Следующий день. Лазаревск. Больница. Отделение реанимации. Влад.
— Странная история получается, — ворчит Маришка. — Совсем непонятная.
— Любимая, можно больше конкретики?
— Да сколько угодно, Владик. Только… Вот смотри. Пациент. Кошка Татьяна Ивановна. Двадцать два года. Учительница. Никаких отклонений в плане здоровья. Способности — сирена. Внушает голосом. Многие учителя так могут. Не суть… Так вот. Никаких особенных мутаций не было. А сейчас есть. То есть совсем недавно начали появляться.
— Это как?
— А вот так, — разводит руками Маришка. — Осколки превратили спинной мозг и позвоночник Татьяны в кашу. Два пробили левое лёгкое, один разделил на пополам левую почку. Шестьдесят восемь застряли в рёбрах, мышцах спины, ягодицах, бёдрах. Она должна была умереть, такие раны несовместимы с жизнью, даже для современных людей. Да она от болевого шока могла погибнуть. Но это не всё… Два осколка попали в голову. Пока что, пока она выводила детей, осколки срослись с ней, так же как у Лазарева. Но эффект другой. Она не сможет управлять арданиумом. Она вообще ничего нового не сможет.
— Она хотя бы жить сможет?
— Да, повреждения я устранила, позвоночник восстановила, спинной мозг, тут сложнее. Её спинной мозг это смесь нейронов и арданиумных нитей, которые неизвестно как и почему вдруг выросли. Как будто арданиум решил помочь, а потом взял и заменил собой отсутствующее, усилил имеющееся и… Подвижность вернётся. Но… Осколки превратились в нити срослись с нервами, те что попали в голову разрослись и слились с головным мозгом. Удалить их даже я не смогу. Это невозможно, они теперь часть её. И тут… Начнём с её глаз. Радужки, они содержат столько арданиума, что на десятерых хватит. Что это даёт не ясно. Кроме того что глаза в произвольном порядке меняют цвет, никаких эффектов это не производит. А вот те что в позвоночнике… Они неизвестным нам образом вырабатывают странное излучение. Из-за них, этих нитей, девушка создаёт вокруг себя энергетическое поле. Отталкивающее. Находится рядом с ней невозможно. Люди, приближающиеся ближе чем на пять сантиметров сознание теряют. Те кто посильнее с криками убегают, потом рассказывают что им вдруг стало очень страшно. А прикосновение… Оно вызывает отвращение. Я не могу понять зачем и как это получилось. У меня нет объяснений. Никакой логики я не вижу.
— У всего есть предназначение, — вещает Серафина. — Ничего просто так не происходит. У всего есть какой-то смысл.
— Это понятно, — почесав нос вздыхает Маришка. — Но не будем о сложных материях, я в этом не сильно. Что дальше? Девушке двадцать два. Она молодая, красивая. Как она будет жить? К ней же не то что прикоснуться, к ней подойти невозможно. Даже мне сложно, а я совсем не человек.
— Я помогу, — кивает Серафина. — Всё будет хорошо. Я о ней позабочусь.
Снова что-то знает, но по глазам вижу — не скажет. Ладно… Она у нас самая умная, ей виднее.
— Ну так и что делаем?
— Исследуем, — разводит руками Маришка. — Больше нечего. Но случай всё же интересный. Пока она здесь я займусь ей. О результатах доложу.
Оставив Маришку, переносимся в лабораторию Лазарева. Где безумные учёные хватают меня и уводят к столу. Представляют комок щупальцев Светланкой. Знакомят нас… Комок щупалец размером с теннисный мяч, машет мне отростками, берёт карандаш и пишет.
По мнению Светланки, я являюсь её братом, потому как Ломакин её отец. Она предлагает дружить, говорит что в будущем поможет и поскольку я её старший брат, клянчит шоколадку. Что почему-то слишком легко получается.
Наверное потому, что существо хоть и странное, но милое. А ещё ей симпатизируют Серафина и Маруська. Серафина пророчит ей большое будущее и просит меня не мешать.
Какое будущее может быть у маленького обросшего щупальцами кристаллика узнать даже не пытаюсь. Не хочу сойти с ума ещё сильнее. Мне работать надо. У меня дела. Мне скоро в Америку надо. Нести демократам, настоящую демократию. А чтобы дошло, понесу я её в виде текста написанного на арданиумных бомбах. Так легче усвоить. Как сказал кто-то из великих — добрым словом и пистолетом, можно добиться большего чем одним только словом. В моём случае вместо пистолета, будут бомбы.
****
Уже на следующий день, в работу уходим с головой. Первым делом: КГБ, ГРУ и МВД переворачивают Лазаревск вверх дном. Трясут всех и таки находят аж полторы сотни агентов Белого Братства. Находят везде. В силовых структурах, на руководящих должностях, на самых обычных местах, везде. Эти твари проникли везде и всюду.
Всех найденных допрашивают, сотрудники обладающие способностями Серафины или же чтецы вытряхивают из них всё что можно. После чего начинаются аресты. К полутора сотням добавляются ещё триста человек. Все они получают высшую меру.
Такие же рейды проходят во всех городах Союза. И тут масштаб поражает. Везде, в каждом городе, селе, посёлке, находятся от нескольких десятков, до тысячи агентов. Многие из них сами не знают куда и зачем вступили. Другие понимают и уже успели натворить дел. В общей сложности, трёхмесячные рейды, результатом своим повергают в шок. Почти сто тысяч агентов, тех кто помогал, тех кто просто знал и все они получают высшую меру.
Церемониться с ними никто не собирается. Потому что пока их выцепляли, уроды смогли совершить нечто ужасное. Такое, что люди выходили на улицы, устраивали митинги и требовали казнить уродов. И было за что…
После теракта в Лазаревске, когда уродов начали прижимать, они… Первым рванул детский сад в Свердловске. За ним химзавод в Ленинграде. В Москве на воздух влетел специализированный детский дом и две школы. Чудовищное событие случилось в Максимовске, таком же как и Лазаревск новом городе. Там сразу три детских сада взлетели.
Население союза начало звереть. Нескольких уродов, дабы успокоить взбесившийся народ пришлось отдать на растерзание толпе. Остальных, с трудом, но сохранили.
На допросах все они говорили что убивают не детей, а выродков. Чудовищ рождённых другими чудовищами. Убеждали что хотят как лучше, что мы не понимаем.
Мы на самом деле не понимали почему сверхлюди, считают себе подобных монстрами. Следов вмешательства, внушения или хоть какого-то вторжения в их разумы чтецы так и не нашли. После суда и освящения всего этого в прессе и по телевидению. Всех их вывозят на полигон, оставляют и запускают часовой механизм арданиумной бомбы. Через час, почти сто тысяч человек превращаются в пар. Население ликует и поддерживает столь радикальный способ наказания. Мы же понимаем что это не конец и спустя годы численность Белого Братства восстановится. Снова начнутся взрывы, теракты, диверсии. Как это остановить, не знает даже Серафина. На все мои вопросы она говорит что надо бороться. На этом всё.
Некоторое время спустя. Лазаревск. Серафина.
Пролетев над городом замечаю цель, телепортируюсь на лестничную клетку четвёртого этажа, морщась от убойного запаха перегара встаю у приоткрытой двери. Снимаю капюшон, захожу в квартиру. На кухне нахожу едва живое спящее на полу тело. Пол завален пустыми бутылками, объедками, окурками и мусором.
— Нда, — качаю головой. — Здравствуй.
— Вон пошла, — пытаясь поднять голову с трудом ворочает языком тело.
— Как грубо.
— А ты не лезь. У меня всё хорошо. А не уйдёшь, я подойду и схвачу тебя за руку. Посмотрим как ты будешь…
— Протрезвей! — ударив по столу кулаком кричу.
Девушка вздрагивает, поднимает голову и смотрит на меня огромными жёлтого цвета глазами.
— Вот так, — усилием воли пододвигая стул улыбаюсь. — Поговорим?
— Вы… — вскакивает девушка. — Я вас знаю. Вы…
— Преображенская Серафина Яровна, — присаживаясь и закидывая ногу на ногу киваюсь. — А ты у нас Кошка Татьяна Ивановна. Ну и, как дожила до такого?
— Муж бросил, — всхлипывает Кошка. — Ушёл… Даже на развод в суд не явился. А я…
— А что ты? Любишь его? Ты уверена? Жить без него не можешь?
— Мне больно!
— Ты не знаешь что такое боль! — пресекая начинающуюся истерику повышаю голос. — Не знаешь.
— Но я…
— Какие же вы все, странные. Так любите жалеть себя, думать что именно вам плохо как никому. А ты представь, что кому-то было хуже.
— Например вам, — язвит Кошка. — Вы, семья Константиновых, герои войны. Победители. О вас в учебниках пишут. А я…
— А я такой же была. Простой женщиной. До войны, на войне, в концлагере. И тогда когда с меня начальница лагеря кожу срезала, я тоже простой была. Обычной. И даже когда эта тварь вырвала из меня матку, а потом трясла ей перед моим лицом, я всё равно оставалась простой. И мои сёстры, и муж они до определённого момента тоже все простыми были. Просто… Маришку утопили, Владислава до смерти затыкали иглами, Белку забили током, Розу замучили в барокамере. Раиску и Фаинку заживо сожгли. Просто. А тут избавилась от какого-то вонючего козла и решила спиться. Руки покажи! Вены резала? Ну и дурында.
— Поцарапалась, — отводя взгляд и пряча руки под стол мямлит Кошка. — Извините. Может чаю?. Я…
— Сиди, чая у тебя всё равно нет. Можешь не стараться. Значит так, слушай меня. Жизнь твоя с уходом этого хмыря не закончилась, а только начинается.
— Да как начинается?! Я же пугаю всех! Меня боятся. Я…
— Ещё раз перебьёшь, выпорю на столе так, что месяц по стойке смирно стоять будешь. Поняла? Теперь рот закрой, смотри на меня и слушай. Всё что с нами происходит, это не случайности, несовпадения и не стечение обстоятельств. Если это чмо ушло от тебя, то значит так нужно было.
Взмахом руки телепортирую Кошку к зеркалу, встаю у неё за спиной и опускаю руки на её плечи.
— Посмотри на себя, Таня. Красавица, умница, добрая, а самое главное ты умеешь любить.
— Но я.
— Спи, — касаясь её затылка шепчу.
Телепортирую девушку обратно за стол, сажусь на стул и смотрю в её стеклянные глаза.
— Это гипноз, внушение. Извини за это, но по-другому с тобой никак. Сейчас ты спишь, когда проснёшься ты забудешь о том что я была у тебя. Забудешь о разговоре, но смысл сказанного останется с тобой навсегда. Ты лучшая, ты достойна большего. Сейчас тебе кажется что всё закончилось, но это не так. Сегодня ты вступаешь в новую жизнь. Пока трудную, но дальше… Дальше твоя жизнь станет другой. Пройдут годы и однажды ты встретишь того кого по-настоящему полюбишь. Ты отдашь ему всю себя и любовь твоя вернётся к тебе в троекратном размере. Встретишь ты его неожиданно, а когда встретишь сразу поймёшь что именно он твоё счастье. Будет много трудностей, горя, страха. Но в конце, тебя будет ждать настоящая награда. Живи. Понимаю, это сложно. Даже когда будет совсем невмоготу, когда ты пытаясь свести счёты с жизнью приставишь к виску пистолет, помни что счастье близко. Сейчас я положу на стол деньги, они твои, не спрашивай откуда они. Наведи чистоту в доме, приведи себя в порядок и живи. Тебя любят ученики, начальство ценит. Живи и жди. Я пойду, а ты как проснёшься забудешь обо мне. Но не о смысле нашего разговора. Таня, ты лучшая. А твой бывший… Он козёл и недостоин тебя. Не вспоминай о нём. Спи…
Телепортируюсь на крышу. Подхожу к краю и смотрю вниз.
— Разве это правильно? — сама себя спрашиваю. — Разве с людьми так можно? Нельзя… Но Кошка нужна мне. Она нужна для… Время почти вышло. Скоро всё закончится. Мне ещё многое надо сделать.
Телепорт в лабораторию. Становясь невидимой прохожу мимо Лазарева и Ломакина, подхожу к клубку щупалец и касаюсь его пальцами.
— На два года раньше, — улыбаясь киваю. — Ты поймёшь, потом.
Телепорт в другую лабораторию. Подхожу к сидящим за столом Ларисе и Машеньке. Опускаю руки им на головы.
— Вы опоздаете, на два часа. Ответы и помощь находятся в другом мире. В том куда нас так старательно притягивало. Когда нас не станет, отправляйтесь туда и ищите. Во всём слушайтесь Сталина, он знает что делать. Дочка, Лариса, не подведите. Вы наша последняя надежда. Меня здесь не было, мои слова которые покажутся вам вашими мыслями, откроются когда случится страшное.
Несколько прыжков и вот я стою в кабинете. Сталин не замечая моего присутствия пишет указы.
Закрываю глаза, глубоко вдыхаю…
— Покажись, — буквально командую. — Покажись, я знаю что ты можешь.
— Могу, — встаёт с пола сотканный из тьмы силуэт. — Но это сложно. Здравствуй, Серафина.
— Здравствуй, Тень. Итак, у меня всё готово…
— Как нехорошо получается, — заложив руки за спину бегает вперёд назад Тень. — Как же нехорошо. Серафина! Может быть я не вижу, такое бывает. Ты внимательно смотрела? Ты все варианты разобрала?
— Все… Увы, но рабочий только один.
— Эх, как же нехорошо. Может быть…
— Нет, — мотаю головой. — Ты не хуже меня знаешь, что вмешательство в эту линию приведёт к концу света.
— Ждём когда история достигнет ключевой точки. Но надеюсь что-нибудь изменится. А ты? Ты готова ждать? Готова спать тридцать лет?
— Готова. Но и ты…
— Обещаю тебе, — кивает Тень. Обещаю что всё будет в лучшем виде. Прогресс не остановится, а только разовьётся. Я буду направлять, советовать. Присмотрю за Ларисой и Машей. Но ты…
— Спать я не буду. Мой разум слишком сложен для этого. Пусть не напрямую, но я смогу влиять на побочные линии истории и судьбы других, до определённого момента не относящихся к этому делу людей. А ещё… Мне предстоит убрать с дороги Морозову и Горчакова. Они помешают.
— Согласна, кивает Тень. Но убирай аккуратно. Они наши друзья, я не хочу чтобы они пострадали. Сделай это красиво. Удачи.
— И тебе, Тень. Мы всё сваливаем на вас. Я пойду.
— Серафина, я буду скучать.
— Я тоже.
Собрав все силы, из Свердловска телепортируюсь в Лазаревск. Первым делом нахожу Горчакова, делаю ему установку. Перемещаюсь к Морозовой и делаю ей точно такую же. Нахожу Никифорова, вкладываю в его разум пока закрытый пакет информации. Точно такой же получает Савин.
Перемещаюсь на почту. Создаю в руках десять писем, с почти одинаковым содержанием, но разными адресами и закидываю их в почтовый ящик. Вздыхаю, концентрируюсь на Владе и перемещаюсь к нему.
Влад дома, лежит на диване и читает газету. Как будто чувствует. Обычно его не уложишь…
Подхожу к нему, забираю газету, ложусь рядом и обнимаю.
— Так, что случилось? — обнимая меня спрашивает Влад.
— Просто вспоминаю как мы в первый раз встретились. На помойке. Я умирая тянула к тебе руки, а ты неуклюже пытался меня успокоить. А потом…
— А теперь мы вместе. И этим всё сказано. Мы прошли концлагерь, войну, много бед. У нас впереди великое будущее. Свой дом где-нибудь в лесу на берегу озера, много детей, счастье. Всё это будет. Серафина?
— Да… Я знаю… Послушай, Влад… Я хочу сказать. Я люблю тебя… Да, ты знаешь. Но я люблю. Нет в мире таких величин чтобы даже приблизительно сравнить. Я…
— И я тебя, — ничего не подозревая улыбается Влад. — А что ты…
— А у меня дела. Я ненадолго. К вечеру вернусь. Обещаю что надену твою любимую безразмерную пижаму.
— Кхем… Ну тогда я жду. Не задерживайся.
Улыбаясь шагаю назад и перемещаюсь куда-то в горы. Ложусь на камни, сворачиваюсь, от отвращения к себе и безысходности начинаю выть. Вскакиваю, от злости крушу камни и обрушиваю несколько вершин. Сравниваю участок километр на километр с землёй. Падаю на щебень…
— Почему? Почему всё так? Зачем? Неужели люди просто не могут жить в мире? Зачем они всё время пытаются уничтожить себя? Зачем?
Ответа нет. Поэтому встаю и покачиваясь иду вперёд.
— Ну нет, — мотая головой криво улыбаюсь. — Ничего не закончится. Скоро, всё только начнётся. Да, я себя уже ненавижу. Да мне невероятно больно от того что я сама скоро сделаю. Но нет, я не остановлюсь. И надеяться что пока есть время появятся новые варианты будущего не перестану. Хоть и знаю что их не будет.