Пиф-паф

Глава девятая

Тихие звуки сопения Хаггерти ритмичны. Он ничего не сказал, когда вернулся в спальню. Он просто пристроился у меня за спиной, положил руку мне на бедро, и все.

Чего хотел Рэйв? О чем они говорили? Почему Хаггерти не рассказал мне об их разговоре? Почему я не спросила?

Знаю почему, потому что не верю, что Хаггерти расскажет мне всю правду. Это ведь человек, который сбросил меня в дыру в крыше и привез сюда.

Я смотрю на его пистолет, который он сжимает в руке, нависая надо мной, готовая выхватить. Провожу рукой по его руке, останавливаясь прямо перед запястьем.

Возьми пистолет, Миранда. Не сопротивляйся.

Пальцы дрожат.

Сердце бешено колотится.

Дыхание перехватывает.

Я провожу пальцами по тыльной стороне его ладони.

— Миранда, что случилось?

Проклятье.

— Ничего. — Мой голос дрожит.

— Если ты планируешь сделать то, о чем я думаю, то это будет очень глупый шаг с твоей стороны.

Я не говорю ни слова в ответ. Отдергиваю руку и прикрываю ею подбородок.

Он всегда на шаг впереди меня.

Как мне перехитрить его? Не могу больше здесь оставаться. Какая-то часть меня просто хочет свернуться калачиком и умереть. Но я и этого не могу сделать; я должна подчиняться и стараться жить в условиях, которых не пожелала бы даже тому парню-ремонтнику часов, который обобрал меня до нитки и увидел, как я оказалась на мели.

Я пыталась отобрать у него пистолет.

Провал.

Я попыталась сбежать.

Провал.

Я перепробовала все возможное, даже повредила плечо после того, как попыталась вчера выбить входную дверь. Как я смогу вырваться из дома, в котором нет окон и канализационных люков, из дома, который заперт снаружи? Почему я не могу открыть его изнутри без ключа? Что, если случится пожар, а я останусь здесь одна, как раньше? Как мне выбраться? Меня оставят сгорать заживо.

С каждым днем я все больше запутываюсь, устаю и прихожу в ярость от того затруднительного положения, в котором все еще нахожусь. Я умная женщина, так почему не могу разобраться с этим? Почему я до сих пор не освободилась?

Мне надоело изображать влюбленную пару, которой мы притворяемся.

Боже, я хочу причинить боль Хаггерти. Он сильный, но нежный. Он напорист, но внимателен. Он — сладкая мечта и ужасный ночной кошмар в одном флаконе. Но у него есть то, что мне нужно: его пистолет. Мне нужно придумать, как успешно вырвать оружие у него из рук, тогда я смогу заставить его открыть дверь и позволить мне уйти. Хватит ли у меня смелости нажать на курок, если я возьму пистолет Хаггерти, а он или Бретт попытаются помешать мне уйти? Они оба большие парни. У меня достаточно здравого смысла, чтобы понимать, что они смогли бы обуздать меня одним взмахом своих мускулистых рук. Даже Бретт с его продырявленный ногой смог бы удержать меня, не успею я и глазом моргнуть.

— Это был просто поцелуй. У меня не было выбора, ты ведь это знаешь, не так ли? — устало произносит Хаггерти ни с того ни с сего.

Он все еще не спит. Чёрт!

— Да.

— Ты в порядке?

— В порядке.

— Но ты не в порядке. Это понятно. Я вижу тебя, Миранда. — Он с легкостью переворачивает меня. Его глаза впиваются в мои. — Я вижу тебя.

— Правда? Но знаешь ли ты? Не думаю, что ты что-то знаешь обо мне или о женщинах в целом, — я ухмыляюсь.

Он смеется себе под нос:

— Это правда. Я действительно ничего не знаю о девушках. Вот, пожалуйста, еще кое-что, что я могу рассказать тебе о себе настоящем.

Я изо всех сил стараюсь не улыбаться, чтобы не рассмешить его. Сжимаю губы и говорю себе, какой свиньей он был, но это не срабатывает. Мои губы предают меня и растягиваются в улыбке.

— Она все еще может улыбаться, леди и джентльмены. — Он поднимает руку в воздух, как это делают, когда информируют аудиторию.

Здесь нет толпы зрителей, умник.

Я закатываю глаза, но продолжаю улыбаться, как глупая девчонка, которая чувствует лесть в присутствии мужчины, который заботится о ней настолько, что беспокоится о ее самочувствии.

Будь ты проклят, тупой рот.

— У тебя очень милая улыбка. Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил об этом?

— Да! Мой папа. Человек, который похоронит тебя, сынок, — это будут его слова, а не мои, как только я вернусь к своей реальной жизни.

Громкий смех Хаггерти заставляет меня рассмеяться в ответ.

Когда Хаггерти приходит в себя, он широко улыбается:

— Давай спать, хорошо?

— Да, хозяин. Как скажешь, повелитель.

— Эй, не будь такой.

— Какой?

— Миранда…

— Я спать.

— Хорошо.

Наша притворная любовь и ненастоящие объятия возобновляются в тот момент, когда я поворачиваюсь лицом к двери, на прежнее место. Вынужденные отношения, которые мы должны пережить, чтобы нам обоим не умереть, снова в полном разгаре. Совсем не так я представляла себе свои первые ночи, проведенные в одной постели с мужчиной. Но вот я здесь, и делаю это.

Хаггерти автоматически притягивает меня к себе, я оказываюсь спиной к нему, а затем он поднимает руку на этот раз выше — на мою талию, и его пистолет снова оказывается в поле моего зрения.

— Ты сегодня здесь здорово прибралась. Я хочу, чтобы ты знала, что я это заметил, и Бретт тоже. Надеюсь, от того, что здесь стало чище, ты почувствуешь себя здесь лучше и освоишься.

Он только что сказал, что ему пора спать, а теперь снова разговаривает.

— Ты не оставлял мне других дел, пока тебя не было, — пренебрежительно бормочу я.

— Что ж, ты молодец, малышка.

Пфф! Он такой надоедливый. Малышка. Я не малышка. Но, может быть, если я поговорю с Хаггерти, он расслабится, возможно, ослабит бдительность, и я смогу таким образом перехватить его пистолет, пока он бодрствует.

Я приняла решение.

— С Рэйвом все было в порядке? — говорю я. Это уже что-то.

— Хорошо.

Хм. Короткий ответ. Возможно, мне следует отойти от этой темы и поговорить о чем-нибудь более нормальном — о повседневной жизни.

— Ну, как прошел твой день? — Я поинтересуюсь им. Возможно, это сработает.

— Поверь мне, ты не захочешь знать, что я сегодня делал. — Он вздыхает.

— Наверное, тяжело заниматься тем, чем ты занимаешься?

— Это моя работа. По сути, единственное, в чем я хорош.

Единственное, в чем он хорош.

Не верю, что это правда, потому что он целуется, как рок-звезда, и обнимается, как плюшевый мишка. Он хорош и в других вещах.

— Когда ты решил стать детективом?

— Просто стал. — Он такой прямолинейный.

— Тебе не кажется трудным работать под прикрытием и выполнять такую опасную работу?

— Я спасаю людей. Это стоит того.

— Но эти женщины. Бедные, очень бедные женщины. — Я испытываю отвращение при мысли об их страданиях. Не хочу говорить о них или знать, что происходит, когда у них отнимают жизнь, но его оружие — полный контроль — моя свобода. Я должна сделать то, что необходимо.

— Я верну каждую из них. Я не забываю ни одного их лица или того, чему они подвергаются. Это преследует меня, и будет преследовать до конца моей жизни. — Бицепс Хаггерти сжимает мою талию. — Ты должна понимать, что прямо сейчас я ничего не могу сделать, но я сделаю все возможное, чтобы найти каждую из них, как только получу на это разрешение. — В его словах сквозит затаенная боль. Он говорит правду, все, что он только что сказал мне. Я верю ему.

— Найдешь. И ты вернешь их обратно. — Я пытаюсь перевернуться. Хаггерти все сильнее прижимается ко мне. — Я хочу лечь на другой бок, ты не против?

— Мы не можем поменяться сторонами кровати. Я не смогу увидеть дверь, если мы будем лежать лицом друг к другу на других сторонах.

— Я не этого хочу. Я пытаюсь прижаться к тебе, чтобы мы могли поговорить, и я могла утешить тебя.

Наступает долгая пауза. О чем он думает? Хотела бы я видеть его лицо. Заглянуть ему в голову.

— Хорошо, — наконец произносит он с сомнением в голосе.

Хаггерти помогает мне повернуться, а затем перемещает свою руку так, чтобы она лежала на моем бедре; его пистолет висит у меня за спиной.

— Привет. — Я подпираю руками подбородок.

— Привет. — Его голос слегка дрожит, но этого достаточно, чтобы я услышала его нервозность.

— Мне жаль, что у тебя был плохой день.

Он закрывает глаза:

— Спасибо.

— Тебе следует поговорить о том, что произошло. — Я тянусь к нему, касаясь кончиками пальцев его обнаженной груди. Он не отстраняется, но приоткрывает веки и смотрит на меня с подозрением. — Возможно, это поможет тебе расслабиться.

— Не могу, даже если захочу.

— Ты говоришь, что не можешь, но на самом деле можешь, если захочешь. Я никому ничего не скажу. — Кому я вообще могу рассказать? Я заключенная. — Я хороший слушатель. — Завоевать его доверие. Украсть пистолет. Убраться отсюда. — Разговор поможет?

— Да.

— Со мной?

— Миранда, я не могу. Знаешь что, нам лучше поспать. Не думай, что я не знаю, что ты совсем не отдыхаешь. Знаю, и я так устал из-за тебя. Моя работа — защищать тебя. Сегодня, только сегодня, как думаешь, ты можешь доверять мне настолько, чтобы уснуть? Ты можешь перестать метаться всю ночь? — Он тоже не спал. Он не спит из-за меня.

— Мне страшно. — Слова невольно срываются с моих губ.

— Знаю, ты напугана, но поверь мне, я никогда не нарушаю своих обещаний. — Хаггерти берет руку, которую держит под подбородком, и проводит пальцем по моей шее. Я вздрагиваю от щекотки.

— А что, если я умру здесь? — эта мысль постоянно давит на меня.

— Тогда я тоже умру. И ты сможешь раздражать меня, куда бы мы ни отправились после этой жизни. — Его голос не дрожит. Он не сводит с меня глаз. Он говорит искренне.

Он готов умереть за меня. Он и эта нежность. Это может мне понравиться.

— Моя работа — защищать всех гражданских лиц, — продолжает он. — Даже если они реально усложняют мне жизнь и думают, что я какой-то перевоплощенный дьявол.

— Я не думаю…

— Ага, думаешь.

Он прав, иногда я так и думаю.

— И это тебя беспокоит?

— Не-а. Меня это совсем не беспокоит. Я не несу ответственность за твое мнение. — Он лжет. Я могу сказать, что это так.

— Думаю, что это тебя беспокоит.

— Быть невиновным, пока вина не доказана, — неотъемлемая часть нашей правовой системы. Полагаю, твоя система перевернута с ног на голову и несовершенна.

Возможно, так оно и есть. Но я не знаю его настоящего, а он не знает меня настоящей.

— Ты веришь, что после смерти мы попадем в Рай?

— Ты не умрешь. — Хаггерти зевает. — Но если это то, во что ты веришь, тогда конечно.

— Я слишком молода, чтобы знать, во что я верю.

— У тебя будет достаточно времени, чтобы разобраться в этом, потому что с тобой все будет в порядке.

— Хорошо. — Я поверила ему на долю секунды. В этот момент я верю каждому слову Хаггерти. Он пытается поступить со мной правильно. Он изо всех сил старается устроить меня поудобнее с новым постельным бельем, моими любимыми блюдами и кучей чистящих средств, которые я использовала, чтобы избавиться от пыли, от которой я чихаю. Он проявил ко мне больше сочувствия, чем кто-либо из парней в кампусе или даже из тех немногих, с кем я встречалась. Хаггерти не так уж плох. Он совсем не плох.

— Теперь можешь повернуться, чтобы мы могли поспать? Или тебе все еще нужно поговорить?

Звук приближающихся к нам тяжелых шагов заставляет Хаггерти прижать мою голову к своей шее.

— Не двигайся, — тихо говорит он. — Обувь, — шепчет он. — Салли.

Как он мог узнать, что на этот раз это Салли, а не Рэйв, услышав тот же стук ботинок по бетонному полу?

— Мне жаль. — Он ослабляет давление на мою голову и приподнимает мой подбородок. — Я поцелую тебя еще раз, хорошо?

Я киваю.

Его большие, мягкие губы с силой прижимаются к моим. Он целует меня с той же нежностью и страстью, что и раньше, но на этот раз в его поцелуе больше силы и голода.

Ощущения проносятся по моим конечностям, как молнии, и я стону в ответ, хотя мои конечности дрожат. Хаггерти поворачивается так, что половина моего тела скрывается под ним. Мое дыхание становится тяжелее, а сердце так сильно колотится в груди, что, боюсь, его слышно в коридоре. Я не уверена, возбуждена ли я так же сильно, как тогда, в кладовой, или оцепенела, или и то и другое вместе, но я не могу остановить то, что происходит.

Хаггерти берет мои волосы и наматывает их на кулак. Он прижимается ко мне всем телом, и в издаваемом им звуке есть что-то животное.

Мы двигаемся вместе в ритмичном танце. Хаггерти дышит тяжелее, его тело двигается быстрее, прежде чем он перекатывается, полностью накрывая меня собой.

— Думаю, он ушел, — выдыхает он мне на ухо, прежде чем поцеловать в шею. — Еще немного, я просто должен убедиться, — говорит он, прежде чем слегка приподняться и широко раздвинуть мои ноги. Он встревает между ними, обдавая своим дыханием мою шею. — Он стоит в дверях. Мне так жаль.

Я задыхаюсь, когда Хаггерти прижимается своей эрекцией к моей промежности. Он заглушает мое удивление своим ртом, и интенсивность нашего предыдущего танца усиливается с каждым движением его бедер напротив меня. В комнате становится жарче. Мое желание возрастает.

— Ты занимаешься чем-нибудь, кроме секса, Джо?

Салли. Дрожь пробегает по моей спине.

Хаггерти весь замирает. Его губы, бедра, тяжелое дыхание. Он отстраняется от меня, и я остаюсь наедине с его глазами, полными дикого голода. На долю секунды я забываю о Салли, стоящем в дверях, потому что Хаггерти смотрит на меня так, словно мы с ним — единственные люди в целом мире, и ничего плохого не случилось.

Я тоже хочу тебя.

— Джо, — повторяет Салли.

— Я занят. — Он рычит, только это рычание не похоже на те, что я слышала от него раньше. Этот звук гораздо более глубокий, гораздо более взрывной.

— Я присяду и посмотрю шоу. — Салли смеется.

— Да пошел ты. — Хаггерти не сводит с меня глаз.

— Мы все посмотрим. — Бретт. Он тоже здесь.

— Может, вы оба отвалите? — В тот момент, когда Хаггерти отводит от меня взгляд, огромная волна страха переползает от моих ног к горлу. У меня перехватывает дыхание, и я дрожу. Взгляд Хаггерти встречается с моим. Мое дыхание замедляется. Я не отрываю взгляда от его больших зрачков.

Я ошиблась. Я не испытываю ненависти к Хаггерти. Он мне очень дорог.

— Бретт, уходи, — рявкает Салли, и дверь захлопывается.

Я подныриваю под Хаггерти, одновременно съеживаясь.

— Хочу попробовать ее на вкус, Джо. Ты позволишь мне полакомиться маленьким кусочком?

— Всего одним? — Хаггерти не сводит с меня глаз. Его зрачки становятся еще больше. Что значит «всего одним кусочком»?

— Может быть, два, — говорит Салли.

— Рэйв знает, что ты здесь? — Хаггерти не сводит с меня глаз.

— Он потребовал, чтобы я пришел. Он немного насторожен из-за этой крошки ванили, которая появилась из ниоткуда, и из-за того, что ты никогда не упоминал о ней раньше. Ему также не понравилось то, что ты сказал, когда он заходил ранее.

Что он сказал? Что это значит?

— Я не хотел делиться, поэтому заставил ее молчать. Не хочу делиться ей. Я сказал Рэйву об этом сегодня вечером, а также о том, насколько она особенная для меня.

Каждый мускул в моем теле напрягается. Мое сердце так сильно бьется в груди, что мне хочется выплакать свою боль, чтобы весь мир стал свидетелем.

— Я понимаю это, слышу тебя, но твоя преданность нам превыше всего. Черт, Джо, последние несколько дней твои мысли витали где-то далеко. Может быть, если мы немного подразукрасим твою сучку, ты перестанешь думать только о том, как трахнуть ее каждую минуту каждого дня, и будешь выполнять свою работу как следует; ты совершаешь слишком много ошибок.

Он совершает ошибки из-за меня.

— Отлично. Я поделюсь ею.

Что он сделает? Что Хаггерти делает? Нет! Я не из тех, кого можно раздавать. Я человек. Испуганная девочка. Он только что сказал, что я особенная. Ничего особенного просто так не раздают.

Хаггерти подмигивает, а затем крепко сжимает мою руку, прежде чем отпустить. Это был какой-то код? И если да, то что это значит? О, боже. Что мне делать? Что мне делать?

— Детка, позволь моему другу хорошо провести время. — Его губы нерешительно растягиваются в улыбке.

Он не шутит. У него есть план. Я с трудом сглатываю и пытаюсь запрятать страх, охвативший мой разум, обратно в запертый ящик.

— Женщина… — Хаггерти слезает с меня. — Хочу посмотреть на тебя. Сделай это.

Мне кажется, я сейчас упаду в обморок. Ох, надеюсь, что упаду в обморок, потому что я не смогу изобразить правдоподобие.

— Так-то лучше, — говорит Салли. Я поворачиваю голову в сторону. Он подходит к кровати.

Этого не может быть. Как такое могло случиться со мной?

Салли забирается на матрас. Я сажусь. Я вздрагиваю, когда на его лице появляется широкая улыбка. Закрываю глаза. Делаю глубокий вдох и издаю беззвучный крик.

— Нет! Отойди, — кричит Хаггерти. Я резко открываю глаза. Хаггерти бросается к кровати и толкает Салли с такой силой, что тот пролетает через всю комнату и тяжело приземляется у противоположной стены.

Хмм…

Тело Салли подпрыгивает, как мячик. Он быстро встает на ноги, делает прерывистый вдох, а затем, шипя, бросается ко мне с демонической скоростью. Его пальцы обхватывают мою лодыжку. Его ногти впиваются в мою кожу.

— А-а-а! — закричала я. Я плачу.

— О, блядь, — орет Салли.

Я резко открываю глаза. Хаггерти. Его большая рука сжимается на горле Салли.

— Ты, черт возьми, не тронешь ее. Ты и пальцем ее не тронешь.

— У меня нет выбора. У тебя нет выбора, — голос Салли едва слышен.

— Уходи. Ты просто должен уйти и сказать, что ты сделал это. — Глаза Хаггерти наполняются яростью.

— Не могу. — Лицо Салли становится серым, а вокруг губ появляется синяя полоска.

— Ты сделаешь это.

Ноги Салли подкашиваются. Его руки тянутся к Хаггерти. Он отчаянно царапает его кожу.

— Нет! — в этом слове почти нет смысла.

Они оба падают, исчезая из моего поля зрения.

— Закрой глаза, Миранда, — рявкает Хаггерти. — Прикрой голову. Сделай это сейчас же. — Хаггерти собирается сделать что-то плохое, я просто знаю, что это так. Он назвал меня настоящим именем. Почему он назвал мое настоящее имя?

Я ложусь на живот и натягиваю подушку на затылок, плотно прижимая ее к ушам.

Бах!

Один выстрел.

В комнате становится пугающе тихо.

— Миранда, уходи. Бретт будет за дверью. Иди к нему и не оглядывайся.

— БОЖЕ МОЙ! — я бросаю подушку на пол.

— Беги.

Я не отрываю взгляда от двери. Соскальзываю с кровати и бросаюсь к ней. Она открывается. Бретт хватает меня. Я не оглядываюсь назад и не смотрю вниз.

Хаггерти только что застрелил человека.

Ради меня.