Первые перелеты через Ледовитый океан

«Всё в порядке! Проси старт!»

16 июня, то есть через двадцать дней после того, как правительством было дано разрешение, мы совершили наш последний контрольно-тренировочный полет. Командир был очень доволен — все работало отлично, подготовка к полету полностью завершена.

Мы объявили Стоману и Берднику, что больше никаких испытаний и тренировок нам не нужно, самолет можно окончательно готовить к рейсу в Америку.

Евгений Карлович и Василий Иванович потолковали между собой и с нашим предложением согласились.

— Только ты, Карлыч, поспи, а то свалишься до вылета,— заботливо говорил Валерий Павлович ведущему инженеру.

— Вот когда вы сядете в Канаде или Америке и я получу от вас доклад о работе всех агрегатов, приборов и мотора, тогда уж посплю...— Стоман виновато улыбнулся и, качая головой, продолжал: — Хотя и этого мало: механик Орлов уже ждет меня. Нет, нет, сейчас не до отдыха, а потом будем готовить Громова...

И действительно, остаток дня 16 июня был как никогда напряженным. Самолет закатили в ангар, и десятки специалистов из самых различных организаций буквально облепили его, стараясь проверить, насколько хорошо работало поставленное ими оборудование или приборы, правильно ли собрано и уложено снаряжение. За их действиями строго следили Стоман и Бердник, не позволяя им самостоятельно, без их ведома производить какие-либо дополнительные работы.

Экипаж «АНТ-25» не спал до рассвета. Беляков оказался в большом затруднении при отборе карт. Он позвал Валерия и меня на помощь:

— Вот только что прислали новейшие карты Канады и США, но я не успею же подготовить их, чтобы заменить старые.

— Бери их обязательно и клади в штурманскую бортовую сумку,— настаивали мы.— Карты — вещь нужная, могут пригодиться, когда совсем не ожидаешь.

Спать легли около четырех часов утра, а в девять уже были на ногах, так как условились, что в десять выедем в Москву, в штаб перелета.

Никто не ожидал, что Чкалов со своим экипажем так быстро закончат подготовку. Поэтому корреспонденты многих газет вели себя довольно пассивно. Лишь «короли репортажа» — наши друзья Борис Галин, Лев Хват, Братья Тур, Лев Кассиль — зорко следили за каждым шагом нашего экипажа. Все же Валерий был неуловим, а если и попадался корреспондентам на глаза, то говорил им ласково: «Подождите, ребята! Слетаю — уж тогда буду весь в вашем распоряжении. А сейчас, поверьте, недосуг...»

Но, видимо, пресса уже получила сведения о состоянии подготовки к перелету, скорее всего, информация пришла из штаба перелета, потому что, когда мы прибыли в Москву и заявились к Василию Ивановичу Чекалову — начальнику штаба перелета, в приемной у него шумело множество корреспондентов газет и журналов. Увидев Валерия Павловича, они окружили его плотным многорядным кольцом. Всех интересовал один вопрос: когда вылетаем?

— Ну что вы, братцы? Побойтесь бога: ведь прошло всего-то двадцать дней, а вы о вылете... Вы понять должны: не три человека летят — Ягор, Саша да Чкалов,— летит вся наша Советская страна и держит экзамен на глазах всего мира.

Кто-то из корреспондентов крикнул:

— Великолепно! Замечательно! Ну, а все же когда старт?

Все записывали Валерия, а он неторопливо продолжал:

— Я же вам объясняю: так вот, с бухты-барахты, лететь права не имеем. Мы ведь понесем на крыльях «АНТ-25» честь Родины! А значит, можем ли мы поступать на авось?..

Но репортеры продолжали наступать на командира «АНТ-25». Чкалов понял, что ему никак не отвертеться, и потому решительно заявил:

— Баста! Не приставайте и не требуйте! Сейчас будем решать судьбу большого начала.

Корреспонденты перестали шуметь и выпустили Валерия из окружения.

Штаб перелета напоминал военный лагерь. Василий Иванович Чекалов и его заместитель Дмитрий Иванович Антонов непрерывно говорили по телефонам, отдавали указания многочисленным представителям заводов и фабрик, научно-исследовательских институтов.

Чекалов встретил Чкалова очень радушно:

— Ты уж, извини, Валерий Павлович, но я ничего не могу поделать с газетной братией... Замучили нас звонками и посещениями,— добавил он.— Не дают покоя ни дома, ни в штабе...

— А я им правду сказал: мол, подождите чуток, сейчас будем решать вопрос о вылете...— спокойно заметил Валерий.

— Может, и в самом деле следует объявить о дне вылета? — сказал начальник штаба.— Все равно будем заранее оповещать Канаду и США, они немедленно раструбят на весь мир... Тем более, что экипажу сейчас уже выдадим иностранные паспорта и валюту,— добавил Чекалов.

— А как, братцы, погодка? — спросил Валерий Павлович.

— Получите у нас все документы для вылета и сразу поедем к метеорологам,— ответил начальник штаба.

На совещание к метеорологам мы опоздали, но Василий Иванович Альтовский всю свою дружину держал в готовности, ждали нашего приезда.

Чкалов, Беляков, я и руководители штаба навалились на загадочные карты синоптиков. Валерий сразу же насторожился.

— Что-то много подозрительных линий! — мрачно басил он.— Все это фронтальные разделы?

— Да, да. К сожалению, погода неважная,— как можно мягче говорил главный метеоролог перелета,— много циклонов на маршруте и особенно в районе Арктики и Канады.

— А что же ты предлагаешь, Василий Иванович? — жестко и громко спросил Чкалов.

— Общая обстановка такая, что вылет в ближайшие три - пять дней, как мне кажется, разрешать нельзя.

— С вами вечная история — «в общем, неблагоприятная»...—взорвался Чкалов.— А когда будет лучше?

— На восемнадцатое, девятнадцатое и двадцатое июня ничего гарантировать не можем,— настаивал Альтовский.

— Обождите спорить,— пытался я урезонить Валерия Павловича и Василия Ивановича,— давайте-ка сообща посмотрим прогнозы по отдельным участкам.

Я уже видел, что Саша Беляков перебирает синоптические карты и о чем-то шепчется с представителем отдела долгосрочных прогнозов Дулетовой.

Всегда спокойный, уравновешенный и рассудительный, наш штурман встал и, подойдя к Чкалову и Альтовскому, сказал:

— До Архангельска, а точнее, до Кольского полуострова погода к восемнадцатому-девятнадцатому июня будет способствовать полету на малой высоте с большой нагрузкой...

Трудным районом казался участок от Земли Франца-Иосифа к Северному полюсу. Но метеорологи сами затруднялись точно определить скорость и направление барических систем.

Очень опасным Альтовский считал путь над Скалистыми и Прибрежными горами, где могли встретиться мощные грозовые фронты.

Но, рассматривая детали этого «темного дела», как называл Чкалов долгосрочные прогнозы, мы на ходу мысленно смягчали тяжелую обстановку, и погода на глазах творцов синоптических карт стала заметно «улучшаться». Метеорологи посмеивались и все же согласились, что погодка хотя и неважная, но лучшей в ближайшее время не будет.

Мы ушли втроем в соседнюю комнату посоветоваться.

— Ну, как будем решать, Егор? — спросил Чкалов.

— Что нас ожидает через трое суток — предсказать трудно. Но важно одно: вскоре начнется вторжение теплых масс и тогда мы застрянем на аэродроме. Важно иметь приличную погоду первые десять часов, а там будет видно...— ответил я.

— Значит, ты настаиваешь на вылете?

— На вылете послезавтра, не позже,— заключил я.

— А ты, Саша?

— Конечно, погода дрянная, чего тут ругать синоптиков,— рассуждал Саша,— но вылетать все же следует восемнадцатого или девятнадцатого июня.

— Значит, решили единогласно: вылетаем послезавтра!..

Два Василия Ивановича, Чекалов и Альтовский, и все собравшиеся к ним на это важное совещание замерли, когда мы вышли к ним и Валерий Павлович объявил решение экипажа: вылетать 18 июня.

Всем еще не верилось, что при таком заключении метеорологов можно решиться на полет. Не верили и волновались. Но постепенно и метеоспециалисты и штаб перелета согласились с экипажем. На лицах появились торжественные улыбки. Чкалов уже шутил и подначивал синоптиков, благодарил их, обнимал на прощание и говорил:

— Погода зависит во многом от состояния психики потребителя, дорогие метеорологи. Учитывайте это обязательно. Взглянем на погоду, как на красоту — одному нравится, а другого с души воротит...

Мы стояли рядом и обнимали друг друга, как бы подкрепляя важное решение взаимным пониманием, бесконечным доверием друг к другу и самой искренней дружбой.

Расстались мы с метеорологами — людьми одной из самых трудных профессий на свете — тепло и сердечно, просили их, когда будем в полете, подробно информировать о погоде.

От метеорологов поехали в Главное управление, надо было решать вопрос о вылете. Беседа здесь затянулась, и я попросил разрешения уехать с Беляковым в Щелково; чтобы довести до конца отбор карт территории Канады, Аляски и северной части США, а также вместе с конструктором Сергеевым уточнить допуск на точность часового механизма солнечного указателя курса.

Пока мы бешеным темпом завершали подбор летной документации, наш командир вел бой за право вылететь завтра. Его азартная убедительная позиция склонила чашу весов в нашу пользу. Решено было позвонить в Политбюро Сталину. Иосиф Виссарионович сначала выслушал наркома оборонной промышленности, потом спросил, как относится к вылету экипаж самолета и его командир. Чкалов по телефону выложил все откровенно и предельно ясно. Но, видимо, Сталин, почувствовав, что летчики спешат, и решив лично переговорить со специалистами-метеорологами, сказал, что горячиться в таком деле нельзя. Обещал дать ответ попозже...

В 18 часов раздался долгожданный звонок — Политбюро согласилось с предложением экипажа Чкалова, о чем нас немедленно и поставили в известность.

Наконец все собрано. На столе лежит довольно толстая книга американского полярника ученого Стефансона «Гостеприимная Арктика». Беляков бережно взял ее, погладил и положил на ладонь, будто взвешивал. Я это видел.

— Без колебаний, Саша, бери на борт. Он качнул головой, положил книгу сверх маленькой стопки бумаг и ответил:

— Вроде все готово. Новые карты я свернул в рулон и тоже возьму в самолет.

Я попросил штурмана показать бортжурнал, журнал связи и маршрутную карту до Баренцева моря.

В это время радостный Чкалов ввалился в комнату и рассказал, как получали разрешение на вылет.

— Нам верят, ребята,— с теплотой в голосе, мягко проокал Валерий,— и мы должны все сделать наверняка.

— Ну, это само собой разумеется. А ты, Валерий, заглянул в ангар? — поинтересовался Саша.

— Ну как же! Конечно, побывал. Что там делается — уму непостижимо... Опять наш Карлыч взял всех в оборот... А меня оттуда выгнали, говорят — спать нужно.

— Конечно, не следует повторять прошлогодней выходки — всю ночь проболтали, даже богу сна не представились,— убеждал я друга.

— Это ты как корабельный доктор лекцию читаешь?

— Безусловно, как доверенный Калмыкова, который сейчас вот-вот заявится.

Да, в этом году мы очень спокойны. А наш чапаевец-штурман даже решил перед сном побриться.

В 21 час дверь тихо открыл наш доктор и, не услышав обычного хохота, удовлетворенно ушел.

Мы проспали полных четыре часа. И доктор караулил наш покой.

Я проснулся в час ночи. Пора вставать. Кричу во все горло, и это действует на Валерия и Сашу.

Говорят, история не повторяется. А вот всяческие медицинские процедуры приходится делать, как и в прошлом году.

Врачи довольны нашим кротким поведением. Они наблюдают, как проходит и другая не менее ответственная процедура — надевание сложного обмундирования. Вниз — шелковое белье, поверх него тонкое шерстяное, потом носки — шелковые и шерстяные вязаные. Далее свитер и кожаные брюки на гагачьем пуху и, наконец, собачьи унты. Куртки наденем в самолете.

Приехал Василий Иванович Чекалов и повез в столовую, где нас поджидали метеорологи с самыми свежими сведениями о погоде.

На аэродроме много народа. Это больше всего провожающие. Они следуют за «АНТ-25», который выкатили из ангара и полностью подготовили к полету. Теперь его буксируют по бетонной полосе к взлетной горке.

Мы выпили по стакану крепкого чая и съели по бутерброду с икрой и маслом.

Метеорологи сумрачны, на их лицах нет и тени улыбки. Валерий все это видит и, отставив стакан, неожиданно грохочет, глядя на Альтовского:

— Что ж вы, братцы, приуныли? Эй, ты, Вася, друг, пляши!..

Василий Иванович Альтовский жалко улыбается:

— Ничего, Валерий Павлович, хорошего мы для вас не приготовили. Все то же самое...

— Значит, как я понимаю, лететь можно! — бодро сказал Чкалов, склоняясь к синоптической карте, которую мы с Беляковым внимательно рассматривали.

— Погодка сложнее, чем по вчерашнему прогнозу,— заметил начальник штаба перелета.

Наш командир, улыбаясь, говорит:

— Еще ни разу большие сражения на поле брани не протекали в точности по начертанному штабами плану. Он нужен, чтобы решиться на начало, а дальше многое зависит от действий противника, которые можно успешно парировать в ходе дела, лишь видя его с глазу на глаз. Поэтому, друзья, спасибо вам за труды, а что нужно будет поправить, мы увидим сами, когда столкнемся со стихией лицом к лицу.

После этой тирады, немного книжной и пафосной и далеко не бесспорной, Валерий расцеловался с Чекаловым, Альтовским и их помощниками и тут же уехал к самолету, а мы с Сашей Беляковым остались, чтобы детально изучить погоду до Баренцева моря.

Когда мы с штурманом отъезжали от столовой, уже рассветало. Аэродром затих, и огромное зеленое поле словно приглядывалось к чистому голубому небу. Ветра почти не было. Прохладно. Подъезжаем к самолету. Моноплан раскинул свои красные крылья и, стоя высоко на горке, казалось, хочет взять в объятия и узкую бетонную полосу и всех провожающих, столпившихся вблизи «АНТ-25».

Мы хотели миновать большую семью наших друзей и знакомых, корреспондентов и журналистов, но, услышав голос Чкалова и дружный смех, решили пойти к нему на выручку. Оказалось, этого только и ждали корреспонденты газет.

Сначала нас снимали в полном полетном обмундировании втроем, затем каждого отдельно, заставляя тут же подписывать приветствия читателям газет и давать автографы в блокнотах и на книгах.

Вскоре подъехал Андрей Николаевич Туполев. Вид у него озабоченный, но, увидев Чкалова, он заулыбался и стал, как обычно, шутить. Корреспонденты заставили наш экипаж сфотографироваться с Андреем Николаевичем. Затем Туполев взял Чкалова под руку и увел его к самолету. А мы с Сашей Беляковым написали письмо читателям газеты «Правда».

Вскоре на аэродром для проводов нашего экипажа прибыли руководители народных комиссариатов, Герой Советского Союза М. М. Громов, конструктор мотора А. А. Микулин. Мы тепло прощаемся с провожающими и идем к самолету. Чкалов стоит задумавшись у перил горки взлетной полосы, курит.

Все, что Валерий делал в своей жизни — большое, крупное,— по давно укоренившейся летной привычке он называл испытанием. И вот теперь предстояло выдержать новое испытание, оправдать надежды партии, доверие народа и слетать так, чтобы советские люди могли сказать: вот они, наши сыны, воспитанники партии большевиков, которые не боятся опасностей и трудностей, совершенно сознательно идут им навстречу и во имя и во славу Родины побеждают их.

Наш беспокойный ведущий инженер Стоман тщательно протирал стекла пилотской кабины. Механик Бердник сидел на пилотском месте и тут же запустил мотор. Бешено завертелся воздушный винт. Мотористы Караганов и Авданкин убрали баллон сжатого воздуха из-под самолета.

К нам на горку поднялись провожающие товарищи. Рукопожатия, прощальные поцелуи. В это время подбегает порученец наркома обороны и, целуя нас, просит принять самые лучшие пожелания Климента Ефремовича Ворошилова, который по состоянию здоровья не смог лично нас проводить. Чкалов был тронут этим вниманием Климента Ефремовича и в свою очередь просил передать клятву экипажа, что мы не подведем Политбюро и задание выполним во что бы то ни стало.

Я и Беляков поднимаемся по лестнице и через задний люк попадаем в самолет.

— Боже мой, да здесь и повернуться негде,— заметил штурман. . .

Мы тут же кое-что переложили в крылья машины, и в первую очередь парашюты и рюкзаки. Резиновую лодку перенесли на заднее сиденье. После этого нам показалось, что в кабине самолета стало просторнее.

Часы по гринвичскому времени показывали 0 часов 40 минут.

Вот и убрана лестница. Я задраил задний люк. Беляков уже сидит на штурманском месте. Штурман отбирает все, что понадобится для навигации в первые десять часов полета.

Командир самолета занял пилотское место, повернув свою кепку козырьком назад. Он перевел двигатель на максимальные обороты. Я — за спиной Чкалова и также слежу за работой мотора.

Двигатель работает безукоризненно.

Чкалов обернулся и спросил:

— Все готово?

— Все в порядке! Проси старт!