Свердловск. Кабинет Сталина.
В тёмном кабинете, глядя на пламя свечи, Иосиф Виссарионович пыхтит трубкой и улыбаясь смотрит на сидящую на столе Тень. Которая, почему-то кажется расстроенной, нервной и обеспокоенной. Каким-то странным образом, Сталин чувствует что Тень боится. Но чего именно понять не может.
— Что случилось? Что тебя так пугает?
— Много чего, товарищ Сталин, — поджав ноги вздыхает Тень. — И не всё из этого хорошее.
— Но мы победили.
— Не-е-ет, — встав на четвереньки тянется к нему Тень. — Да, мы уничтожили видимых врагов. Но вместе с этим ввели в игру невидимых, а они намного опаснее. С этого дня, вся притаившаяся мерзость, заражая других начнёт расползаться по стране. Уже скоро: банды, секты, недовольные, обделённые и просто дураки начнут поднимать головы.
— Всех переловим.
— Ещё скажи что перевоспитаем, — кривится Тень. — Увы, это не работает. Проверено, неоднократно. Второй шанс, даёт таким людям уверенность в своей безнаказанности. Действовать надо жёстко! Решительно и радикально. Особенно с сектантами. Их, нужно уничтожать, выжигать, а гнёзда их выкорчёвывать.
— Сделаем…
— А что ты будешь делать с народом? — двигаясь ещё ближе улыбается Тень. — Скоро эйфория от победы пройдёт. Уже к концу года на страну обрушится голод. С ним придут болезни, за ними смерть. В завершении, нас посетит война.
— Четыре всадника апокалипсиса, — выдыхает Сталин.
— Именно! — едва не укусив вождя за нос восклицает Тень. — Это не миф, не преувеличение. Они уже идут и скоро будут здесь.
— И что мне делать?
— Работать, — усмехается Тень. — В три раза больше работать. Только совместными усилиями… Нет, остановить их нам не получится. Но получится минимизировать потери.
— Как?
— Твоя команда. Величайшие воины Советского Союза. Они помогут нам.
— Да я как бы… Но Константиновы воевали. Они можно сказать зубами вырвали победу. Я не могу заставлять их…
— Не забывай что все они не люди, а Тёмные Духи. Их не надо заставлять, они сами не смогут сидеть на месте. Влад — осколок Тёмного Императора. Он считает Союз своей Империей. Но, считает по-другому. Он не хочет править, хочет помогать потому как признал лидером тебя. Будь лидером. Прояви гибкость. Вызови Влада, скажи что ему пора на покой. Результат будет обратным. Он вместе со своими рванёт в бой.
— Жестоко по отношению к нему. Они хотят жить, как нормальные люди.
— К сожалению они не смогут. У них не получится осесть, спокойно жить, завести детей. Они не смогут потому что пока они оружие. Да, в том мире, Тёмные Духи могли забыть о том что они не такие и изображать из себя живых. Но здесь… Пока семья Константиновых, это именно оружие. Пока.
— То есть всё может измениться?
— Обязательно! — укладываясь на стол улыбается Тень. — Всё всегда меняется, изменяется, плывёт, скручивается. Стояние на месте есть прекращение бытия. Позволь мне рассказать тебе кое-что интересное и необычное. Итак, всё имеет своё начало. Всё, абсолютно. Каждая бактерия, вирус, любое животное, человек, планета, звезда, галактика, сама Вселенная. Начало, отправная точка всего. Всё начинается, двигается и по мере движения идёт к своему завершению. Конец — финальная точка. Всё живое рождается и умирает, движется от одной точки к другой. Всё что между этими точками и есть жизнь. А есть ещё и судьба, и есть она у всего. Каждый, каждое, каждая, все мы вносим в эту жизнь, а соответственно и в судьбу изменения. Твоя судьба, Иосиф, твоя жизнь, должна была достигнуть финальной точки через год. В окопе, с автоматом в руках. Но, по стечению обстоятельств, твоя судьба переплелась с другими. Пришли Константиновы и отодвинули твою финальную точку на несколько столетий. В результате их вмешательства СССР не будет уничтожен. Третий Рейх не захватит мир, не уничтожит своих союзников и в последствии не распадётся дав начало новым государствам. Тут всё как в природе и конец, на самом деле не конец, а начало чего-то нового. Дерево растёт, берёт из земли пищу, разбрасывает семена, но когда оно умирает и падает, вместо того чтобы прекратить существование, оно даёт старт новой жизни. Тёмный Император Кастиан, его смерть, финальная точка, поставила крест на Тёмной Империи и множестве народов. Но если посмотреть, разбитая на тысячу осколков душа Императора, принесла в сотни миров мир и порядок. Но что-то я отвлеклась. Вернёмся к точкам. Если просто, то мы, мы все, сейчас изменили историю. А история таких шуток не любит. Она будет пытаться вернуться на круги своя. Будет сопротивляться, искажаться и сама будет пытаться повторить то, что ей предначертано.
— Мы этого не допустим?
— Увы, это работает не всегда, — вздыхает Тень. — Мы можем изменить историю, перенаправить, развернуть, разорвать на тысячи осколков, но иногда, лучше не лезть потому как может стать хуже. В редких случаях, нам надо будет просто встать за угол и наблюдать как история идёт своим путём. Или, если представить что история это река, обогнать её, подготовить условия, поставить преграды, прокопать новое русло. Скоро, мы подойдём к тому моменту, когда нам на несколько десятилетий, придётся встать за угол и из творцов превратиться в наблюдателей.
— Будет что-то плохое?
— Нет, Иосиф, будет что-то ужасное, — подняв вверх руки шепчет Тень. — По крайней мере, нам так покажется. Для примера, представь себе густой лес. Могучие деревья, буйство жизни. И тут пожар. Стихия уничтожает всё, оставляя за собой лишь пепел. Всё, кажется, конец. Экосистема уничтожена. Но стоит пройти дождю, как пепелище исчезнет. Из пепла появится новая жизнь, более крепкая. Всего лишь дождь. Дождь, который прольётся с неба и, или возродит жизнь из пепла, или потушит разгорающийся пожар. Искры грядущего пожара уже тлеют в глубинах душь слабовольных, предателей и недовольных. Пожар вспыхнет, мир который мы построим начнёт полыхать. Многие сгорят в огне, многие исчезнут. А через пятьдесят с небольшим лет на пепелище, или полыхающий лес - прольётся дождь. И, или возродит жизнь сделав её сильнее, или потушит разгорающийся пожар. И нет, останавливать именно эти страшные события я не собираюсь и тебе не позволю. Это нужно для истории. Наше вмешательство! В этом случае мы сделаем только хуже.
— Как я понимаю опасность грозит Владу. Если мы…
— Кроме начальной и финальной точек есть ещё множество других, — улыбается Тень. — Поворотные, коих великое множество, ключевые коих всего несколько штук. И вот как раз ключевые нас и интересуют. Они, ключевые точки, очень хитры. Маскируются под начальные и финальные. Разобраться в этом сложно даже мне, но я видела как ключевая точка изображает из себя финальную. Вернёмся к Тёмному Императору. Его гибель кажется финальной точкой, но на самом деле это точка ключевая. Он погиб не столько потому что был дураком и не слушал нас, а потому что должен был. Кастиан, по сути исчерпал себя. Стал ненужным. Мироздание, которое стоит на несколько порядков выше судьбы и истории, такое не терпит. Кастиан погиб, потому что должен был погибнуть. Взамен ему пришёл Константин, который несмотря на то что слабее физически, в плане поступков в разы лучше. Также смерть Кастиана, породила Владислава, который здесь с нами.
— Когда-нибудь, — вздыхает Сталин. — Я научусь понимать тебя.
— Лет через двести, — улыбается Тень. — Пока же вот тебе мои советы. Держи Влада близко к себе, показывай его ценность, ему это понравится. Но не слишком близко, ему это не понравится, начнёт беситься. Готовься к потрясениям, открытиям, неожиданным поворотам, радости и горю, дружбе и предательству. Начинай реформы, нам надо взять за основу Имперские Кодексы и применить на местности. Переписать многие законы. Нам надо работать на благо страны и народа.
— Я не против. Но где я возьму эти ваши кодексы?
— Значит бери карандаш и записывай. Социальный Кодекс Тёмной Империи. Ты пишешь? Пиши-пиши. Статья пятьдесят, пункт два. Граждане Тёмной Империи, независимо от пола, возраста и расы, имеют право на бесплатную медицинскую помощь. Та же статья пункт тринадцать. Каждый гражданин Тёмной Империи, имеет право на бесплатное образование в школах по месту жительства. Дальнейшее обучение также бесплатно. Растим своё будущее. Не отвлекаюсь. Статья пятьдесят, пункт восемнадцать. Каждый гражданин, независимо от возраста, пола и расы, находится под защитой Империи, как от внешних, так и от внутренних врагов. Записал?
— Ага.
— Едем дальше. Статья пятьдесят три, пункт первый. Граждане Тёмной Империи…
— А сколько всего статей?.
— Всего сто пятьдесят, — кивает Тень. — Сто пятьдесят статей, в каждом от двух до пятнадцати пунктов. В некоторых немного больше.
— Вроде не много.
— Сущие мелочи. Сейчас разберём социальный кодекс. Потом начнём разбирать: военный, экономический, семейный, кодекс по экстренным ситуациям и общегосударственный. Через пару месяцев, все эти кодексы, будешь наизусть знать. Я об этом позабочусь.
— Ох…
— А как ты хотел? Экстренные ситуации нуждаются в экстренных методах решения. Продолжаем, пиши дальше. Социальный Кодекс. Статья пятьдесят восьмая. Помощь государства гражданам. Выплаты, пособия. Статья большая, пунктов сто семьдесят восемь, плюс двести четырнадцать поправок. Начали. Пункт первый…
Две недели спустя. Свердловск. Влад.
Сидим в приёмной. Девушки заняты обсуждением чего-то невероятно важного. Осип спорит с Ломакиным. Лазарев держит за руку хорошо так подросшую и изменившуюся Лариску. О том что она когда-то была крысой, напоминают только слегка выдающиеся резцы, большие круглые уши на голове и хвост. В остальном, обычная, молодая и довольно красивая девушка. Которая считает Лазарева отцом, с трудом, но всё же нашли общий язык, меня же Лариса величает дедом. Потому как по её мнению я сотворил Серёгу, а он в последствии её саму. В остальном же…
— Папа! — подойдя ко мне протягивает ручонки человекоподобная чёрно-рыже-белая кошка.
Глажу её по голове, сажу себе на колено и нажимаю пальцем на нос. Смотрю на мурлыкающее и жмущееся ко мне творение Серафины и не понимаю зачем она её сотворила.
Размытые объяснения Серафины мягко говоря не устраивают. С её слов, некогда прибившаяся к нам кошка, была смертельно больной и вскоре должна была погибнуть. Но… Для лечения обычной кошки, Серафина использовала свою кровь, кровь Лазарева и Морозовой. Что привело не к выздоровлению, а к очеловечиванию. Кошка, быстро повторила судьбу Лариски. Превратила лапки в ручки. Встала на ноги, начала носить одежду и называть Серафину мамой. Серафина не спорила, теперь обращается с Маруськой как с родной дочерью. Учит, порциями передаёт наши знания. По способностям… У Маруськи способности Серафины и почему-то медицина. В меньшей степени степени медицина, в большей способности Серафины.
На мои вопросы зачем Преображенская говорит что так надо. Надо и всё. Так будет лучше. Всем.
Сама же Маруська представляет из себя антропоморфную кошку. Шерсть как у Лариски не выпала, волосы на голове не выросли. Красиво, не спорю. Но… Читал я про одного Преображенского, который собак очеловечивал. Ничего хорошего из этого не вышло. А тут… Серафина что-то знает, но говорить не собирается. Хотя…
— Иди поиграй, дочка, — целую Маруську в лоб и ссаживаю на пол.
— Сходство просто фамильное, — натирая рукавом звезду героя улыбается Громов.
— Цыц. Не при ребёнке.
— Так я что? — жутко из-за шрама улыбаясь разводит руками Сидор. — Командир, не нервничай. Шучу я.
— Дурацкие у тебя шутки, — погладив свои две звезды героя, кивает Иванов. — Прекращай.
— Да вы бы оба замолчали, — встав качает головой Нестерова. — Ваня, Вася, а ну прекратили хихикать. Там за дверью, товарищ Сталин. А вы ведёте себя как дети.
— Между прочим я флаг на развалины Капитолия ставил, — обижается Савин.
— Ты не поверишь, я тоже, — встаёт Никифоров. — Самуил Моисеевич и Сидор Макарович тоже с нами были. А командир…
Дверь открывается, в приёмную выглядывает Быстрицкий, показывает нам кулак, просит не шуметь и скрывается обратно.
— Вредным стал, — качает головой Сидор. — Нервный весь.
— Ему можно. Маршал победы. Ему ещё парад принимать. Ну а вы что? Война закончилась. Кто что делать будет?
— В спорт вернусь, — как-то мрачно говорит Сидор. — Съезжу на родину, туда где родился, постою у могил родных…
— А я учится пойду, — вздыхает Савин. — На юридический. Всегда хотел.
— Я тоже в спорт, — поднимает руку Никифоров. — Сил теперь навалом. Учиться поступлю, стану учителем. Буду учить детей, чтобы они людьми выросли.
— А я в армии останусь, — вздыхает Нестерова. — Возвращаться мне некуда. Пока послужу, потом видно будет.
— Вернусь к работе, — опустив голову бормочет Иванов.
— Продолжу службу, — шепчет Морозова.
— Я тоже, — кивает мрачный Горчаков.
— А я построю город, — пылая энтузиазмом заявляет Лазарев. — Там где мы все встретились, где стоял наш фронт, появилось место силы. Идеальное место для города. Жить будет легко. Назову Константиновск. Настрою институтов, организую научную столицу Союза.
— Ты ещё Константинополем обзови. Нет, не пойдёт. Если и будет город, то назови в честь себя — Лазаревск. Звучит красиво. Да и ко мне лишнего внимания не привлечёт.
— Интересная мысль, — улыбается Иванов. — Кажется я знаю где осяду.
— Где мы осядем, — поправляет его Сидор. — Спортшколы будут?
— Обижаешь, — лыбится Лазарев. — Спорт это здоровье, будут обязательно. А через город река, та которая из озёр бежит. Маришкой можно назвать.
— И улицы, — смеётся Сидор. — Центральная имени маршала Быстрицкого. Площадь Ленина, это обязательно. Ну и все в честь нас. Например улица сто двадцатой ударной армии. Проспект трижды героя Советского Союза Владислава Константинова. Переулок Савина.
— А почему мне переулок? — возмущается Всся. — Я тоже улицу хочу.
— А в центре города, — вздыхает Лариска. — Монумент всем нам. Чтобы помнили. Эх, всё закончилось. Скоро мы все разбежимся, разъедемся.
— Наши судьбы тесно переплетены, — улыбается Серафина. — Куда бы мы не разъехались, со временем мы все соберёмся в одном месте. Это будет, не сомневайтесь.
— Так! — вылетает из кабинета Быстрицкий. — А ну встаём. Форму поправить. Медали… Громов, ты чем звезду натирал? Светится аж глаза режет. Владислав, готов? Ну-ка дайте я посмотрю на вас.
Ну да, посмотреть есть на что. Все в форме. На груди у каждого медали и ордена. Ну и погоны на плечах. Девушки мои… Спичкины старлеи. Маришка капитан медицинских войск. Розу записали в авиацию, ей за успехи майора прилепили. Белка за проявленную доблесть, америкосы от её появления на поле боя штаны марали, целый подпол. Серафина капитан СМЕРШ. Морозова полковник СМЕРШ. Горчаков генерал НКВД. Сидор сержант. Никифоров, Савин и Иванов лейтенанты.
Я, с погонами полковника сухопутных войск. И нет, звания не на халяву получены. Я и так много чего знал. Но у нас есть Серафина, которая копировала знания и передавала их нам. Мы их усваивали и вот… Гражданские у нас только Лазарев и батя. Лариска и та старшина медицинских войск, Муруське пока не до званий, мелкая ещё.
— Ух, орлы! — улыбается Быстрицкий. — Красавцы и красавицы. Заходим.
Заходим, в большом кабинете видим маршалов. Довольных Сталина и Берию. Светящегося от радости Вольфа. Слегка смущённого Левитана, диктора который голосом своим воодушевлял народ на подвиги. Накрытый стол, ломящийся от закусок и алкоголя. Для меня, несколько блюд с кусочками металла. Вольфрам как основное блюдо, титан и алюминий на закуску, серебро и бронза на сладкое.
Закуски для остальных представлены консервами, свежей выпечкой и горячими блюдами.
Не богато, но приятно.
— Товарищ Сталин!
— Влад, перестань, — морщится Иосиф Виссарионович. — Не сегодня. Проходите, присаживайтесь. Посидим тихо, можно сказать в семейном кругу.
— Виноват. То есть извините. Привык. Ну, Серёга, наливай.
— Вот это по нашему, — потирает руки Быстрицкий. — Вот это я понимаю.
Первый стакан не чокаясь, за павших. Второй уже за нас. Третий за светлое будущее которое мы построим. Четвёртый пролетает без тоста. Пятый и шестой также.
Народ разбивается на группы по интересам. Пока Берия развлекает девушек забавными историями. Мне выпадает честь прибиться к группе в которой: Нестерова, Сталин, Серафина, Быстрицкий и Сидор. Пока все разговаривают, ем с тарелки серебряные проволочки. Слушаю, но тут…
— Владислав, — смотрит на меня Сталин. — А у тебя какие планы на будущее? Может отпуск? Длительный. С семьёй побудешь, отдохнёшь.
— Нельзя мне отпуск. Мне работать надо! Война ещё не закончилась. Враги кругом. В Европе вообще не пойми что происходит. Порталы открываются, аномалии возникают. Странные существа приходят. Надо со всем этим разбираться. Нам надо работать. Писать новые законы и…
— Подожди, Влад, — жестом останавливает меня Сталин. — Не торопись. Я ценю твоё рвение, но всё же, на две недели ты поедешь в отпуск.
— Нет. Категорически нет. Родина в опасности! А я… Товарищ Сталин… Иосиф Виссарионович. Не останавливайте меня.
— Такого остановишь, — усмехается Сталин. — Серафина, смотри за ним, чтобы не перенапрягся. Тебя в отличии от меня он слушается.
— Всё будет в лучшем виде, — обнимая меня улыбается Преображенская. — Но Владик прав. Отдыхать рано. Пока не разберёмся с проблемами, светлого будущего не построим.
— Светлое будущее… Прекрасное далёко. Хм… Mirabile futurum, ne esto mihi durum…
— Это песня такая? — оживляется Нестерова. — А на каком языке?
— Латынь, — подваливает Ломакин. — Молодой человек, не знал что вы и её знаете.
— Профессор, я не знаю. Просто слышал когда-то. В память врезалась.
— Исполняй, — создавая в руках гитару улыбается Серафина.
— Нет. У меня ни слуха не голоса. Не хочу позориться.
— А ты стаканчик для храбрости, — тянет мне налитый до краёв гранёный Берия.
— Я стесняюсь.
— Просим! — орёт Сидор. — Командир, давай!
— Ладно. На каком языке? На русском или на латыни?
— Сначала на латыни, — кивает Сталин. — Красиво звучит. Ну а потом на нашем, чтобы мы смысл поняли.
— Хорошо. Только не смейтесь. И никому не рассказывайте. Мне стыдно.
— Начинай уже, командир, — качает головой Нестерова.
Кхекаю, выдыхаю, отворачиваясь начинаю. Вроде слушают, никто не ржёт. Нестерова вообще рот открыла. Серафина наклоняется к ней, что-то шепчет на ухо. Рита от этого краснеет и улыбается. Я же… Скоро парад. Будем жечь вражеские знамёна. А потом за работу.