После разговора Ваня пошёл к себе, а я добрался до старенького тренировочного места и приготовился к экспериментам над новым арсеналом умений. А в частности меня интересовали тени. Сейчас они были перемещены на все сто процентилей в новенького третьего клона. Я его оставил «стерильным», чтобы не нагружать лишней информацией, но подтягивал его мощности при чтении — это значительно увеличивало скорость.
Я обратился к теневой стихии и проделал несколько раз восьмёрку скольжением, выдыхая ртом морозный воздух. Движения стали ещё плавней — это не могло не радовать. Следом я создал в руке копию яблока. Оно было серым, но полностью копировало оригинал: сам плод, лист на плодоножке и даже блики на кожуре. Но меня интересовала плотность — она была как у стали, нет, твёрже. Я полностью подчинил себе этот показатель и теперь могу создавать вещи любой формы, любого веса, и при этом они будут чудовищно прочными.
Следующим шагом была переделка моего способа передвижения. Он давно заслуживал новую опцию, и я терпеливо ждал хотя бы восьмидесяти процентилей, а тут сразу сто привалило! Суть вот в чём: я создавал себе серпантин при движении, но оно всегда ограничивалось двумя осями: «X» и «Y».
Так как мои теневые творения теперь далеко не мягкие и способны выдерживать большой вес, я в скольжении приподнял себя на полметра вверх, будто на трамплинчике и остался стоять так. Это отнимало уйму маны, но мой запас без вреда выдержит несколько десятков таких виражей.
Я поднял себя по оси «Z» вверх на два метра и убрал опору из-под ног, желая прыгнуть в ближайшую тень дерева и смягчить падение, однако я исчез мгновенно.
«Мне больше не требуется тень для входа в потусторонний мир?»
Я приземлился и вышел в настоящее. Затем попробовал позаходить туда-сюда и это оказалось правдой.
«С другой стороны, я как бы сам себе тень — потому так и получается», — размышлял я.
Это давало теперь некоторое преимущество: не надо беспокоиться о местности и освещении. Обычно для манёвров там, где неоткуда скрыться, я создавал себе теневого двойника, но теперь он не нужен для этих целей.
Другим кардинальным изменением стали полностью стёртые границы передвижения внутри потустороннего. То есть, кластеры теневых территорий исчезли. Мир стал бесшовным — беги, на сколько дыхания хватит. Тактически это меняло абсолютно всё. Я мог за несколько километров до места проникновения погрузиться в тень и приблизиться к врагу незамеченным. Зелий и орденов святого Георгия на это вполне хватит.
Самое интересное оставил на закуску. Вспомнив те ощущения превращения в дымку, я погрузил сознание на третий уровень Бытия и скрупулёзно восстанавливал их, пока не увидел, как от кончиков пальцев пошёл чёрный пар, потом он охватил всё моё тело.
Я ощупал себя. Всё ещё плотный. Продолжил попытку осознанной дематериализации, но ничего не получалось. Тогда я ушёл в тень, предположив, что там условия будут более родными и это сработало — на две секунды я распался на молекулы газа.
Странное состояние, будто ты везде и нигде. Сознание при этом работало, но я словил перекос в восприятии мира: стало дико страшно, что останусь навсегда бесплотным духом, что меня все забудут и существование Аластора сотрётся из истории как прошлого, так и этого мира.
Но я не дал страху захватить разум и усилием воли вернулся в прежнее состояние. Всего лишь две секунды, а маны примерно четверть от всего запаса съело. Что-то невероятное.
«Я дышал. Я там дышал».
В состоянии газа или тени — не знаю, как это точнее назвать, у меня в потустороннем мире появилась возможность дышать! Интересно. Как использовать это эффективно, я пока не знал, но лишним не будет.
Я повторил все те же самые действия ровно до тех пор, пока не израсходовал весь свой запас маны, но, кажется, потихоньку стал втягиваться. Книг по данной способности в этом мире точно нет, так что мне самому придётся всё постигать через опыты.
«Странное ощущение пустоты — давно его не было», — отметил я про себя, когда возвращался в семейное гнездо. Сад действовал на меня меланхолично.
Сегодняшний вечер я хотел провести один и посвятить его себе.
10 дней спустя, родовое гнездо Барятинских, зачаровальная мастерская.
— Что там происходит? — спросил новоприбывшего клирика проходивший мимо Бес.
— Пока не знаю, — тот эмоционально махнул рукой и поправил тяжёлый мешок за спиной. — Сказали срочно прибыть сюда, вроде как заказ…
Возле мастерской суетилось сейчас большое количество народа. Строителей, что спешно возводили пристройку, попросили убраться прочь, и теперь там снаружи возбуждённо разговаривали подмастерья Елисея. Сам мастер был внутри. Веремей же судорожно смолил одну папироску за другой в беседке неподалёку. Вместе с ним, развалив руки в стороны и положив ноги на столик, сидел Аничков, скучающе провожая взглядом окружающих.
— Пётр, а чо это они? Праздник какой?
Аничков неопределённо качнул головой и вернулся к ленивому созерцанию пейзажей. Рустам уже успел прощупать этого персонажа и чувствовал в нём силу побольше, чем у того же Кишки. Но если к характеру старого другана он успел привыкнуть, то с Аничковым они пока что притирались. Чуйка у Бухарца была хорошо развита, и он знал, каких людей можно задевать, не боясь стократно получить в ответ, а каких лучше не трогать — жизнь и так их прилично наказала.
Пётр как раз относился ко вторым. Поэтому Бес переключился на старика Веремея, что заладил со своими каждодневными визитами.
— Олег, ну, может, ты пояснишь?
— Нет, нет, — сказал он больше сам себе, — Артём велел никому не говорить, никому, — он сплюнул понюшку табака, попавшую на язык, и, психанув, выбросил недокуренную папиросу. — Определённо, ну невозможно эту дрянь курить. О, здравствуйте, святой отец — вы к нам?
— Да, мне сказали тут надо барьер поставить, вот принёс, — кивнул гость на мешок.
Веремей крякнул и подошёл к священнику.
— Анукась, — попросил он показать содержимое. — Фу ты, ну и гадость, — в его руке горсточкой прошуршали светло-фиолетовые гемы. — Не, это лучше сразу уберите, — сказал он и достал по привычке из кармана трубку. — Идём. Вот, — Олег показал на небольшой мешочек внутри сарая. — Барин велел эти использовать.
— А где он сейчас?
— Кое-чем занят, — продувая кончик трубки, ответил Веремей.
Бес выглянул из-за плеча священника и, увидев там какие-то чёрные камешки, сразу потерял интерес в отличие от служителя церкви. У него побелело лицо, когда взял в руки один из сумеречных гемов.
— Где вы их достали?
— Где достали, там уж нет. Ну, лучше же ваших, да? — прищурившись, хвастливо спросил мастер.
— Вы в курсе, что ими километровые Бреши закрывают? — пересохшим голосом сказал клирик. — Они стоят как…
— Неважно, — перебил его Веремей, — Барину главное — безопасность, вот и поставьте барьер на совесть.
Святой отец не стал говорить, что это в высшей степени расточительство, и поднял редкий груз. Такие камни можно достать только с седьмого этажа теней и ниже. Их добывали самые опытные инквизиторы церкви, десятилетиями посвятившие себя этой миссии, а тут какой-то захудалый барон.
«Надо будет доложить его Преосвященству. Возможно, мы имеем дело с преступниками!»
Но святой отец был новенький в епархии и совсем не знал, что Барятинские давеча уже наведались и поговорили с Владимирским епископом Феофаном. Тот принял богатые дары, а также в подношение десять чудесных барьерных ножей по двадцать процентилей каждый. Он был умным епископом, потому не спрашивал, откуда взялись столь редкие артефакты, и благословил новых хозяев Громовца.
Наш же молодой клирик был напуган и хотел побыстрее закончить свою работу. Ещё больше он боялся, что его не отпустят после всего увиденного, а там было на что посмотреть. Святой отец наблюдал практически разрушенный старый барьер его коллеги. Тот больше не мог справляться с поглощением магической энергии, весь потрескался и вот-вот грозил взорваться на всю округу.
Изнутри здания шли мощные толчки маны, как будто там разом работало тридцать мастеров-зачаровальщиков. Опасно создавать такие артели именно из-за неспособности барьера справится с нагрузкой. Однако выделенных гемов хватит, чтобы выдержать и сотню ремесленников. Вытерев вспотевший от страха лоб, священник приступил к делу: сконструировал печать и закопал поближе к фундаменту сумеречные гемы.
Спустя шесть часов, весь трясущийся и обезвоженный, он закончил свой ритуал, а внутри как колошматило от сливов маны, так и продолжало. Только теперь опасность миновала. Святой отец не вытерпел и всё-таки решил заглянуть хоть одним глазком, но стоило ему подойти к двери и взяться за ручку, как оттуда вышел уже знакомый Веремей на это раз с раскуренной трубкой в зубах.
— Ох, ну и денëк, — перегораживая собой вход, произнёс мастер и вытер платочком виски. — Не-не-не, на хер всё, я переезжаю, железно. В задницу вот это… Вся моя жизнь — это просто какой-то смешок бога. Простите великодушно, вот ваши деньги, — он сунул клирику толстую пачку ассигнаций, — просто нашло… Завтра же собираю вещи и сюда, и пусть она горит зелёным огнём эта моя берлога. Здесь, здесь теперь моё сердце, понимаете меня, святой отец? — с глазами городского сумасшедшего спросил он.
— Н-не совсем, — покачал головой клирик и быстро спрятал в кармане деньги.
— Старый дурак, какой же я старый дурак, — бормотал он себе под нос и присел на ступеньку.
— Ну, я пойду, да? — робко спросил священник, но Веремей продолжал разговаривать сам с собой и жестикулировать.
Когда он ударил кулаком в ладонь, святой отец принял это за сигнал убираться и, шевеля усталыми ногами, срочно покинул поместье. Ему не терпелось поделиться увиденным с начальством.
— Что свалил доходяга? — спросил у Олега Аничков, потягивая застывшее на морозе тело. — Помощь нужна там?
— Ага, да, лучше подпитать, — кивнул мастер на дверь, — ты иди, я ещё тут посижу.
Петра приставили здесь не просто так. Внутри за каждым движением Артёма Барятинского сейчас наблюдало сразу четверо зачаровальщика. Они иногда выходили наружу, обсудить увиденное, кто-то даже записывал в тетрадь конспект. Главным среди них был Елисей. С высоты своего полёта он объяснял «молодёжи» очевидные и не очень вещи. Ну как «молодëжи»? Им всем было по тридцать плюс, но для мастеров это совсем юный возраст.
Барон так стоял уже второй день за столом и ни на миллиметр не сдвинулся. Все остальные тоже боялись его тревожить, но Артём предвидел всё, потому некромант здесь нужен был для подпитки организма и удаления из него продуктов распада. Аничков занимался этим каждые шесть часов. К тому же прогревал все мышцы, чтобы их, не дай бог, судорогой не свело. В общем, на нём полностью лежал уход за телом нового воеводы.
Выполнив свои обязанности, Пётр кинул взгляд на готовящийся витиеватый ножичек, скорее даже кинжал. Он беспрерывно обрабатывался из фокусировочного камня, который стёрся уже на треть. Это и было предметом волнений Елисея — он боялся, что Артём не закончит работу вовремя и инструмент разлетится у него в руке от повышенных нагрузок.
Аничков во всём этом мало что соображал и далёк был от артефакторики. Ему объяснили задачу — он делал. Однако тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понимать: барон создаёт высокопроцентилевую вещь. Крайне редкую и мощную. Для себя.
Эта новость тоже радовала Петра — так они быстрее нагонят Шуйских. Он верил в потенциал парня. В Барятинском не чувствовался дух юности, будто его вынули из молодого тела и запихнули повидавшего виды старца. Ибо не мог человек в восемнадцать лет столько знать о жизни. Ещё раз окинув взглядом безмятежное лицо парня, Аничков нашёл в нём подтверждение своих догадок.
«Сопляк», — подумал он и уселся в кресло-качалку в углу. — «И не скажешь ведь…»
В соседней комнате было навалено под сотню самых разных артефактов — барон успел их наделать за время подготовки перед главной работой в своей жизни. Не стали бы эти бородачи пищать от восторга просто так.
Аничков вспомнил недавний скучный бал, организованный знатным семейством. Ничего нового: одни бабуины пляшут вокруг других, бьют себя в грудь, кричат, показывают, какие они важные и сильные, а потом дружно накидываются на гроздья винограда. Лицемеры.
Его бывшая жена любила танцевать. Она бы всем присутствующим дала фору. А красавица, каких поискать, здешние ей не чета. В последнее время он чаще стал вспоминать собственную когда-то большую семью. С ним жил его младший брат. В общей сложности по дому бегало семь прекрасных ангелочков: пять девочек и двое ребят. Один из них был его сыном. Наследником.
Поместье Барятинских к его приходу напоминало типичное забонзовевшее сборище чуждых друг другу людей. Жена подолгу не разговаривала с мужем. Старшие сыновья редко приезжали, а потом и вовсе перестали. Сплетни, медленное затухание рода, финансовая духота.
Ему платили исправно, потому он своё мнение держал при себе. Сейчас не то чтобы многое изменилось, но чувствовался подъём, как будто домашние вышли из летаргии и осматривались вокруг. И за всем этим Пётр тоже наблюдал: из обрывков разговоров слышал, как менялось мнение о наследнике.
Сначала презрение, потом издёвки, подозрительность, позже сомнения и робкие попытки похвалить, и, наконец, открытое выражение поддержки самыми смелыми и благоразумными членами семьи, появление первых завистников, а после триумфа над Пронскими — восхищение и боязнь. За такой короткий срок слишком много изменений. Оттого Пётр и погрузился в раздумья и не заметил, как задремал.
В общей сложности прошло шесть дней, и эта пауза больше всех беспокоила именно Бориса Барятинского. Его допустили глянуть одним глазком на происходящее, чтобы он удостоверился в здравом состоянии сына. Аничков разъяснил ему, что наблюдается небольшое истощение организма, но в целом беспокоится не о чём. Юноше регулярно помогают.
Елисей и остальные мастера тоже заверяли: вот-вот всё закончится, надо ещё подождать самую малость и ни в коем случае не прерывать процесс. Неизвестно, чем это кончится. Приходила и светловолосая девушка, любовница воеводы. Дальше порога мастерской её не пустили. Она просила передать, что все книги перевезены в одну из бывших мастерских и дожидаются своей отправки.
Посидев немного в беседке вместе с Ломоносовым, красавица получила на руки большой пакет денег и попросила написать ей, когда барон очнётся. Дальние родственники Артëма бросали на Софи неприязненные взгляды. Где это видано, чтобы безродная девка набралась наглости вот так заявиться?
Закончилось всё на седьмой день, в самом его начале. Комнату стал заполнять серый субстрат, и все ремесленники вместе с Аничковым выбежали наружу. Энергопоглощающий барьер был установлен с расчётом будущей пристройки к мастерской, потому все увидели воочию, что творится внутри.
Серый туман заполнил чётко очерченный купол и клубился там около пяти минут, возвышаясь над постройкой и наводя ужас на собравшихся. Затем в один миг всё всосалось внутрь дома и оттуда через какое-то время вышел усталый Артём. В руке он сжимал зачарованный кинжал и слабо улыбался.
— Получилось, да?
— Вышло?
— Дайте посмотреть.
— Да не толкайтесь вы!
— Первый раз в жизни такое вижу, — раздавалось со всех сторон, пока Елисей не гаркнул.
— А ну, утихли, бездельники!
Барятинский передал ему в чуть дрожащие руки артефакт для оценки, и тот притворился, что проверяет его качество, хотя уже по одному виду знал — у барона получилось.
— Атлант, — вынес он вердикт. — Атлант тени.
— Да!
— Великий мастер!
— Великий мастер, научи и нас!
— Сто процентилей, ё-моё…
— Теперь и помереть не стыдно…
— Отставить помирать, — подал голос Артём. — Бегом работать, а мне надо поспать.
Дважды повторять не пришлось. Ремесленники кинулись внутрь, а Олег Веремей побежал за строителями так, что пятки сверкали. Он срочно им объяснил, что нужна ещё одна комната, что он сам заплатит. Вдвое больше! А потом старик выпросил у гридня лошадь и умчался к себе.
«Надо ещё грузчиков нанять, стол вывезти, он килограмм сто весит… Эхма, дурак, старый дурак не верил, у-у-у, плешь дурная…»