Каменные клинки мелькнули перед моим лицом. Я уклонился, переместился левее, дружинник резко развернулся и едва не достал меня остриём. Его левая рука стала обычной и «выстрелила» россыпью острых игл. В ответ я ударил огненной вспышкой. Противник пошатнулся. Подскочив, я треснул ему коленом в живот и кулаком в голову. Тот сделал выпад клинком, я уклонился и зарядил хуком в челюсть. Рука одарённого снова превратилось в лезвие и ткнула мне меж рёбер, чуть не пробив защиту.
Противник стал размахивать руками-ножами, пытаясь меня достать, я перемещался по кругу и швырял «стрелы». Я блокировал «конус», рванул навстречу, пригнулся, клинок мелькнул над моей головой. Ладонь с огненным импульсом ударила по корпусу одарённого, заставив того отскочить. Тут же я запустил шар огня.
Путь преградил маг воздуха, не дав добить каменщика, и направил в меня мощный воздушный поток. Я не мог швырнуть навстречу огонь, зато мог рывком уйти левее, что и сделал, после чего метнул в противника сгусток пламени.
В бой снова вступил маг земли. Я блокировал руку-клинок, но удар оказался столь сильным, что предплечье пронзила боль. Моя защита слабела. Я переместился левее, попытался создать в руках мощный сгусток огня, но тут же получил клинками в голову и корпус. Аж искры из глаз посыпались. Концентрация падала, уже не удавалось делать два дела одновременно.
Коротким рывком я ушёл в сторону и швырнул огненный шар. Противник не смог устоять на ногах. Я воспользовался этим, рванул к нему и создал небольшой вихрь. Маг земли перекатился и поднялся на ноги, но я уже оказался рядом. Двоечка в голову, апперкот локтем — и враг снова на снегу.
Я хотел добить, но меня приподняло над землёй и отшвырнуло прочь. Чёртов воздушник, опять под ногами вертится! Не вставая с земли, я быстро стал метать «стрелы». Одарённому пришлось закрыться прозрачной полусферой. Но после пятой «стрелы» защита пропал, и очередной сгусток огня шлёпнул противника по лицу.
Увидев, как земельник быстро создаёт в руках крупный булыжник, я переместился в сторону, и камень ударил рядом. Я вскочил и продолжил бить «стрелами». Они требовали мало эфира, особой мощью не отличались, но при этом сбивали противнику концентрацию и вынуждали его тратить энергию на защиту.
Мне казалось, долбить придётся долго. Даже не знал, хватит ли сил, ведь моё эфирное тело снова потускнело, но и у врага дела обстояли не лучше. Он попятился. Его каменные клинки пропали, да и облик стал меняться. Противник завопил, сбивая с себя пламя. Я не прекращал атаки до тех пор, пока одарённый не замер раскорячился на земле. Кожа на его руках, лице и теле облезла, оголив кости и обожжённое мясо.
Я метнул «стрелы» в воздушника, но тот уже отступал, как и оставшиеся в живых дружинники.
Этот отряд больше не представлял опасности. Люди лишились сил и оружия и думали о том, как бы убраться отсюда живыми. А вот кузену следовало помочь.
Денис дрался неподалёку со вторым магом воды. Дела у него шли не очень хорошо. Дружинник опутал его водными канатами. Когда я обернулся, тонкая мощная струя воды ударила Денису в грудь, и кровь брызнула во все стороны.
Одарённый повернулся ко мне. Он представлял собой сплошную жидкую субстанцию, напоминающую формой человека. Попытался схватить меня водяными канатами, но я вовремя переместился в сторону, швырнул огненный шар, опять переместился и выпустил три «стрелы».
В меня ударила струя воды, я закрылся ладонью, создав несильный огненный импульс, струя испарилась. Ещё несколько «стрел» — и противник больше не смог удерживать свою водную форму. Его силы были истощены дракой с Денисом, и на меня ему уже не хватило сил. Одежда дружинника была мокрой, а с головы стекала вода. Всё это являлось признаком истощения: одарённый пытался создать заклинание, но получалась лишь сырость.
Я не стал больше кидаться огнём, чувствовал, что и у меня и самого скоро эфир закончится. Переместился к ослабевшему врагу, собрал остатки сил в кулаках и принялся лупить его, а тот только и мог, что закрываться руками и пятиться. Два хука, апперкот — голова дружинника с хрустом запрокинулась назад, и он замертво рухнул в снег.
Я посмотрел на дружинников. Осталось меньше половины. Семеро валялись мёртвыми на проталинах. Выжившие медленно отходили к дому, волоча по земле двух раненых. Маг воздуха нашёл в себе ещё немного сил и заслонил отступающую группу защитной полусферой. Но атаковать он даже не пытался.
Но и я не мог их атаковать. Моё эфирное тело почти погасло. Если эти доходяги поймут, что сил у меня нет, и снова набросятся, то даже отбиться будет нечем.
Мимо прошли два серых человекообразных духа. Я оглянулся. Ника стояла недалеко от рухнувшего флигеля. Она тоже вернулась, чтобы помочь мне. Существа, которых она призвала, были слабыми, но враги не имели сил и потом быстро спрятались в пристройке.
Я бросился к Денису.
Кузен лежал на красном снегу, его грудная клетка была пробита и прогнулась внутрь, а по центу зияла рваная дыра. Машинально я приложил пальцы к запястью, желая пощупать пульс, но и без этого было понятно — Денис мёртв. Мощная струя воды прошила его насквозь, словно удар копьём. До конца дрался, до последней капли эфира, хотя мог бы не лезть, ведь сам понимал, что сил у него немного.
И тем не менее, одного мага воды Денис сумел одолеть, труп одарённого валялся неподалёку. Да и со вторым почти справился. Почти…
Я сел рядом на четвереньки и сосредоточился на эфирных каналах, втягивая в себя разлитую в пространстве энергию. Я не знал, что нас ждёт. У противника могли оказаться ещё резервы, которые он скоро бросит в бой. А мне уже было не до драки. Очень сильно устал.
Послышался звук моторов. Ещё едут? Нет, звук удаляется, а вскоре и вовсе смолк. Остатки шереметевской дружины позорно удрали с поля боя, так и не сделав то, за чем приходили.
Прибежали Лиза, Ника, Егор и садовник Фёдор. С ними были Дмитрий Горбатов и два незнакомых молодых человека из соседской охраны.
— Алексей, ты цел? Что с Денисом? Его убили? О нет, как так случилось? — Лиза опустилась на колени рядом с телом родственника. — Не может быть. Нет! Просто не верится. Мерзавцы!
Мою душу наполняла горечь. Я обещал вернуть Денису фамилию и честное имя, а что в итоге? Помер. Сам дурак, с одной стороны. Я же велел уходить. Он не послушался. Вот только, если бы не Денис, возможно, я и не справился бы со столькими одарёнными.
— Прости, я не смог его уберечь. Мне жаль, — проговорил я. — Он храбро сражался.
— Нет, не вини себя. Ты не виноват, — лицо Лизы выражало тоску и боль. — Это они виноваты, те, кто пришёл сюда. Это они его убили и… чуть не убили тебя.
Я поднялся на ноги, моё эфирное тело стало чуть более ярким. Силы медленно возвращались. Но расслабляться было рано, оставалось ещё одно дело.
— Завод, — сказал я. — Они напали не на завод. Мне надо ехать.
— А вот об этом можете не беспокоиться, — сказал Дмитрий. — Отец только что звонил, говорит, фабрика под нашим контролем. Враги убиты и захвачены в плен. У нас, кажется, один погибший.
— Пленники — это хорошо, — проговорил я и оглянулся по сторонам. — Надо бы здесь прибраться.
Оставив Нику и стражников собирать трупы, мы с Лизой пошли в дом. Разрушения были ужасные. Деревянный флигель представлял собой груду брёвен, особняк тоже сильно пострадал. И кто мне за всё это платить будет? Эх, я бы заставил Шереметева заплатить — заплатить за всё. Вот только состояния его не хватит, чтобы возместить ущерб, причинённый моему роду.
Моя гостиная превратилась в свалку. Мебель поломали, фарфоровый сервиз в шкафу побили, как и сам шкаф. Ещё и чуть не сгорело всё к чертям. Спасибо Лизе, потушила, пока я устраивал нападавшим огненный ад.
К счастью, до других комнат шереметевские холуи не добрались. Всё осталось на месте, в том числе артефакты. Дружинники отступали в спешке, им было не до грабежа. Раненых они забрали, но вот убитых оказалось полно. По всей усадьбе валялись трупы, а на дороге торчали четыре машины, три из которых превратились в дымящиеся груды железа.
На заводе дела обстояли лучше. По словам Горбатова, который дожидался меня на самом предприятии, противнику удалось прорваться на территорию, но потом подоспели стражники, проживавшие в доме напротив. После короткой стычки несколько шереметевских дружинников отступили на улицу и в конечном итоге уехали, а четырнадцать человек оказались заперты в цехе. Шесть из них в ходе сражения были уничтожены. Остальные, исчерпав запас сил и поняв, что победы им не видать, как собственных ушей, сдались.
С нашей стороны тоже были потери. У Горбатова погиб стражник, а пятеро бойцов, в том числе один из моих ребят, получили ранения. Оборудование на заводе пострадало, но не критично. Плюс к этому погиб рабочий, не успевший удрать из цеха, когда началась заварушка.
Мы с Юрием Степановичем вместе осмотрели цех, в котором случилась бойня. Горбатов уже распорядился обзвонить больницы на тот случай, если дружинники отвезли туда своих раненых, но пока новостей не было.
Шесть пленников временно располагались в небольшом пустующем помещении длинного одноэтажного цеха. Их запястья сжимали блокирующие браслеты, у одного была перебинтована голова, у другого — рука, у третьего — туловище. Магов среди них не оказалось — только эфирники. Два одарённых были убиты, одного из них прикончил лично Горбатов.
У пленных мне удалось узнать, что возглавлял отряд сотник Саморядов, но этот перец, к сожалению, удрал. В остальном, ничего нового: группа из шестидесяти человек отправилась в Ярославль, чтобы убить меня и вернуть предприятие. Приказ, разумеется, отдал Шереметев.
По общей численности дружины тоже удалось получить кое-какую информацию. В Москве на охране различных предприятий у Шереметевых было задействовано от ста до ста пятидесяти эфирников и одарённых. Из них шестьдесят отправили в Ярославль. Члены семьи в это число не входили.
В отряде был лишь один родственник Святослава — некий Аркадий Шереметев, маг земли, бывший глава тайной канцелярии рода. Он поехал в усадьбу и, судя по всему, пал от моей руки.
После общения с пленными я и Юрий Степанович вышли на улицу.
Гудели чёрные от копоти цеха, трубы дымили, что-то гремело и лязгало. Повсюду шастали рабочие в промасленных ватниках и робах. Предприятие продолжало варить металл, словно ничего и не произошло.
— Всё закончилось не так плохо, как могло бы, — подытожил Горбатов. — Вы живы, фабрика осталась под нашим контролем. Наши потери незначительны. Так сколько, говорите, к вам приехало стражников?
— Не меньше тридцати. Среди них было, как минимум, восемь одарённых, шесть из которых мы оприходовали.
— Тридцать! Батюшки. Словно на войну шли. И шесть одарённых убиты… Да вы опасный человек, Алексей.
— Для врагов опасный, — согласился я. — На вашем месте я бы не был так уверен, что всё закончилось. Святослав не сдастся. Не такой он человек.
— Прекрасно это понимаю, и надеюсь, что завтра нам удастся заручиться поддержкой губернатора и полицмейстера.
— Поддержка — это хорошо, но за неё придётся платить. Кстати, что будем делать с пленными?
— Требовать выкуп. Больше ничего не остаётся.
— Это если Святослав изволит с нами договариваться. А если нет? Да и потом, мы предупредили, что у нас в гостях его зять. А он что? Взял и напал. Надо наглядно продемонстрировать, что нельзя так делать. Шереметев должен понимать, что мы настроены серьёзно.
— И что предлагаете? Мы же не можем убить Разумовского? Он — единственный козырь в наших руках.
— Ради которого Святослав палец о палец не ударил. Кажется, он не слишком-то ценит жизнь своих родственников. Но нет, я не предлагаю убивать Разумовского. По крайней мере, сейчас. Но отреагировать надо? Надо. Можем казнить одного из пленников. Видеокамера есть?
— Найдём. А зачем?
— Запечатлеть казнь и отправить Шереметеву. И записку приложить, мол, Разумовский будет следующим. Может быть, хотя бы это подтолкнёт его к переговорам?
— По правде сказать, я и сам думал о чём-то подобном. Вот только убийство пленника — поступок, мягко говоря, сомнительный.
— Да? Сомнительный? А то, что делает Святослав, как расценивать в таком случае? Какой тогда смысл держать заложников, если это не оказывает никакого давления? Давайте просто отпустим их на все четыре стороны. А что?
Мне и самому не очень нравилась идея казнить пленника, но нельзя было проявлять мягкость и позволять врагу игнорировать наши требования. Шереметев должен воспринимать нас всерьёз, я был обязан действовать жёстко.
— Вы правы, мы не можем отпустить пленников, — согласился Горбатов. — Но мне надо подумать. Возможно, есть лучший вариант. Мы сейчас находимся в довольно шатком положении. Если от нас отвернутся даже те, кто мог бы стать нашими союзниками, на кого нам рассчитывать?
Прежде Юрий Степанович более оптимистично смотрел на происходящее. Порой он даже казался мне слишком легкомысленным. Но сейчас я понял, что ошибался. Его тоже гложут сомнения, он сам прекрасно понимает, в какую авантюру мы ввязались.
Да и кто бы на нашем месте не испытывал сомнений?
Рейдерские захваты предприятий, насколько мне было известно, начались уже в тридцать втором году. Но делали это всегда сильные рода, убирая с дороги всякую мелочь, мешавшую им строить торговые и промышленные империи. Сейчас произошло ровно наоборот: два провинциальных дворянина посягнули на собственность крупного московского клана, стоящего у власти. Это событие неминуемо должно было вызвать резонанс в обществе.
— Я понимаю, — ответил я. — Поговорим завтра с губернатором, а потом решим, как поступать с пленными.
Святослав сидел в кресле за столом в своём просторном кабинете. В пальцах дымилась сигара. Он пристально смотрел на человека, который стоял перед ним на ковре. Сотник Саморядов, управляющий недавно приобретённым заводом «Ярославская сталь», лично явился сегодня утром, чтобы доложить о результатах операции.
А операция оказалась не просто неудачной — провальной. Из шестидесяти отправленных в Ярославль дружинников вернулась треть, да и то все побитые. Остальные погибли или были взяты в плен.
Ещё не случалось такого, чтобы дружина Шереметевых терпела столь сокрушительное поражение и теряла за раз столько одарённых. Катастрофа — иначе не назвать.
Святослав вид сохранял спокойный, но внутри его раздирали злость и непонимание. Как, чёрт возьми? Как могло случиться, что шестьдесят опытных воинов не смогли прикончить одного мальчишку-студента и захватить провинциальный заводик? Просто не верилось.
— Таким образом, мы потеряли восьмерых одарённых, — проговорил Саморядов. — Завод по-прежнему в руках Дубровского и Горбатова. Ваше сиятельство, мы столкнулись с очень сильным противником. Чтобы захватить завод, нужно больше людей. У Горбатова и Дубровского многочисленная стража.
Саморядов был человеком тучным, он казался неповоротливым, хотя при этом отлично владел магией воздуха. Говорил он, как обычно, размеренно и лениво, словно речь шла о бытовых пустяках, а не о сокрушительном поражении. Эта меланхоличная ожиревшая физиономия просто бесила Святослава. Три десятка дружинников убиты, восемь одарённых потеряно… Восемь! Ещё и двоюродный племянник погиб. А этот пройдоха так спокойно обо всём говорит!
— Как ты это допустил? — произнёс Святослав, отчеканивая каждое слово.
— Ваше сиятельство, — спокойно сказал Саморядов, — никто не мог знать, что их так много. Мы спрашивали у тайной канцелярии, но сведения получили недостоверные и ехали по существу наугад. Если бы были лучше проведены разведка, наблюдение…
— Хватит мне морочить голову, — Святослав сказал это таким тоном, что Саморядов весь сжался. — Тебе было доверено простое задание. Ты провалил его, ты потерял людей, мой родственник погиб. И теперь ты пытаешься на кого-то свалить свой промах?
— Никак нет, ваше сиятельство. Но времени было мало, — голос Саморядова дрогнул. — Если бы Дубровский и Горбатов не располагали таким количеством стражи…
— Да откуда два провинциальных дворянчика могли взять такое количество стражи? Может быть, объяснишь?
— Никак нет, ваше сиятельство, — испуганно пробормотал Саморядов. — Не могу знать, откуда они взяли…
— Врать удумал? — Святослав метнул крупный булыжник, сбив Саморядова с ног.
— За что, ваше сиятельство? Чистую правду говорю, — сотник приподнялся, потирая ушибленную грудь.
— Врёшь, — холодно произнёс Шереметев.
— Как есть, говорю, — Саморядов попытался встать, но ему на спину рухнул ещё один булыжник, и сотник так и остался на четвереньках. — Мы разделились. Анатолий Степанович потребовал себе тридцать четырёх дружинников и поехал в усадьбу. Там были Дубровский, его попечительница и два-три стражника, не больше. А мы пошли на завод, и там стражников была уйма. Еле ушли, ваше сиятельство. А то все бы там полегли. А из усадьбы тринадцать человек только вернулись, некоторые с ожогами. Говорят, очень сильный был противник. Много людей в одиночку положил, несколько одарённых убил, в том числе и Аркадия Степановича. Мне самому не верится, что такое возможно, ваше сиятельство, но это дружинники сообщили, Богом клянусь!
Святослав пристально смотрел в глаза стоящего на четвереньках сотника. На этот раз Саморядов говорил правду. Святослав не знал, что и думать. Но кое-что он всё-таки понимал. Во-первых, Алексей Дубровский — невероятно силён, во-вторых, он имеет серьёзную поддержку со стороны ярославского дворянства. А это значит, одному тут не справиться.
— Вставай, — велел Святослав бывшему сотнику. — Вставай, Саморядов. Будешь у меня до конца дней своих десятником ходить. Пшёл вон.
Городской особняк губернатора князя Хилкова ломился от роскоши: стены были увешаны картинами в вычурных рамках, повсюду глаз натыкался на декоративные вещицы, выполненные из фарфора и золота, в гостиной по углам стояли два огромных мраморных льва. Не дом, а настоящий дворец.
Князь Василий Хилков оказался человеком высоким, седовласым, но ещё не слишком старым: лет пятьдесят, не больше. Он носил причёску с пробором и аккуратную щетину усов. Был одет в чёрный пиджак с позолотой на лацканах и серые брюки.
Полицмейстер Филатов же, наоборот, ростом не вышел, зато носил длинные, закрученные вверх усищи.
Мы с этими господами встретились утром шестого января. Вечером у меня был поезд в Москву, а завтра начинались государственные состязания, но прежде предстояло уладить все вопросы с местными властями. А вопросов у местных властей к нам с Горбатовым оказалось много.
Хилков встретил нас с Юрием Степановичем радушно и ничем не выказывал своё недовольство. Мы вчетвером: я, Горбатов, губернатор и полицмейстер сели за круглым столиком рядом с огромным камином, увенчанными статуэтками ангелов и большими позолоченными часами. Горничная принесла чай.
— Ну, господа, рад видеть вас здесь, — проговорил губернатор довольно высоким голосом, почти фальцетом. — Алексей Васильевич, позвольте лично выразить вам мои соболезнования. Ваших родителей я хорошо знал. Без сомнения, они были достойными дворянами.
— Благодарю, — ответил я.
— Однако мы с вами, господа, собрались здесь по другой причине. Так давайте не будем затягивать и перейдём сразу к делу. Заварили вы у нас кашу, господа. Разбой, грабёж, куча трупов. Придётся как-то улаживать проблему.