Первые перелеты через Ледовитый океан

Последние приготовления

После того как отрегулировали двигатель, был проведен запланированный десятичасовой полет для проверки работы винтомоторной группы. В этом полете Беляков и я тренировались в пользовании новым радиокомпасом и вели передачу и прием на слух, работая с усовершенствованной самолетной радиостанцией. Валерий Павлович и инженеры Стоман, Минкнер и Тайц замеряли расход горючего на разных режимах полета. Без этого нельзя было уточнить график полета.

Дел у каждого было так много, что мы удивились, как быстро подошло время посадки. Все работало хорошо, у экипажа серьезных замечаний не было, хотя Евгений Карлович был чем-то недоволен и после полета долго шумел, давая указания механику и мотористу.

Вечером Чкалов просил Сашу и меня еще раз обсудить вопросы питания, снаряжения и одежды, учитывая, что множество фабрик и заводов прислали столько различных предметов — их не поднять даже тяжелому бомбардировщику.

Военврач 2 ранга П. Калмыков предложил скорректированный Беляковым вариант текущего и аварийного питания.

В полете экипажу предлагали только свежие продукты. Сюда входили бутерброды с ветчиной ( по 100 граммов на человека в день), со сливочным маслом ( по 50 граммов), говядиной (50 граммов), телятиной (50 граммов), зернистой икрой (30 граммов), швейцарским сыром (50 граммов). Кроме того, в суточный рацион во время полета предлагалось включить: свежие пирожки с капустой, шоколад (по 100 граммов на человека), кекс (50 граммов), лимоны, апельсины, яблоки. В термосах — горячий чай с лимоном. Полный суточный рацион трех членов экипажа составлял около трех килограммов различных продуктов.

Аварийный запас продовольствия также достигал одного килограмма продуктов в сутки на каждого члена экипажа. Состоял он главным образом из разнообразных концентрированных продуктов при малом весе, большой портативности и чрезвычайно высокой калорийности.

Суточный запас аварийного продовольствия на каждого члена экипажа был упакован в пергаментную бумагу и фольгу. По девять таких комплектов укладывалось в десяти резиновых мешках. Каждый мешок обеспечивал питание экипажу в течение трех дней, а все десять мешков составляли месячный запас.

Все продовольствие весило 115 килограммов, из них десятая часть предназначалась для трехсуточного полета.

Чкалов стал азартно спорить с врачом Калмыковым и заместителем начальника штаба перелета Антоновым.

— Куда, к черту, столько еды? Если сбросить сто килограммов продовольствия, мы дополнительно зальем бензина, на котором пролетим в конце полета еще триста километров пути! Триста! Понимаешь, Дмитрий Иванович? Триста!—доказывал он Антонову, который лишь ласково поглядывал на нашего командира и ухмылялся в коротко подстриженные усики.

— Без такого минимума — всего лишь месячный запас — вас, Валерий Павлович, никто не выпустит. И разговор на эту тему совершенно бесполезен. Мы и так, под вашим напором, сползли с трехсот пятидесяти килограммов на эти несчастные сто...

— Ах, Дмитрий Иванович! Да как же ты не понимаешь, что садиться на вынужденную мы не собираемся, а в полете, как и в прошлом году, можем обойтись чаем да плиткой шоколада.

— И все же нужно согласиться с врачами. Это, конечно, предельный минимум.

Валерий Павлович только развел руками:

— Не ожидал от тебя, Дмитрий Иванович, такой пакости...

Но Антонов продолжал улыбаться и совершенно спокойно заключил, что считает список продовольствия с экипажем согласованным.

После этого стали рассматривать предложения по экипировке экипажа. Для полета нам предлагали теплую и удобную одежду. Кожаные куртки и брюки на гагачьем пуху, они отлично держат тепло, водонепроницаемы и весят около 4,5 килограмма (комплект). В качестве обуви доктор Калмыков советовал надеть двухсторонние меховые унты, способные предохранить ноги от сильных морозов. На случай посадки рекомендовали взять облегченные охотничьи сапоги, меховые ушанки, меховые рукавицы с шерстяными перчатками. Кроме того, в самолет мы должны положить толстые шерстяные свитеры и рейтузы, меховые малицы с капюшоном, шелковые и шерстяные носки. Для предохранения от весьма опасных полярных лучей солнца доктор советовал специальные очки со светофильтрами более эффективными, чем те, которые мы имели в прошлом году.

На случай посадки в необитаемом месте нам давалась шелковая пневматическая надувная палатка с двойными стенками и спальные меховые мешки. Для отопления палатки и приготовления горячей пищи создали специальный примус, не гаснущий на ветру. Затем шли резиновая надувная лодка, резиновые спасательные пояса, канадские лыжи, финские и перочинные ножи, револьверы, два охотничьих ружья и патроны к ним, топорик, лопата и альпеншток для расчистки льда, электрические фонари, бинокль, кастрюли и сковородки.

Снаряжение и обмундирование мы пересматривали уже трижды и теперь даже Валерий Павлович не стал корить доктора и заместителя начальника штаба.

— Можно бы все железо, дерево и резину выбросить, да вас ведь не переспоришь...— говорил командир «АНТ-25».— А не будешь вас слушаться, наябедничаете, чего доброго, на самый верх...

Антонов только покачивал головой:

— Нет на вас бога, Валерий Павлович! В сравнении с прошлым годом, мы вдвое всё облегчили.

— Так ведь все равно не хочется по-пустому возить барахло.

После этого Антонов сказал врачу:

— Все, что отложили, пакуйте для погрузки в самолет. Доктор стал рассказывать, что будет положено в самолетную аптечку. Чкалов сразу оживился.

— Это не наше дело. Мы с Сашей в медицине ничего не понимаем, это пусть Егор решает...— говорил Валерий, лукаво посматривая на меня.

— Нет, нет! — забеспокоился Калмыков.— Вам всем троим нужно знать правила оказания первой помощи.

— Но, надеюсь, милый доктор, вы, вместе со штабом перелета, не всучите нам парусиновые носилки весом килограммов по десять?

— Нужно бы и носилки,— заметил Калмыков,— но мы вас уже хорошо изучили и потому рекомендуем в случае необходимости продеть весла от лодки через рукава двух меховых курток, и у вас получатся великолепные носилки.

— Кто же додумался? — удивленно спросил Чкалов.

— Георгий Филиппович. Он вычеркнул носилки, какие положены любому санитарному подразделению.

— Ну, слава богу, что Егор не карьерист и ради амбиции корабельного врача не стал утяжелять самолет...— Валерий и тут не мог без дружеской подначки.

Калмыков сообщил, что в самолете будут две аптечки: одна — обычная, вторая — аварийная. В обычной положены: 10 перевязочных пакетов, 4 широких бинта, йод, сетчатые шины (на случай переломов), таблетки против головной боли и другие фармацевтические препараты. В аварийной аптечке содержалось более 30 наименований медикаментов. Кроме этого, в ней имелась ксероформная мазь (от ожогов и обмораживаний), морфий и т. д. Беспокойный доктор тут же нам напомнил правила скорой помощи.

В заключение разговор зашел о кислороде и парашютах.

Дмитрий Иванович Антонов предлагал еще добавить три баллона кислорода, но Валерий не на шутку рассвирепел:

— Да вы что задумали? И так на каждого берем по тысяче двести литров кислорода! Это же вдвое больше прошлогоднего!

— Мы не настаиваем,— мирно заметил Антонов.

— А вот парашюты, Валерий Павлович, на этот раз рекомендуем прицепные,— снова взялся за свое Калмыков.

— Что это за штука? — поинтересовался Беляков.

— Сами парашюты лежат у каждого на сиденье, а лямки надеты на каждом из вас. Это позволит легко передвигаться по самолету. А в случае чего, прицепить парашют к лямкам можно за две-три секунды...

Я тут же надел лямки и прицепил к ним лежавший на стуле парашют. Мне и Белякову это новшество понравилось.

Чкалов тоже несколько раз пристегивал и отстегивал парашют и сказал:

— Честно говоря, задумано и сделано отлично. Но зачем все это нам — не пойму, хоть убейте...

Калмыков растерянно смотрел то на меня, то на Белякова, а Дмитрий Иванович улыбался.

— Валерий Павлович! — заметил он.— Все равно брать парашюты придется.

— Зачем? Скажи, пожалуйста, дорогуша, зачем? — не унимался Чкалов.

— Ну хотя бы для того, чтобы показать американцам, что у нас парашютная промышленность не хуже, чем в США...

— О, значит, политика! Это дело другое, но в таком случае достаточно одного парашюта.— Чкалов был неумолим.— А брать три — безыдейно.

— Почему?

— А я тебе сейчас докажу. Вот, послушай... Первые десять часов мы идем на небольшой высоте и пока соберешься прыгать — уже земля... Дальше ледяное Баренцево море. Ну, положим, прыгнешь и окунешься в него. Долго ли ты в нем будешь купаться? Думаю, окочуришься, пока тебя кто-либо найдет. Теперь пошли льды Полярного бассейна. Есть высота, есть время собраться и попрощаться с друзьями. И вот ты благополучно опускаешься на льдину. Что ты станешь делать один без продовольствия и огня, без оружия. Пригодишься только на закуску белому медведю, если еще будешь тепленький да жирненький, как вот мы сейчас. А то и он не станет жрать дохлятину. Значит, нет никакого смысла прыгать в Ледовитом океане. Ну, а коли ты пролетел уже двое суток благополучно, то облегченный самолет при облегченном режиме работы мотора гарантирует наивысшую надежность полета, и, следовательно, нечего думать о спасении на парашютах. Что же получается в итоге? Парашюты — дело хорошее и нужное, но не для данного случая.

Калмыков, выйдя из оцепенения, развел руками, покачал головой и, обращаясь к Антонову, с возмущением сказал:

— С этими людьми договориться невозможно: вопреки элементарной логике, у них свои суждения и свои выводы.

Чкалов озорно улыбнулся одними глазами, оставаясь на вид суровым.

— Нужно радоваться, доктор, что мы пытаемся мыслить самостоятельно: в полете за нас думать будет некому.

Мы с Беляковым перебирали летные карты и слушали дружеские пререкания нашего командира с Антоновым и Калмыковым. Мы полностью поддерживали заботу Валерия Павловича о рациональном использовании грузоподъемности «АНТ-25».

Антонов незаметно вышел, но вскоре вернулся в нашу комнату, закурил и, улыбаясь, продолжал слушать спор доктора с командиром «АНТ-25».

Минут через пять телефонист попросил Чкалова подойти к прямому проводу. Вскоре он возвратился злой-презлой.

— С ябедниками никаких разговоров вести не намерен! — громко кричал наш командир с порога.— Видели,— обратился к нам Валерий,— не успели доругаться, а уже в правительствен ной комиссии известно, что мы не желаем брать парашюты,, лишнее продовольствие и ненужное снаряжение.

— Речь шла только о парашютах,— смущенно сказал Антонов.

— Какой там о парашютах... Обо всем... Но уже чувствовалось, что наш командир вот-вот улыбнется и сменит гнев на милость.

— Если уж говорить о килограммах,— сердито закончил доктор,— то ваши, Валерий Павлович, личные пять килограммов соли не следует сыпать на мои раны...

Валерий громко засмеялся, и на этом великий спор о грузе, предназначенном на борт «АНТ-25», был закончен.