем ненадолго отойдём.