Первопричина 2: Возмездие Красного Медведя

Глава 15

Сутки спустя. Западный фронт. Маршал Быстрицкий.

Ситуация на фронте, снова скатилась в уныние. Виной тому, что неудивительно стал Владислав. Ни с того ни с сего он начал нервничать, прислушиваться. После взял контейнер, позвал с собой Лазарева, ушёл подальше от позиций и сев на холмик начал есть уран и кристаллы. Повешал на шею странные ожерелья и каждые полчаса просил принести ему еду, металлы и спирт. При этом начал меняться, как будто высыхал. Несмотря на то что ел как не в себя, с каждым часом становился всё тоньше и тоньше.

Глаза погасли и ввалились. Волосы выпали, руки ещё сильнее удлинились, спина сгорбилась. Закончилось всё сутки назад глубокой комой.

Как помочь, даже Лазарев с Ломакиным и Маришка не понимали. Уран хоть и оставался, Влад не мог съесть ни кусочка. Фиолетовые кристаллы, которыми Лазарев и Лариска обкладывали Влада, быстро прекращали светиться, теряли цвет и рассыпались.

Начмед разводил руками, бойцы лезли узнать что с их командиром и хотели хоть как-нибудь помочь. И наконец, когда профессор Ломакин собрался поставить укол, Влад взял и оброс металлической оболочкой. Чем-то вроде кокона, который Ломакин и Маришка запретили вскрывать.

Теперь вот сидим, ждём новостей. Ломакин и Лазарев дежурят у кокона и допрашивают заплаканных Спичкиных. Солдаты мрачно бродят по позициям и достают меня вопросами.

Я же, сижу в блиндаже, смотрю на мрачного Горчакова и понимаю что если Влад не оправится, никакого наступления может не быть. Без Константинова, ничего не выйдет. Спичкины как они сами говорят потеряли семьдесят процентов сил. Осип/Ломакин жалуется на плохое самочувствие. Маришка с постоянством растекается лужей. Бодрячком держатся только Лазарев, который сей процесс изучает и Лариска, которая ему в этом активно помогает.

— Ну и что, Максим Иваныч, — закуривая уже седьмую по счёту сигарету начинает Горчаков. — Что делать будем?

— Влад выживет.

— Я не об этом, — морщится Горчаков. — Что начальству докладывать будем? Вернее как будем оправдываться? В ставку уже доложили. Пока Влад болеет, приедут люди с большими как у тебя звёздами на погонах и десять шкур с нас спустят.

— Не спустят. А пока едут Константинов в себя придёт и…

— Товарищ маршал! — залетает в блиндаж Савин. — Товарищ маршал, включайте радио. Обещают хорошие новости!

— Вася, блядь! Хоть каплю уважения имей. Перед тобой два офицера, а ты вваливаешься как лошадь. Языка постучать нет?

— Виноват, — широко улыбается Савин.

— Иди отсюда, — включая радио вздыхаю.

Сидим, слушаем шипение. Савин никуда не уходит, топчется у дверей и явно хочет спросить про Влада, но не решается. Знает, что я его матом пошлю, потому как довели уже.

Радио трещит, пикает. Все тут же замираем, пододвигаемся ближе, и тут…

— От Советского информбюро. Сутки назад, усилиями бойцов восточного фронта, объединённый англо-японский флот был уничтожен. Японские острова, также подверглись уничтожению. Войска под руководством маршала Советского Союза Константина Константиновича Рокоссовского, переходят к добиванию разрозненных групп вражеских солдат. Отличившиеся, блестяще выполнившие приказ лейтенанты: Преображенская, Белкина и Макаров, приставлены к наградам. Товарищи… Товарищи! Восточного фронта больше нет! Ура!

На улице слышны радостные крики и визг девушек. Савин прыгая на месте машет руками. Горчаков, даже не пытаясь сдерживаться смеётся. Крик на улице повторятся, но звучит теперь громче. В блиндаж едва переставляя ноги заходит Влад, заволакивает за собой часть коленвала. Садится и начинает есть. Пачкает лицо мазутом, чешет лысую голову где быстро отрастают волосы, полнеет… Самое главное — его глаза снова начинают светиться.

— Фух, молодцы девчонки.

— Ага, чуть не убили меня, — качает головой Влад. Встаёт, с хрустом выпрямляет спину, укорачивает руки, потягивается и садится: — Вы чего?

— Мы уже думали что потеряли тебя. Слишком плохо выглядел.

— А вам Лазарев не сказал? — удивляется Влад. — Вот распиздяй. Опять забыл. Короче… Пожалуйста, извините. Суть вот в чём. Я глава семьи. Большую часть энергии девчонки получают от меня. Я не знаю как это происходит, но это происходит. Ну и, Серафина с Белкой разошлись. Вот и вытянули из меня почти всё. Благо вовремя остановились. А где все?

— Ох и напугал ты нас.

— Не время бояться, товарищ маршал. Нам наступать нужно. В этом году, хочу закончить войну. Закончить установкой флага на руинах Вашингтона.

— А Берлин? — спрашивает Горчаков.

— А Берлина не будет, — злобно улыбается Влад. — Вообще.

Глядя на него, иногда кажется, что он настоящее зло. И, возможно, он таковым и является. Но зло он наше.

То же время. Южный фронт. Роза.

— Х-х-хы! — потирая руки выдаю. — Ну что, товарищи. Дела идут в гору.

Дела и правда идут в гору. Вот только Морозова, Конев, несколько офицеров и сидящий на стуле с кляпом во рту американский полковник, от новостей по радио немножко так охренели и выпали в осадок.

Совсем чуть-чуть. Так что глаза стали как у анимешек.

— Понимаю, я тоже удивлена. Но мои сёстры по другому сработать не могли. Теперь ты, демократ. Сейчас я вытащу кляп и ты нам на русском всё расскажешь. Моя подруга, вот эта милая девушка, подтвердит врёшь ты или нет. А если соврёшь, я разрешу ей выпотрошить твой разум. Мы в любом случае всё узнаем. Вопрос лишь в том, останешься ли ты в живых. Говорить будем?

Выдёргиваю кляп, для большей надёжности отвешиваю полковнику подзатыльник, обхожу, наклоняюсь, заглядываю в глаза…

— Слушай сюда, сука. Если надеешься на снисхождение или жалость, то зря. Меня твои немецкие друзья в барокамере запытали. У меня нет принципов. А чтобы тебе было легче…

Усилием воли создаю в штанах американца две небольшие области высокого давления которые тисками сжимают самое для него дорогое.

— Ещё чуть-чуть, — шелестит в голове голос Морозовой. — Я почти вскрыла его.

Нда, а Морозова ни в какое сравнение с Серой не идёт. Не может это чучело взломать. Или оно слишком крепкое, или его сила воли такая сильная, или Кате тренироваться надо.

— Говори!

— Всё скажу, — шипит от боли полковник. — У нас нет приказа уничтожать вас. Мы здесь чтобы закрепиться, устроить базы. А потом…

— Ваша цель «Первопричина» — улыбается Морозова. — Вам не нужна война, вы не поддерживаете идеологию нацистов, ненавидите японцев и презираете англичан. Вам нужна только прибыль, и за неё, за «Первопричину» ваши лидеры, президент, конгресс и прочие, легли под Гитлера. А как же демократия? Ты, урод, зная что идёшь воевать за деньги, которые даже не тебе достанутся, тешишь себя мыслями что несёшь людям демократию и спасаешь их от коммунистов. Ты совсем поехавший?

— Я солдат. Муж, отец, патриот страны, я…

— Ты не солдат — ты проститутка, — закуривая кривится Морозова. — Солдаты в мирных не стреляют и страны, которые вообще никак к конфликту не относятся, не уничтожают. Ты муж, но не отец, твой сын с которым ты по выходным играешь в бейсбол, от соседа, что тебе прекрасно известно. Но ты ничего не делаешь и не сделаешь, потому что считая ребёнка выродком, боишься огласки и потери репутации. И ты не патриот, потому что воевать пойдёшь за тех кто больше заплатит. Ваши цели?

— Говори, иначе так больно сделаю…

— Наша задача, — сглотнув говорит полковник. — Пока ждать и перемалывать войска. По приказу, наступать. Удар по Омску. Западный фронт отрезается от снабжения, рушится и уничтожается, восточный двигается в глубь материка. Война заканчивается.

— Не в этом случае, — скалясь киваю. — Хочешь знать что будет дальше? О, по глазам вижу что хочешь. Я скажу. Красный медведь, загнанный в угол и униженный, только что восстал. И теперь он смерчем прокатиться по Европе и Северной Америке. И если Европа перестанет существовать, то Америка кровью умоется. А ты, мразь, ты будешь смотреть, ты будешь знать как города твоей страны под ударами бомб превращаются в пепел. Все! Все кто лёг под фашизм, будут уничтожены. Иван Степаныч. Пора.

— Третья эскадрилья, — взяв трубку тут же командует маршал Конев. — Приступить к выполнению операции Возмездие Красного Медведя.

Охреневшего полковника уводят, Конев закуривает, смотрит на меня.

— Иван Степаныч, — улыбаюсь ему. — Не смотрите на меня так. Я понимаю, вам кажется это жестоким…

— Я как никто понимаю что по-другому никак, — затягиваясь кивает Конев. — Я сам всё видел и знаю что американцы ничем не лучше немцев и японцев. Да, концлагеря они не создавали. Но их тактика «Выжженной земли.» В концлагерях, у людей был хоть призрачный шанс выжить. Тактика демократов, шансов никому не оставляла. Я человек взрослый, видел многое и я с вами. Смотрю же я на вас…

— Из-за одежды?

— Нет, Роза Яковлевна, не по этому, — улыбается Конев. — Меня интересует ваша причёска. У вас две косы. Одна сзади, как положено, вторая спереди. Она вам обзор не закрывает?

— Я вижу по-другому, — развожу руками. — Всей поверхностью тела. Поэтому минимум одежды. В основном моё зрение. Оно как у летучей мыши. Я создаю, несколько сотен волн воздуха в секунду и вижу отражение. Плюс я вижу движение. Ну и, поскольку я воздух, мне опять же мешает одежда. Вообще, у каждого и каждой из нас есть своё особенное зрение. Близняшки видят тепло, Маришка воду, даже ту что в людях. Белка электричество, включая то что порождает нервная система человека. Серафина видит мысли, доктор Лазарев — арданиум. Осип/Ломакин чувствуют вибрацию почвы.

— Понятно, — поправляя воротник кителя бормочет Конев. — Звание хотите? У меня есть полномочия присвоить вам лейтенанта. Не откажетесь?

— Благодарю. Конечно, я с радостью. Почему нет? Сёстры и муж при званиях, я тоже хочу. Обмоем позже. Сейчас, мне надо помочь летунам. А то ещё собьют. Морозова, за мной.

— Но я.

Не слушая хватаю Екатерину и вытаскиваю из штаба. Обнимаю, взлетаю вверх и лечу к позициям врага.

— Нас же убьют! — вцепляясь в меня стонет Катюха. — Спятила. Мы не справимся.

— Справимся. Да и не собираюсь я геройствовать. Мне до Серафины и Белки не дотянуться. Так, небольшую диверсию устрою. Смотри!

— Нахрена? Роза…

Превращаюсь в ветер. Поднимаюсь выше и быстро преодолеваю два десятка километров. Зависаю над первыми линиями противника, концентрируюсь… Поднимается ветер. В трёх метрах над землёй, воздушные массы приходят в движение, поднимая снег пыль и песчинки закручиваются в вихри. Кружатся, увеличиваются…

Получаются аналоги пылесосов. Вихри втягивают в себя всё что могут и поднимают это вверх. Вверху, направленный в одну сторону ветер гонит облако на врага лишая его обзора. Пылевая буря, нарастает. Силы быстро уходят, но тут… Влад всё правильно понимает и начинает подпитывать меня. От такой мощи кружится голова, хочется рвать врагов. Но перегружать Влада не хочется. Конечно, точно я не знаю но после приключений Серафины и Белки, кажется, ему было плохо. Поэтому…

— Как дома, да? — криво улыбаясь спрашиваю. — Наслаждайтесь.

Ветер закручивается в четыре торнадо, которые быстро увеличиваясь снося позиции врагов, по замысловатым траекториям уходят вперёд где повинуясь моей воле начинают бесчистнва. Солдат, всё относительно лёгкое и постройки поднимает вверх, крутит и бросает вниз с огромной высоты. Машины переворачивает. Видимость внизу нулевая и если верить моим очень слабым парапсихическим способностям, там нарастает паника.

— Роза! — пищит Морозова. — Надо уходить. Летуны… Летуны сбросят бомбы. Нас распылит.

— Это будет в ста километрах отсюда. В глубоком тылу. Наша цель не войска, а тылы. Снабжение накроем, сами разбегутся. Чего пищишь, СМЕРШ, помогай.

— Как? Далеко, я ни своих, ни чужих не вижу.

— Читай меня, идиотина. Смотри моими глазами. Учись, у меня в голове очень много полезной информации. Мы не всегда с тобой будем, тебе нужно расти.

Морозова успокаивается. Замечаю её проникновение в разум от чего… От чего качаю головой, потому что Катюха, вместо полезной информации, рассматривает образы голого Влада, наши с ним забавы… Хихикает над моими выходками. Особенно её впечатляет моё выражение. Когда я поднимая одеяло, словами «иди к мамочке» приглашай Влада.

— Морозова…

— Извини, просто это так красиво. А Влад здесь один такой? Просто я…

— Хочешь такого же? Придётся подождать. Гарантий не даю, но… Короче жди. Хватит уже порнуху смотреть. Учись!

Учится Катя ровно час. Пока усиливаю бурю, пока создаю ещё несколько торнадо. В небе показываются бомбардировщики которых из-за шума двигателей быстро засекаю. Два «бобра» плюс восемь истребителей для прикрытия.

— Долго они собирались.

— Ну да, — подтверждает Морозова. — Хотя. Пока взлетели, пока высоту набрали, пока разогнались.

— Прикрываем?

— Нет! Как? Спятила!

Смеясь усиливаю ветер, снижаюсь и прямо над завесой пыли мчусь вперёд. Поднимаюсь, заключая Морозову в пузырь догоняю бомбардировщики и лечу рядом. Вижу охреневшего пилота в кабине.

— Свои, не бойся, — принимая вальяжную позу машет ему рукой Морозова. — Проводить полетели. Вы там не тормозите. Сбросите и сразу домой.

Пилот кивает, передаёт остальным. Резко снижаемся, до предела усиливаем бурю и возвращаемся.

— Получится? — спрашивает Катюха.

— Обязательно. Наши лётчики, самые лучшие. Большего я сделать не могу, увы. Ещё полчаса подержу бурю и всё.

Уходим в штаб, вместе с маршалом слушаем переговоры летунов и ждём когда начнётся.

Начинается всё вовремя. Летуны не встретив сопротивления заходят на цель и сбрасывают бомбы. Разворачиваются и уходят на аэродром. Маршал засекает время, командует солдатам залечь в укрытия и готовиться к атаке.

Минуты тянутся несказанно долго. Иван Степаныч нервно курит. Особисты, офицеры и прочие поглядывая на часы ожидают.

— Это самый долгий час в моей жизни, — прикуривая сигарету от окурка ворчит Конев.

— Не нервничайте, Иван Степанович. Предлагаю выйти на улицу и посмотреть на взрывы. Зрелище скажу я вам…

Выходим, встаём на холм смотрим в даль. Пылевая буря улеглась. А вокруг… Звенящая тишина. Ни привычного шума солдат, ни даже порывов ветра. Кажется, в преддверии небольшого апокалипсиса, замерла сама природа.

— Это место, — сглотнув шепчет Морозова. — Здесь столько крови. Всё, абсолютно всё до последнего кустика пропитано смертью. Роза, мне страшно.

— Всем страшно. И мне тоже. Война это дело такое.

— Война, а не уничтожение.

— Промедлим, уничтожат нас, — отодвинув косу смотрю ей в глаза. — Или мы их, или они нас. Третьего, к сожалению, не дано.

Морозова судорожно вздыхает, широко распахивает глаза и смотрит вдаль. А там, на горизонте, одно за другим вспыхивают четыре фиолетовых солнца. Редкие облака рассеиваются. Слышится чудовищный грохот. Земля дрожит, ходит ходуном. Вверх на десятки километров поднимаются огромные светящиеся грибовидные облака.

— Держитесь, — видя как на нас летят волны энергии раскидываю руки.

Морозова повторяет действия. От первой волны искрясь фиолетовыми молниями падает. От второй смеясь взлетает. От третьей злобно улыбаясь понижает вокруг себя температуру. От четвёртой взлетает вверх и безумно смеётся.

— В атаку, — кивает Конев. — В атаку! За родину!

****

Атака, заканчивается едва начавшись. Демократы, от такого удара, подняв белые флаги, бросают оружие и бегут сдаваться. На Конева сыплются доклады о том, что по всему участку фронта, враги поднимают лапки и просят пощадить их. На что маршал, достаёт из шинели флягу, открывает и выдохнув пьёт. Закуривает, смотрит на меня…

— Неужели всё?

— Товарищ маршал, это только начало, — нагло улыбаюсь ему.

Это начало… Вы все ответите. За всех. За Влада, за истерзанных Белку и Маришку, за заживо сожжённых близняшек. За Серафину. За меня. За каждого замученного. Вы ответите за них в десятикратном размере. Плевать на совесть, жалость, мораль. Плевать на всё. Мы заставим вас страдать. Всех вас.