Первая война Гитлера

11. Борьба Гитлера против ветеранов полка Листа (начало 1919 – 1933 г.)

Карл Майр был сильно перегружен работой. Командование армейским подразделением контрреволюционной пропаганды в Мюнхене целиком поглощало большую часть его времени в течение пяти месяцев со времени победы над Баварской Советской республикой. У него реально не было времени уделять внимание письмам того вида, которое он только что получил. Длинное нудное письмо завершалось вопросом: "Правда ли то, что евреи не являются угрозой, какой они видятся, переоценивается ли их разлагающее влияние, или правительство неверно оценивает опасность, или же правительство слишком слабо, чтобы предпринять действия против опасного еврейства?" Вместо того, чтобы ответить на вопрос самому, Майр написал записку на листе бумаги, который положил вместе с письмом в конверт, адресованный одному из его наиболее надёжных людей, никому иному, как ефрейтору Гитлеру.

Получив письмо, Гитлер узнал, что Майр хочет, чтобы он ответил на письмо от его имени. Он был счастлив подчиниться. Так же, как в штабе 16‑го запасного пехотного полка, он всё еще отличался в угождении своим начальникам. Однако более того, теперь он должен был подавлять любые сомнения относительно своего поведения во время правления режима Никиша, равно как и во время Советской республики. Гитлер уселся сочинять письмо, которое поручил ему написать Майр: "Антисемитизм как политическое движение не должен и не может быть обусловлено эмоциями. Он должен основываться на фактах. Однако факт состоит в том, что, прежде всего, евреи – это раса, а не религиозное сообщество". В терминах, которые включали все признаки отвратительного антисемитизма, который он станет проповедовать в последующие годы, Гитлер детально обосновал, что евреи не могут быть немцами, утверждая далее: "[Еврей это] пиявка на человечестве … И из этого следует: [конечной целью] рационального антисемитизма должно быть бескомпромиссное устранение евреев. Только правительство национальной воли может быть способно на это".

За пять месяцев до написания письма Гитлер всё ещё служил Советской республике. Относительно мало известно про его жизнь в последние дни большевистской республики и непосредственно после этого. Гитлер постарался фигурально и, что вполне вероятно, также и буквально сжечь любые следы его деятельности в течение этого периода. Какой бы ни была его деятельность, прошло совсем немного времени до того, как он переключился на некоторых из своих товарищей по тем судьбоносным дням в апреле, став информатором о коммунистической деятельности в своём подразделении для комиссии по расследованию деятельности Мюнхенской Советской республики. Правда это или нет, Аман позже станет заявлять, что он должен был встретиться с Гитлером, когда увольнялся, так как задачей Гитлера было опрашивать членов его демобилизационной части об их вовлечении в Советскую республику. Не сохранилось никаких свидетельств, что позволили бы нам сказать, стал ли Гитлер информатором, потому что был поставлен перед выбором либо доносить на своих товарищей по дням Советской республики, либо самому стать целью, или же он вызвался добровольцем, с готовой историей о том, как он предположительно скрывал своё истинное "я" при правлении коммунистов.

На своей должности информатора он поступил на одни из курсов Майра, на которых солдат обучали, как вести контрреволюционную пропаганду среди войск, хотя и не в качестве офицера-преподавателя, как он хочет представить в Mein Kampf, чтобы мы в это поверили, или как станет говорить после войны следователям из США Макс Аман. По окончании курсов ефрейтор Гитлер начал работать для пропагандистского подразделения армии в Мюнхене, где обнаружил, что его сбивчивые и дезориентированные политические идеи могут здесь процветать. Подразделение позволило ему дистанцироваться от его очевидного заигрывания с левыми идеями в революционный период тем, что он на 100 процентов стал привержен политическим идеям с другого конца политического спектра. И это там взаимно противоречивые части его политического облика были обращены таким образом, что это скоро приведёт его к национал-социалистам. Однако, как покажет собственное политическое будущее капитана Майра, путь от пропагандистского подразделения, в котором служил Гитлер, не вёл неминуемо в фашистское будущее. В действительности, как мы увидим, даже когда Гитлер писал своё злобное письмо в сентябре 1919 года, он был в группе людей, чьё политическое будущее было ещё широко открытым, до тех пор, пока они сочетали некоторый национализм с формами коллективизма.

В отличие от большинства людей полка Листа, которые давно были уволены и вернулись к своей гражданской жизни, Гитлер оставался в армии до марта 1920 года. Однако было бы неверным изображать тех, кто, как Гитлер, не был немедленно демобилизован, как протофашистские клоны Гитлера. В действительности на баварских выборах 1919 года, на которых были созданы специальные избирательные округа для солдат, ещё находившихся в казармах и военных госпиталях, преобладающее большинство солдат голосовало за социал-демократов (72,5 процента). Партия Айснера получила только 7 процентов голосов, в то время как радикальные правые практически совсем не получили голосов. Другими словами, протофашистская идеология не находила отклика у преобладающего большинства солдат, всё ещё находившихся в армии. Результаты выборов по особым избирательным округам также проливают свет на собственные политические убеждения Гитлера. Тот факт, что едва ли кто-либо из солдат голосовал за радикальные правые партии на баварских выборах (которые были тайными), и в то же самое время солдаты подразделения Гитлера избрали его как одного из своих представителей в двух следовавших друг за другом случаях в начале 1919 года, уверенно указывает на то, что товарищи Гитлера не считали его стоящим в то время на крайне правых позициях. По контрасту с этим временем, когда он начал работать для контрреволюционного подразделения, взгляды Гитлер отличались от взглядов большинства людей, что оставались в армии, если верить свидетельству Макса Амана, данному им следователям из США в 1947 году.

Аман вспоминал случайную встречу с Гитлером в Мюнхене после революции. В тот раз Гитлер рассказал ему о своей должности пропагандиста в армии: "Я провожу беседы против большевизма". Я спросил его, интересуются ли этим солдаты. "К несчастью, нет, - ответил [Гитлер], - это бессмысленно. Мне не нравится продолжать заниматься этим". По словам Амана, Гитлер сказал, что офицеры, в частности, не прислушиваются к его предупреждениям об опасностях, которые очевидно стоят перед Германией. "Они интересуют солдат больше, чем старых майоров, которые совсем этим не интересуются". Гитлер явно должен был думать, что даже обычные солдаты не особенно интересовались его усилиями, иначе он не полагал бы свои беседы бесполезными. Он считал, что офицеры не одобряли его беседы даже больше, чем обычные солдаты, заявляя: "Я провожу беседы с группами солдат размером до батальона, [но] майорам это совсем не нравится. Они предпочли бы, если бы я развлекал солдат танцующим медведем, но я этого не люблю и поэтому я уйду".

Работа ефрейтора Гитлера в подразделении Майра включала наблюдение за деятельностью небольших политических групп. 12 сентября 1919 года Майр приказал ему пронаблюдать за собранием незаметной небольшой Немецкой Рабочей партии. Гитлер немедленно увлекся партией и вступил в неё в течение недели. Партия обеспечила Гитлеру новую арену для его деятельности и предложила ему выход из его прежней должности в армии, которой он совершенно очевидно не был рад из-за равнодушного отношения к его разговорным мероприятиям. Более того, его вступление в Немецкую рабочую партию помогло Гитлеру избежать надвигающегося одиночества, поскольку большинство людей из штаба полка Листа больше не состояли в армии и вернулись к своей гражданской жизни. Подразделение, в котором он служил в качестве члена совета после войны, между тем было скомпрометировано через своё участие в режиме Никиша и в Советской республике. Несомненно, Гитлер старался, как мог, чтобы оставаться на связи со своими непосредственными бывшими товарищами в полковом штабе, к которым он проявлял чувства привязанности, и он будет продолжать делать это, даря им картины, рисунки, фотографии, или позже такие подарки, как часы. Более того, какое-то время после войны, когда Гитлеру некуда было пойти, он остановился в квартире Ганса Менда. Он также несколько раз посещал Йозефа Инкофера, одного из своих товарищей-посыльных, а также два раза Франца Кусперта, который служил с ним в полковом штабе. Тем не менее он вёл проигрышное сражение в своих попытках возродить свою "семью" времён войны, так как вспомогательный персонал полкового штаба больше не образовывал сплоченное сообщество, поскольку его члены были рассеяны по всей Баварии. "Семьи" Гитлера времён войны и революционного периода больше не существовало, в то время как послереволюционная армия в конце концов оказалась недостаточно гостеприимной к нему и потеряла свою привлекательность. Так что 31 марта 1920 года ефрейтор Гитлер формально уволился из армии, проведя в ней более 2050 дней.

***

В Немецкой Рабочей партии Гитлер нашёл себе новый дом и социальное общение. Вскоре после его вступления в партию он стал её звездой. Партия вскоре будет переименована в Национал-Социалистическую Немецкую Рабочую Партию (NSDAP). Гитлер наконец нашёл своё призвание. С большим талантом в течение трёх лет Гитлер превратил NSDAP из одной из многих радикальных правых политических групп, что распространялись на политических задворках Мюнхена после Советской республики, в ведущую правую оппозиционную партию Баварии.

Всё же следует повторить, что путь Гитлера после окончания войны к правому экстремизму в конце 1919 года был нетипичным не только для его полка, но также для тех ветеранов, которые ко времени первой годовщины перемирия подобно Гитлеру оказались в крайне правой части политического спектра. В то время, как они склонялись к службе в частях Freikorps против Мюнхенской Советской республики, Гитлер – по крайней мере формально – служил как режиму Никиша, так и Советам Мюнхена. Его решение присоединиться к антиреволюционным гипернационалистам, таким образом, вполне могло быть вызвано как приспособленчеством, так и глубоко спрятанными политическими убеждениями. Наилучшей стратегией выживания для любого человека, вовлечённого в Советскую республику, естественным было присоединиться к её самым сильным противникам.

При создании нацистской партии Гитлер обратился за советом и поддержкой к членам полкового штаба. Он теперь намеревался завербовать их и таким образом слить свои старую и новую "семьи", то есть людей полкового штаба и внутренний круг своей партии. Это можно считать, прежде всего, как попытку не потерять свою "заместительную" семью времён войны, но похоже, что в этом было нечто большее. Организационная структура полкового штаба была единственным функционирующим объединением, с которым когда-либо сталкивался Гитлер. Таким образом он пытался в своей новой партии повторить то, как управлялся полковой штаб, и для этого ему нужно было завербовать людей из него.

Вскоре Гитлер уговорил Эрнста Шмидта и Макса Амана записаться в NSDAP. Уже 1 марта 1920 года Шмидт вступил в партию в качестве её члена под номером 858, в то же самое время оставаясь членом социал-демократического профсоюза. Подобно Гитлеру, Шмидт, бывший его самым близким товарищем во время революционного периода, таким образом, колебался между коллективистскими идеологиями левых и правых.

Гитлер поздней осенью 1919 года также посетил Якла Вайса в его доме в сельской местности Верхней Баварии, которого он не видел с конца войны, и попросил его вступить в своё политическое движение. Если мы поверим сообщению нацистской пропаганды в 1933 году о его визите, Гитлер сказал своему бывшему товарищу: "Якл, у меня уже есть семь человек, а скоро у меня будет миллион". Между тем Аман начал работать в маленьком ипотечном банке после своего увольнения из армии в августе 1919 года. В начале лета 1921 года Гитлер обратился к Аману и попросил своего бывшего начальника в войне присоединиться к нему и управлять механизмом его новой партии, говоря ему, что его нынешний персонал некомпетентен. Гитлеру пришлось уговаривать Амана, поскольку тот беспокоился о потере надёжной работы и пенсии для поддержки своей жены и молодого сына. После долгого монолога Гитлера о неминуемой опасности большевизма, нажимавшего на то, что его пенсия в любом случае не будет в безопасности в случае большевистской революции, Аман сдался. Гитлер получил для себя сержанта штаба 16-го запасного пехотного полка, который теперь мог помочь создать организацию его новой партии по образцу полкового штаба полка Листа. Гитлер сделал Амана управляющим директором NSDAP. Через год, в 1922 году, Аман также стал управляющим директором издательства Франца Эера и превратил его в пропагандистскую машину партии. Он теперь проводил утро в издательстве, а вторую половину дня в администрации партии. Адольф Гитлер и Макс Аман, два человека из штаба полка Листа, образовали команду для конструирования партии, которая принесёт в Европу войну и геноцид: Гитлер знал, как говорить и провоцировать, Аман – как вести бизнес.

Гитлер также завербовал для своего движения Артура Родля. В отличие от других ветеранов, которые лишь временно служили во Freikorps в период революции 1919 года, Родль нашёл своё призвание во Freikorps Oberland, в котором он будет служить до 1927 года. Кроме того, в 1921 году во время "польского восстания" Родль будет служить в Верхней Силезии в спорных германо-польских пограничных землях. В отличие от большинства ветеранов 16‑го полка, Родль действительно удовлетворял всем стереотипам ветерана, ожесточённого войной, у которого развился постоянный военный менталитет.

Гитлер также смог завербовать Карла Остберга, который служил с ним в одной роте в начале войны. Остберг, полицейский из Мюнхена, стал одним из первых членов NSDAP. Он вступил в партию уже в марте 1920 года, и у него был высокопрестижный партийный билет No. 56. Когда в 1926 году был организован нацистский партийный суд, Гитлер назначил его одним из трёх судей. В течение 1920-х Остберг прославился как один из наиболее выдающихся громил национал-социалистов. Например, в 1928 году он ворвался на оперное представление, которое ему не нравилось, и бросил стеклянные емкости с вонючей жидкостью в оркестровую яму. В другом случае он был ранен в стычке с политическими оппонентами. Остберг был также известен тем, что тайно развешивал по всему Мюнхену антисемитские плакаты, призывавшие к насилию над евреями. В 1929 году полиция города нашла 300 000 антисемитских листовок в его квартире во время обыска дома.

Тем временем Макс Аман тщетно старался предложить должность художественного редактора нацистской газеты Völkischer Beobachter Александру Мориц Фрею, о чьих антивоенных повестях и рассказах Аман, должно быть, не помнил. Несмотря на повторные отказы Фрея вступить в их ряды, похоже, что Гитлер искренне верил в то, что после войны и революции люди его полка видели мир так же, как он. Полагая таким образом, он посетил встречу ассоциации ветеранов полка Листа в 1922 году. При подготовке к встрече он уже связался со своими непосредственными бывшими товарищами и попросил их посетить мероприятие. Однако при встрече он обнаружил такое сопротивление своим попыткам завербовать людей 16‑го полка в свою организацию, какого не ожидал. Например, он обратился к Фрицу Видеману, ставшему фермером в сельской местности Баварии. Гитлер попросил бывшего адъютанта полка, к которому у него, в соответствии с докладом ФБР, во время войны "возникли собачья преданность и обожание", помочь создать отряды СА. Видеман категорически отклонил предложение.

Офицер, которого Гитлер наиболее энергично старался вовлечь в свою новую партию, был Антон фон Тубойф, возглавлявший 16‑й запасной пехотный полк большую часть 1917 и 1918 годов. С 1919 года Тубойф жил в отставке в Бад Айблинге, на полдороге между Мюнхеном и австрийской границей, ухаживая за своим садом, розами и пчёлами. В то время, как большинство солдат-фронтовиков 16‑го полка, и один из командиров 6‑й запасной дивизии утверждали, что у того имелась черта "некоторой недоброжелательности", Гитлер обожал его, возможно, из-за его 100-процентной преданности войне и его готовности всегда делать всё возможное, а также его решительного руководства в то время, когда полк был на грани краха. Даже оказавшись во власти, Гитлер всегда посылал ему поздравительные телеграммы на день рождения. Во время Второй мировой войны Гитлер скажет, что лишь с приходом Тубойфа в 16‑й полк "мы, наконец, получили командира полка соответствующего масштаба". Восхваление Гитлером Тубойфа, разумеется, также является хорошим индикатором того, что он на самом деле думал о всех других командирах полка Листа.

Уважение Гитлера и Тубойфа друг друга было взаимным. Тубойф был под большим впечатлением от преданности и добросовестности Гитлера на службе в качестве посыльного. В 1922 году он заявлял: "[Гитлер] стал для меня самым близком из всех людей, и в частных разговорах я был счастлив слышать о его великой любви к Отечеству, а также о его искренних, хорошо обоснованных патриотических взглядах. Я желал ему в жизни всего наилучшего". Тем не менее, непоколебимый консерватизм Тубойфа и политические убеждения Гитлера совпадали только частично. В отличие от Амана и Шмидта, Тубойф упорно сопротивлялся предложению присоединиться к движению Гитлера и продолжал это делать, когда Гитлер был во власти.

Ефрейтор Гитлер был не более успешен в своих попытках завербовать других офицеров полка Листа, чем он был с Видеманом и Тубойфом. Встречаясь иногда с симпатией, Гитлер наталкивался на кирпичную стену в своих попытках уговорить их вступить в свою партию. Подавляющее большинство офицеров 16‑го полка никогда не вступит в нацистскую партию.

***

На встрече в 1922 году Гитлер также пытался завербовать тех ветеранов 16‑го полка, которые не были в числе офицеров его воинской части и членов полкового штаба, другими словами, не из числа его личных контактов во время войны. Однако, как он осознал, большинство ветеранов оказали холодный приём "тыловой крысе" Гитлеру и не имели намерения стать его собратьями по политике.

Не слушая Гитлера, присутствовавшие на встрече ветераны между тем внимательно внимали Вильгельму Диессу, который произнёс главную речь на собрании. Они были увлечены Диессом, талантливым рассказчиком и адвокатом, и во многих смыслах полной противоположностью Гитлера: образованный, добродушный и не расистский патриот Баварии и Германии. После войны Диесс, который во время войны занимал должности коменданта Фурнэ и офицера, ответственного за посыльных 12‑й бригады, включая Адольфа Гитлера, вступил в брак с женщиной, по критериям Гитлера бывшей "полуеврейкой". Во время Второй мировой войны, как мы увидим, Диесс присоединится к антигитлеровской группе сопротивления. В то время, как ветераны 16‑го полка были очарованы Диессом, их реакция на Гитлера была настолько прохладной, что честолюбивый будущий диктатор никогда больше не посещал собрания ассоциации ветеранов полка Листа.

Номер от 1 ноября 1920 года еженедельного журнала Das Bayerland, публиковавшего статьи об истории и культуре Баварии и редактируемого Фридолином Золледером, уже мог намекнуть Гитлеру на то, что задействованные в ассоциации ветеранов 16‑го полка люди были политически неоднородными и не склонными универсально принимать его идеологию. В номере были опубликованы воспоминания восьми ветеранов полка Листа. Статьи были также опубликованы отдельным изданием, которое прославляло Альберта Вайсгербера, а не Адольфа Гитлера, поместив его фотографию на обложку (см. фото 13). Статьи образуют ядро гораздо более обширной истории полка, опубликованной в 1932 году. Они описывали войну множеством различных и отличавшихся голосов. Одна из статей была написана Адольфом Майером, который позже выделится своими преданными прогитлеровскими мемуарами. Однако другая статья прославляла Рождественское перемирие, к которому Гитлер относился с пренебрежением. Две из остальных статей были написаны Вильгельмом Диессом и ещё одним из противников Гитлера в годы Третьего Рейха: Георгом Деном. Последний был другом Альберта Вайсгербера, и он в годы власти Гитлера эмигрирует в Южную Америку. Фридолин Золледер между тем с 1919 до 1933 года был членом провеймарской Демократической Партии Германии (DDP).

***

Даже когда популярность нацистской партии возрастёт, большинство людей полка Листа будут держаться в стороне от партии Гитлера. В то время, как большинство из его непосредственных товарищей из штаба полка вступили в партию национал-социалистов, их поведение не является репрезентативным для полка в целом.

Были некие попытки рассматривать карьеры нацистских лидеров и вывести из них заключение, что Первая мировая война превратила ветеранов Великой войны в нацистов, поскольку большое число вождей национал-социалистов служили во время Первой мировой войны. Рудольф Гесс, заместитель Гитлера, например, подобно Гитлеру, во время Великой войны был добровольцем в баварской воинской части. Рудольф Хёсс, будущий командир Аушвитца (Освенцима), между тем служил во время Первой мировой войны в германской воинской части на Ближнем Востоке, а после войны стал активным солдатом Freikorps и вступил в нацистскую партию уже в 1922 году. Тем не менее, недостаток в рассмотрении биографий ведущих нацистов для определения происхождения национал-социализма состоит в том, что, разумеется, большинство нацистов, родившихся до 1900 года, так же, как и большинство немецких мужчин, родившихся до смены веков, служили в армии во время Великой войны. Важным моментом здесь является то, что эти люди родились до 1900 года и, таким образом, подлежали призыву на военную службу во время войны. В то время как почти все вожди нацистов, родившиеся до 1900 года, естественно служили во время войны, большинство мужчин, сражавшихся в войне, не вступили в нацистскую партию позже в своей жизни.

В действительности поколение, которое было слишком молодым, чтобы сражаться в Первой мировой войне, такие люди, как родившийся в 1903 году Вернер Бест, будущий нацистский администратор оккупированной Дании во время Второй мировой войны, было гораздо более склонным вступить в нацистскую партию, чем ветераны Первой мировой войны. Так что отсутствие службы во время войны и чувство того, что их обманули с возможностью службы, а не опыт сражений и предполагаемое ожесточение во время Первой мировой войны увеличили склонность немецких мужчин к вступлению в партию ефрейтора Гитлера. Как позже 22 февраля 1931 года будет напоминать про-республиканским ветеранам войны лидер Баварской Социал-Демократической партии Эрхард Ауэр, в отличие от его собственной партии, партия Гитлера состояла главным образом из людей, "которые во время войны даже ещё в школу не ходили".

Из выборки в 623 ветерана, служивших в 1‑й роте полка Листа, только 17 процентов ветеранов вступило в нацистскую партию между 1919 и 1945 годом. В целом примерно 10 процентов населения Германии вступило в нацистскую партию. Однако подавляющее большинство членов партии было мужчинами. Если мы, таким образом, исключим мужчин и мальчиков, которые были недостаточно взрослыми для вступления в партию Гитлера, то процент ветеранов полка Листа, ставших членами NSDAP, будет вполне соответствовать мужскому населению Германии. Похоже, что оно было даже слегка меньше среднего по стране. Эта цифра явно опровергает ту мысль, что полк в целом "сделал" Гитлера или что политическая радикализация Гитлера была типичной для людей полка.

Ещё меньше членов полка вступили в СС. Из 984 ветеранов, служивших в 1‑й роте, только двое вступили в СС во время существования этой организации. Одним из двух ветеранов был Карл Остберг, также служивший посыльным и рано ставший сторонником Гитлера. Бывший полицейский и сержант в 16‑м полку и в самом деле был одним из наиболее важных лиц в ранней истории СС. К 1932 году он возвысился до штурмбанфюрера в 1‑м штандарте СС и отвечал за политическое воспитание в части. К несчастью, теперь уже невозможно определить, сколько ветеранов 16‑го полка вступило в СА.

Преобладающее большинство даже тех из ветеранов, что вступили в партию национал-социалистов, сделало это только после 1933 года. Из 623 ветеранов исследуемой 1‑й роты только два человека вступили в нацистскую партию до 1923 года, то есть в период между основанием партии и путчем Гитлера. Этими двумя были сам Гитлер и Карл Остберг. Между 1925 годом, когда был снят запрет нацистской партии, и приходом Гитлера к власти в 1933 году ещё только одиннадцать из проверенных 623 человек вступили в NSDAP. Другими словами, до основания Третьего Рейха только 2 процента всех ветеранов 16‑го полка прошли политизацию, соответствовавшую таковой ефрейтора Гитлера. Таким образом, ни политизация Гитлера, ни эволюция национал-социализма не имели корней в полку Листа или в подобных воинских частях Германии периода Первой мировой войны.

За исключением непосредственных коллег Гитлера из полкового штаба, определяющими для ветеранов, вступивших в нацистскую партию, были такие факторы, как принадлежность к определённому классу и религии, а не опыт войны. Воинское звание солдата или добровольное поступление в армию незначительно влияли на вероятность вступления в NSDAP. Едва ли существует какая-либо вариативность между ветеранами различных званий в отношении вероятности вступления в нацистскую партию. Люди звания Гитлера (Gefreiter, ефрейтор) вступали в нацистскую партию не с большей и не с меньшей вероятностью, чем люди любого другого звания. Добровольцы были даже слегка менее склонны вступать в нацистскую партию, чем призванные в армию. Кроме того, не было различимой разницы между сержантами и рядовыми (как простыми солдатами, так и ефрейторами) в вероятности вступления в партию Гитлера. Другими словами, если мы рассматриваем продвижение по карьерной лестнице в войне и добровольное вступление в армию как индикатор склонности солдат к войне, то тогда эти цифры сильно указывают на то, что различный военный опыт и отношение солдат к конфликту не влияли на их решение вступать или не вступать в партию Гитлера. Возможно, удивительно то, что нет существенной корреляции между возрастом солдат и их склонностью к вступлению в партию нацистов. Даже самые молодые среди людей 16‑го полка не были более склонны объединиться с Гитлером, чем это было в среднем.

Однако религиозная принадлежность солдат имела громадное влияние на вероятность того, что ветераны станут членами партии Гитлера. Например, ветераны протестантской религиозной принадлежности становились членами NSDAP почти в два раза вероятнее, чем католики. Происхождение ветеранов из определённой местности также сильно влияло на вероятность присоединения членов 16‑го полка к нацистской партии. В то время, как не было существенной разницы в поведении солдат из Южной Баварии и других католических регионов Баварии – цифры для этих регионов слегка ниже средних по полку 17 процентов, то из преимущественно протестантских Верхней и Средней Франконии вступил в NSDAP каждый третий. В действительности более половины (55,6 процентов) протестантских ветеранов из Верхней Франконии вступили в нацистскую партию, в то время, как в неё вступили 15,8 процентов католических ветеранов из Нижней Баварии. Иначе говоря, от 80 до 90 процентов тех ветеранов из Нижней и Средней Франконии, что вступили в партию Гитлера, были протестантами. Примечательно то, что благодаря австрийскому происхождению Гитлера, вероятность вступления в нацистскую партию у солдат, проживавших за границей, соответствовала средней по полку.

Общим правилом было то, что чем более сельским было происхождение солдата, тем менее вероятным было то, что он встанет в одни ряды с Гитлером. 13,9 процентов ветеранов 16‑го полка, пришедших из деревень (для деревень с населением менее 100 жителей цифра была даже лишь 12 процентов) вступили в нацистскую партию, в то время, как 16,1 процент солдат из малых и средних городов стали членами NSDAP. Цифра для больших городов была 20,5 процентов, что также было верно для Мюнхена. Здесь мы снова видим, что факторы, не относящиеся к военному опыту солдат, определяли вероятность того, что ветеран присоединится к Гитлеру. Однако следует отметить, что подавляющее большинство ветеранов как сельского, так и городского происхождения не вступили в партию Гитлера. Было огромное отличие между ветеранами в их вероятности вступления в партию нацистов в соответствии с их родом занятий: в то время как в нацистскую партию вступили только 8,5 процентов сельскохозяйственных рабочих и 9,2 процента фермеров, цифра для предпринимателей и владельцев имущества была 33,3 процента, для специалистов и преподавателей 26,6 процентов и для офисных работников 25,5 процентов. Тем временем цифра для торговцев и ремесленников была 18,6 процентов, для квалифицированных рабочих 21,7 процентов, а для несельскохозяйственных и подённых работников 4,5 процента. Из студентов университетов и высших учебных заведений среди 623 солдат из 1‑й роты никто не вступил в нацистскую партию. Расхождения, которые мы видим в этих цифрах, не могут быть объяснены здесь в деталях. Тем не менее, это подчеркивает тот факт, что социальная принадлежность (и религия) скорее определяют вероятность вступления ветеранов в партию своего бывшего собрата по оружию, а не служба в части Гитлера. Национал-социализм в своей сути был социальным движением, что объясняет, почему религиозная и классовая принадлежность, а не опыт войны и насилия определяли вероятность того, что люди полка Гитлера вступят в его партию.

Несмотря на тот факт, что NSDAP была основана в Мюнхене, и что родной город полка Листа будет прославляться во времена Третьего Рейха как "Город Движения", огромное большинство населения Мюнхена, подобно ветеранам 16‑го полка, сторонилось партии ефрейтора Гитлера. Даже национал-социалистический путеводитель по Мюнхену 1936 года упоминает тот факт, что вначале у обитателей Мюнхена и нацистской партии были весьма прохладные отношения. Он заявляет, что население Мюнхена предпочитало прислушиваться к иностранным (volksfremde), а не национал-социалистическим идеям, заключая: [Мюнхен] был городом, отказавшимся из своего консервативного самодовольства … от предложения спастись в движении Адольфа Гитлера".

***

Несмотря на то, что большинство товарищей Гитлера по войне не проявили интереса к объединению с Гитлером, в начале 1920-х его звезда продолжала подниматься. Версальский договор, карательный мирный договор, который Германию принудили подписать в конце июня 1919 года, еще более помог его успеху. Однако это не жёсткость договора и не непреклонная позиция Франции по отношению к Германии наиболее решительным образом помогли Гитлеру. Гитлер смог процветать только потому, что силы на стороне победителей войны смогли договориться о жёстких условиях мира и заставить новое правительство Германии подписать их, но затем разошлись во взглядах над тем, следует ли действительно привести в исполнение. Державы-победительницы тем самым неумышленно ослабили правительство Германии, так как теперь для Гитлера было легко изображать членов правительства Германии как предателей своих собственных людей за согласие на условия мира, которые, как представляется, даже британцы и американцы полагали избыточными.

Письмо, написанное в апреле 1923 года Гитлеру одним из его бывших товарищей по штабу полка, является символическим для возрастания успеха Гитлера: "Мой дорогой Гитлер, каждый, у кого была возможность последовать за тобой с основания движения до сего дня, не может скрыть восхищения твоим характером… Ты достиг того, чего не мог достичь никакой другой человек в Германии, и мы, твои фронтовые товарищи, готовы служить твоей воле. Тысячи тысяч людей ощущают то же самое". Гитлер разделял с ветераном, написавшим ему в сильно гиперболизированном тоне, ощущение того, как много поддержки у него есть среди населения Германии. Так что в ноябре 1923 года он почувствовал себя настолько уверенным в поддержке, что он решил – момент для coup d'etat созрел.

Воодушевлённый маршем Муссолини на Рим, Гитлер запланировал марш на Берлин, который начался от одного из пивных залов Мюнхена 9 ноября 1923 года. К путчу Гитлера присоединился Эрих фон Людендорф, третий по значимости человек во власти Германии во второй половине войны. По случайному совпадению Алоиз Шнельдорфер был в Мюнхене по своим делам в день предпринятой Гитлером попытки путча. В то время Шнельдорфер мало что знал о политических целях Гитлера. Тем не менее, он предполагал присоединиться к Гитлеру во время его марша, когда услышал, что его бывший товарищ по штабу полка пытается захватить власть в городе. Так что он стал ждать на площади перед Городским Залом Мюнхена прибытия марша Гитлера. Однако, когда Гитлер прибыл на площадь, Шнельдорфер изменил своё мнение о ефрейторе Гитлере и своём плане присоединиться к нему, когда он увидел Людендорфа, которого презирал. Шнельдорфер решил, что от политического движения, поддерживаемого Людендорфом, нельзя ожидать ничего хорошего, и просто ушёл, чтобы никогда не вступать в нацистскую партию.

Через несколько минут после принятия Шнельдорфером решения держаться подальше от своего былого товарища по войне, марш Гитлера на Берлин превратился в фарс. Он окончился после всего лишь нескольких сотен метров, когда баварская полиция – которой командовал барон Михаэль фон Годин, брат бывшего командира полка Гитлера, наградившего Гитлера Железным Крестом 1‑й степени, – открыла огонь по Гитлеру и его сторонникам чрезвычайно близко к тому месту, где Гитлер стоял на Одеонплатц в 1914 году при начале войны. Несколько нацистов было убито, а множество заговорщиков, включая Эриха Людендорфа, было арестовано. Самого Гитлера арестовали на следующий день.

***

Во время суда над ним Гитлер максимально использовал свою службу во время войны. Он использовал зал суда в Мюнхене, в котором шли судебные разбирательства по обвинению его, как трибуну, чтобы рассказать миру о том, насколько опасной была его служба и как Первая мировая война дала рождение национал-социализму. В конце процесса приговор Гитлеру был мягким, только пять лет заключения, из которых последние четыре с половиной года были условными. Когда Макса Амана в конце концов также допрашивали о его вовлечении в путч, он заявил, что был аполитичным бизнесменом и отделался лишь штрафом в 100 золотых марок, или десятидневным заключением за "незаконное присвоение официальной власти".

Наряду с тем, что Гитлер получил поразительно мягкий тюремный срок за свою попытку свергнуть Веймарское правительство, а баварские государственные институты и Баварская Народная партия (которая возглавляла правительство Баварии с 1920 до 1933 года) включали лиц, которые без энтузиазма приняли современную демократию и временами были открыто враждебны к ней, верно также и то, что полиция Баварии была единственной властью германского государства, стрелявшей по Гитлеру, и то, что нацистская партия была объявлена вне закона после провала переворота. Несмотря на то, что власти Баварии были склонны гораздо сильнее давить на левых радикалов, чем на радикалов с другого конца политического спектра, в конечном счете, последующие баварские правительства успешно встретили вызовы, поставленные перед Веймарской республикой как радикальными левыми, так и радикальными правыми между 1918 и 1933 годами.

В результате вовлечения в путч Гитлера Карл Остберг, например, вынужден был в начале 1924 года оставить свою должность в полиции Мюнхена. Тем временем Артур Родль, которого впоследствии наградят "Орденом Крови" (высшим отличием партии нацистов) за его роль в событиях 9 ноября 1923 года, вынужден был покинуть армию. Даже те люди в Баварской Народной партии, которые не полностью принимали Веймарскую республику, склонны были мечтать о Баварии, возглавляемой кронпринцем Руппрехтом в традиционной для довоенной Баварии реформистской политике, а не о государстве, которым правит Гитлер. Вместо объединения сил с нацистской партией Баварская Народная партия решила, что предпочтительнее сформировать коалицию в Баварии с либерально-консервативной Немецкой Народной партией Густава Штреземана, лауреата Нобелевской премии мира и защитника Веймарской республики. Более того, после освобождения Гитлера из тюрьмы в 1925 году правительство Баварии издало запрет на его публичные выступления, который действовал до 1927 года. После того, как вначале широко распространённая поддержка левого центра после революции исчезла в Баварии, среди баварского электората произошло смещение к правому центру, а не к крайне правым.

***

Когда Гитлер отбывал свой срок заключения в крепости Ландсберг, недалеко от того места, где он проходил своё обучение осенью 1914 года, его посетил Эрнст Шмидт, который со времени переезда в баварскую сельскую местность в 1922 году больше не видел Гитлера так часто, как прежде. Примерно во время своего визита Шмидт завершил своё политическое путешествие в сторону от социализма и социал-демократии к национал-социализму. Как мы видели, и Гитлер, и Шмидт были одинаково дезориентированы после войны, и их разрывало между перспективами различных версий социализма и национализма.

Однако в то время, как Гитлер полностью принял фашистский социализм в течение месяцев после падения Советской республики и разорвал с конкурирующими политическими идеологиями, политическое будущее Шмидта оставалось открытым гораздо дольше. Только весной 1924 года, когда Гитлер был в заключении, Шмидт наконец покинул социал-демократический профсоюз и основал местное отделение "Народного блока" (Völkischer Block), который стяжал факел национал-социализма в период, когда нацистская партия была вне закона (что длилось с 1923 до 1925 года).

Тем временем в крепости Ландсберг Гитлер уселся писать Mein Kampf. В этой книге он систематизировал свой военный опыт в качестве мифа, лежащего в основании нацистского движения. Он заявил, что проведённые им четыре года на Западном фронте обеспечили его подобными пророчествам откровениями, которые позволят ему увести Германию от травмы поражения, нанесённой не побеждённой на поле боя нации "ноябрьскими преступниками", состоявшими из социалистов, демократов и евреев, к спасению: обновлённой, бесклассовой и сильной Германии.

В последующие годы нацистская пропаганда будет использовать послевоенную историю людей полка Листа по схемам, очерченным в Mein Kampf: а именно, как историю сплочённой и героической группы ветеранов, поддерживавших Гитлера. Заявлялось, что опыт войны в полку Гитлера дал всем ветеранам 16‑го запасного пехотного полка те же откровения, что и ефрейтору Гитлеру, и что он, таким образом, был типичным продуктом своего полка. Этот миф поразительным образом стойко держится до настоящего времени.

В Mein Kampf Гитлер использовал свой опыт Первой мировой войны в качестве призыва к основанию нового Германского Рейха, который будет существовать тысячу лет: "В предстоящие тысячу лет никто не посмеет говорить о героизме, не вспоминая об армии Германии в мировой войне. И тогда из неясного прошлого возникнет бессмертное видение тех сплочённых рядов стальных шлемов, что никогда не отступали и никогда не колебались. И пока будут жить немцы, они будут горды вспоминать о том, что те люди были сынами своих предков". Mein Kampf во многих смыслах является "романом воспитания" (Bildungsroman^[20]) Гитлера. Опыт Первой мировой войны и уроки, извлечённые им из него, стали Альфой и Омегой национал-социализма. Написанная ужасной, почти невнятной прозой, эта книга, тем не менее, даёт несколько больше, чем просто перечень его убеждений, обид и предрассудков. Если извлечь из неё суть, этот его "перечень причин", почему Германия проиграла войну, сводится к следующему:

• что евреи, социалисты, демократы нанесли победоносной армии удар кинжалом в спину,

• что во время войны "кайзер протянул руку еврейскому" марксизму,

• что рейхстаг был пораженческим и политически раздробленным,

• что пресса Германии подрывала военные усилия Германии, "ослабляя дух народа", и

• что в университетах Германии "доминировали евреи". Тем самым немецкие университеты предположительно снабжали политических и военных лидеров ошибочными идеями о том, как следует вести войну.

Уроки из поражения и из его собственного опыта войны включали следующие откровения:

• Государство должно возбудить процесс против марксизма, как еврейской идеологии, "ведущей человечество к его уничтожению". Отсюда необходимость "устранить этого вредителя".

• В военное время не может быть перемирия или сотрудничества, даже тактического, с социалистами или любой другой политической группой, "противоречащей национальному духу". "Обязанностью любого правительства … является безжалостно выкорчевать их".

• Идеологии, такие, как марксизм, не могут быть разрушены "применением одной силы", но могут быть "сломлены только применением силы, [если] это применение силы находится на службе новой идеи мировоззрения [Weltanschauung], которое горит новым огнём". Борьба против марксизма, таким образом, возымеет успех только, если новое Weltanschauung, основанное на позитивных идеях, выходящих за рамки защиты status quo, станет применять силу "систематически и постоянно". Без "духовной убедительности" новой идеологии неминуемо будут контрпродуктивные эпизоды "сомнений" и "терпимости", которые в конечном счете будут служить усилению, а не ослаблению марксизма, потому что марксисты "не только восстановят силы, но каждое последующее преследование привлечёт новых сторонников, которые станут шокированы применёнными методами подавления".

• Единственный способ сражаться с марксизмом – это основать новую бесклассовую националистическую партию, нацеленную на сплочение всего немецкого народа в битве с марксизмом, поскольку Гитлер полагал, что "пролетарские массы" никогда не будут вступать в буржуазные партии.

• В военное время партии должны быть упразднены. Парламент должен быть "приведён в чувство приставленным к горлу штыком, если необходимо", а в идеале должен быть "немедленно распущен".

• "Когда [военный] энтузиазм общества в упадке, ничто не может воспламенить его, когда возникает необходимость. Этот энтузиазм является опьянением и он должен сохраняться в этом виде". Таким образом, роль прессы состоит в "поднятии накала общественного энтузиазма ещё выше", для того, чтобы "поддерживать железо раскалённым".

• Ведущие войну нации не должны заботиться о том, что считает "иностранное мнение" о том, как они ведут войну, и им следует представлять своё представление о поводе к войне их собственному народу".

***

Вкратце, Гитлер преподносил свой опыт войны как обеспечивший его двумя наборами откровений: первый – о том, как следует идеологически вести успешные войны, другими словами, как, например, следует направлять прессу и пропаганду в военное время, и что партии должны быть упразднены, а парламент "приведён в чувство приставленным к горлу штыком". Второй набор, в конечном счете, более важен, так как Гитлер использует свой опыт войны как источник откровения для ядра своей идеологии: а именно, что новая сильная, бесклассовая и процветающая Германия может быть основана только в том случае, если она избавится сама и освободит мир от марксизма и евреев, поскольку, как это выразил Гитлер, "не существует такой вещи, как взаимопонимание с евреями. Это должно быть безоговорочное 'или-или'."

С того дня, когда книга Гитлера Mein Kampf была доставлена в первый книжный магазин, существовали горячие споры о её значении. Мнения простирались от убеждения в том, что Mein Kampf обеспечила детальный план для Третьего Рейха, Второй мировой войны и Холокоста, который был систематически и постепенно со временем внедрён, до позиции, в соответствии с которой точки зрения и политики Гитлера развивались лишь постепенно. В соответствии с последней, Гитлер лишь изложил примерную программу, которая часто была противоречивой по характеру, и использовал сильный метафорический язык, который в тот момент всё ещё не содержал каких-либо геноцидных намерений.

Одинаково интересный вопрос, как и тот, каковы действительно были намерения Гитлера в это время, это представляли ли другие люди, включая ветеранов полка Листа (мало кто из них в действительности прочёл чрезвычайно нудную и многословную книгу Mein Kampf, даже если она и была у них), каковы были истинные намерения Гитлера. Каковы бы они ни были, большинство немцев не понимали Mein Kampf буквально, в любом случае не его антисемитизм. Гитлер пришёл к власти не вследствие, а несмотря на свой грубый и злобный антисемитизм.

***

В конце 1924 года Гитлер был освобождён из тюрьмы, и вскоре после этого был отменён запрет на NSDAP. Однако, будучи иностранцем, Гитлер должен был опасаться депортации из Германии, поскольку теперь у него была судимость. Однако Железный Крест Гитлера, кроме всего прочего, спас его от репатриации в Австрию. Каковой бы ни была подоплёка получения им Железного Креста, это позволило ему заявить, что он гражданин Германии. Он объявил, что поскольку рисковал своей жизнью более четырёх лет на службе в армии Германии, то уже заслужил гражданство Германии и потому откажется просить его. Между тем власти Австрии заявляли, что не пустят Гитлера обратно в страну на том основании, что он уже потерял своё гражданство из-за службы во время войны в армии иностранного государства.

Как только угроза депортации была отведена, Гитлер немедленно начал восстанавливать свою партию. Однако вскоре он осознал, что его идеи всё ещё не находят отклика в обществе Германии. На выборах президента в 1925 году кандидат, поддерживавшийся нацистами, получил поддержку лишь 1 процента избирателей Германии, а на выборах в рейхстаг 1928 года партия ефрейтора Гитлера получила лишь 2,6 процентов голосов. Когда бывший британский посол в Германии виконт д'Абернон опубликовал в 1929 году свои мемуары, он считал, что Гитлер был низведён до несущественного примечания в истории, заметив, что у Гитлера были его пятнадцать минут славы во время Пивного путча в 1923 году. Гитлер, замечал д'Абернон, "был в конце концов освобождён [из крепости Ландсберг] через шесть месяцев и с условным сроком на остаток своего приговора, после чего оказался в забвении".

Что было ясно Гитлеру после 1925 года, это то, что ему срочно нужно расширить своё обращение к массам. Для этого он начал писать новую книгу, а также использовать в своих речах язык, который бы стал иметь отклик среди большего числа немецкого населения, чем до этого. Первое предприятие оказалось провальным, но второе в конечном счёте оказалось впечатляюще успешным благодаря умному использованию Гитлером военного мифа о полке Листа.

В книге он начал объяснять свои цели в иностранной политике, включая абсурдный план англо-германского союза, нацеленного на то, чтобы позволить Британии и Германии разделить мир между собой. Гитлера либо уговорили, или он сам понял, что его новая книга наделает больше вреда, чем пользы, и что в любом случае даже Mein Kampf продавалась плохо. Например, в 1928 году было продано лишь 3015 экземпляров Mein Kampf. В этот раз новая книга Гитлера никогда не была опубликована на его жизни. Однако он оказался чрезвычайно успешным в определении и включении в свою риторику тех элементов опыта войны немцев, которые взывали через политические и классовые границы.

Единственным наиболее успешным таким элементом было обращение к понятиям Frontgemeinschaft и Kameradschaft, которые будто бы были признаком отношений между германскими солдатами во время войны. Они использовались немцами различных политических убеждений, от полковых ассоциаций ветеранов до левых групп, критично настроенных к войне, как инструмент в международной политике (но которые всё же отстаивали то, что Kameradschaft среди простых немцев существовало, в отличие от военного и политического руководства Германии), как модель для преодоления разобщённости и часто сектантства общества Веймарской Германии. Понятие Kameradschaft использовалось некоторыми как лозунг для новой, сильной Германии, а другими как призыв к дружбе с Францией, Британией и Америкой и для поддержки Лиги Наций. Оно на самом деле одинаково чествовалось и либералами, и консерваторами, и левыми. В прошлом, однако, национал-социалисты странным образом уклонялись от этого прославления добродетелей Frontgemeinschaft и Kamer­adschaft. Их идеалом был героический одинокий воин.

После своего освобождения из крепости Ландсберг Гитлер понял, сколь ценным были ссылки на Kameradschaft и Frontgemeinschaft в расширении его привлекательности и в пропаганде собственной мечты нацистов – бесклассового общества (Volksgemeinschaft). Вскоре разговоры о товариществе среди солдат в окопах как происхождение видения Гитлером будущего общества заняли центральное место в национал-социалистической пропаганде. Обращение к понятию Kameradschaft также было совершенным инструментом для продвижения идеи, которую разделяли коммунисты, национал-социалисты и другие правые коллективистские революции: положить конец конфликтной природе человеческого общества. Другими словами, исключить либеральное кредо, что конфликт является частью природы человека и источником человеческого прогресса. Ирония, разумеется, была в том, что коммунизм и фашизм верили гораздо менее в компромисс и ненасильственное разрешение конфликтов, чем верили либералы. Тем не менее, обыкновение коммунистов и фашистов рассматривать любой компромисс как деградацию, но в то же самое время проповедовать мир, свободный от конфликтов, было совершенно совместимым. В то время как либеральная демократия верила в плодотворную диалектику конфликта и компромисса, коллективистские идеологии левых и правых полагали, что свободный от конфликтов всеобщий или националистический уравнительный мир был возможен, только если конкурирующие идеологии будут стёрты с лица земли. Когда коммунисты, либеральные демократы и фашисты, таким образом, обращались к идеалам Kameradschaft военного времени, они тем самым в конечном счёте имели в виду очень различные явления. Тем не менее, все играли на всеобщем популярном стремлении к менее расколотому обществу. Это позволяло идеологиям с любой стороны политического спектра обращаться к тем частям общества, которые ранее не были обольщены искушениями правого или левого экстремизма.

Следовательно, это здесь, в постоянном прославлении Kameradschaft, военный миф о полке Листа стал больше в центре внимания, чем он когда-либо был в первые годы нацистской партии. Гитлер бессовестно внедрил версию своего военного опыта в полку Листа, которая позволяла ему изложить, как он сам испытал чувство фронтового товарищества Frontgemeinschqft и как использовал этот опыт для развития своих идей о том, какую форму должно принять будущее Германии. Это причина того, почему со временем обращение к военному опыту Гитлера становилось всё больше и больше в центре нацистской пропаганды. И это одна из причин того, почему нацисты были столь настойчивы в попытках дискредитировать или заставить замолчать любого, кто указывал на то, что реальная жизнь в полку Листа довольно сильно отличалась от того, какой её изображал Гитлер, и что в действительности его полк был разнородным, часто разобщённым подразделением.

Так что действительно в период с 1925 до 1933 года миф о полке Листа занял центральное место в риторике Гитлера и его упоминания о войне в целом увеличились. Например, в предисловии, написанном им к националистической книге в 1931 году, он описал "Западный фронт [как место], где вера в старый Рейх была подорвана на колючей проволоке и в ураганном огне – и где, на полях, испещрённых воронками, в крови и в огне, в голоде и в смерти была заново рождена вера в лучшую Германию".

Нацистская пропаганда теперь по всей стране проповедовала, что служба Гитлера простым солдатом-фронтовиком, который храбро встречал вызовы сражений на протяжении более четырёх лет, дала ему особую правомерность говорить от имени поколения, нёсшего службу во время войны, и быть услышанным в политике. Как написала региональная нацистская газета, это в Первой мировой войне "Адольф Гитлер в крови и в грязи заслужил право говорить за поколение, служившее на фронте, и исполнить завещание двух миллионов, убитых в бою".

Гитлеру и нацистской пропаганде в их попытках расширить аудиторию помогал сдвиг, происшедший в мировоззрении Запада в конце восемнадцатого века. До той поры война понималась, прежде всего, в религиозных определениях. Поражение и победа в сражении рассматривались как знаки неудовольствия или милости Бога. Даже некоторые солдаты-католики в 16‑м полку из сельской местности Баварии всё ещё верили, что война – это наказание Господа, как мы видели. Однако со времени позднего Просвещения сражение всё больше понимались как опыт откровения, чего до того никогда не было. Это позволило Гитлеру заявлять, что его опыт войны открыл ему высшую правду о себе и о мире, что, как он полагал, давало ему право быть вождём.

Миф о военной биографии Гитлера теперь распространялся множеством способов. Одним из ключевых элементов в стратегии пропаганды была публикация воспоминаний некоторых из товарищей Гитлера. Одними из таких мемуаров было квазибиографическое повествование о военной службе Гитлера, написанное Гансом Мендом и опубликованное в 1930 году под названием Adolf Hitler im Felde 1914/18 ("Адольф Гитлер на войне 1914-1918 гг."). Перед Рождеством 1931 оно неоднократно восхвалялось в газете Volkischer Beobachter как "прекраснейший рождественский подарок для любого сторонника Гитлера", а на следующий год активно рекламировалось во время безуспешной попытки Гитлера быть избранным президентом Германии. Мемуары, подобные написанным Мендом, использовали условности Bildungsromane ("Воспитательного романа"), рассказывая, как впечатления Первой мировой войны "сделали" Гитлера, и как он поднялся из нижних чинов до спасителя Германии. Они также следовали сходному шаблону в своём упорстве тем, что были внешне аполитичными по характеру. Авторы мемуаров стремились заявить, что были возмущены публичными обвинениями в неточности истории, рассказанной Гитлером о его личном военном опыте, что они якобы вовсе не побуждались политическими соображениями и что они просто хотели исправить ошибку. Ганс Менд написал во введении к своим мемуарам: "Этой книгой я надеюсь дать народу Германии правдивую и неприкрашенную информацию об Адольфе Гитлере, фронтовике … я вовсе не хочу поддерживать какую-либо отдельную партию в этой книге, поскольку я сам не принадлежу ни к одной из них".

***

В то время как военная биография Гитлера всё более становилась в центре попыток увеличить привлекательность NSDAP после 1925 года, ветераны 16‑го полка, игравшие важную роль в развитии нацистской партии до 1923 года, становились оттеснёнными на обочину после возрождения нацистской партии в 1925 году. Причиной этого было то, что они не соответствовали требованиям управления политической партией, что особенно верно в случае Макса Амана. Даже несмотря на то, что ему дали чрезвычайно символический и престижный No. 3 члена партии, когда в 1925 были напечатаны новые партийные билеты, Аман потерял свой пост управляющего нацистской партией, но оставался в верхушке издательской империи нацистов. Уменьшение роли Амана было результатом его личности, а не дистанцирования Гитлера и Амана. Аман в глубине души всегда оставался сержантом штаба, каким был в полку Листа, что делало его успешным бизнесменом, но ничтожным политиком. Это стало очевидным, когда Аман, которого Геббельс за его спиной называл "сержант-директором", стал национал-социалистическим городским советником в Мюнхене.

Во время заседаний городского совета у Амана совсем не было какого-либо таланта оратора и участника прений. Газеты упоминали его как "скандального городского советника". Внешне общительный по характеру, он не мог сдержать свои вспышки гнева по отношению и к друзьям, и к врагам, называя всякого, кто ему не нравился, "сволочь", "пёс паршивый" или "подлец". Он был настолько легко возбудимым, что полиция Мюнхена отказалась выдать ему разрешение на оружие. В Совете Города он угрожал своим политическим противникам: "Подожди, парень – когда мы придём к власти, ты будешь первым на очереди". Даже коллеги нацисты не любили его из-за его агрессивного, буйного поведения. В 1925 году они были твёрдо уверены, что его не следует переназначать на должность управляющего директора нацистской партии. Амана боялись его подчинённые за его деспотическое, жестокое и грубое поведение. Он часто наносил удары или пинал подчинённых и кричал на них. В одном случае он даже набросился с ножницами на Германа Эссера, бывшего шефа пропаганды Гитлера. Его поведение стало таким зрелищем, что люди останавливались у окон издательского дома Эер, чтобы посмотреть на бывшего штабного сержанта полка Листа.

Тогда как Макс Аман по меньшей мере не представлял какой-либо опасности для раскручиваемого мифа о военном опыте Гитлера, того же нельзя было сказать про большинство ветеранов полка Листа. Как мы уже видели, 98 процентов ветеранов полка не вступили в партию ефрейтора Гитлера до 1933 года. К несчастью, лишь фрагментарные свидетельства сохранились о тех ветеранах, которые никогда не вступили в нацистскую партию или в одну из её организаций. Документы ассоциации ветеранов полка Листа (Vereinigung der ehemaligen Angehorigen des Listregiments), похоже, больше не существуют. Весьма вероятно, что они были уничтожены во время воздушных налётов на Мюнхен во время Второй мировой войны, которые нанесли тяжелый урон коллекциям Государственной библиотеки Баварии, где, вероятно, хранились некоторые документы ассоциации. Более того, папки со списками членов политических партий, иных, чем NSDAP и национальная ассоциация ветеранов, также не сохранились. Тем не менее, разбросанные по миру в коллекциях, всё ещё существует достаточно свидетельств о ветеранах полка Гитлера, которые, собранные вместе, образуют убедительную картину неоднородного состава ветеранов, не совпадающую с тем мифом, который пытался распространять Гитлер.

Мы уже видели при обсуждении и воссоединения 16-го полка в 1922 году, и статей 1920 года в Bayerland, напоминавших о службе на войне людей полка Листа, что те ветераны, которые вступили в официальную полковую ассоциацию ветеранов, были разнородными по своему происхождению и убеждениям. Более того, Фридолин Золедер, хотя он и был членом непреклонной про-веймарской Немецкой Демократической партии, был заместителем председателя ассоциации ветеранов, что дополнительно поддерживает ту мысль, что люди пока не были политизированы войной таким образом, как заявлял Гитлер. Ассоциация ветеранов также включала Зигфрида Хоймана, еврейского солдата, который писал стихи для патриотических песен во время войны. Хойман был также активен в "Имперском союзе еврейских солдат-фронтовиков" (Reichsbund judischer Frontsoldaten), ветеранской ассоциации еврейских солдат, основанной в 1919 году, которая в период максимального подъёма имела 30 000 членов, равно как и в Ордене Бнай Брит, еврейской общинной организации поддержки. Его членство даёт ещё одно свидетельство того, что ассоциация ветеранов полка Листа была политически несовместима с антисемитизмом и не была таковой. Случай Хоймана, следует добавить, не был единичным. Например, местная ассоциация ветеранов в Ихенхаузене, 'Veteranen-, Krieger und Soldatenverein Ichenhausen', также принимала ветеранов-евреев. Более того, во многих общинах по всей Германии евреи и христиане были поименованы вместе на местных военных мемориалах. В это же время Гуго Гюнцбургер из Меммингена в Швабии, еврейский владелец трикотажной компании, служивший вместе с Гитлером в 1‑й роте в начале войны, был членом местного стрелкового клуба, "Королевского частного стрелкового общества Мемминген".

Когда перед самым Рождеством 1931 года, в конце концов, была издана официальная история полка Листа, появился дополнительный вызов для базового мифа о Гитлере и нацистском движении. Отредактированная Фридолином Золледером и следовавшая той же формуле, что и специальный выпуск Das Bayerland в 1920 году, она рассказывала историю полка Листа глазами различных людей. Она содержала расширенные и переписанные версии статей в Bayerland и также включала множество новых, наряду со списком 3637 членов полка Гитлера, погибших во время войны, умерших в плену или в результате несчастных случаев. В ней также было изображение ордена Густава Сканцони фон Лихтенфельд, дяди адвоката-защитника одного из оппонентов Гитлера. Более того, полковая история воспроизводила на всю соседнюю с названием страницу фотографию мемориальной витрины, установленной в городской ратуше Мюнхена во время Первой мировой войны и посвящённой полку Листа (см. фото 20). Включение мемориальной витрины в такое заметное место в книге примечательно, принимая во внимание критику, которую оглашали против неё гипер-националисты во время войны. Они находили витрину безвкусной и искажающей истину, доказывая, что на ней члены 16‑го полка выглядят безучастными и что она не отражает героизм полка Листа. Примечательно то, что один из протестовавших, Ойген Рот, тем не менее внёс свой вклад статьёй в историю полка. Таким образом, она включала и сторонников, и критиков интерпретации опыта войны полка Гитлера, предлагавшейся мемориальной витриной. Книга также включала множество материалов Фрица Видемана, который в будущем станет одним из ближайших союзников Гитлера, и Георга Айхельсдорфера, который вступит в NSDAP в 1941 году. Со статьями, написанными Золледером, Видеманом, Майером, Деном и Диесом, она, таким образом, включала как будущих сторонников, так и непреклонных оппонентов Гитлера. Более того, Гуго Гутман, еврейский офицер, который выдвинул Гитлера на награждение того Железным Крестом, был упомянут дважды в весьма положительном тоне. Как мы видели ранее, всего за год с небольшим до прихода Гитлера к власти, Альберта Вайсгербера прославляли в истории полка, в то время, как Гитлер был едва упомянут. Нескладная и нечёткая фотография Гитлера, включённая в книгу, между тем была сделана политическим противником Гитлера Корбинианом Рутцем, командиром 1‑й роты. Другой автор истории полка, Август Хауг, был страстным защитником Веймарской республики. В 1924 году он опубликовал прореспубликанскую брошюру, озаглавленную "Немцы, вставайте" (Deutsche Heraus). В ней он описал Веймарскую конституцию как "самую лучшую конституцию из когда-либо созданных". Он доказывал, что Веймарская республика была логическим конечным продуктом двух тысячелетий традиций свободы германцев. Он также доказывал, что Германия должна продвигать свои национальные интересы через торговлю, а не посредством войны.

Случай ассоциации ветеранов полка Листа, таким образом, подтверждает, что так же, как во Франции, не было прямой линии от окопного опыта немецких солдат к фашизму через ассоциации ветеранов. Политически разнородный характер клуба ветеранов также противостоит идее, что у послевоенной Германии было "неправильное" гражданское общество – другими словами, твёрдое и сильное гражданское общество, которое предположительно помогло свергнуть Веймарскую республику. Говорят, что оно ослабило послевоенную республику, потому что добровольная организация немцев была основана "скорее внутри границ групп, чем через границы", и это было результатом разочарования "ошибками национального правительства и политических партий". Говорят, что это обеспечило плодотворную почву для нацистов с их "призывом к единению нации и энергичным мерам во время кризиса". Организация ветеранов полка Листа, по контрасту с этим, была создана через политические границы. Однако похоже, что она включала лишь меньшинство ветеранов 16‑го полка – другими словами, самоопределившаяся, преимущественно состоявшая из представителей среднего класса группа (в которой сильно преобладали офицеры), которая была политически разнообразна, но ощущала общую связь лояльности через их службу в одном полку.

Большинство ветеранов 16‑го полка, вероятно, не вступало в какую-либо из ветеранских ассоциаций, они были членами ассоциаций, критически настроенных к войне, или они были активны в местных ассоциациях ветеранов деревень и городов, в которых жили. Это частично было результатом больших расстояний, которые должны были преодолевать ветераны для участия во встречах полка Листа во времена экономических трудностей. Возможно более значительно то, что большое число ветеранов, похоже, не испытывало особого esprit de corps по отношению к 16‑му полку, поскольку они служили в нём лишь короткое время. Более того, во время войны люди полка Листа ощущали, как мы видели, преданность и привязанность скорее к людям своего тесного окружения, нежели чем к полку в целом. Также весьма похоже, что многие солдаты не забыли те случаи, когда солдаты одной роты воровали у солдат другой и боролись за лучшие землянки. Многие ветераны 16‑го полка в общинах по всей Баварии, таким образом, имели больше общего с другими ветеранами их собственных общин, чем с людьми из полка Листа. Относительно низкая посещаемость собрания полка Листа в 1934 году на двадцатую годовщину основания полка безусловно предполагает, что ветераны полка Листа всегда оставались разнородной, разъединённой группой. Полковая ассоциация ветеранов образовывала, таким образом, самоопределившуюся подгруппу членов полка Гитлера. То, что в активности полка Листа доминировали офицеры, не удивительно не только из-за иерархического характера военных подразделений, но также потому, что офицеры полка более вероятно ощущали esprit de corps по отношению к полку, чем простые солдаты, так как, в отличие от них, офицеры всегда были членами не только роты, но также и офицерского корпуса всего полка.

Значительное число ветеранов полка Листа, похоже, было членами полувоенных групп, которые политически были близки к Баварской Народной партии и к социал-демократам. Эти группы были созданы специально в ответ и против деятельности ефрейтора Гитлера и других экстремистов по обеим сторонам политического спектра. В начале 1930-х поддерживаемая Баварской Народной партией полувоенная группа "Баварская вахта" (Bayernwacht) имела 30 000 членов. К несчастью, сегодня невозможно сказать, сколько ветеранов 16‑го полка вступили в Bayernwacht. Это же верно для основанной в 1924 году 'Reichsbanner Schwarz-Rot-Gold'. Находясь близко к социал-демократам, она позиционировала себя как "Союз республиканских участников войны" (Bund republikanischer Kriegsteilnehmer). Ко времени его первого официального съезда в начале июля 1924 года мюнхенское отделение Reichsbanner уже имело 2500 членов и состояло из 27 отделений. К началу 1930‑х число членов увеличилось до 2800. Так что у Reichsbanner было больше членов в городе, бывшим домом для полка Гитлера, чем у СА, количество членов которого в 1932 году было приблизительно 2400. Как заключила в 1931 году полиция Мюнхена: "Рост в количестве Reichsbanner повсеместно известен". Местные группы Reichsbanner также были основаны в городах и деревнях по всей Баварии. Например, к началу 1930‑х местное отделение Reichsbanner в Хаусхаме, деревне в отрогах Альп, состояло из сорока-пятидесяти членов. Целями Reichsbanner были способствование международному сотрудничеству, коллективной безопасности и предотвращение будущих войн. Это было общепризнанно наиболее успешное объединение ветеранов в межвоенной Германии. За год оно привлекло миллион членов. В соответствии с некоторыми оценками, количество членов было даже больше этой цифры. Reichsbanner даже поддерживался Партией Центра до конца 1920‑х, и левые либералы также поддерживали их. Другими словами, Reichsbanner поддерживался партиями, которые в 1919 году получили настолько преобладающую поддержку в призывном регионе полка Листа.

Довольно поразительно то, что одним из людей, вступивших в Reichsbanner, был человек, которого часто рассматривают как политического наставника Гитлера. Эти человеком был Карл Майр, командир Гитлера в пропагандистском подразделении армии в Мюнхене, который также вступил в социал-демократическую партию. Майр со временем стал одним из ведущих и наиболее искренних голосов газеты Reichsbanner-Zeitung, периодического издания союза. Бывший начальник Гитлера снова и снова доказывал, что урок Первой мировой войны состоял в том, что европейские нации могут решать своё будущее только в сотрудничестве друг с другом, а не в войне. Несмотря на то, что Майр и Гитлер некогда были политически близкими, политическое развитие Майра в конечном счёте вело его в ином направлении от Гитлера, хотя Майр продолжал определять себя как "национального Социалиста" – но как такого, что произносится без заглавной буквы "н". Подобно Гитлеру и Эрнсту Шмидту, после войны Майра разрывало между антисемитским правым коллективизмом и левыми идеями. Однако в отличие от Гитлера и Шмидта, Майр оказался в поддерживаемой Социалистической Партией Германии ветеранской ассоциации, образованной для защиты Веймарской республики. Таким образом, политическое развитие Майра и Шмидта подтверждает тот аргумент, что Гитлер был частью политической среды после войны, которая не была жёстко определённой и позволяла своим членам в определённых пределах развиваться в разных направлениях. Важная часть радикалов по обеим сторонам политического спектра действительно проявляла плавное развитие идей в ранние годы Веймарской республики. В то время как Гитлер и Шмидт в конце концов оказались на крайне правом фланге, Майр стал защитником Веймарской республики.

Когда в начале 1931 года республиканцы всё больше стали опасаться нового нацистского coup d'etat, Майр 22 февраля страстно обратился к мюнхенскому отделению Reichsbanner. В тот день пришло настолько много членов союза, что пришлось проводить два параллельных собрания в двух самых больших пивных залах Мюнхена, которые по этому случаю были украшены в цвета республики. По данным полиции, в двух собраниях участвовало от 2100 до 2500 человек. Майр говорил пятьдесят минут среди бурных аплодисментов. С явным намёком на мифический военный опыт Гитлера, но прикрыв словами, которые не позволят Гитлеру призвать его в суд, Майр говорил о том, что путч Гитлера в 1923 году проводился в первую очередь теми, "кто никогда не видел окопов, тыловыми "вояками", людьми, служившими в штабах, спекулянтами и позёрами". В Reichsbanner по контрасту с этим, было множество ветеранов, "которые испытали все ужасы современной войны в окопах". Reichsbanner направлен, говорил он, против и большевизма, и против фашизма. Он был, говорил Майр воодушевлённой аудитории, "носителем факела истинного национализма" и "истинного европейского альянса мира".

Было бы неверным рассматривать ассоциации ветеранов полков политически в прямой оппозиции к Reichsbanner. В действительности союз ветеранов 16‑го полка был, как мы видели, политически разнородной организацией. Она включала людей, которые, как члены Reichsbanner, были стойкими сторонниками Веймарской республики. Трения, которые институционально существовали между союзами ветеранов полков и Reichsbanner, не были результатом непримиримых точек зрения в отношении к Веймарской республике и к демократии. Разногласие существовало в вопросе о том, какую роль власть и военная сила должны играть в международных отношениях.

Несмотря на то, что события 1919 года принесли легитимацию радикальным правым и превратили Гитлера в фашистского демагога, война не превратила большинство людей полка Листа в прото-фашистов, что также относится к немецким ветеранам в целом. На самом деле в антивоенную ассоциацию военных инвалидов, ветеранов войны и получающих пособия (включая ветеранов полка Листа, которые сорвали пангерманский митинг в Мюнхене весной 1918 года) вступило в два раза больше немецких ветеранов Великой войны, чем стало членами Freikorps. Огромное большинство немецких ветеранов Великой войны не вступило ни во Freikorps, ни в союзы ветеранов. Многие соглашались с Фердинандом Видманом, товарищем Гитлера по военному времени, который, как мы видели, подтвердил, что существовала растущая пропасть между солдатами полкового штаба и солдатами на линии фронта. В 1932 году он писал Гитлеру: "Я ненавижу войну и всё, что с ней связано; у меня была отобрана моя работа, во время инфляции мои деньги были отобраны; и обвинять в этом следует только войну, мегаломанию [лидеров Германии], Вильгельма-Исчезнувшего и то, что у нас не было революции, а только крах".

У нацистов часто возникали проблемы из-за их политических убеждений среди своих товарищей. Георг Хаммерл, например, живший в маленькой деревне в 30 километрах к серверу от Мюнхена, жаловался в 1932 году, что "когда бы я ни приходил в трактир, я вступал в политический спор, поскольку был членом Союза Фронтовиков и читал национал-социалистическую газету Landpost". Подобным образом в 1932 году Балтазар Брандмайер заявлял, что до 1931 года никого в его деревне не привлекали национал-социалистические идеи и что даже тогда местные фермеры продолжали сторониться Гитлера. Многие ветераны, равно как и их товарищи из общин, в которых они жили, таким образом, не были политизированы или радикализированы даже травматическим опытом Советской республики. Скорее они просто продолжали жить своей жизнью, лишь спорадически посещая собрания ассоциаций ветеранов. Более того, в отличие от Гитлера, многие ветераны не ссылались на свой опыт войны для оправдания своих политических требований. В действительности многие из ветеранов полка Листа говорили о своём времени на войне только в присутствии своих бывших товарищей или других людей из их деревень, служивших во время войны. За исключением этого, тема войны поднималась редко. Многие ветераны согласились бы с Оскаром Даумиллером на эту тему: "У каждого был свой собственный опыт войны. Его неохотно обсуждают. Но когда старые товарищи встречаются, тогда старые воспоминания снова оживают".

Несмотря на то, что ветеранам с 1924 года было позволено посещать места Первой мировой войны и могилы своих товарищей во Франции и 1927 ветеранов в специально организованных поездках смогли побывать в местах, где они сражались во время войны, подавляющее большинство ветеранов и семей павших солдат не стремились посетить эти места. В действительности только три из ста семей убитых в войне немецких солдат обратились в агентство, ответственное за военные погребения, относительно местонахождения их павших родственников в десятилетие между 1920 и 1930 годами.

***

Поскольку военные годы Гитлера стали занимать столь центральное место в его попытках расширить свою публичную привлекательность после 1925 года, потребовалось немного времени, прежде чем его политические противники начали искать прорехи в его военных рассказах в попытке представить его как мошенника. Пропагандистская машина Гитлера тем временем начала умную и бескомпромиссную кампанию в защиту его мифического военного опыта, понимая, насколько важно это было для его политической судьбы и легитимности.

Атака на послужной список Гитлера во время войны усилилась во время его безуспешной кампании 1932 года за пост президента Германии, когда жители Верхней Баварии были среди тех, кто менее всего склонен голосовать за ефрейтора Гитлера. Как часть нападения на военное досье Гитлера 29 февраля 1932 года гамбургская газета социал-демократов "Эхо недели" (Echo der Woche) опубликовала статью под названием "Камерад Гитлер", которая указывала, как мы видели ранее, что большинство военных историй Гитлера были выдуманными. Как мы также видели, для того, чтобы обеспечить безопасность автора, Echo der Woche не открыло то, что статья была написана Корбинианом Рутцем, бывшим командиром 1‑й роты, в которой служил Гитлер.

Статья Рутца доказывала, что Гитлер был австрийским дезертиром. За исключением этого, она близко отображала статью Йозефа Штеттнера в газете брауншвейгских социал-демократов Volksfreund ("Друг народа"), которая была опубликована вскоре после статьи в Echo der Woche, и утверждала, что Гитлер провёл войну в относительной безопасности полкового штаба, а не сражаясь на передовой, что сам он вероятно не сделал ни одного выстрела во время войны и что он получил два Железных Креста только потому, что был в близких отношениях с людьми, у которых было право выдвигать солдат для награды.

Гитлер немедленно осознал большую опасность от статьи для его легитимности и не стал терять времени, инициировав судебный процесс о клевете против Echo der Woche в начале 1932 года. Он вышел победителем в этом процессе благодаря своей умной юридической и пропагандистской стратегии, тем самым повернув потенциально чрезвычайно опасную ситуацию в триумф. Он сконцентрировался на одной вопиющей ошибке в статье, а именно на том, что он предположительно был австрийским дезертиром. Хотя он и в самом деле вначале пытался уклониться от австрийского призыва в армию, он в конце концов предстал перед медицинской комиссией в Зальцбурге в начале 1914 года, что он легко мог доказать. Более того, адвокат умно доказывал, что нежелание Echo der Woche раскрыть имя ветерана, написавшего статью, подразумевает, что ветерана просто не существует.

Нацисты также использовали в свою пользу кодекс чести военных, поскольку кодекс служил огромным сдерживающим средством для любого действующего или бывшего военного, чтобы публично подвергать сомнению храбрость других солдат. По меньшей мере до Первой мировой войны обвинения против храбрости других солдат, если они были сделаны офицером, приводили либо к дуэли, либо к очень рискованным слушаниям в суде чести офицерского корпуса Германии. Потенциальная цена сомнения в чести других солдат, таким образом, была непомерно высока. Из-за этой традиции Гитлер мог быть весьма уверен в том, что очень мало кто из ветеранов 16‑го полка станет публично высказываться против его военного досье, даже если частным образом они были полны презрения к нему.

Единственным офицером на процессе в Гамбурге, который выступил против Гитлера, был лейтенант по имени Рейнхардт. Адвокаты, представлявшие Echo der Woche, начали судебный процесс, зачитав телеграмму от него. В ней офицер 16‑го запасного пехотного полка заявлял, что Гитлер никогда не служил в окопах. Однако, поскольку Рейнхардт был единственным офицером, подготовленным для дачи показаний против Гитлера в зале суда и адвокаты Echo der Woche могли открыть только то, что статья в действительности была написана также офицером, но не могли назвать его имя, то для адвокатов Гитлера и пропагандистов было легко отвергнуть мнение Рейнхардта.

Вкратце, вследствие больших издержек при выставлении обвинений против бывшего товарища, очень мало кто из ветеранов, критически относившихся к Гитлеру, были готовы высказываться в судах против него. Это означало, что до тех пор, пока Гитлер мог найти множество своих бывших товарищей и офицеров, кто желал дать показания в его пользу, обманчивый (и ложный) публичный образ будет таким, что ветераны его полка единогласно были за него.

Круг людей, которые обеспечили Гитлеру показания под присягой, включал обычных сомнительных персон, таких, как Эрнст Шмидт, с которым Гитлер всё ещё временами виделся за столом вместе с Евой Браун в его любимом итальянском ресторане в Мюнхене. Настоящим успехом Гитлера было то, что он смог склонить к даче показаний в свою пользу Михаэля Шлехубера, товарища Гитлера по полковому штабу с социал-демократическими стремлениями. Также важно иметь в виду, что Гитлер и его товарищи из вспомогательного персонала полкового штаба независимо от их политических взглядов все были в одной лодке в том, что они все сталкивались с критическим отношением из-за того, что были "тыловыми крысами". Даже если они не стали политическими сторонниками Гитлера, у них по этой причине не было стимула подвергать сомнению его военную службу, поскольку сомнение в его поведении означало сомнение в их собственном поведении.

Нацистская пресса, которая применила всю свою мощь в дискредитации статьи в Echo der Woche, распространила умную защиту Гитлера по всей Германии. Издававшаяся в Гейдельберге нацистская газета Die Volksgemeinschaft, например, посвятила целую страницу дискредитации заявления, что Гитлер лгал о своей военной службе, заявляя, что "начальники и товарищи единогласно поддерживают Адольфа Гитлера". Смысл статьи состоял в том, что весь полк Листа был за Гитлера и что статья в Echo der Woche была лишь "грязной марксистской попыткой нападения на честь нашего Фюрера".

***

Хотя на защиту Гитлера в 1932 году пришло небольшое число людей из состава 16‑го полка, большинство их публично ни поддерживали, ни атаковали его до 1933 года. Только два человека послали письма Гитлеру в его поддержку, что едва ли может считаться за существенное одобрение людьми его полка, особенно поскольку статья в Echo der Woche была написана офицером полка Листа – который также был бывшим посыльным. Одно из двух писем было даже не от ветерана полка Листа, а просто от ветерана сапёрной части, которая располагалась рядом с 16‑м полком во время войны.

В 1932 году Ганс Менд, который после написания своего идеализирующего повествования о военных годах Гитлера расстался с ним, также присоединился к нападкам на военное досье Гитлера. Его заметка была опубликована в мюнхенской левой газете Der Gerade Weg, редактировавшейся Фрицем Герлихом, который дорого заплатил за это, когда нацисты пришли к власти. В этой заметке Менд накинулся на Гитлера: "Если бы я написал обо всём, что я сознательно умалчивал про Гитлера в своей книге, то Гитлер бы не был великим героем, которым он стал". Письмо было перепечатано газетами по всей Германии. У газет, критически относившихся к Гитлеру, был счастливый случай разоблачить "мошенничество великого героя Адольфа".

Александр Мориц Фрей также несомненно не поддерживал рассказ Гитлера о полке Листа. С конца войны он продолжал писать пацифистские антивоенные рассказы о психических и физических шрамах, которые война оставила на ветеранах. Во время случайных встреч с Гитлером в его любимом кафе, расположенном в фешенебельном Хофгартене в Мюнхене, Гитлер – который предпочитал избегать личных конфронтаций – всегда мимолётно приветствовал его, но быстро отводил взгляд в сторону. У Амана между тем не было такого малодушия. Когда он столкнулся с Фреем, то сказал ему: "Этот Гитлер, у него всё получится!", добавляя, что было большой ошибкой не вступить в нацисты: "Ты пожалеешь об этом!" Но всё же у Фрея не было намерения изменить своё мнение.

В 1929 году Фрей опубликовал автобиографическую повесть о своём опыте войны под названием Die Pflasterkasten ("Лекари"), описав историю полка Листа "глазами санитара при носилках для раненых". Книга была также опубликована в Британии и в Америке в 1930 и 1931 годах под названием "Нёсшие крест", а социал-демократическая газета Vorwarts и Daily Herald в Британии также напечатали повесть по частям. Главный герой повести, прообразом которого был сам Фрей, заявляет в Die Pflasterkasten: "Я хочу, хочу, хочу рассказать правду – я хочу сказать: военные и война – это самая дурацкая, бесстыдная и невежественная пошлость в мире". Повесть вскоре стала целью ожесточённых нападок со стороны правых газет, после которых Фрей возобновил свою горькую критику на офицеров полка Листа:

В конечном счёте Александр Мориц Фрей, Корбиниан Рутц и их товарищи вели проигранное сражение, когда массы разочаровавшихся избирателей шли поддерживать партию Гитлера после огромного хаоса мирового экономического кризиса, готовые поверить обещаниям Гитлера вывести Германию из кризиса и готовые выслушивать его военные рассказы о Kameradschaft как источнике вдохновения новой и объединённой Германии. Только теперь в ситуации чрезвычайной экономической неустойчивости NSDAP как "универсальная партия протеста" получила широкую поддержку. Любой довод, который утверждает, что подъём нацистской партии не был результатом экономического и политического кризиса конца 1920‑х и начала 1930‑х, но что немцы всё время хотели стать нацистами, поскольку они мечтали с 1914 года о единстве и национальной общности всех немцев, игнорирует тот факт, что на первых национальных выборах после экономического кризиса за партию Гитлера голосовало в 13,5 раз больше немцев, чем на выборах до кризиса. Что, однако, примечательно, это то, что не-баварцы оказали Гитлеру существенно большую поддержку (за него голосовало 37,9 процентов немецких избирателей). Большая часть поддержки Гитлера в Баварии пришла из её протестантской северной части. В Верхней Баварии, откуда пришло большинство людей полка Листа, только 25,8 процентов избирателей поддержали национал-социалистов. Другими словами, ни на одних свободных выборах более одного из четверых людей в основном призывном регионе 16‑го полка не голосовало за Гитлера.

Ко второй половине 1932 года популярность Гитлера уже дошла до максимума. Гитлер проиграл выборы президента с большим отрывом от Гинденбурга. Более того, когда в ноябре 1932 года немцам пришлось вновь пойти на выборы, поскольку парламент стал неуправляемым, нацистская партия потеряла огромное количество голосов. Ефрейтор Гитлер думал, что всё потеряно, что он потерял движущую силу, и у него нет шанса когда-либо стать канцлером или президентом.

Гитлеру также приходилось опасаться, что его военные рассказы в конце концов будут раскрыты как подделка, когда генерал Курт фон Шляйхер, архиконсервативный последний рейхсканцлер перед приходом Гитлера к власти, а в то время ещё министр обороны при канцлере Франце фон Папене, услышал от журналистов, что в действительности лечение Гитлера в Пазевалке было весьма отличавшимся от собственного повествования Гитлера. Понимая, какую цену эта информация может иметь для его стратегии расколоть национал-социалистов и тем самым предотвратить приход к власти фашистской диктатуры, фон Шляйхер приказал офицерам из военной разведки конфисковать историю болезни Гитлера из архива бывшего армейского госпиталя в Пазевалке. Однако фон Шляйхер трагическим образом решил не использовать немедленно историю болезни, а хранить её в сейфе. Его решение не использовать папку немедленно было колоссальной ошибкой. В январе 1933 года, по настоянию консерваторов, глупо полагавших, что они смогут управлять Гитлером, фон Шляйхер был смещён с поста канцлера и заменён ефрейтором Гитлером в величайшем промахе и просчёте двадцатого столетия спустя лишь четырнадцать лет после окончания первой войны Гитлера.