Первые перелеты через Ледовитый океан

Взлёт

Валерий высунул руку через боковое стекло кабины. Взвилась зеленая ракета. Стартер поднял белый флаг. Караганов и Авданкин одновременно выдернули из-под колес тормозные колодки. Мотор снова заревел на полной мощности. Самолет медленно трогается, словно не желая расставаться с насиженным местом. Но воздушный винт все сильнее разгонял машину. Вот черная широкая линия посредине взлетной дорожки уходит под центральную часть «АНТ-25». Панели бетонной полосы мелькают ровно с каждой стороны — значит, самолет бежит по центру. Только бы не свернуть в сторону! Иначе — катастрофа... Но Чкалов удивительно спокоен: он в эти критические секунды умудряется еще раз высунуть руку в правую боковую форточку кабины и помахать ею в ответ на прощальные жесты сотен людей, стоявших вблизи предполагаемой точки отрыва самолета.

Великолепнейший пилот совершает изумительный взлет. С каждой секундой удары шасси становятся мягче. Справа мелькнул последний ангар. Самолет, еще раз подпрыгнув, остается в воздухе. Я моментально убираю шасси. Под нами проскочил поваленный специально для нашего взлета забор аэродрома. Я взглянул на часы — 4 часа 5 минут по московскому времени, или 1 час 5 минут по гринвичскому.

Справа и выше нас уходят назад дымящиеся трубы заводов Щелкова.

Мне так радостно от мастерского взлета Валерия, что я душу его в объятиях и целую в щеку.

Чкалов широко улыбается.

— Ну вот, Егорушка, и полетели... Теперь всё от нас зависит.

Беляков, исполняя требования установленных графиком вахт, готовит себе постель.

Функции экипажа распределены по-старому: Чкалов — первый пилот, я — второй и по-прежнему буду сменным штурманом-радистом, чтобы Беляков мог отдыхать. Рабочий график предусматривает: 6 часов работы и 3 часа отдыха. В общей сложности полет может продлиться 60—70 часов, и каждому из нас придется, если все будет идти нормально, работать 40—50 часов.

Самолет уже набрал высоту 300 метров. Чкалов прислушивается к гулу мотора, работающего на максимальной мощности, и довольный кричит мне:

— Симфония Александра Микулина!..— так командир экипажа характеризует песню мотора АМ-34Р.

Уже 400 метров высоты. Уплыли под крыло любимые Чкалову с детства волжские города Калягин и Кашин. Теперь командир «АНТ-25» с нетерпением ожидает Череповец. Он часто ищет в воздухе сопровождающих нас летчиков — Дедюлина и Рыбакова. Один летит на скоростном бомбардировщике — моноплане «АНТ-40», другой на старинном двухмоторном «АНТ-6». Валерий часто машет им рукой, чтобы они подошли поближе и можно было мимикой и жестами обменяться на прощание приветствиями.

Вскоре белоснежный скоростной моноплан убрал шасси, обогнал наш тихоходный «АНТ-25» и, сделав перед нами прощальные виражи, скрылся в утренней дымке. За ним отвалил и предок нашей машины «АНТ-6».

Внизу леса Приволжья. Солнце уже высоко и пригревает Чкалова основательно. Он попросил термос, чтобы утолить жажду глотком чая с лимоном.

Вот и Череповец. Валерий полон воспоминаний детства и ранней юности и жадно разглядывает хорошо знакомый город. Здесь он начинал учиться на мастера котельного дела.

Я делаю очередные записи в штурманском журнале. Высота 1200 метров. В кабине тепло, и поэтому отопление еще не включаем.

За спиной Чкалову, на койке, я раскладываю большой мягкий спальный мешок из собачьих шкур. Отто Юльевич Шмидт считает такие мешки лучшими и лично рекомендовал их Чкалову. В это время Валерий просит меня жестом к себе и произносит поразившую меня фразу:

— Лечу, Ягор, а сам думаю, почему же нам никто не рассказал, как нужно себя вести среди американцев, что говорить, как держаться?

— Да кто тебя должен учить! — успокаивал я друга.— Ты же коммунист... Представитель советского народа.

— Это все известно. А вот наркоминдел мог бы посоветовать...

— Сам разберешься не хуже Литвинова,— говорю я Чкалову.— Важно, Валерий, долететь, а там будет видно. Да и полпредство не зря там заведено...

— Долететь мы обязаны! — сердито отрезал Чкалов и со злостью прокричал мне: — А чего ты болтаешься, не спишь? Ложись-ка лучше...

Чкалов начал набирать высоту 2000 метров, как того требовал график полета, составленный милыми и умными Тайцем и Ведровым. Это соответствует установленному режиму. А вот температура наружного воздуха минус 4° подозрительна и опасна. Верхний облачный слой уже настолько близок, что от его влажного касания сразу отсырели стекла кабины и прохладные пары воздуха чувствуют голые, без перчаток, руки. Солнце отрезано хитрыми тучами. И вдруг белая, безмерная и таинственная облачная муть настолько плотно окутывает самолет, что не видно концов ярко-красных крыльев.

По договоренности между мною и Валерием слепой полет — моя обязанность. И Чкалов и Беляков мне верят и поэтому ни капельки не беспокоятся, что обстановка так резко изменилась, хотя у меня этого спокойствия на сей раз не было. Через некоторое время я резко свищу, приглашая Валерия к себе.

Командир с красными от усталости глазами, встревоженный, подлез ко мне и сразу понял, почему понадобилась его помощь. Лед уже забелил лобовое стекло пилотской кабины и плотно осел на передней кромке крыльев. Лопасти винта из-за того же обледенения стали разновесны, и это привело переднюю часть самолета в лихорадочное состояние. Тряска распространялась и на весь фюзеляж. Машина вздрагивала, словно от ударов невидимой, но страшной силы.

— Давай скорей давление на антиобледенитель!

Командир начал резко качать насос, а я открыл капельник и тут же почувствовал запах спирта — он входит в жидкость, способную очищать лопасти и втулку воздушного винта. Самолет стал спокойнее, удары уменьшились. И лишь хвостовые стяжки, отяжелев от льда, продолжали рывками разбалтывать стабилизатор и киль самолета.

Положение было чрезвычайно тревожное. Стало ясно, что страшнейший враг авиации — обледенение — схватил нас за горло мертвой хваткой. Через час такого полета я разломаю самолет или он устремится вниз под тяжестью льда.

— Нельзя, Валерий, долго идти на этой высоте, полезу вверх за облака! — кричу я командиру и прибавляю обороты мотору.

— Лучше уж вверх! — соглашается Чкалов и снова начинает качать насос антиобледенителя винта.

Самолет медленно набирает высоту. Лишь через 500 метров слева стали тускло просвечивать лучи солнца.

— Скоро выскочим! — радостно кричит Валерий.

Еще пять напряженных минут, и наш гигантский воздушный корабль вылез из облачности. Под действием лучей солнца и скоростного напора самолет, освобождаясь от чужеродных наростов, успокоился, продолжая держать курс на север.