Первая война Гитлера

Постскриптум: История Гуго Гутмана

Однажды весной 2010 года Андрэ и Каролина Штраусс из Буэнос-Айреса посетили виллу на озере Ваннзее, в которой высшие нацистские бюрократы в начале 1942 года разрабатывали осуществление Холокоста. К моей удаче аргентинская пара завела разговор с Вероникой Шпрингман, моим другом, которая работала в музее, расположенном на этой вилле. Вероника познакомила их со мной, потому что бабушка Андрэ была сестрой Гуго Гутмана.

Ни Гуго Гутман, ни его сын никогда не проявляли желания разговаривать о своей жизни в Германии, особенно с журналистами и историками. Тем не менее после недавней смерти в феврале 2010 года сына Гутмана, Говарда Чарльза, его семья решила, что настало время рассказать поразительные истории жизни Гуго / Генри и Хайнца / Говарда. Так что Андрэ Штраусс, равно как и его семья за тремя континентами, были счастливы помочь мне, не в последнюю очередь потому, что они очень хотели узнать больше о ранних годах жизни самих Гуго и Хайнца Гутманов. Как выразился внук Гутмана, Рон Грант, "возможно, одна из причин того, почему моя потребность столь велика, это то, что история моей семьи часто была окутана загадочной пеленой. Мой отец никогда не произносил больше нескольких слов о своём прошлом и никогда не ступал снова на землю Германии после войны… Когда я был маленьким ребёнком, [мой дедушка] брал нас в зоопарк в Сент-Луисе или присоединялся к нам в семейном отпуске во Флориде. Он никогда не говорил с нами о прошлом, даже в манере рассказывания историй".

Как оказалось, сын Гуго Гутмана жил всего лишь в нескольких милях к северу от того места, где я сам остановился, когда в первый раз пытался найти его, рядом с международным аэропортом Чикаго "О'Харе". Вот история старшего офицера еврейского происхождения в полку Гитлера, как она возникла из воспоминаний семьи Гуго Гутмана и особенно из документов и историй, которыми жена Говарда, Беверли – воплощение сердечной еврейской бабушки – поделилась со мной за булочками и печеньями во время моего визита в её дом:

Говард очень мало говорил о войне даже со своей женой. Только после его смерти она обнаружила, что сын Гуго Гутмана был несколько раз награждён во время службы в армии США. Одной из причин молчания и отца, и сына было, как выразился Рон Грант, то, что они "очень хотели полностью ассимилироваться и исчезнуть в средней Америке". Говард будет регулярно говорить своей семье и друзьям: "Мы смотрим вперёд; не оглядывайтесь назад". И всё же в их молчании было большее, чем желание полностью принять свою новую американскую идентичность. Для Говарда это была его служба в разведке США после Второй мировой войны (и возможно также во время войны). Однако самой непосредственной причиной для Гуго Гутмана держаться в тени и изменить своё имя был страх. После его допроса в гестапо относительно Железного Креста Гитлера Гутман беспокоился, что агенты нацистов выследят его в Америке и ликвидируют его. Так что, когда Гуго проходил мимо магазина сети В.Т.Гранта вскоре после своего прибытия в Нью-Йорк, он решил, что название магазина обеспечит ему отличное прикрытие от обнаружения агентами Гитлера.

Следующие двадцать лет Гуго Гутман жил неприметной жизнью в окрестностях Сент-Луиса. Его работа торговца привела его на Средний Запад и Запад, где он продавал пишущие машинки и позже мебель, никогда не разговаривая по-немецки в присутствии своей невестки и проводя свои отпуска в путешествиях по горам в штате Колорадо. Когда в 1961 году бывший офицер полка Гитлера и его жена вышли на пенсию в Сан Диего в Калифорнии, он мог оглянуться на полную и насыщенную жизнь, в отличие от столь многих его еврейских товарищей из полка Листа, которые были убиты в Холокосте. За несколько месяцев до своей смерти от рака в начале лета 1962 года, он написал своему сыну: "Я насладился прекрасной жизнью, а в 81 год ты должен знать, что не сможешь жить вечно".

После смерти Гуго Гутмана его жена начала больше говорить об их жизни в Германии, рассказывая своему внуку за ужином "невероятные истории о своей жизни с [его] дедушкой и в частности, почему они оставались там так долго и как они затем вынуждены были быстро покинуть Германию". Для послевоенного поколения американских евреев представлялось невообразимым, почему большинство немецких евреев эмигрировало только в конце 1930‑х, но жена Гуго будет напоминать им, что Германия была их домом во всех смыслах этого слова и что они думали, что смогут пережить бурю, ожидая, пока пройдёт правление Гитлера.

В то время, как Гуго Гутман никогда не говорил о своих встречах в Гитлером во время Первой мировой войны с тех пор, как он прибыл в Новый Свет, его сестра Клара это делала. Андрэ Штраусс вспоминал, как ему, маленькому мальчику, его бабушка рассказывала, как его двоюродный дед был вовлечён в награждение Гитлера Железным Крестом 1‑й степени. Её история почти наверняка исторически неточна. Тем не менее, она даёт нам прелестный внутренний взгляд либо на то, как Гуго сам пытался найти способ рассказать свою историю своим близким, либо как его сестра старалась найти способ, как она может рассказать своей семье, вероятно, наиболее тягостный эпизод в жизни её брата:

Даже несмотря на то, что Гуго Гутман и его сын никогда ничего не раскрывали о своём прошлом в Германии, за исключением случайных поверхностных замечаний, всё же письма, заметки и другие документы, которые они хранили всю свою жизнь и которые обнаружились в последние месяцы в доме Говарда, в конце концов, позволяют нам пролить свет на некоторые из загадок, окружающие Гуго Гутмана, полк Листа и "создание" Адольфа Гитлера.

Как мы видели, ещё находясь в Германии, Гуго Гутман говорил о своей роли в награждении Гитлера Железным Крестом не только своей сестре, но и Эрнсту Никишу. Это разговор с Никишем и заметки, которые тот сделал об этом разговоре, привели к тому, что в 1937 году Гутман оказался в руках гестапо. Гуго Гутман также делился своей историей с другими. Один из них пересказал эту историю (но с некоторыми неточностями) для Aufbau, газеты немецкого еврейского сообщества в Нью-Йорке, которая напечатала её в первые дни Второй мировой войны. Не указывая, как именно Гитлер заслужил свой Железный Крест, статья рассказывала о том, что Гутман наградил его. Статья также утверждала, что после войны Гутман был в исполнительном комитете Нюрнбергского отделения Имперского Союза Еврейских Фронтовиков (Reichsbund Jüdischer Frontsoldaten).

Из личных документов Гуго Гутмана мы также узнаём, насколько близко он сам был к тому, чтобы стать жертвой Холокоста. 14 мая 1940 года Гуго Гутман, его жена, дочь и тёща смогли покинуть Брюссель на последнем поезде до того, как в него вошли германские войска. Их спасение было настолько в последний момент, что немецкие военно-воздушные силы предприняли попытку бомбить их поезд. После одиссеи через Францию, во время которой они проехали местность вблизи Лилля, где ефрейтор Гитлер и Гутман служили вместе во время их первой войны, Гутманы прибыли в Перпиньян вблизи испанской границы.

Сын Гутмана, бывший школьным товарищем Генри Киссинджера в Нюрнберге, был менее удачлив. Вместе со своим дядей и множеством других германо-еврейских беженцев он был арестован после немецкой оккупации Брюсселя. Он был депортирован по железной дороге в лагерь для интернированных Сент Киприен в нескольких милях от Перпиньяна. Вскоре Гуго Гутман должен был присоединиться к своему сыну и сводному брату в лагере, который находился на берегу Средиземного моря и управлялся властями Виши. Пока лагерь был "просто" лагерем для интернированных. Однако, если бы Гуго Гутман, его сын и сводный брат не смогли бы убежать из лагеря, то они были бы осенью 1940 года переведены в лагерь для интернированных Гурс, а оттуда в 1942 году в Аушвиц. Однако способность Гутмана завязывать приятельские отношения и решающая и непоколебимая поддержка дальнего родственника в Соединённых Штатах, Лео Ф.Келлера, спасли их. Письма, полученные Гутманом от друзей Кайлера – среди них Альбен В.Барклей, лидер большинства в сенате США – и, возможно что более важно, "подарки", которые Гутман мог делать благодаря помощи Келлера, произвели чрезвычайное впечатление на официальных лиц и тем самым открыли ворота лагеря для интернированных Сент Киприен и позволили им легально перейти границу в Испанию.

Гуго Гутман вздохнул с облегчением, взойдя 28 августа 1940 года на борт Excalibur, судна, которое перевезло Гутманов из Лиссабона в Нью-Йорк: "мы были теперь на американской, свободной территории… Сумерки рассеивались, мигали огни Лиссабона и прожектор маяка… разорванная борьбой Европа исчезла из вида… Звёзды начали сиять; теперь мы с надеждой направлялись к нашему новому дому, Соединённым Штатам Америки, страны свободы и счастья".

Хотя Гуго порвал со своим немецким прошлым в тот момент, когда вступил на землю Америки в гавани Нью-Йорка, тем не менее у него с собой было множество фотографий, сделанных во время его службы в полку Листа, включая изображавшую его сидящим на артиллерийском орудии. У него была даже частная фотография Адольфа Гитлера и многих его товарищей-посыльных, снятая в 1916 году (фото 28). Он подарил фотографию своему старому другу Бертольду Кауфману, у которого Гутманы жили первые шесть недель в Америке. Мы можем лишь гадать о точных причинах того, почему Гутман хранил фотографию между 1916 и 1918 годами (в то время, когда Гитлер был никем) и взял её с собой домой в конце Первой мировой войны. Наиболее правдоподобным объяснением является то, что он чувствовал, что у него хорошие отношения с посыльными полкового штаба и поэтому он сохранил фотографию Гитлера и его товарищей как память о войне, подобно тому, как работодатели хранят фотографии некоторых своих бывших преданных работников.

Хотя он отдал свою фотографию Гитлера, Гутман хранил свои другие фотографии с войны. Несмотря на внешнюю видимость, Гуго, его жена и дети никогда не смогли совершенно порвать со своим прошлым. Когда в 1958 году Эрнст Никиш опубликовал свои мемуары, включая рассказанное ему Гуго Гутманом о Железном Кресте Гитлера, то либо Гуго, либо его сын вырезали статью из газеты, опубликовавшей отрывок из истории. Следует добавить, что нелепые истории, наводнившие интернет, заявляющие, что Никиш и Гутман встретились после войны, что Гитлер и Гутман тайно встретились в 1936 году или что Гутман продолжал получать пенсию от Гитлера до 1945 года, не имеют оснований. До конца своей жизни Гутман продолжал переписываться с многими старыми друзьями и знакомыми в Германии. Иногда в этих письмах он спрашивал о состоянии антисемитизма в Германии, о котором он продолжал беспокоиться до своей смерти.

Из личных документов Гутмана мы также узнаём, что после Великой войны он служил во Freikorps, факт, который поддерживает информацию, представленную в этой книге о политическом характере Германии после Первой мировой войны. Документы Гутмана также подтверждают, насколько хорошо он был интегрирован в полк Гитлера. В письме Гутмана, написанном после войны, в котором он подробно описал, как люди из его полка среди стражников тюрьмы помогали ему, когда он был в заключении в 1937 году. Он также выделил своего старого друга Франца Криста за то, что тот помог ему "при большой угрозе для его собственной безопасности", когда он попал под прицел гестапо. Письмо, написанное Кристом вдове Гутмана в начале 1982 года, определяет близкого друга Гутмана как офицера из полка Листа. После смерти Гутмана Крист и жена Гутмана оставались на связи в течение долгих лет, время от времени обмениваясь новостями о своих семьях. В своём письме 1982 года Крист – старый, болезненный и почти слепой – рассказывал жене Гутмана, что он был одним из только лишь двух офицеров полка Листа, оставшихся в живых. Он также вспоминал, как Гутман приехал кратко навестить его, прежде чем покинуть Германию. Как свидетельствует письмо Гутмана в 1946 году, Франц Крист поддерживал его во времена, когда это было очень опасно для него поступать так. Как показывает поведение товарищей Гутмана по полку Листа по отношению к нему как во время, так и после Первой мировой войны, еврей в полку Гитлера с самым высоким званием был уважаемым и признанным всеми людьми 16‑го полка так, как Гитлер никогда не был.

***

И история продолжается. После публикации этой книги в твёрдой обложке обнаружились два письма из переписки двух американских неврологов весны 1943 года. В них два врача вспоминали свои встречи с Отфридом Фёрстером, одним из наиболее знаменитых неврологов и нейрохирургов первой половины двадцатого века. Фёрстер до войны рассказал своим американским коллегам, что он видел историю болезни Гитлера относительно его лечения в Пазевалке в 1918 году, поделившись с ними тем, что в соответствии с документом Гитлера на самом деле лечили от "истерической амблиопии", т.е. истерической слепоты.

Более того, после издания этой книги в твёрдой обложке сын Бернхарда Лустига, еврейского ветерана и сиониста из полка Гитлера, который эмигрировал в Палестину в 1933 году, связался со мной и поделился историей своего отца. В отличие от Гутмана, Лустиг никогда не пытался отмежеваться от своей службы в полку Гитлера.

Он не только взял с собой на Ближний Восток историю полка Листа, но также пытался отстроить миниатюрную версию сети ветеранов 16‑го полка в Палестине. В оставшиеся годы своей жизни он время от времени встречался со своими товарищами, еврейскими ветеранами полка Гитлера, которые, подобно ему, поселились в Израиле. Лустиг также регулярно делился своими воспоминаниями о Первой мировой войне со своим сыном и в 1961 году за восемь лет до своей смерти даже дал интервью о своей службе в подразделении Гитлера газете Ha'aretz. Воспоминания Лустига дают независимое и восхитительное подтверждение открытий этой книги об отношении Гитлера и людей 16‑го полка во время войны к евреям, равно как и о характере Гитлера во время войны.

Бернхард Лустиг, который служил сержантом в 16‑м полку, подтвердил, что Гитлер не проявлял каких-либо лидерских качеств во время войны и вспоминал, что, будучи интровертом, Гитлер никогда не принимал участия в вечеринках в полковом штабе. Лустиг также сообщил, что он был дружен с одним из командиров полка Гитлера. По словам Лустига, его друг однажды поделился с ним, что он не будет продвигать Гитлера по службе, потому что не выносит его. В отличие от Гитлера, Лустиг регулярно встречался с другими ветеранами полка Листа после войны. Во время этих встреч многие офицеры и солдаты 16‑го полка выражали свой шок и удивление от неожиданного явления Гитлера как политического лидера.

Лустиг утверждал, что ни при какой из их встреч Гитлер не проявлял каких-либо антисемитских склонностей. Другие солдаты или офицеры также не сообщали ему про антисемитские деятельность или неожиданные проявления со стороны Гитлера. Сержант-еврей также утверждал, что он не встречался с антисемитизмом в полку в целом. Совсем наоборот, он указывал, что офицеры полка Гитлера очень старались дать возможность еврейским солдатам подразделения практиковать свой иудаизм на фронте.