Первая война Гитлера

12. Рейх ефрейтора Гитлера (1933-1939 гг)

В 1934 году по случаю двадцатой годовщины начала войны газеты, как в Германии, так и за границей, массово перепечатывали фотографию, изображавшую Гитлера на Одеонплац в августе 1914. Тем самым они распространяли то послание, которое Гитлер пытался передать людям многие годы: что он был человеком из народа, что его добровольное поступление в армию было представительным для немецкого народа в целом, и что война дала рождение новой и более равноправной Германии, Третьему Рейху Гитлера.

Спустя два месяца нацистская пропагандистская машина организовала грандиозное воссоединение полка Листа, событие, полное пышных зрелищ, демонстрирующих символы прошлого и настоящего Германии, тем самым представляя новое государство как будто бы органичный и естественный продукт истории Германии. По всему Мюнхену были развешаны флаги по поводу двухдневного события 13 и 14 октября 1914 года. Празднества отображали службу во дворе казарм, в которых Людвиг III инспектировал людей 16‑го запасного пехотного полка в 1914 году перед отправкой их на фронт. Празднества также проводились в зале ратуши перед мемориальным стендом в честь полка Листа, а также в одном из пивных залов Мюнхена. Они также включали марш по улицам Мюнхена, прошедший мимо штаба нацистской партии и Одеонплац.

На встрече присутствовало лишь относительно небольшое число ветеранов полка Листа. В числе участников были как не-нацисты, такие как Алоиз Шнельдорфер, так и убеждённые нацисты, такие как Якл Вайс и Игнац Вестенкирхнер. Ветераны полка Листа, такие, как Ганс Остермюнхнер – знакомый снайпер Гитлера времён войны и бывший член местной милиции, который прятал пулемёты на своей ферме во времена Веймарской республики, прежде чем они были конфискованы в 1933 году, – оставались в своих деревнях, не чувствуя склонности ни к идеологии Гитлера, ни к полку в целом. Предчувствуя это, нацистские организаторы включили в празднования большое число людей из СС, штандарта СА "Лист" (подразделение СА, названное в честь полка Листа), регулярную германскую армию, почтовые службы Германии, а также группу детей, кадры из гитлерюгенда и представителей ассоциаций ветеранов различных других полков, одетых в исторические костюмы. Все эти "дополнения" обеспечивали хорошие возможности для фотографирования в соответствии с заявлением Гитлера о том, что ветераны 16‑го полка почти единодушно поддерживали его.

Нацистская пресса обеспечила, чтобы немцам даже в самых дальних уголках нового рейха Гитлера стало известно о воссоединении полка фюрера и о символическом значении, которое нацистская пропаганда придала ему. Например, Illustrierter Beobachter, основной глянцевый журнал Третьего Рейха, опубликовал фоторепортаж о событии. Тем временем Völkischer Beobachter использовал событие ещё раз для втолковывания в массы той мысли, что Гитлер возник как неизвестный, обычный солдат из рядов людей полка Листа для спасения Германии.

***

Сам Адольф Гитлер в действительности даже не посетил воссоединение, точно так же, как он всё менее часто посещал Мюнхен, предпочитая проводить время в своём альпийском убежище рядом с Зальцбургом. Оттуда он будет фантазировать о замещении Мюнхена, который часто оказывал ему холодный приём – города старомодного, элегантного девятнадцатого века, зданий в стиле ар-деко, и города, где не далее как в 1927 году партия вынуждена была объединить несколько местных отделений из-за отсутствия членов, – Мюнхеном его мечты, городом холодных, монументальных зданий. Ближайшие товарищи Гитлера хорошо знали причину, почему Гитлер не посетил встречу. Это было потому, что даже в 1934 году лишь немного ветеранов 16‑го полка поддерживали его. Бывший посыльный полкового штаба поэтому не осмеливался встретиться лицом к лицу с членами своего полка. Как написала Вайсу жена одного из товарищей Гитлера и Якла Вайса по временам войны на следующий день после встречи: "Я надеюсь, что вскоре наступит день, когда Гитлер сможет стоять со своими преданными товарищами. Моё сердце обливается кровью, что всё ещё есть товарищи, у которых отсутствует священное внутреннее убеждение в том, что будущее – с Гитлером. Вот почему Гитлер не может посещать [встречи полка Листа]. Я понимаю всё это, даже несмотря на то, что я всего лишь женщина".

Между тем нацистская пропаганда приукрасила отсутствие Гитлера тем, что просто воспроизвела в Illustrierter Beobachter серию фотографий с Гитлером со встречи полка Листа в 1922 году.

Решение Гитлера уклониться от события объясняет, почему через год после захвата им власти нацистская пропаганда всё ещё ощущала необходимость выставлять шараду о роли полка Листа в "сотворении" Гитлера. Причиной этого было то, что даже когда ефрейтор Гитлер стал рейхсканцлером в 1933 году, он всё ещё не мог быть уверен в поддержке не только своих товарищей солдат из 16‑го полка, но и немцев в целом. Власть Гитлера, по меньшей мере в глазах современников, на самом деле вначале виделась стоящей на зыбкой почве.

Было неясно, будут ли продолжать поддерживать Гитлера немцы, которые голосовали за него на национальных выборах в ноябре 1932 года. В конце концов, лишь четырьмя годами ранее 97 из 100 немцев не голосовали за него. Даже осенью 1932 года 2 из 3 немцев всё ещё не поддержали национал-социалистов. Более того, до смерти Пауля фон Гинденбурга в 1934 году Гитлер не был даже формально лидером Германии и в теории мог быть смещён. В 1933 году многие немцы не ожидали, что бывший посыльный из полка Листа останется на этом посту. Например, Виктор Клемперер, еврейский профессор в Дрездене, отметил в своём дневнике в июле 1933 года, что даже несмотря на то, что положение Гитлера в настоящий момент сильно, его политический режим был "абсолютно не-немецким и следовательно не будет иметь какой-либо длительности". В следующем месяце он записал: "Я просто не могу поверить, что настроение масс действительно всё ещё за Гитлера. Слишком много признаков обратного".

Для того, чтобы консолидировать свою власть, Гитлер приступил к тройной стратегии. Это включало безжалостное использование насилия по отношению к политическим противникам и даже ко многим консерваторам, которые помогли нацистам прийти к власти в надежде использовать Гитлера как средство продвижения своих собственных целей. Далее, ведение политики, которая обращалась за пределы основного электората нацистов, фокусируясь на борьбе с безработицей и на "отмене" Версальских соглашений. И наконец, продолжение пропаганды Kameradschaft, жертвенности и Volksgemeinschaft. Другими словами, эти концепции обращались к широким слоям немцев с несопоставимыми политическими воззрениями. Благодаря последнему элементу своей стратегии придуманный военный опыт Гитлера в полку Листа оставался в центре внимания нацистской политики и пропаганды в течение 1930‑х. Это считалось настолько важным, что всех немецких студентов станут знакомить с этим на уроках истории.

Как написал Гюнтер д'Алкин, один из главных нацистских пропагандистов, в статье "Фронтовик Гитлер", опубликованной в газете Völkischer Beobachter, "Kameradschaft [окопов] дало рождение энергии для немецкого социализма и вместе с этим твёрдой вере в новое и великое сообщество… Для нас классовая принадлежность и происхождение не имели никакого значения [во время войны]; всё, что значило, это достижения и жертвенность. Именно так наши ударные части стали живым примером нашей воли создать новое общество; именно так кровь и жертвенная смерть наших товарищей стали доказательством святости наших убеждений; только это позволяет нам разрушить власть реакционных сил и марксизма и таким образом завладеть властью в Германии".

***

В воплощении стратегии Гитлера достижения большей общественной поддержки его движения и при этом представлении Третьего Рейха как государства товарищей, основанного на Kameradschaft, нацистская пропаганда умно больше сфокусировалась на товарищах Гитлера по военному времени, чем на его собственных словах. Например, в апреле 1933 года нацистская газета опубликовала серию статей о послужном списке Гитлера во время войны, основанную на большой части воспоминаний Ганса Менда, акцентируя тот факт, что Менд недавно выступил против Гитлера. Статья доказывала, что рассказ о военных годах Гитлера более, чем что-либо иное, позволит людям, которые всё ещё не уверены в характере Гитлера, узнать, что он из себя действительно представляет. Это покажет им, что в руках Гитлера Германия находится в безопасности.

Затем, в 1934 году, были опубликованы военные мемуары Адольфа Майера под названием Mit Adolf Hitler im Bayerischen RIR 16 List ("С Адольфом Гитлером в баварском 16‑м запасном пехотном полку имени Листа"). Важность книги для нацистской пропаганды была подчёркнута тем фактом, что Юлиус Штрайхер, самый мерзкий из идеологов Гитлера, написал к ней предисловие. В своих воспоминаниях Майер заявлял, что опыт Гитлера во время войны был типичным для всех обычных людей полка и что этот опыт позволил ему стать вождём Германии: "Только из этих бойцов, которые своим страданием и своими жизнями защитили отечество", - писал Майер, "мог выйти человек, который придаст форму и выражение стремлениям лучших, обеспечит руководство движением к новой эпохе и который в этом станет неоспоримым и естественным Вождём".

Нацистская пропаганда также эффективно использовала биографию Игнаца Вестенкирхнера. Товарищ Гитлера, посыльный, в 1928 году эмигрировал в Соединённые Штаты. С наступлением Великой Депрессии Вестенкирхнер, плотник и резчик по дереву, обеднел и стал чувствовать себя всё более не в своей тарелке в своём доме в Ридинге, в штате Пенсильвания. Поэтому он обратился к Гитлеру, который предложил оплатить ему обратный билет в Германию. Оказавшись обратно в Мюнхене зимой 1933-1934, он получил работу в отделе доставки газеты Völkischer Beobachter. Его возвращение в Германию было божьим даром для пропаганды, позволившим распространять военный миф о Гитлере и полке Листа искусным образом. Фотографии Амана и Гитлера, обменивавшихся шуточками с Вестенкирхнером за кофе, появились в иллюстрированных журналах и пропагандистских книгах. Более того, когда нацистский автор Хайнц А.Хайнц написал в 1934 году свою биографию Гитлера, описывавшую жизнь Гитлера глазами различных близких к нему людей, он выбрал Вестенкирхнера, чтобы осветить военные годы нового вождя немцев. Как мы видели, история, которую выработали Вестенкирхнер и Хайнц, полна поддающихся проверке ложных заявлений, которые все были нацелены на поддержку выдуманного военного опыта Гитлера. В своём интервью с Хайнцем Вестенкирхнер также прямо связал военный опыт людей полка Листа и зарождение нацистского движения. Он утверждал, что после войны встретил Гитлера и других ветеранов 16‑го полка в мюнхенской пивной, которая была духовным домом нацистской партии. "Мы, старые товарищи полка Листа, - утверждал Вестенкирхнер, - встречались в пивной 'Штернэкерброй'".

Нацистская пропаганда также распространяла миф о военном опыте Гитлера через историю Якла Вайса, ставшего мэром своей деревни после прихода Гитлера к власти и который был чрезвычайно горд близостью к Гитлеру и тем, что временами встречается с ним. Газеты публиковали статьи о визите Гитлера к Вайсу в конце 1919 года, который нацистская пропаганда использовала для представления Гитлера новым мессией. Статьи недвусмысленно говорили о Гитлере как новом "пророке", которого люди вначале не слушали. В своём описании визита Гитлера они изрядно заимствовали из истории рождения Христа, рассказывая о том, как Гитлер прибыл в деревню Вайса в ночное время и его не впустили во все гостиницы в округе, в результате чего, как и Мария с Иосифом, он вынужден был провести ночь в холоде. Статьи затем продолжали рассказывать историю прихода Гитлера к власти, как это видел Вайс, который представлял Гитлера приносящим спасение Германии, основывая Третий Рейх на идеалах Kameradschaft.

Архив нацистской партии тем временем энергично пытался наложить свои руки на все документы – фотографии, рисунки, картины или письма – относящиеся к военным годам Гитлера и основать центральное хранилище материалов, которые могут быть использованы для рассказа той истории, что хотел поведать Гитлер. Для этого же архив также стремился записать насколько можно больше прославляющих рассказов о военных годах Гитлера. Пропагандистские выставки по всей Германии выставляли документы, показывающие его награждение Железным Крестом 1‑й степени, а в бывшем госпитале Гитлера в Пазевалке был установлен его бюст.

Карьеры двух начальников Гитлера по полку Листа, Фрица Видемана и Макса Амана, также усиливали мифический общественный образ Гитлера и военный опыт людей из полка Листа.

В год прихода Гитлера к власти Аман стал депутатом рейхстага, что имело лишь символическое значение, поскольку рейхстаг потерял всю свою власть в 1933 году. Другими словами, несмотря на то, что Амана с его явным отсутствием таланта к политике надёжно удерживали вдали от реальной политики, делая его депутатом рейхстага, это тем не менее имело громадную пропагандистскую ценность. Это дополнительно подчёркивало ту роль, которую хотел донести Гитлер – о роли воинской части в его формировании. Что более примечательно, Амана сделали президентом Палаты прессы рейха, дав ему контроль над все немецкой прессой, который он проводил железным кулаком. Несмотря на то, что Аман и Гитлер не были друзьями в социальном смысле, их отношения были настолько близкими, что в 1943 году американская секретная служба OSS^[21] рассматривала вопрос о похищении или убийстве его и трёх других близких к Гитлеру людей, поскольку "смерть любого из этих близких товарищей", как это сформулировал меморандум OSS, "лучше всего может быть описана как наиболее успешный удар, направленный на Гитлера, за исключением смерти Геббельса".

В отличие от Амана, Видеман не был близок к Гитлеру в году Веймарской республики. С тех пор, как он отказался вступить в нацистское движение во время встречи полка Листа в 1922 году, лишь короткая встреча в любимом кафе Гитлера в Мюнхене в 1929 году свела снова Видемана и Гитлера. Однако после прихода Гитлера к власти эти двое встретились снова. Теперь Гитлер пригласил присоединиться к нему в рейхсканцелярии и воссоздать полковой штаб времён войны при обратных ролях. На этот раз Видеман не отказался от предложения Гитлера.

После короткой работы в офисе заместителя Гитлера, Рудольфа Гесса, Видеман стал одним из личных адъютантов Гитлера. Только когда он начал работать для Гитлера – но не ранее – Видеман вступил в нацистскую партию 2 февраля 1934 года. Теперь он был в самом сердце империи Гитлера. В Берлине и также часто в альпийском убежище Гитлера Видеман, высокий, темноволосый человек, который, за исключением его "ужасной прусской стрижки", был привлекательным и хорошо одетым, ежедневно находился рядом с Гитлером. Гитлер, который мог быть совершенно очаровательным, и Видеман явно наслаждались компанией друг друга, предаваясь воспоминаниям о прежних днях на войне. Он присутствовал на ежедневных продолжительных обедах Гитлера, просматривал частную корреспонденцию Гитлера, действовал в качестве посредника для людей, которые хотели обратиться к Гитлеру или сопровождал его во время его визитов к Муссолини в Италии. Вкратце, задача Видемана состояла в том, как это было во время войны в полковом штабе, чтобы обеспечить бесперебойную работу офиса Гитлера, а не определять политику. Более того, Видеман был персонификацией нацистского утверждения о том, что Первая мировая война и полк Листа "сделали" Гитлера.

Разговоры о Первой мировой войне были, разумеется, не просто инструментом пропаганды для Гитлера. На вершине своей власти его военный опыт продолжал быть одним из его любимых предметов разговора. После ежедневного просмотра лёгких развлекательных кинокартин в рейхсканцелярии или в альпийском убежище Гитлера никто из его окружения из-за необходимости полноценного ночного сна не осмеливался затронуть тему войны. По свидетельству Фрица Видемана, когда Гитлер начинал говорить о Первой мировой войне после просмотра фильма, "могло случиться так, что мы вынуждены были слушать его до 3 часов ночи, поскольку мы, адъютанты, не могли просто встать и уйти. Как результат, мы были готовы убить любого гостя, который переводил разговор на одну из злосчастных "любимых тем" фюрера после одиннадцати часов вечера".

Другие среди непосредственных товарищей Гитлера по полковому штабу, возможно, не имели такой впечатляющей карьеры, как Аман и Видеман. Но всё же в своих маленьких мирках, в общинах, в которых они жили, их карьеры отражали карьеры бывшего адъютанта и сержанта полкового штаба и тем самым способствовали стремлениям Гитлера усилить общественную поддержку Третьего Рейха. Например, Эрнст Шмидт, который был местным партийным боссом NSDAP в Гарчинге-ан-дер-Альц с 1926 года и местным фюрером СА, стал заместителем мэра Гарчинга после того, как его товарищ посыльный пришёл к власти в 1933 году. Шмидт также был включён в официальный марш в ноябре 1933 года по случаю десятой годовщины провалившегося путча Гитлера. На следующий год он получил золотой партийный значок нацистской партии. По этому случаю фотографии Гитлера и Эрнста Шмидта появились в газетах и журналах по всей Германии.

***

Насколько безжалостно нацистская пропаганда переписывала военный опыт Гитлера для того, чтобы помочь ему расширить привлекательность в глазах общества, наиболее очевидно проявляется в военных мемуарах Балтазара Брандмайера. Впервые опубликованные накануне прихода Гитлера к власти, к 1940 году они вышли девятым изданием. Все издания изображали Гитлера как мессианского пророка. Однако со временем власти нацистов сделали бесчисленные существенные изменения в книге. Они дают неоспоримое свидетельство того, что все мемуары товарищей Гитлера, равно как и его собственные воспоминания о военном времени в Mein Kampf довольно бесполезны для реконструкции военного опыта Гитлера.

Например, Ганс Менд был вычеркнут из книги Брандмайера после того, как он выступил против Гитлера. Любые характеристики Гитлера, противоречившие его публичному образу, сколь бы благожелательными они не были, также были изъяты. Например, оригинальное заявление Брандмайера о том, что в 1915 году Гитлер ожидал, что война закончится в течение года, неявным образом ставило под сомнение политическую проницательность Гитлера. В издании книги 1940 года предполагаемое заявление Гитлера было вложено в уста одного из других посыльных. Другие правки предназначались для приукрашивания достижений немцев. Если, например, в издании книги 1933 года упоминалось, как Гитлер с товарищами наблюдали за тем, как ВВС Германии сбили самолёт противника, то к 1940 году число нейтрализованных вражеских самолётов чудесным образом увеличилось.

Все из более радикальных изменений книги предназначались для увеличения способности книги рекламировать полк Гитлера как место рождения более равноправной, национал-социалистической Германии. Любые упоминания, которые противоречили заявлению о том, что полк Гитлера являлся ролевой моделью Kameradschaft (и тем самым был ядром национал-социалистического Volksgemeinschaft), либо были изъяты, либо заменены фиктивными заявлениями. Издание книги 1933 года, например, описывало, как Брандмайеру пришлось самому проделать весь свой путь обратно к германским позициям после тяжелого ранения в сражении при Нёв Шапель. В издании 1940 года "милосердные товарищи" отнесли его обратно в безопасное место. Более того, издание 1933 года включало тираду на девятнадцать страниц не только против евреев, но также против групп, чей поддержки нацистские власти старались добиться – включая традиционных консерваторов, аристократов и капиталистов – но которые изображаются Брандмайером столь же негативно, как и евреи. При этом он высмеивал правительство кайзера как управляемое масонами. Нацистские пропагандисты просто вырезали весь это кусок из книги.

В ранних изданиях своей книги Брандмайер также изображал большинство офицеров 16‑го полка как некомпетентных, надменных и эгоистичных, не уважавших простых солдат. Он доказывал, что Германия проиграла войну в основном потому, что полк Листа и армия Германии в целом имели слишком мало хороших офицеров. Издание 1940 года между тем переворачивает доводы Брандмайера с ног на голову, заявляя, что большинство офицеров полка Гитлера были образцами поведения в отношении обычных солдат. Сходным образом Брандмайер изначально описал офицера, ответственного за посыльных, как ненавидимого всеми своими коллегами. Он обвинил его в том, что тот постоянно придирался к посыльным 16‑го полка по мелочам.

К 1940 году жалоба Брандмайера на офицеров его и Гитлера была изъята, как и характеристика сержанта 16-го полка как "тирана" (т.е. Leutschinder и Schikanierer), и была заменена ссылкой на Kameradschaft в полку Листа: "Однажды придёт время, когда по всей Германии зазвучит песнь песней о товариществе в окопах. Каждый заботился о благополучии своих товарищей солдат; каждый разделял свои радости и печали со своими товарищами; все чувствовали себя принадлежащими к одной большой семье". Более того, в сильном контрасте к изданию книги 1933 года, в издании 1940 заявлялось, что почти все фермеры в деревне Брандмайера поддерживали Гитлера. Вкратце, ни мемуары Брандмайера, ни какие-либо из публикаций после 1933 года о Гитлере, о его товарищах и о полке Листа ни на йоту не задавались стремлением дать точное повествование о военных годах воинского подразделения Гитлера. Они мотивировались только единственным соображением: увеличить народную поддержку Адольфа Гитлера и его режима.

***

Когда Гитлер пришёл к власти в 1933 году, многие из его оппонентов хорошо представляли беспощадность, с которой Гитлер и нацистские пропагандисты выдумывали его военный опыт. Тем самым они знали, как знал и сам Гитлер, что мифическая история его политического взросления была его ахиллесовой пятой. Другими словами, они чувствовали, что в действительности история Гитлера о его жизненном опыте во время войны и революции была выдуманной и потенциально подрывала попытку Гитлера расширить свою привлекательность. Например, мюнхенское отделение Reichsbanner 26 февраля предприняло одну из последних попыток атаковать Гитлера. В заполненном до отказа цирке "Кроне", самом большом в Мюнхене месте проведения публичных мероприятий, главный оратор мероприятия задал вопрос: "Где был Адольф Гитлер, когда в Мюнхене происходила настоящая борьба с большевизмом?"

Нацистские власти не теряли времени с подавлением железной рукой любых подобных вызовов легитимности Гитлера. Они старательно и очень успешно контролировали тщательно срежиссированную историю жизненного опыта Гитлера во время войны и революции. Любой, подвергавший сомнению историю Гитлера относительно его опыта во время Первой мировой войны, немедленно становился целью, и его заставляли замолчать. В это же время ряды полиции были снова усилены громилами, уволенными в годы Веймарской республики, такими, как Карл Остберг, ветеран 16‑го полка и офицер СС.

Осознавая опасность, которой он подвергался в качестве вождя Reichsbanner, бывший командир Гитлера майор Карл Майр боялся за свою жизнь после прихода нацистов к власти. Поэтому он эмигрировал во Францию. Эдмунд Форстер, доктор, который лечил Гитлера в Пазевалке от психосоматической истерии, тем временем стал беспокоиться, что Гитлер получит его заметки о лечении Гитлера в 1918 году. Так что летом 1933 года он тайно вывез их из страны, передав их Эрнсту Вайсу, немецко-еврейскому эмигранту, врачу и писателю в Париже. Вскоре после возвращения в Германию Форстер совершил самоубийство при обстоятельствах, который остались неразрешёнными до настоящего времени. Тем временем официальная история болезни Гитлера всё ещё была в руках либо фон Шляйхера, либо одного из его сотрудников, когда Гитлер пришёл к власти. Однако она недолго оставалась там. Сразу после "Ночи длинных ножей" в 1934 году нацисты ликвидировали и фон Шляйхера, и генерала Фердинанда фон Бредова, который работал на фон Шляйхера. В процессе этого события историю болезни Гитлера забрали у одного из этих двоих людей и впоследствии почти определённо запрятали в альпийском убежище Гитлера, где, как полагают, она была сожжена в последние дни Третьего Рейха в 1945 году.

Макс Аман также старался изо всех сил, чтобы заставить замолчать критиков созданного Гитлером мифа о себе. 9‑го марта 1933 года, сразу после взятия нацистами под контроль государственных институтов Баварии, Макс Аман и группа штурмовиков из СА ворвались в помещения еженедельной газеты Der Gerade Weg, которая опубликовала статью Менда, ставившую под сомнение послужной список Гитлера времён войны. Они схватили Фрица Герлиха, главного редактора газеты, и затолкали его в тёмную комнату. Аман сообщил Герлиху – на которого у Амана также была собственная обида из-за статьи в 1931 году, направленной на него, – что "теперь настало время отмщения". Пока люди из СА держали Герлиха под прицелом пистолетов, Аман несколько раз ударил его по лицу. Когда лицо Герлиха стало кровоточить, бывший штабной сержант 16‑го полка решил, что он сделал своё дело. Когда он покидал офис, его лицо было бледным, и он дрожал от возбуждения.

Вскоре нацисты обратили своё внимание и на Александра Мориц Фрея. С момента публикации Die Pflasterkasten из всех ветеранов полка Листа Фрей, вероятно, был наиболее очевидной целью для гнева нацистов. Для Фрея не стало неожиданностью, что его автобиографическая повесть о полке Гитлера была среди книг, сжигавшихся на площадях по всей Германии 10-го мая 1933 года. Спустя пять дней штурмовики СА оказались у его квартиры в Мюнхене. Они разбили на куски его имущество. Однако по счастливой случайности Фрей в тот день посещал друга за пределами Мюнхена. Оттуда Фрей немедленно покинул страну. Спрятав Фрея в багажнике автомобиля, его друг провёз его через австрийскую границу, где он провёл следующие пять лет в изгнании на небольшом расстоянии через горы от альпийского пристанища Гитлера. В 1938 году, когда нацисты оккупировали Австрию, Фрею пришлось спасаться бегством снова, в конечном счёте обосновавшись в Базеле в Швейцарии. В изгнании его друзья и знакомые раз за разом полушутя спрашивали Фрея, почему во время войны он не дал Гитлеру крысиного яда.

Ганс Менд был ещё одной очевидной целью. После того, как он выступил против Гитлера, заявляя, что повествование Гитлера о годах войны мошенническое, нацисты умно стали дискредитировать Менда. Это было сделать легко благодаря обширной криминальной истории Менда, которая включала обвинения в мошенничестве, присвоении чужих денег и подделке документов. В 1933 году, когда нацистские газеты всё ещё использовали про-гитлеровские военные мемуары Менда, личный адъютант Гитлера Вильгельм Брюкнер очень быстро издал ордер на арест Менда, в результате чего Менд провёл больше месяца в концентрационном лагере в Дахау. Там его пытались убедить держать язык за зубами. Удивительным образом Гитлер не решался убивать кого-либо из его непосредственных бывших товарищей из полка Листа. Тем не менее нацистский режим продолжал держать под прицелом и оттеснять на второй план Менда, который провёл большую часть 1937 и 1938 года в заключении. Затем в 1938 году нацистский режим решил отказаться от использования книги Менда, которая более не рассматривалась в качестве "самого лучшего рождественского подарка для любого сторонника Гитлера".

Более того, вскоре после прихода Гитлера к власти бывший командир 1‑й роты и автор статьи в Echo der Woche, Корбиниан Рутц, учитель из предгорий Альп, также оказался в заключении в концентрационном лагере в Дахау. Когда за несколько дней до Рождества 1933 года Рутца в конце концов отпустили из Дахау, он решил, что его жизнь и благополучие его семьи более важны, чем открытие правды относительно послужного списка Гитлера во время войны. Он подписал заявление, в котором отказался от своей критики Гитлера.

Ветераном, который храбро не согласился замолчать, был Зигфрид Хойман, до 1933 года бывший членом и ассоциации ветеранов 16‑го полка, и Имперского Союза евреев-фронтовиков (Reichsbund Jüdischer Frontkämp­fer). В 1936 году он анонимно послал копии официальной публикации Reichsbund'а в адрес примерно двадцати офицеров, находившихся в Мюнхене. К публикации он присоединил заметки, в которых жаловался на обращение с еврейскими ветеранами режима ефрейтора Гитлера. В одной говорилось: "Леон Блюм, француз и еврей, уважает и чтит Адольфа Гитлера как комбатанта – Адольф Гитлер порицает, обесчещивает и унижает еврейских комбатантов". В судебном процессе против него Хойман заявил, что он послал заметки высокопоставленным офицерам в надежде найти среди них понимание психологии еврейских солдат-фронтовиков. Примечательно, что начальник Хоймана по полку Листа, Отто Рем, офицер, ныне работавший в транспортном департаменте Мюнхена, согласился дать показания в пользу Хоймна и защитить его против обвинений, направленных против его солдата режимом ефрейтора Гитлера. Рем заявил, что Хойман "доказал свои патриотические качества на поле боя". Однако свидетельство офицера 16‑го полка не повлияло на суд. Смелость Хоймана стоила ему предписанного законом трёхмесячного заключения, а также двух других сроков "обеспечивающего ареста" (Schutzhaft).

***

Таким образом, ефрейтор Гитлер приложил немалые усилия для использования (и контроля) мифического повествования о своём времени в полку Листа в попытке увеличить публичную поддержку национал-социализма. Сработала ли его стратегия?

На этот вопрос ответить чрезвычайно трудно, поскольку, как общеизвестно, трудно измерить популярность правителя в авторитарных государствах, в которых не проводятся свободные выборы. Равным образом ненадёжно приписывать изменения в популярности Гитлера специфическим причинам.

Несомненно, что поддержка Гитлера существенно росла в течение его первых шести лет у власти. Иногда утверждается, что к 1939 году население Германии поддерживало Гитлера почти полностью, с готовностью и осознанно давая согласие даже на насильственные элементы Третьего Рейха. Даже в тех случаях, когда такая крайняя позиция, как эта, не принимается, всё же утверждается, что преобладающее большинство немцев поддерживало Гитлера, делая его безоговорочно наиболее популярным главой правительства в Европе. Это было, как доказывают, следствием притягательной природы харизмы Гитлера, стремления к "героическим" вождям и к Volksgemeinschschaft среди немцев, равно как и персонального культа, построенного вокруг Гитлера (и это здесь миф о войне Гитлера так много значил), успехов в иностранной политике, уменьшения безработицы и отстаивания семейных и общинных ценностей, щедрых новых социальных программ и других политик перераспределения, и, если говорить в более общем плане, "соблазнительной внешности" национал-социализма со всей его пропагандой, архитектурой и обещаниями экзотических путешествий и доступных каждому автомобилей.

Однако поведение ветеранов полка Гитлера и населения призывных регионов 16‑го полка не подтверждает ту идею, что когда весной 1939 года ему исполнилось 50 лет, он наслаждался поддержкой преобладающего большинства. Например, действия Эрнста Шмидта во время последних выборов перед войной в 1938 году, которые были фиктивным событием, показывают, что нацисты не могли легко добиться преобладающей поддержки даже в постановочных и несвободных выборах. В этом случае ближайший товарищ Гитлера с войны ездил из деревни в деревню вблизи к своему родному Гарчингу и вручную превращал все голоса "против" в голоса "за".

Судьба еврейских ветеранов полка Гитлера также показывает, что по меньшей мере в большинстве районов призыва 16‑го полка Гитлер в основном потерпел неудачу в своей попытке сильно увеличить полномасштабную народную поддержку идеологии своего движения.

Со дня прихода Гитлера к власти его бывшие еврейские товарищи солдаты начали, конечно же, ужасно страдать от преследования нацистов. Например, нацистские власти не теряли напрасно время в побуждении к изгнанию еврейских ветеранов из местных ветеранских ассоциаций Ихенхаузена. Впредь троим ветеранам полка Листа, жившим в Ихенхаузене, дозволялось быть только членами местного отделения 'Reichsbund Judischer Frontsoldaten'. Тогда, 1-го апреля 1933 года, когда по всей стране происходил национал-социалистический бойкот еврейского бизнеса, штурмовики СА стояли на страже снаружи мясной лавки Леви Эрлангера и старались запретить покупателям входить в неё. Чтобы нанести новые оскорбления, улица, на которой находилась лавка Эрлангера, была переименована в честь его бывшего товарища по полку Листа в "улицу Адольфа Гитлера" ('Adolf-Hitler-Strasse').

"Полуеврейка", вдова Альберта Вайсгербера, также была выбрана в качестве цели. В ноябре 1934 года в её квартире появилась полиция, произвела обыск в поисках "аморальных изображений" и конфисковала папку с девятью десятками гравюр её умершего мужа, последнего командира 1‑й роты Гитлера. Тем временем Гуго Гутман, который вёл торговлю пишущими машинками в Нюрнберге, сильно пострадал от бойкота еврейского бизнеса в 1933 году. Несколько компаний, производивших пишущие машинки, отозвали его лицензию, а все муниципальные и государственные агентства, с которым он прежде имел деловые отношения, разорвали связи с ним. Нюрнберг на самом деле был одним из самых главных центров антисемитской активности во времена Третьего Рейха. И особенно в протестантских пригородах Нюрнберга были популярны подобные антиеврейские акции, которым подвергались еврейские ветераны полка Гитлера.

Гутман находился в опасности не только потому, что был евреем. Его личная безопасность была в рискованном положении из-за его роли в награждении Гитлера Железным Крестом с возможностью разоблачить тщательно созданный миф о прошлом Гитлера. У Гутмана также были контакты с Эрнстом Никишем, вождём баварской революции после убийства Айснера, который создал группу сопротивления Гитлеру в 1930‑х. Так что мало удивительного было в том, что в июле 1937 года гестапо арестовало Гутмана, после чего он подвергся допросу и был заключён в тюрьму в Нюрнберге на срок более двух месяцев. Во время допроса офицер гестапо сказал ему, что сам Генрих Гиммлер хотел знать всё, что знал Гутман о награждении Гитлера Железным Крестом 1‑го класса. Гутмана обвинили в том, что он делал "пренебрежительные, непочтительные и ложные комментарии в адрес 'Фюрера'". К его великому изумлению, Гутмана освободили в сентябре.

Причина того, почему Гутман и его товарищи еврейские ветераны из полка Гитлера вообще могли выдержать во времена тёмных дней Третьего Рейха до начала Второй мировой войны, состояла в том, что многие из их собратьев по оружию с войны и много людей в общинах, в которых они жили, никогда полностью не воспринимали нацистскую идеологию и её радикальную форму антисемитизма.

После Второй мировой войны Гутман напишет другу о том, что он смог выдержать, находясь в заключении, потому что тюремные надзиратели там, в отличие от офицеров гестапо, обращались с ним хорошо:

Обращение с Гутманом ветеранов его полка среди стражников тюрьмы во время его заключения в 1937 году таким образом подрывает ту идею, что Гутмана ненавидели все в полку, что 16‑й полк был глубоко, экзистенциально и всеобще антисемитским объединением братьев и что Гитлер наслаждался почти всеобщей поддержкой во второй половине 1930‑х.

Мы не знаем определённо, почему Гутмана отпустили в сентябре 1937 года. Тем не менее, мы знаем, что один из друзей Гутмана по полку Листа, Матиас Майрхофер – католический служащий банка из Нижней Баварии, в 1918 году бывший офицером, отвечавшим за посыльных 16‑го полка и которого Гутман описал как "бесстрашного друга" – отправился повидаться с Фрицем Видеманом, адъютантом Гитлера, чтобы попросить его помочь вызволить Гутмана из тюрьмы. Гутман позже напишет, что "Видеман попросил его не говорить, а кратко написать то, что он хочет сказать, потому что в стенах его кабинета были спрятаны микрофоны". Майрхофер, офицер, который в 1918 году был ответственен за Гитлера, таким образом, выбрал сторону противников Гитлера, а не посыльного-ставшего-диктатором. Между тем роль Видемана, которую он сыграл в освобождении Гутмана из тюрьмы, может сначала показаться очень странной, но мотивация адъютанта Гитлера прояснится только действиями Видемана во время Второй мировой войны.

Поведение католического тюремного стражника, который помог Гутману, было необычным только своей храбростью в активной помощи еврею, ставшему целью нацистов. Лежавшее в основе политическое мировоззрение – отсутствие расового антисемитизма и нацистской идеологии – всё ещё преобладало в католических регионах призыва полка Листа. В католических регионах Баварии общинные отношения между евреями и неевреями оставались гораздо более стабильными после 1933 года, чем в протестантских регионах. Например, за несколькими исключениями население Ихенхаузена игнорировало призывы нацистов к антиеврейским бойкотам в первые несколько лет Третьего Рейха. Более того, многие фермеры по всей Баварии неохотно прекращали бизнес с еврейскими торговцами скотом. Фермеры не действовали таким образом, потому что жили в католическо-еврейской утопии. Напротив, многие из них не были свободны от традиционного католического антисемитизма, но их поведение часто побуждалось экономическими соображениями, поскольку еврейские торговцы как правило предлагали им лучшие условия, чем сельскохозяйственные кооперативы, и это перевешивало любые иные соображения. Другими словами, в то время, как где-то в других местах экономический кризис, последовавший за крахом на Уолл Стрит, впечатляюще увеличил поддержку Гитлера, экономические интересы многих фермеров, равно как и их католицизм, активно удерживали католическое сельское население в стороне от национал-социализма.

К 1937 году у гестапо всё ещё не получилось остановить фермеров Нёрдлингена и Ихенхаузена продолжать делать бизнес с еврейскими торговцами скотом, в числе которых был Натан Виншбахер из Ихенхаузена, служивший в одной из пулемётных частей 16‑го полка. Более того, в 1935 году несколько объявлений, установленных на улицах в Меммингене, бывшем домом для троих солдат-евреев из полка Листа, были тайно изменены с 'Juden sind hier unerwünscht' ("Евреи здесь нежелательны") на 'Juden hier erwünscht' ("Евреи здесь желательны"). В тот же год знак "Евреи здесь нежелательны" был тайно удалён во франконском городе Форххайм, где жил ещё один ветеран полка Листа. Подобный инцидент был отмечен в Ихенхаузене. На следующий год нацистские власти жаловались, что торговля между евреями и неевреями в Форххайме вовсе не умирает, а в действительности находится на подъёме.

Следует подчеркнуть, что провал нацистов в осуществлении серьёзного посягательства на католическое население Баварии был вызван менее экономическими проблемами, чем относительным отсутствием расового антисемитизма в католических регионах Баварии, о чём нацистские власти раз за разом жаловались после 1933 года. Антиеврейская политика в ключевом призывном регионе полка Листа была в основном в очень большой степени нисходящим, чем идущим снизу явлением.

Во многих случаях нацистские власти во внутренних меморандумах выражали свою озабоченность в том, что в католических регионах Баварии и местное население, и католическая церковь были слишком филосемитскими. Одной из таких жалоб было то, что "сообщения о сотрудничестве между католическими кругами и евреями докладываются раз за разом, особенно из Мюнхена". В другой говорилось, что многие католические священники говорили своей пастве, что евреи были "богоизбранным народом" и призывали их продолжать покупать в еврейских магазинах. Более того, мюнхенский кардинал Фаульхабер использовал проповедь в конце 1933 года, чтобы указать то, что Иисус был евреем. В соответствии с докладом весной 1937 года евреев "массово поддерживает сельское население [католических регионов Баварии], которое отрицательно относится к национал-социализму. В августе 1937 года гестапо горько жаловалось, что католическое сельское население Баварии всё ещё полностью невосприимчиво к нацистскому расизму и идеологии. Оно заключало, что "особенно в регионах, в которых политический католицизм ещё оказывает своё влияние, фермеры настолько заражены учением воинствующего политического католицизма, что они глухи ко всем дискуссиям по расовым проблемам. Более того, этот факт показывает, что большинство фермеров полностью невосприимчиво к идеологическим учениям национал-социализма".

***

Вечером 9 ноября 1938 года, частично от чувства разочарования в связи с неудачей повлиять на серьёзный подъём народной поддержки для нацистской расовой идеологии, нацисты развязали погром, который в эту ночь – вскоре ставшую известной под названием "Хрустальной ночи" или "Ночи разбитых витрин" – и на следующий день принёс наихудшее за сотни лет антиеврейское насилие в Германии.

Предупреждённый за несколько минут до прибытия нацистов в его квартиру в "Хрустальную ночь", Гутман смог убежать со своей молодой семьёй. Сначала их укрыли монахини в католическом госпитале, а затем родственники. Большинству евреев Германии повезло меньше. Например, в Мюнхене нацисты ворвались в квартиру еврейского доктора, ветерана 16‑го полка, обыскали её и ограбили. Kristallnacht в большой степени стимулировалась также чувством разочарования среди нацистских лидеров от того, что несмотря на все антиеврейские меры в предыдущие годы, подавляющее большинство евреев осталось в Германии, и тем, что по национал-социалистических стандартам население Германии до сих пор действовало недостаточно антисемитским образом. Это было особенно верно для мест, подобных Ихенхаузену.

Поскольку отношения в маленьком швабском городе продолжали оставаться довольно хорошими до 1938 года, то 10 ноября в родной город Леви Эрлангера и Натана Виншбахера были посланы эсэсовцы и члены гитлерюгенда из соседних городов. Вместе с местными коллаборационистами они разбросали мусор внутри синагоги, осквернили еврейское кладбище и выбросили книги еврейского учителя Ихенхаузена в местную реку. Мальчики, которым было сказано кричать "Сегодня мы выступаем против евреев" во время погрома, преследовали еврейских стариков – среди них Леви Эрлангера – на улицах города и при этом плевали в них. В тот день двадцать евреев забрали в концентрационный лагерь Дахау. Тем не менее, подавляющее большинство нееврейского населения Ихенхаузена не присоединилось к погрому. Евреи и многие неевреи одинаково плакали, наблюдая, как погром кладёт конец сотням лет мирного сосуществования евреев и христиан в Ихенхаузене. Тем временем нацистский правитель района был возмущён поведением нееврейского населения Ихенхаузена. Он заявил: "Я вынужден признать, что часть населения Ихенхаузена жалеет "бедных" евреев или даже встаёт на их сторону". После Kristallnacht Служба Безопасности СС (Sicherheitsdienst = SD) пришла к заключению, что антиеврейские погромы 9 и 10 ноября неожиданно привели к обратным результатам, поскольку население Баварии было более склонно верить иностранным радиостанциям и католической церкви, чем нацистским радиостанциям и нацистской пропаганде в целом, и было в результате Kristallnacht "почти в оппозиции" к нацизму. Большинство населения, заключало SD, не имело "какого-либо понятия" о еврейском вопросе.

По крайней мере, в одном отношении Kristallnacht сработала с точки зрения ефрейтора Гитлера. В то время, как в начале 1938 года СС жаловалось, что в предыдущие годы в Баварии "эмиграция практически замерла", евреи наконец покидали Германию толпами, что на протяжении 1930‑х Гитлер рассматривал как "окончательное решение еврейского вопроса".

Хотя Артур Вехслер, ортодоксальный еврей из Мюнхена и бывший штабной сержант из 1‑й роты, эмигрировал в Британию уже в 1933 году, большинство немецких евреев думали, что они смогут переждать режим ефрейтора Гитлера. Как позже заявил Вехслер, он тоже не представлял, что вожди Третьего Рейха будут пытаться истребить евреев Европы. В то время, как к концу 1937 года примерно 70 процентов евреев Германии всё ещё оставались в стране их рождения, то к моменту начала Второй мировой войны эмигрировали их эмигрировало от 50 до 60 процентов – эти цифры хорошо соответствуют общинам, в которых жили еврейские ветераны 16‑го полка. Вкратце, поскольку после пяти лет жизни в Третьем Рейхе всё ещё не укоренилось масштабное массовое национал-социалистическое движение, нацеленное на вытеснение евреев из Германии, гитлеровский режим вынужден был повернуть контролируемую сверху демонстрацию насилия и запугивания в направлении антисемитского крестового похода ефрейтора Гитлера.

Среди эмигрантов, которые покинули Германию в результате нового, идущего сверху антисемитизма, был Юстин Фляйшман, который до того продолжал жить в своей квартире в западной части центра Мюнхена. Решив в 1939 году, что его жизнь в Германии потеряла смысл, он вместе со своей семьёй переехал в Америку, где в конце концов поселился в Питтсбурге. Подобным образом летом 1939 года Александр Вормсер и Эрнст Диспекер, оба награждённые Железным Крестом, решили, что в стране, которая некогда их наградила, для них больше не было места. Вормсер отплыл в Америку, прибыв в Нью-Йорк 17 августа 1939 года. Бывший еврейский военный доброволец из 16‑го полка в конечном счёте поселился в Буффало в северной части штата Нью-Йорк, в то время как Диспекер, бывший в полку Листа офицером, нашёл новый дом в городе Нью-Йорк на Манхэттене. Позже в тот год Лео Сихель, стоматолог, служивший в 9‑й роте, также эмигрировал в США, а Гуго Нойман, ветеран из той же роты, живший в Мюнхене, эмигрировал в Испанию. Кроме того, Георг Ден, офицер и археолог, близкий к Альберту Вайсгерберу и бывший одним из авторов официальной истории полка и который, как и Гитлер, заслужил Железный Крест 1‑й степени во время войны, эмигрировал в Южную Америку. В Кито он стал очень активным в местном лютеранском приходе. Причина эмиграции друга Вайсгербера остаётся неясной. Тем не менее Фриц Видеман, который очень хорошо знал его, описывал его как еврея, и предполагает, что один из родителей Дена или оба они были евреями и потому похоже, что Ден покинул страну от расового преследования.

После Гуго Гутман осознал, что он тоже должен сбежать из страны со своей семьёй до того, как это станет слишком поздно. После того, как его друг в муниципалитете Нюрнберга нелегально выдал ему паспорт, он смог покинуть Германию в конце февраля 1939 года с помощью генерального консула Бельгии в Кёльне, ещё одного своего друга. Затем он устроился со своей семьёй в Брюсселе. В соответствии с неподтверждённым сообщением в американской газете в 1941 году, это опять был Фриц Видеман, кто помог ему и, якобы довольно странно, был полезен в вывозе Гутмана из страны. И судьба еврейских ветеранов полка Листа, и жалобы на относительное отсутствие расового антисемитизма в общинах бывших еврейских товарищей Гитлера тем самым уверенно указывают на то, что суть идеологии ефрейтора Гитлера в действительности не имела отклика у большинства людей его полка, и что попытка Гитлера расширить свою популярность в народе после 1933 года в действительности не работала. Тем не менее в относительных величинах, разумеется, поддержка Гитлера среди людей 16‑го полка после 1933 года росла. В то время, как до прихода Гитлера к власти лишь небольшое число ветеранов полностью поддерживало нацистскую партию, вступая в неё, существенное меньшинство ветеранов вступило в партию своего бывшего собрата по оружию после 1933 года.

В то время, как мы видели, только 2 процента ветеранов полка Листа вступили в партию Гитлера к 1933 году, между 1933 и началом Второй мировой войны ещё 12,2 процента вступили в NSDAP. Те из ветеранов, кто вступил в партию своего бывшего товарища после 1933 года, сделали это по различным причинам, от подлинной идеологической убеждённости в дело Гитлера до приспособленчества. Одним из приспособленцев был доктор Альберт Хут, ветеран полка Листа, карьерист и чиновник в баварском агентстве занятости населения. Он вступил в СА во второй половине 1933 года для того, чтобы не быть обязанным стать членом нацистской партии. Но Альберт Хут всё равно стал членом NSDAP, когда в 1937 году члены СА автоматически были зачислены в партию Гитлера. Двумя другими новобранцами дела Гитлера были Эрнст Тегетхоф и Франц Айгнер. Первый был переводчиком в штабе полка во время войны, а другой, католик, был ветераном 1‑й роты и полицейским из Мюнхена. Оба вступили в NSDAP в 1933 году, причём Айгнер также стал членом национал-социалистической ассоциации ветеранов и Национал-социалистического Союза воинов Рейха (NS-Reichskriegerbund). Однако на этом Айгнер не остановился. Для того, чтобы поступить в отдел криминальных расследований полиции Мюнхена, он вступил в гестапо в 1938 году.

В то время, как поддержка Гитлера среди ветеранов полка Листа таким образом выросла ко времени начала Второй мировой войны, уровни роста были жалкими в сравнении с заявлениями страдавшего манией величия Гитлера. Продолжавшийся низкий уровень недвусмысленной и безоговорочной поддержки их бывшего товарища по Великой Войне среди людей 16‑го полка не был таким необычным, как можно было бы подумать. Из анонимного почтового опроса среди 715 случайно выбранных немцев относительно их политических предпочтений во времена Третьего Рейха, произведённого в 1985 году, достоверно известно, что только 18 процентов немцев абсолютно "позитивно" рассматривали национал-социализм. Эта цифра почти точно такая же, как процент ветеранов 16‑го полка, вступивших в нацистскую партию.

***

Если так мало ветеранов полка Листа, так мало людей в призывных регионах 16‑го полка и так мало немцев в целом полностью поддерживали Гитлера, как тогда он сумел оставаться во власти более двенадцати лет, развязав войну и геноцид на беспрецедентном уровне? Часть ответа состоит в том, что режим Гитлера преуспевал в большой степени на частичной поддержке. Хотя лишь меньшинство ветеранов 16‑го полка безоговорочно восприняло все аспекты нацистской идеологии, гораздо большее их число оказывало частичную поддержку Гитлеру.

Хороший пример такого рода – безусловная поддержка, которую оказал Гитлеру Антон фон Тубойф. Находясь во власти, Гитлер продолжал обожать фон Тубойфа. В 1935 году он даже задним числом произвёл его в полковники. Но всё же фон Тубойф упрямо отказывался вступить в нацистскую партию. Мало что известно о собственных политических убеждениях фон Тубойфа, но большинство признаков указывают на то, что он был таким немецким консерватором, кто никогда не стал бы голосовать за нацистскую партию, но тем не менее рассматривал национал-социалистов как полезных политических союзников. Некоторые из членов семьи Тубойфа активно поддерживали партию Гитлера с самого начала. В его семье действительно были члены СС и ветераны провалившегося coup d'etat Гитлера в 1923 году. Тем не менее брат Тубойфа, профессор в университете Мюнхена, протестовал против увольнения еврейских учёных в 1933 году. Племянница Тубойфа между тем вышла замуж за еврея. В ноябре 1944 года и она, и её муж были арестованы. Она пережила войну, в то время как её муж стал жертвой Холокоста. И сестра Тубойфа, и её дети оказались в лагере для интернированных. Каковы бы ни были точные политические убеждения фон Тубойфа, он ни вступил в нацистскую партию, ни оказывал активного сопротивления Гитлеру. Вследствие существования большого числа немцев, подобных фон Тубойфу, для нацистского режима было легко оставаться у власти даже без поддержки абсолютного большинства.

Даже поведение Франца Айгнера во времена Третьего Рейха было гораздо более двусмысленным, чем можно было бы заключить из его членства в гестапо, как вынужден был признать трибунал по денацификации, с которым ему пришлось встретиться после войны. Вначале он получил тюремный срок в два года и четыре месяца в трудовом лагере за своё участие в деятельности Третьего Рейха. Однако апелляционный трибунал решил, что его действия во время Третьего Рейха позволяют отнести его только к оппортунистам, или к попутчикам (Mitlaufer). В своём решении трибунал принял во внимание свидетельство, например, соседки гестаповца, которая была замужем за евреем. Она заявила, что Айгнер всегда был добр к ним и помог отменить приказ об эвакуации, который выкинул бы их из своей квартиры в 1938, в год "Хрустальной ночи". Затем в 1942 году он сообщил знакомому, который тайно переписывался с еврейской родственницей, о неминуемом обыске гестапо её квартиры. Подобным образом во время Второй мировой войны ветеран 16‑го полка был арестован на короткое время: его прегрешение состояло в том, что во время службы на французско-германской границе он отослал обратно во Францию глухого и плохо говорящего еврея, который случайно пересёк границу и оказался в Германии. Айгнер заявил после своего ареста, что он хотел покинуть нацистскую партию. Это подтверждалось показаниями нескольких свидетелей. Однако после угроз послать его либо в концентрационный лагерь, либо на Восточный фронт, он решил продолжить оставаться в партии и служить в полиции.

Комиссия по денацификации Тегетхофа между тем решила, что он тоже был приспособленцем. Однако оппортунизм Тегетхофа не был особенно эгоистичным. Когда Гитлер пришёл к власти, он преподавал в католической школе в сельской местности в Баварии. Он вступил в нацистскую партию и в ассоциацию национал-социалистических преподавателей только после того, как директор сказал ему, что поступив так, он поможет предотвратить закрытие школы нацистскими властями. В отличие от многих других членов полкового штаба он никогда больше не встречал Гитлера после войны. Когда нацистские власти попытались уговорить его поучаствовать в качестве переводчика в пропагандистском туре ветеранов 16‑го полка во Францию, который имел место в 1938 году, он отклонил предложение. Более того, в надёжном католическом окружении своих учеников бывший сержант из полкового штаба и редактор собрания французских сказок проявлял достаточно смелости, чтобы высмеивать тупость нацистских функционеров и говорить своим ученикам, что Гитлер был известен в полковом штабе как "сумасшедший австриец". Это рассказал один из его учеников начала 1940‑х. Также говорили, что в классной комнате Тегетхоф снимал свой нацистский значок с пиджака, возвращая его на место, когда покидал своих учеников в конце каждого урока. По словам его учеников, Тегетхоф также некоторое время скрывал женщину-"полуеврейку" в своей квартире.

Не вступивший в нацистскую партию Алоиз Шнельдорфер, подобно миллионам других немцев, вначале надеялся, что новый режим принесёт обещанное восстановление экономики. Как многие из его соотечественников, он отделял насилие Третьего Рейха от Гитлера, обвиняя в этом СА и веря в то, что его бывший товарищ из полкового штаба не мог бы потворствовать массовому насилию.

Почему режим Гитлера смог процветать более десяти лет, также становится очевидным из поведения трёх протестантских капелланов 6‑й Запасной дивизии. Выражая проблемные отношения между протестантской церковью и национал-социалистами, по крайней мере, двое из них колебались между поддержкой Третьего Рейха и откровенной оппозицией к нему.

Карьера Оскара Даумиллера действительно взлетела в годы Третьего Рейха. В 1934 году он стал главой протестантской церкви в Южной Баварии. Тогда как многие протестанты в Германии были в приподнятом настроении с тех пор, как Гитлер пришёл к власти, и Даумиллер публично выказал поддержку Гитлеру в 1932 году, карьера Даумиллера не была результатом восхождения Гитлера к власти. Когда Гитлер был назначен рейхсканцлером, Даумиллер немедленно увидел, каково было истинное лицо Гитлера, и понял, что тот совет, что он дал избирателям – использовать поддержку Гитлера как средство установления более националистического консервативного государства – был авантюрой. Когда протестантская церковь по существу разделилась на две, на "Немецких Христиан", поддерживавших Третий Рейх, и сторонников "Церкви Исповедования", критически относившихся к Гитлеру, Даумиллер присоединился к "Церкви Исповедования", как это сделал Фридрих Каппель, который также служил некоторое время в качестве капеллана дивизии под началом Даумиллера. В 1933 году Даумиллер также отказался от членства в Kriegerverein ("Союз воинов"), когда он был включён в национал-социалистический Reichskriegerbund. В 1934 году протестантский епископ Баварии Ганс Майзер послал его в Нюрнберг для поддержки там Церкви Исповедования против "Немецких Христиан". В результате его действий в Нюрнберге "Немецкие Христиане" попытались выдворить Даумиллера из его офиса, временно отстранив его от должности и запретив публичные выступления. В конечном счёте "Немецкие Христиане" не добились в этом успеха. Однако нацистский режим делал всё, что мог, чтобы запугать людей, подобных Даумиллеру. Гестапо раз за разом вызывало его и угрожало арестом. Они также появились в жилище Каппеля в 1939 году, чтобы произвести обыск его дома.

По контрасту с этим Герман Корнахер, один из бывших протестантских священнослужителей под началом Оскара Даумиллера, который физически был почти вылитым портретом Даумиллера, от позиции критики Гитлера перешёл в сторонники Третьего Рейха. Вначале у Корнахера не было симпатий к нацистским властям. После 1933 года он был членом Исповедальной Церкви. В 1934 году, когда Корнахер, пастор в протестантском приходе в Эрлангене во Франконии, который должен был занять новую должность в Кемптене в южной Баварии, открыто критиковал нацистский режим в своей последней проповеди в прежнем приходе. Местные нацистские власти не были в восторге. Так что они отменили прощальное собрание с членами его прихода и разместили в местной газете критическую статью о нём:

Находясь в Кемптене, Корнахер вначале продолжал критически относиться к режиму ефрейтора Гитлера. Однако к 1936 году Корнахер поверил, что Третий Рейх и Гитлер становятся более умеренными, как и многие немцы. Была надежда, что насилие и политический экстремизм раннего периода Третьего Рейха были лишь нежелательными симптомами революции и то, что Гитлер успокоился и готов установить консервативный режим по более традиционным лекалам. В 1936 году после того, как Рейнская область была возвращена под полный суверенитет Германии, а люди, близкие к Церкви Исповедания, были назначены на верховные посты в церковной иерархии, и после того, как Гитлер произнёс речь, в которой он показался примирительным по отношению к христианским церквям, Корнахер решил, что пришло время оставить свою оппозицию к Третьему Рейху. 28 марта, за день до фиктивного плебисцита 1936 года, местная газета в Кемптене опубликовала публичное обращение под заголовком: "Почему я отдам свой голос за Фюрера 29 марта". В обращении Корнахер и три других протестантских священнослужителя в Кемптене призвали население голосовать за Гитлера, "поскольку они [т.е. протестантские пасторы] вместе со всеми Volksgenossen [соотечественниками] в условиях бесчестья и лжи Версаля они с чистой совестью поддерживают волю к освобождению и триумф человека, которому доверено руководство нашим народом и который, как никогда, нуждается в наших молитвах, нашей преданности и нашей лояльности". Корнахер, однако, вскоре осознал, что его надежды на то, что ефрейтор Гитлер и Третий Рейх изменились, были просто иллюзией. Вскоре он снова стал критиковать Третий Рейх, равно как и антиеврейские погромы и эвтаназию. Когда, например, пронацистские плакаты были размещены на дверях его церкви после аншлюса Австрии, он удалил их.

Невозможно определить количественно, насколько широко была распространена частичная поддержка Гитлера среди ветеранов его полка. Однако небольшое число ветеранов, которые полностью поддерживали Гитлера, равно как и мотивация частичной поддержки некоторых из ветеранов, с которыми мы ознакомились, наводит на мысль, что число ветеранов, частично поддерживавших Гитлера из идеологических убеждений, было ограничено. Другими словами, вероятно, что не существовало никакого преобладающего большинства среди ветеранов 16‑го полка, поддерживавших Гитлера полностью или частично вследствие в первую очередь их национал-социалистических убеждений. Эти полученные данные хорошо согласуются с результатами исследований о поведении немецкого населения в целом, выполненных в 1980‑х и 1990‑х. Исследование 1985 года среди 715 немцев показывает, что вдобавок к 18 процентам немцев в годы Третьего Рейха, "позитивно" относившихся к национал-социализму, ещё 31 процент относился "в основном позитивно", в то время как 9 процентов относились двойственно или нейтрально. При этом у 43 процентов было "преимущественно отрицательное" или "отрицательное" отношение к национал-социализму. Это означает, что у половины взрослого населения Германии была симпатия к режиму Гитлера в некий момент между 1933 и 1945 годами. Похоже, что цифры среди ветеранов полка Листа и населения основных призывных регионов 16‑го полка были даже ниже.

Серия исследований в 1990‑е годы, сходных с произведёнными в 1985 году, указывает на то, что в течение всех лет существования Третьего Рейха поддержка Гитлера в преимущественно католических регионах оставалась гораздо ниже, чем в протестантских. Например, похоже, что только 31 процент населения Кёльна и 39 процентов жителей Крефельда испытывали "позитивное" или "в основном позитивное" отношение к национал-социализму. Поддержка среди католиков поколения, сражавшегося в Первой мировой войне, была даже ниже этого. Среди участвовавших в исследовании людей, родившихся до 1910 года, симпатия к национал-социализму была только у 23 процентов. Разумеется, остаётся вопрос: насколько достоверны исследования, выполненные в 1980‑х и 1990‑х, в раскрытии политических предпочтений немцев в годы Третьего Рейха. Однако тот факт, что 80 процентов людей, участвовавших в исследовании в Дрездене и имевших высшее образование, допустили, что у них были симпатии к нацистам, свидетельствует о том, что результаты исследования определённо весьма достоверны. Другими словами, тот факт, что люди социального, религиозного и регионального происхождения, среди которых мы могли бы ожидать высоких уровней поддержки национал-социализма, не имели проблем, признавая в своём прошлом поддержку Гитлера в анонимном исследовании, указывает на то, что исследования из 1980‑х и 1990‑х относительно их отношения к национал-социализму до 1945 года довольно надёжны.

***

Если вероятно только у половины населения Германии было позитивное или в основном позитивное отношение к национал-социализму, откуда тогда происходит заявление, что к концу 1930‑х большинство немцев поддерживало Гитлера? В отсутствие демократических выборов или надёжных данных опросов того времени это взгляд по существу основывается на результатах выборов и плебисцитов, которые нацисты устраивали в 1934, 1936 и 1938 годах; на фотографиях, изображающих толпы, в экстазе приветствующих Гитлера и других нацистских лидеров, или толпы на публичных казнях; на внутренних нацистских докладах и сведениях, собранных социал-демократами, ушедшими в изгнание; а также письмах, дневниках и других источниках, относящихся к отдельному числу личностей.

Однако похоже на то, что все эти источники преувеличивают поддержку, полученную Гитлером, поскольку они имеют тенденцию принимать публичные (и часто постановочные) выражения поддержки как представляющие общество в целом. В конечном счёте, разумеется, любое заявление, сделанное относительно политических предпочтений того большого числа немцев, кто ни публично поддерживал, ни открыто сопротивлялся режиму, немного более чем нефальсифицируемая гипотеза. Однако будет безопасно сказать, что проблема в интерпретации выражений поддержки в отсутствие широкого протеста как представительного для населения в целом состоит в том, что в репрессивных диктатурах поведение населения, несогласного со status quo, по умолчанию состоит в том, чтобы помалкивать, а не высказываться открыто, вследствие чрезмерно высокой цены протеста. В то время, как Третий Рейх принимал случайные полуприватные выражения раздражения, он бескомпромиссно железной рукой подавлял как публичные выражения инакомыслия, так и попытки нонконформистских коллективных действий. Однако в диктатурах, в которых даже у лоялистов нет средства выразить своё инакомыслие, никакие нонконформистские коллективные действия, похоже, не могут произойти без внешних триггеров. Где не возникает такой триггер, симулированное согласие – в форме пассивного и оппортунистического подчинения (в форме лжи о собственных политических предпочтениях и принятия ложных внешних проявлений) является обычным делом. Политическая приватность, а не открытое выражение политической оппозиции, является наиболее обычным поведением для инакомыслящих в авторитарных государствах. Всё это создаёт потенциально обманчивый образ стабильного режима с широкой народной поддержкой. Что ещё хуже, у авторитарных режимов имеется дополнительный спасательный круг через публичную ложь представителей народа относительно их действительных политических предпочтений. Так что нам не следует удовлетворяться интерпретацией отсутствия широкого протеста в авторитарных государствах и существованием некоторых субъективных докладов, равно как и фотографиями, изображающими людей, приветствующих лидеров режима, как непременным свидетельством почти всеобщей поддержки.

Особенно проблематично использование фотографических свидетельств в публикациях, которые доказывают, что к 1939 году подавляющее большинство немцев поддерживало Гитлера. Откуда нам известно, например, что люди, посещавшие публичные казни, делали это для выражения поддержки Третьего Рейха, а не из симпатии с приговорёнными заключёнными или по неполитическим причинам? Подобным образом фотографии, изображающие восторженных немцев, размахивающих нацистскими флагами, ничего не говорят нам о том, насколько широкой была поддержка Гитлера, таким же образом, например, как и фотография восторженного моря детей на праздновании сороковой годовщины Германской Демократической Республики, сделанная за несколько недель до падения Берлинской стены, не сможет доказать популярность социализма среди восточных немцев в 1989 году.

Тот факт, что многие из несогласных с Гитлером помалкивали, не представлял какой-либо проблемы для Третьего Рейха. В действительности частичная поддержка режима в комбинации с неактивностью среди частично или полностью несогласных со status quo позволяет авторитарным режимам при необходимости удерживаться на относительно небольшой внутренней поддержке. Это даже позволяет им осуществлять чудовищные преступления. Например, в исследовании вовлечённости членов двух подразделений полиции в Холокост, которые, эффективно исполняя приказы, стали низовыми преступниками геноцида, было обнаружено, что только от 24 до 31 процента членов подразделений были ревностными и идеологически мотивированными убийцами.

Авторитарные режимы в Европе на протяжении двадцатого столетия – безотносительно того, пришли ли они к власти легитимно, использовали ли coups d'etat или были насильно установлены более могущественным государством; безотносительно прежней истории государств, в которых они были установлены; и безотносительно их политической идеологии – все они выживали на протяжении лет, а некоторые и десятилетий. Даже если многие авторитарные режимы могли нести в себе с самого начала зёрна своего собственного разрушения, то кратко- и среднесрочным положением по определению всех авторитарных режимов была их стабильность. Вот почему не существует простого равенства между стабильностью режима и его популярностью.

Примеры таких людей, как Фридолин Золледер показывают, почему на протяжении двадцатого столетия для авторитарных государств и диктатур во всём мире было так легко оставаться у власти, пока им удавалось удерживать контроль в первую очередь за центральными институтами государства. Бывший вице-председатель ассоциации ветеранов полка Листа и член наиболее провеймарской партии смело написал в 1934 году статью против одного из центральных догматов нацистской идеологии, идеала расовой чистоты. Он доказывал, что Альбрехт Дюрер, известный художник Возрождения и знаковая фигура германских правых националистов, был смешанного этнического происхождения и что таким образом его случай показывал, что смешение крови людей и племён горазд более способно создать гения, чем расовая чистота. Однако, когда ему объявили порицание за его статью, Золледер решил, что он не хочет подвергать риску свою карьеру и своё личное благосостояние, с этого момента отстраняясь от какой-либо открытой критики национал-социализма и помалкивая, а впоследствии напирая на тот факт, что он редактировал историю полка Гитлера. Таким образом Золледер в 1940 году смог добиться назначения на должность директора Государственного Архива Баварии в Нюрнберге. Несмотря на то, что он никогда не вступал в NSDAP, а оценки, которые он получал в годы Третьего Рейха, ясно показывают, что его начальники были прекрасно осведомлены о том, что Золледер не верил в нацистскую идеологию, это подобные ему люди своей службой поддерживали жизнеспособность Третьего Рейха вероятно более, чем кто-либо ещё.

Авторитарные режимы, такие, как Третий Рейх, таким образом, могли вынудить к сотрудничеству даже тех, кто был полон презрения к идеологии Гитлера, но которые решили, что цена протеста была слишком высока, а его вероятные выгоды слишком малы – другими словами, маловероятно, что индивидуальные акты протеста не сокрушат режим, но скорее всего они будут иметь немедленный отрицательный эффект на благосостояние и карьеры членов их семей. Полная и частичная поддержка, оказывавшаяся Гитлеру почти половиной населения Германии, в сочетании с конформизмом подавляющего большинства тех немцев, которые не соглашались с Гитлером, таким образом, позволяли ефрейтору Гитлеру постепенно радикализировать свою политику. Эти популярные позиции в конечном счёте позволили ему снять дымовую завесу с его истинных мотивов и начать свою вторую войну, войну, в ходе которой следовало избежать ошибок, которые, как он думал, были сделаны во время его Первой войны.