Пиф-паф

Глава одиннадцатая

Кажется, что проходят целые дни, пока я жду, когда Хаггерти присоединится ко мне в постели. Я слышу, как льется вода из душа, и слышу, как она останавливается. Я слушаю, как Бретт и Хаггерти разговаривают, но, как бы я ни напрягала слух, не могу разобрать ни слова. Почему Хаггерти так долго не приходит? Я не могу заснуть, если его нет в комнате.

Дерьмо! Я не могу заснуть, если его нет рядом.

Он — моя броня.

Он — моя защита.

Он — защитник моей жизни.

О, боже. Он нужен мне больше, чем я думала. И если бы я каким-то образом украла его пистолет и сумела сбежать, я бы тоже поняла это, но было бы слишком поздно. Наверное, хорошо, что он так чутко спит.

Он нужен мне. Я хочу его. Возможно, это может быть влюбленностью.

Закрыв глаза, я пытаюсь заглушить свои мысли, но это не работает.

Что происходит сейчас? Мы в большей опасности, потому что Салли мертв? И если да, то как нам из этого выбраться? Выбраться отсюда? Это то, о чем сейчас говорят Бретт и Хаггерти? Они разрабатывают план? Вот вопросы, которые мне нужно задать Хаггерти, но он все еще не в постели.

Рэйв?

Что, если он снова появится сегодня вечером? Или что, если это сделает кто-то из его приспешников? Мне нужна рука Хаггерти, прижатая к моему телу, и пистолет, который он держит надо мной.

Он мне нужен.

Нет, мы не враги. Мы даже не друзья. Мы нечто большее. Здесь происходит нечто гораздо более глубокое.

Я никогда раньше не встречала никого, похожего на Джо Хаггерти. Я никогда не встречала человека, который был бы одновременно сильным и нежным, который мог бы быть одновременно добрым и суровым. Или того, кто готов убить человека и рискнуть своей жизнью, чтобы спасти невинного гражданского человека. Спасти меня.

Поторопись и ложись в постель.

Наконец дверь открывается. Хаггерти больше не покрыт толстым слоем грязи. Он чистый, такой привлекательно чистый, и на нем только боксерские трусы. Однако он все еще выглядит разбитым. На его торсе царапины, на груди большой синяк, а также порезы на руках и ссадина на правом плече. Что произошло после того, как он ушел с ковром? Я хочу, чтобы он рассказал мне и об этом. Черт возьми, я хочу, чтобы он рассказал мне все, что я могу о нем узнать. Откуда он родом. Где он живет. Есть ли у него сестры, братья или оба. Как он решил стать полицейским… Я хочу узнать его изнутри и снаружи.

— Мы можем выключить свет? — он останавливается в дверях.

— Нет.

Он вздыхает:

— Почему ты не спишь?

— Ты в порядке?

— Я в порядке, Миранда. Пожалуйста, ложись спать.

— Не могу. — Я сажусь, затем опускаюсь на колени.

— Не вставай. Ложись обратно, черт возьми. — Его раздражение все еще не прошло.

— Ты ранен.

— Я устал.

— Как ты…

— Хватит задавать вопросы. Больше никаких вопросов. Я ни хрена не могу тебе сказать. Пожалуйста, ради всего Святого, ложись и засыпай.

— Хаггерти… — я сажусь.

— Что?

— Спасибо.

Он кивает и закрывает дверь, прежде чем выключить свет.

Паника охватывает меня. Нет, мне нужен включенный свет.

— Не выключай свет. Хаггерти, открой дверь.

— Миранда. Нет. Не сегодня. Я не хочу видеть… — он замолкает.

— Что ты не хочешь видеть?

— Неважно.

— Меня? — я указываю на свою грудь, хотя это бессмысленно, потому что он, вероятно, не видит меня в темноте.

— Не тебя.

Я вздыхаю с облегчением:

— Так значит, ты не хочешь видеть, где…

— Прекрати болтать, — огрызается он.

От его резкого тона у меня по спине пробегает дрожь:

— Мне жаль.

— Все в порядке. — Он вздыхает. — Тебе не за что извиняться. Мне просто нужно выключить свет.

— Ладно. Без света.

— И дверь будет закрыта.

— Ладно. Дверь закрыта.

И тут я чувствую его вес на матрасе.

Я переворачиваюсь на бок. Хаггерти быстро прижимает меня спиной к себе. Его рука ложится мне на бедро. Он крепко держит меня.

— Возможно, я не смогу заснуть, — признаюсь я. — Ну, знаешь, с выключенным светом.

— Закрывай глаза.

— Хаггерти…

— Миранда…

— Я… я… не думаю, что смогу спать с… — я замолкаю, паника душит мои слова.

Пальцы Хаггерти сжимают мою талию. Он с легкостью переворачивает меня на другой бок и гладит по руке. Я вижу очертания лица Хаггерти в темноте.

— Ты в безопасности, — сонно произносит он.

— Я в безопасности, — повторяю я, когда Хаггерти проводит большим пальцем по моей щеке. — Ты… ты не должен был… тебе не нужно было… то, что ты сделал для меня, ты не обязан был делать этого. Я смогла бы это вынести. Я бы сделала это… чего бы это ни стоило, чтобы мы оба вернулись домой. Теперь я понимаю. Понимаю.

Глаза Хаггерти расширяются.

— Я не хочу умирать. Теперь думаю, что из-за того, что ты сделал, я умру, и ты тоже. Я предпочла бы быть живой, чем мертвой, даже если для этого придется жить здесь и позволять кому-то делать это… Хаггерти, это всего лишь моя девственность…

— Если бы он трахнул тебя… — Хаггерти замолкает. Он скрежещет зубами и прищуривает глаза. — Миранда, поверь мне, после того, как он бы прикоснулся к тебе, ты бы захотела умереть. А потом, каждый последующий день, ты бы желала, чтобы твой последний вздох покинул тебя, чтобы обрести покой, и, вероятно, в конце концов ты покончила бы с собой, потому что боль, которую он оставил бы после себя, та, что будет разъедать твою кожу, твою плоть, твои кости, прежде чем забраться глубоко в тебя, в твою душу — это психическая болезнь? — она смертельно опасна. Я знаю о таких вещах, Миранда. Я вижу последствия этого каждый гребаный день. У каждой женщины. В каждой истории. Каждый их крик отчаяния оставляет шрам на моем сердце. Так что, да, ты бы захотела умереть, и у меня не было выбора. Я спас тебя. Я защищал тебя. Вот кто я такой. Вот еще кое-что, обо мне настоящем.

Срань господня!

Я сглатываю. Мое сердце сжимается от боли. Он несет с собой боль, куда бы ни пошел. Боль других.

— Я в порядке. Ты невредима. Давай спать.

— Ты отнял у кого-то жизнь, и это тебя совсем не беспокоит? — знаю, что беспокоит. Знаю, что именно поэтому он захотел выключить свет.

Я вижу тебя, Хаггерти. Я действительно тебя вижу.

От беспокойства у меня поднимаются брови.

— Не-а. Думаешь, Салли бы волновало, как ты чувствовала бы себя после того, как он бы использовал тебя, сломал? А?

— Нет. — Это слово дрожит от страха. Я никогда раньше не слышала такого звука.

— Мне все равно, что с ним случилось. Что меня действительно волнует, так это ты, и то, что я поступаю правильно. Я поступил правильно.

— Хаггерти…

— Прекрати, пожалуйста. Я не собирался позволить этому человеку разрушить все, что в тебе есть. Я сломлен и всегда буду сломлен. — Он прочищает горло. Его рука сжимает мою. — Я не хочу этого ни для тебя, ни для кого другого… Ты слишком прекрасна, чтобы испытывать такую боль. — Он отпускает мою руку и снова проводит большим пальцем по моей скуле.

Он сломлен? О, боже. Что этот мир сделал с ним?

— Просто забудь о Салли и позволь мне позаботиться о том, что нужно делать дальше. Хорошо?

Хаггерти заботится обо мне. Он действительно заботится обо мне, и прямо сейчас я ничего так не хочу, как поцеловать его. Чтобы избавиться от всех ужасных мыслей, крутящихся в моей голове. Почувствовать страсть и нежность. Он нужен мне. Я хочу его. Хватит ли меня, чтобы заставить его забыть обо всех своих мучениях, хотя бы на мгновение?

Я наклоняюсь вперед, сокращая расстояние между нами, и нежно прижимаюсь губами к губам Хаггерти.

Поцелуй меня в ответ, Хаггерти. Не отвергай меня после всего, через что мы прошли. Поцелуй меня всего один раз, потому что ты этого хочешь, а не потому, что тебе нужно продолжать разыгрывать представление. Покажи мне, что ты чувствуешь то же, что и я.

Сначала он не отстраняется, но потом все-таки делает это.

Он обнимает меня, словно защищая, хотя и отвергает мои ухаживания. Я не хочу умереть девственницей. Я ведь могу умереть. Я нахожусь в очень опасной ситуации. Хаггерти обязан мне своим прикосновением после всего, что мы пережили вместе. Это всепоглощающее, чувственное, женственное и прекрасное чувство.

— Мы не можем целоваться без крайней необходимости, — шепчет он. — Ты ведь это понимаешь, не так ли?

— Что, если появится еще один из парней Рэйва и они… они заберут…

— Я сделаю все возможное, чтобы остановить их. — Повисает долгая пауза. — Я не могу поцеловать тебя в ответ, Миранда.

— Хорошо. — Я прикусываю нижнюю губу. — Тогда я умру девственницей или буду продана какому-нибудь животному, которое отнимет у меня ее. — Я знаю, что он попытается сделать все, чтобы спасти меня, но что, если у него не получится? Что, если это станет моей трагической историей, и я захочу умирать каждый последующий день?

— Этого не будет. — Он в третий раз проводит большим пальцем по моей скуле.

— Может быть. Ты сказал…

— Миранда, ты сейчас в замешательстве, полна мыслей о том, что может случиться, и тревог. Последние несколько дней дались тебе нелегко. Я понимаю, но поверь мне, ты пожалеешь обо всем, что сделаешь со мной.

Но я не в замешательстве. Я бы не стала сожалеть об этом.

— Ты просто считаешь меня своим защитником. Ты думаешь, что у тебя есть чувства, что поцелуи, которыми мы вынуждены делиться, что-то значат, но это не так. Это все притворство. Это просто часть процесса.

— Хорошо. — Он ошибается. Мужчины не притворяются, когда так целуются. Черт, не думаю, что вообще какой-нибудь мужчина целуется так, как Хаггерти.

— Ты ведь понимаешь, да?

— Да. — Но я не понимаю. Я вообще ничего не понимаю.

— Хорошо.

Проходят минуты, затем глаза Хаггерти закрываются, и я изучаю его, пока он погружается в сон. Он прекрасен. Когда его дыхание становится поверхностным, и я убеждаюсь, что он заснул, я говорю:

— Знаешь, ты ошибаешься. То, что ты сказал, на самом деле не так. Я чувствую связь между нами и знаю, что ты тоже это чувствуешь. Ты плохо скрываешь свои эмоции. — Я прижимаюсь губами к его губам и срываю последний поцелуй.

— Миранда, — выдыхает он мое имя.

Жар, озноб, счастье, страх… все это сливается в один гигантский клубок эмоций, который проносится сквозь мое тело, как метеорит, врезающийся в землю.

— Давать спать. — Он не открывает глаза. — Я полицейский. К тому же я на пятнадцать лет старше тебя… Утром, если поспишь, твои мысли прояснятся.

Я ничего не говорю.

— Все будет хорошо, Миранда.

Он не знает этого наверняка. Никто не знает.

В комнате становится тихо, так тихо, что это кажется почти жутким.

Бух.

Хаггерти резко выпрямляется. Я обхватываю его руками и прячу голову у него на груди.

Они вернулись. Рэйв и его люди, должно быть, знают, что сделал Хаггерти. Будет ли это их местью? Стану ли я их местью?

— Это я, — кричит Бретт. — Уронил банку джема на пол. Не нужно подскакивать, приятель.

Тело Хаггерти расслабляется. Моя хватка усиливается.

— Блядь! — Бретт стонет.

— Будь осторожнее, ладно? — кричит Хаггерти, разжимая мои объятия.

— Он напугал меня до полусмерти.

Хаггерти прерывает меня, закрывая мне рот рукой. Он наклоняется ко мне, пока его щека не прижимается к моей.

— Оставайся здесь. Мне нужно пойти проверить, на всякий случай.

Он убирает руку от моего лица.

— Залезай под одеяло и не высовывайся.

Я киваю и дрожу, натягивая одеяло на голову и погружаясь в еще большую темноту.

Я скоро умру. Я просто знаю, что умру. Слезы текут по моим щекам.

Дверь закрывается.

Дорогой Боженька, если ты меня слышишь, сейчас самое время сделать мне какой-нибудь необычный волшебный подарок, который позволит мне исчезнуть. Я слишком молода, чтобы умирать. Я не хочу умирать.

Дверь открывается, а затем снова закрывается.

Я задерживаю дыхание. Я зажмуриваю глаза так сильно, как только могу.

Даже не дыши, Миранда.

Чья-то тяжелая рука опускается мне на спину. Я издаю леденящий кровь звук, прежде чем взмахнуть руками и взбрыкнуть ногами. Мне нужно бороться.

— Эй, эй, эй. Ох, черт! Миранда, все в порядке, это я. — Хаггерти.

Я сажусь, тяжело дыша. Дико дрожу.

Одеяло поднято.

— Бретт действительно уронил банку, — спокойно говорит Хаггерти.

Я убью Бретта за то, что он так напугал меня.

Хаггерти подхватывает меня на руки и перекатывается, увлекая за собой. Он укладывает нас обоих так, как мы лежали до грохота, который вызвал переполох.

— Ты в порядке. Все в порядке. — Он крепко держит меня. Целует меня в лоб. Я продолжаю дрожать.

Не уверена, сколько времени проходит, прежде чем я, наконец, расслабляюсь, и мое сердцебиение замедляется, но в конце концов это происходит.

— Ну вот. Видишь, в конце концов, бояться было нечего.

— Это был всего лишь поцелуй, Хаггерти, — отвечаю я, возвращая внимание к тому факту, что я действительно поцеловала его, а он взаправду мне отказал.

— Да, это был поцелуй. И это было то, с чего бы все началось.

— А если бы это стало чем-то большим, я бы сама приняла решение. Мое тело. Мой выбор. Я принимаю эти решения, ты ведь знаешь.

— Ты девственница.

— Да, это так. — Я смотрю в глаза Хаггерти. — И я планировала ей быть до того самого дня, как выйду замуж, но все меняется. В жизни случается всякое, и ты обнаруживаешь, что бежишь по улице за незнакомым мужчиной, а потом оказываешься здесь, в какой-то странной другой жизни, где мужчина по имени Бретт роняет банку джема, а ты уже думаешь, что твоя жизнь закончится… Все меняется.

— Ха, — говорит он, похоже, не придавая значения тому, что я говорю.

Я буквально окаменела.

— Подожди, пока не выйдешь замуж, чтобы заняться сексом в первый раз. Это прекрасный момент, которого ты должна хотеть дождаться.

Прекрасный момент. Я закрываю глаза и пытаюсь представить, каково это было бы с Хаггерти. Я верю, что это было бы очень прекрасно.

— Теперь мы можем поспать? — Хаггерти кладет руку мне на бедро. — Ты в порядке, да?

Я открываю глаза. Медленно поворачиваю к нему голову. Он не отстраняется. Я прижимаюсь губами к его губам. Надеюсь, молюсь, чтобы он поцеловал меня в ответ. Он не целует. Он вздергивает подбородок.

— Ты прекрасна. — Его глаза превратились в узкие щелочки. — Когда придет время, ты найдешь себе подходящего парня. Ты не хочешь быть со мной.

Я снова прижимаюсь губами к его губам. Он отстраняется. Однако на этот раз он убирает руку с моего бедра и откидывается назад. Он собирается встать, я просто знаю это. Я такая глупая. Я все неправильно поняла? Я слишком недосыпала, чтобы заметить это? Неужели я так напугана, что у меня не осталось ни капли здравого смысла? Он прав, а я создала все эти чувства между нами в своей голове?

Хаггерти скользит одной рукой по моей руке и поднимает ее над моей головой. Он переносит свой вес на другую. Я задыхаюсь.

— Миранда. — Его пистолет — где его пистолет? Поэтому он откинулся назад, чтобы убрать оружие? — Ты не можешь целовать меня, когда я говорю «нет».

— Но ты не сказал «нет».

— Я это сделал.

— Нет! Ты отстранился. Ты наговорил кучу всякой ерунды и не поцеловал меня в ответ, но и не сказал «нет».

— Что ты делаешь?

— Я-я… Я не знаю. Мне нравится, когда ты целуешь меня, когда твое тело прижимается к моему. Мне это нравится, — признаюсь я. — Со мной такое впервые происходит. Такого я никогда раньше не испытывала. Мне это тоже нравится. Ты мне нравишься. Мне действительно все в тебе нравится.

— Ты хочешь этого. Ты правда хочешь трахаться в этой дерьмовой квартире с парнем, которого едва знаешь?

Я киваю.

— Ты явно не планировала так отдаваться кому-то в первый раз. Поэтому я говорю «нет».

Я с трудом сглатываю. Мое сердце бешено колотится. Мои руки дрожат. У меня перехватывает дыхание.

— Но это то, чего я хочу сейчас, — говорю я едва слышно. — С тобой.

Хаггерти обнажает зубы в улыбке, а затем подталкивает меня локтем, пока я не ложусь на спину. Он перемещает свой вес и задерживает его на мне:

— Ты девственница.

— Знаю, — выдыхаю я.

— Девственница. — Раздвигая мои ноги, он устраивается между ними.

— Знаю, — говорю я, когда его руки обхватывают мои щеки.

— И, если я сделаю так… — он скользит одной рукой под мою футболку и хватает меня за грудь, прежде чем покрутить мой сосок между пальцами. — А потом так, — он прижимается ко мне бедрами.

Я так потрясена, что едва могу дышать.

— Видишь? Ты этого не хочешь. Ты дрожишь. Ты напугана. — Его рука исчезает из-под моей футболки. — Я говорю «нет». Это жесткое «нет». — Он начинает отодвигаться.

Я обхватываю его руками за спину и притягиваю к себе:

— Я действительно хочу этого, с тобой.

— Ты блефуешь. Ты просто не осознаешь этого.

— Я… я… Я вся мокрая. Не думаю, что это блеф. Ты делаешь со мной что-то, чего я не могу объяснить. Что-то, чего я никогда не чувствовала. Ты, Хаггерти, ты единственный, кто когда-либо заставлял меня…

Его губы завладевают моими. Его язык проникает в мой рот, когда я обхватываю его ногами за талию. Наши губы отрываются друг от друга слишком быстро. Хаггерти запрокидывает голову:

— Ты уверена, что это то, чего ты действительно хочешь?

— Да. — Я едва могу выговорить это слово.

— Тогда почему ты все еще дрожишь?

— Я, я…

— Не готова. — Он откидывается назад. Я наклоняю голову вперед. Его губы находят мои, и мы целуемся, пока моя дрожь не проходит. — Миранда. — Наши пальцы переплетаются у меня над головой.

— Я хочу тебя, — произношу я, прижавшись к его губам, и закрываю глаза.

Хаггерти сначала колеблется, но вскоре его пальцы скользят к подолу моей футболки, и он стягивает ее с меня через голову, обнажая мою грудь.

Секунды текут, а Хаггерти просто пристально смотрит мне в глаза, точно так же, как он делает, когда пытается придумать план, что ему делать дальше.

— В любой момент, когда ты захочешь остановиться, я остановлюсь.

Я судорожно дышу. Мое сердце бьется так быстро, что я с трудом набираю воздух в легкие. Это он так говорит, что сделает это? Что он действительно собирается это сделать? Или он пытается отпугнуть меня от этой идеи? Не уверена.

— Будет больно, — говорит он, целуя меня в губы. — Ты можешь пожалеть об этом. — Он едва касается моих губ своими. — Я не могу стать твоей ошибкой, — признается он.

— Не станешь. — Я с трудом подбираю слова, которые слетают с моего языка.

— Я не хочу стать варваром в твоих глазах.

— Ты им не являешься. — Это правда, я больше не воспринимаю его таким. Он убил человека, чтобы обезопасить меня. Он потерял свой сон, чтобы заботиться обо мне. Он старался сделать все, чтобы я не боялась.

Хаггерти перенес весь свой вес на одну руку, а другой медленно провел по моему животу, останавливаясь на тазовой кости.

— Лэйн. Мое настоящее имя Лэйн.

Одинокая слезинка скатывается по моей щеке. Лэйн. Он поделился со мной большей частью своей реальной жизни.

Его именем.

Его губы скользят по моей груди, спускаются по животу, а затем его язык обводит мой пупок, пока он не проводит языком по линии резинки на моих трусиках.

— Я собираюсь спросить тебя еще раз. Ты уверена?

Его пальцы теребят ткань, натягивая ее на мои бедра.

— Да.

Я быстро раздеваюсь догола. Его дыхание овевает мое лоно. Его пальцы скользят между моих складочек.

— О, Боже, — говорю я, как только его рот заменяет прикосновение. Я выгибаю спину в ответ. Напрягаю каждый мускул своего тела.

— Не борись со своими чувствами. Просто дыши, — говорит он, зарываясь головой глубоко у меня между ног, прямо перед тем, как провести языком по моему бутону, а затем зарычать, и от этой вибрации в моих закрытых глазах вспыхивают миллионы звездочек. Мой разум затуманивается, мои руки крепче сжимают простыни, а пальцы ног сжимаются до боли. Я не могу этого вынести. Я не знаю, что сейчас произойдет. — Остановись, — кричу я. Эти ощущения невыносимы.

Его прикосновения. Его рот. Его язык… все пропало. У меня кружится голова. Мое сердце бешено колотится. Зачем я только что это сказала? Я не хочу, чтобы это заканчивалось, не сейчас.

— Лэйн. — Я резко выпрямляюсь. Протягиваю к нему руки. Судорожно дышу.

— Я здесь.

Я нахожу его взгляд. Темные круги под глазами кажутся еще темнее, чем раньше.

— Я здесь.

— Я не хочу останавливаться. Это было так хорошо, а я никогда…

Он поцелуем прогоняет все мои слова и мысли.

— Посмотри на меня. — Его затуманенный опьяненный взгляд дарит мне ощущение спокойствия. — Ты прекрасна, Миранда, просто невероятно прекрасна. Это нормально — сказать «стоп». Это нормально — передумать.

— Хорошо, — повторяю я. — Но я не хочу останавливаться. — Я не могу контролировать реакцию своего тела на Лэйна, но я хочу прочувствовать все, даже если это пугает меня, даже если это чувство становится для меня невыносимым.

— Я не сделаю ничего, чего бы ты от меня не захотела. — Он укладывает меня и проводит языком по моей промежности. — Я попробую еще раз.

— Пожалуйста, — умоляю я.

И он делает это.

Он сосет, облизывает и водит языком в самых разных направлениях по моей промежности, и мой разум наполняется галактикой самых красивых звезд. Мой желудок опускается, опускается, опускается, и пальцы на ногах сжимаются, когда я сжимаю простыни.

— О, Боже. О, Боже, — восклицаю я, охваченная волной эйфории, которая пронизывает каждую клеточку моего тела и разума. — Лэйн, Лэйн… — У меня больше нет слов. Я тяжело дышу, а затем дергаюсь. Снова дергаюсь и опускаюсь так низко, что все звезды перед моими глазами рассыпаются на тысячи крошечных бриллиантов.

Я чувствую себя на седьмом небе от счастья, и мой наркотик — Хаггерти.