Первая волна

Глава 20

Второй конкурс поэтов прошёл не хуже первого. Баку я дал один билет. Сам он входил в мою свиту. Но всем рассказал, что дал десять, и он не знал куда деваться от насмешек. Стихи были, солидными, что ли. Из двадцати пяти отобранных поэтов восемь были не из моего Дома. Один даже занял второе место. Он, кстати, назвал Руту поэтической столицей мира. В конце я объявил, что к следующему конкурсу построю амфитеатр на восемьсот мест, чтобы вместить всех желающих. Там же будут проводиться конкурсы танцев и другие артистические выступления. Что удивительно, казначей согласно кивал на протяжении всей моей речи. Издали книгу конкурсных стихов номер два. Деревянные доски выдержали 486 оттисков. Все экземпляры я раздавал лично. Первому Кормчему послал пять с посольством. Получил искреннюю благодарность, заверения в восстановлении отношений и ответный подарок в виде золотой обложки для книги. В общем, событие удалось.

Для постройки амфитеатра я вызвал в столицу Куни-ра, того самого, который проложил дорогу через болото к волкам. Он уже построил половину дороги от своих земель к столице, так что там справятся и без него. Куни-ра взялся за дело с энтузиазмом, но что потрясло меня до глубины души, так это то, что горожане приходили работать бесплатно. Причём многие со своим инструментом. Купцы собрали денег и попросили сделать его «побольше и понарядней». Что бы энтузиазм не угас, я приказал начеканить медалек с изображением театра и надписью «тому, кто строил». Да ещё пару раз платил артистам, что бы они в конце дня выступили прямо на стройке. Пару, потому что уже на третий раз они не взяли деньги. Медали давали не всем. И ими гордились. На оборотной стороне был номер. Велись списки, кто их получил. Номер один я приготовил для Куни-ра. Получит, когда закончит строительство. Было забавно смотреть, как раскланивались два горожанина, заметив друг на друге медали. И богатый купец кланялся также уважительно, как простой ремесленник.

Повелитель никак себя не проявлял. Дом Змеи принял наши законы. Жабы всё ещё думали. Тигры просили взять их в договор Домов. Армия была восстановлена. Настала очередь кабанов. Но на войну меня не пустили.

— Хватит! — заявил Аки на совете, — Есть кому воевать! Сиди дома и жди гонцов.

— Аки, но я Владетель Дома, мне…

— Да какой ты Владетель! Как только кабаны будут разбиты, ты станешь Властителем восточных Домов!

— Рапи, — аккуратно начал воевода, — Мы ведём армию в пять тысяч воинов и столько же ополченцев. Змеи и жабы идут совместной армией, такой же по численности и составу. Кабаны имеют две тысячи пехоты и пятьсот всадников. Ополчение они собрать не успеют.

— Возьмите ещё триста разведчиков и гвардию.

Все переглянулись.

— И тогда ты не будешь рваться на войну? — осторожно спросил Бак.

— А ты не радуйся. Вы с Ромом тоже остаётесь. За меня на бывших землях кабана во время войны будет распоряжаться Аки. Дом Кабана должен стать частью Дома Летучей Рыбы. Его возглавит Глава предгорий. Ему не привыкать жить, каждую минуту ожидая нападения. Раз в три дня я должен получать сообщения. Флот пойдёт к землям жабы, прикроет их. А я проедусь по окрестностям столицы. Посмотрю на всё своими глазами. И идите уже, пока я не передумал!

Армия ушла, а мы поехали по окрестностям. Я со свитой, Бак и полсотни охраны. Со мной увязались десять жрецов Томи, из тех, что выше на голову любого из моей гвардии. На вид смирные такие. Ехали мы по моим землям. От свободных они отличались не сильно, но управляли здесь мои люди. Где-то было всё в порядке, а где-то кто-то что-то не понимал. В третьей по счёту деревне, одной из самых больших в предместье столицы, я обратил внимание на испуганный вид людей. На голодные лица. На косые взгляды. И на непропорционально большое количество женщин. Собрав людей, я по привычке позвал тех, кто ходил в ополчение. А в ответ раздался плач. Крепкая, красивая женщина с разбитым лицом выступила вперёд и глядя мне прямо в глаза сказала.

— От нашей деревни никто не вернулся из последнего похода, Владетель!

— Правый фланг, — зашептал сзади Бак, — должно быть те, что стояли в первом ряду. Погибли, но не отступили.

— Слова участия тем, кто потерял своих близких не помогут. Скажи, что я могу сделать для вас?

— Да они бездельники! — влез без спроса управляющий, — работать не хотят! Да я про них…

Он замолчал, испуганно затихнув в руках двух стражников, а Ром очень назидательно произнёс.

— Ещё раз перебьёшь Владетеля, язык отрежу.

— Говори, — кивнул я женщине, — не бойся.

— А мне нечего бояться. Мой муж погиб. Платить налоги нечем. Из дома меня выгнали за долги. А за то, что я не захотела расплачиваться телом, ещё и избили. Так чего мне бояться, Владетель!?

— С кого ещё он требовал налоги?

— Со всех!

— Но разве вам не говорили, что семьи погибших на войне на пять лет освобождены от всех налогов?

— Нет, Владетель.

— Ты собирал налоги с семей погибших? — с нарастающим гневом спросил я управляющего.

— О Владетель, — заюлил тот, — но на многих долги, да и столько лет без налогов, они же разбалуются и вообще не будут платить!

— Но и мне ты не платил, так для кого ты их собирал?

— Я собирался их отдать вам, клянусь!

— Кто ему помогал? — спросил я храбрую женщину. Или может просто доведённую до отчаяния?

— А вон они стоят. Его братья, племянники, мужья дочерей. Все пятнадцать мерзавцев, не ходивших в ополчение.

— Ром, веди их сюда.

Разбирательство шло до вечера. Ничего нового. Управляющий возомнил себя владельцем. А когда большинство мужчин деревни погибло, вообще страх потерял. Всё, что он собрал в амбары, я отдал обратно. Им сейчас нужнее. Подтвердил право на пять лет без налогов для семей погибших ополченцев. И простил все долги. В походном горне развели огонь, накалили печать раба и поставили её на лбы пятнадцати приспешников управляющего. Все они стали коллективной собственностью деревни. Работать же кому-то надо! Сам управляющий тоже познакомился с горном, но ему прижигали пятки. Минут через десять он выдал два своих тайника. Ещё через пять, третий. Часть найденных там денег я оставил деревне, а остальное забрал по праву. Они ведь у меня и были украдены. А потом я приказал посадить этого гада на кол. Возникла заминка. Ни у кого не было даже теоретического опыта. Объяснил как мог, пообещав никого не наказывать, если не получится с первого раза.

— Рапи, — зашептал Бак на ухо, — может ну его, повесим и дело с концом.

— Нельзя. Все на пределе. А так успокоятся, не тронут семьи новых рабов, постараются обо всём забыть. У нас войско в походе, а тут один шаг до бунта!

Через пару часов крики стихли. Последнее, что я сделал в этот день, так это назначил управляющей ту самую смелую женщину с разбитым лицом. Уважением она пользуется, смела, не дура. Да и за делами будет меньше думать о своём горе. Устав за день, я буквально свалился в доме управляющего на его огромную кровать. Утром Ром ухмыляясь доложил мне, что охрана трижды ловила новую управляющую при попытках забраться в мою комнату.

— Ну и что ты ржёшь, — обозлился я, — могли бы и пропустить. Может у неё важное дело!

— Рапи, — спал с лица Ром, — но обычно ты приказываешь никаких женщин к тебе не пускать, вот я и решил…

— Иди, позови её.

Ром побежал. Вот так. А то ухмыляться он будет! Управляющая переоделась, отмылась, кое как спрятала следы побоев. Мы стояли друг напротив друга в закрытой комнате.

— Я слушаю тебя, Стани-ра.

— Простите меня, Владетель. Но вчера вы явились как прекрасный Повелитель из сказки. Меня потянуло к вам так, что я не могла устоять. Это было сильнее меня. Я приму любое ваше наказание как милость.

— Я даю тебе год. Если сможешь наладить жизнь в деревне и станешь хорошей управляющей, мы вернёмся к этому разговору, если захочешь. Ты красива, но красивых много. А мне тоже хочется увидеть женщину из сказки, умную, хозяйственную и преданную. Дам тебе небольшую подсказку. В монастырях, где лечат воинов, есть те, кто уже не будет служить. А деньги у них есть. Харчевня, мельница, да много чего ещё, не требуют быстро бегать или одинаково хорошо владеть двумя руками. И они давно без женщин.

— Я поняла тебя, великий. Клянусь Океаном, через год ты не узнаешь мою деревню. Клянусь тебе также в личной преданности. Я буду очень тебя ждать. Очень.

Такая горы свернёт. А какие сладкие у неё губы! И что я скажу Лили через год?

Деревню я покидал в приподнятом настроении. Стани-ра уже во всю командовала. Все слушались беспрекословно. Огонь в её глазах гасил любое несогласие. Даже Бак, столкнувшись с ней взглядом, что-то такое понял, покосился на меня, но промолчал.