Письма, телеграммы, надписи 1907-1926

700 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

30. I. 16.

Уважаемый

Клементий Аркадьевич!

Извините, что беспокою Вас, — позвольте напомнить Вам Ваше обещание дать для «Летописи» рецензии, а также будьте любезны известить — даст ли на мартовскую книгу свою статью г. Вульф?

Я очень завертелся в Москве и не мог быть у Вас, как обещал, — а видеть Вас мне было необходимо. Я буду в Москве 10-го — 15-го февр[аля], а до той поры, Клементий Аркадьевич, — если это Вас не затруднит, — может быть, Вы припомните и запишете несколько популярных сочинений по естественным наукам — физике, химии и т. д.?

Разумеются книги, которые Вы считали бы необходимым видеть в переводах на русский язык и которые знакомили бы нашу публику с современным состоянием научных дисциплин.

Подробности по этому вопросу я изложу Вам лично.

Желаю доброго здоровья и почтительно кланяюсь Вашей супруге.

701 А. ШИРВАНЗАДЕ

1. II.16.

Уважаемый собрат!

Ваша похвала глубоко тронула меня своею искренностью, — сердечно благодарю Вас! Знаю, что слова Ваши слишком лестны для меня, не сомневаюсь, что не заслужил такого отношения с Вашей стороны.

Но Вы, писатель, человек, живущий всеми скорбями и радостями мира, Вы сами знаете, как ценно, как радостно знать, что Ваше слово понято на Кавказе и в Англии, на Скандинавском полуострове и в Италии. Спасибо, что откликнулись, сердечное спасибо!

Мне приятно сказать Вам, что я немножко знаю Вас, — читал Ваши вещи. А имя Ваше я услыхал впервые в 92 г. в Тифлисе и затем — в 97 г. — сидя в Метехском замке. Видите — мы старые знакомцы.

Желаю Вам всего доброго!

Сообщите мне имя и отчество Ваше, чтоб я мог сделать надписи на книгах, которые пошлю Вам.

Доброго здоровья!

702 С. Н. СЕРГЕЕВУ-ЦЕНСКОМУ

Грустно, что Вы, уважаемый Сергей Николаевич, не можете сотрудничать в сборнике, но — я очень обрадован тоном Вашего письма, и мне приятно узнать, что Вы осведомлены о глубоком интересе, который возбуждал и возбуждает в моей душе Ваш талант.

Я начал читать Ваши вещи еще тогда, когда они печатались в «Вопросах жизни» или «Новом пути», — забыл, как назывался этот журнал.

И меня всегда восхищало то упрямство, то бесстрашие, с которым Вы так хорошо — и, вероятно, очень одиноко — идете избранной дорогой. Я очень уважаю Вас.

Будьте здоровы. Сердечно желаю Вам всего хорошего.

15. II.16.

Кронверкский, 23.

Письмо написано наскоро и потому — нелепо, но Вы извините мне это.

703 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

Глубокоуважаемый

Клементий Аркадьевич!

Редакция с удовольствием будет давать рисунки к научным статьям.

Не будете ли Вы любезны попросить профессора Вульфа, чтоб он дал рукопись возможно скорее?

Засим: не разрешите ли Вы указать на обложке журнала — «Научный отдел редактируется К. А. Тимирязевым»?

Нам было бы приятно и полезно указать на это читателям.

Профессор И. П. Павлов сказал нам, что он пишет с великим трудом и хотя не отказывается, при случае, дать статью, но и не обещает положительно дать оную.

И. И. Мечников написал, что «с удовольствием» пришлет что-нибудь, как только оправится. Мне сообщили, что состояние его здоровья — значительно лучше, хотя сердце — слабо.

Если возможно, дорогой Клементий Аркадьевич, то хорошо бы давать в течение года не 6 научных статей, а — 10.

Вы пишете: «ужас одолевает», — вот и я тоже живу в жутком настроении ожидания какой-то катастрофы. Хаос эмоций принимает все более бурный характер, а разум — как будто убежал из жизни. И — бесконечное количество скверных анекдотов, которые уже никого не удивляют, не смешат.

Жалко молодежь, ей приходится труднее, чем нам, она такая безоружная, слабовольная.

Трудно, всем трудно.

Я буду в Москве после 5-го марта и на этот раз позволю себе придти к Вам вечером, как Вы предлагали. Позвольте сказать, что свиданиями с Вами я очень дорожу.

Почтительно кланяюсь.

20. II. 16.

Кронверкский, 23.

704 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

Глубокоуважаемый

Клементий Аркадьевич!

Очень извиняюсь пред Вами, — да, Вы просили прислать Вам именно 100 оттисков статьи, но — к сожалению — мы не могли сделать этого, и не по нашей вине, а потому, что не хватило бумаги.

В декабре на фабрике Печаткина был пожар, и это — косвенно — отразилось на делах наших. Нам нужно бы печатать 12 т. книг журнала, но мы не могли сделать этого.

Будьте уверены, что в следующий раз ничего подобного не случится, даже и при наличии пожаров, небрежностей типографии и прочих явлений, видимо, неизбежных в эти запутанные дни.

Еще раз извиняюсь и желаю всего доброго.

22. II. 16.

Кронверкский, 23.

705 К. А. ТРЕНЕВУ

Дорогой Константин Андреевич!

Нет ли у Вас небольшого рассказика для апрельской книги? Если найдется — дайте, очень просим!

Пьесу послал в Москву, Незлобину, но ответа еще не имею.

Будьте здоровы, всего доброго.

22. II. 16.

Кронверкский, 23.

706 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

Дорогой Клементий Аркадьевич!

Статья проф. Вульфа запоздала для мартовской книги и пойдет в апреле; мартовская же книжка уже вся набрана, сверстана и печатается.

Надеюсь, г. Вульф не будет иметь каких-либо претензий по этому поводу?

Я загроможден разными делами и все не могу вырваться в Москву.

Позвольте сердечно благодарить Вас, уважаемый учитель, за Ваше доброе отношение к журналу, — в нем есть лишнее, ему не хватает многого, но мы сознаем недостатки его и, конечно, употребим все усилия для того, чтоб в будущем устранить недостатки.

И Вы, конечно, почувствуете сами, как ценна для нас Ваша моральная поддержка в начале дела.

Желаю всего доброго, кланяюсь.

5. III. 16.

707 В. Я. БРЮСОВУ

9. III. 16.

Дорогой Валерий Яковлевич, весьма обрадован сообщением Вашим о том, что рассказ для сборника «Евреи» написан.

Вы, конечно, не опоздали, опоздали почти все другие сотрудники, и, благодаря этому, издание сборника отложено до осени. Но я просил бы Вас теперь же назвать сумму гонорара, которая немедля и будет выслана Вам. Что же касается до рукописи, — Вы пришлете ее, когда Вам будет удобно и угодно.

Радует меня и то, что Вас интересует вопрос, задетый мною в статье «Две души», — я считаю вопрос этот глубоко важным, и не считаю, а — вернее — чувствую. Я знаю, что статья написана неумело и что вообще публицистика — не моя работа. Я чувствую лучше, чем говорю и делаю, — несчастие многих.

Само собою разумеется, что для меня очень важно, чтоб Вы откликнулись на мой крик, хотя бы совершенно не согласно с ним.

Боюсь, что это окажется не очень умно, но — все-таки — сердечно хочется благодарить Вас за добрую Вашу помощь «Парусу».

Крепко жму руку.

708 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

Многоуважаемый Клементий Аркадьевич!

С. И. Метальников, считая себя задетым Вашей статьей, прислал нам изложение своих взглядов по вопросу о природе рефлекса. Изложение написано вполне спокойным тоном и представляет почти дословное повторение его работы «Рефлекс как творческий акт».

Редакция просила у проф. Метальникова разрешения послать статью Вам как редактору научного отдела, — он не согласился на это. Тогда ему предложили поместить статью как «письмо в редакцию». Он возражает: «Я — сотрудник и, как таковой, имею право на помещение статьи». Как сотрудник, он должен бы подчиниться редактору своего отдела, но…

Посоветуйте, дорогой Клементий Аркадьевич, как поступить? Можно ли печатать статью, не посылая ее Вам, и можно ли быть уверенным, что Вы возразите на нее? Если печатать можно — соблаговолите ответить телеграммой: печатайте. Тогда мы сдадим статью типографии и напечатаем ее с примечанием, что Ваше возражение — последует.

Поскольку я разбираюсь в данном вопросе, — он кажется мне глубоко важным.

Не говоря о том, что «внутренний фактор» рефлекса — метафизичен, мне думается, что «неповторяемость явлений» нуждается в каких-то очень существенных оговорках и пояснениях. Законы науки строятся на повторяемости явлений.

Дорогой Клементий Аркадьевич, меня очень волнует все это, и я прошу Вас — будьте любезны, отвечайте скорее!

Ha-днях я немножко заболел, — было воспаление легкого, теперь прошло уже.

Мартовская книга «Летописи» сегодня выслана Вам. Почтительно кланяюсь.

23. III. 16.

709 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

Дорогой и уважаемый

Клементий Аркадьевич!

Сердечно благодарю Вас за Ваше письмо, — оно завершает инцидент и успокаивает редакцию.

Дело в том, что еще вчера, 28-го марта, С. И. Метальников, позвонив в редакцию, спросил: идет ли его статья? Мой товарищ по редакции, А. Н. Тихонов, ответил ему, что, вследствие принципиального расхождения во взгляде на вопрос, «Летопись» не может поместить статью, и г. Метальников взял рукопись.

Меня несколько смутила торопливость Тихонова, — следовало подождать Вашего решения. Теперь мы его имеем, и, значит, все в порядке. Я очень рад, очень благодарю Вас. Прочитал я статейку Метальникова «О причинах старости» — это тоже не понравилось мне. Сейчас буду читать «Об иммунитете при туберкулезных заболеваниях».

Корректура профессору Вульфу будет своевременно послана, не беспокойтесь.

Меня просил передать Вам почтительный привет д-р Ив. Ив. Манухин, лечивший меня от туберкулеза. Это очень милый человек и очень интересный.

Сейчас он живет в Москве, гостиница «Боярский двор», на Старой площади. Ему хотелось бы посетить Вас, но он боится стеснить.

Будьте здоровы, дорогой учитель. Желаю всего доброго.

30. III. 16.

710 В. Я. ШИШКОВУ

Дорогой Вячеслав Яковлевич!

«Тайга» очень понравилась мне, и я поздравляю Вас, — эго крупная вещь. Несомненно, она будет иметь успех, поставит Вас на ноги, внушит Вам убеждение в необходимости работать, веру в свои силы.

Не скрою, — над ней следует еще поработать. Местами Вы увлекаетесь словом, а многословие делает рассказ жидким. Местами Ваша лирика—излишня, тем более излишня, что Вы прекрасно чувствуете лирику фактов, кая всегда несравнимо красивее, а потому и ценнее лирики слов.

Несколько замечаний по поводу фабулы: не ясно, почему Бородулин, встретив Прова, все-таки поехал в Кедровку? Болен и не отдает себе отчета в том, что делает? Поясните.

Намерение парней изнасиловать Варьку — повисло в воздухе, т. е. опять-таки не ясно — избили ее и — только или же привели угрозу в исполнение?

Мало показано, как Устин, усердный богу, читает псалтирь, — что именно бормочет он? Не лишнее ли — пожар тайги? Не лучше ли кончить на том месте, где Устин возвращается в деревню?

Во всяком случае, надобно несколько смягчить те сцены, где Анна бежит в огонь. Пусть лучше она просто смотрит на пожар и тихонько смеется. Тихонько. И безумие ее как будто исчезает. А то — очень уж мрачно, кошмарно.

Но, за всем этим, я еще раз от всей души поздравляю Вас.

Я передал рукопись А. Н. Тихонову в редакцию, он должен прочитать ее. Я хотел бы видеть Вас, но до вторника едва ли успею, а во вторник еду в Финляндию. Значит— увидимся на пасхе или на Фоминой, вернусь я в понедельник или вторник пасхи.

Будьте здоровы, желаю всего доброго!

3. IV. 16.

711 Г. В. ВУЛЬФУ

Уважаемый Юрий Викторович!

Клементий Аркадьевич Тимирязев предложил мне непременно послать Вам корректуру статьи, любезно присланной Вами для «Летописи». Разумеется, я обещал сделать это, и мною было отдано соответствующее распоряжение, но, вследствие неожиданного перехода «Летописи» в другую типографию, мое распоряжение не успели исполнить. Апрельская же книга, в которой идет Ваша статья, уже печатается, и теперь посылать корректуру — бесполезно.

Мне крайне неловко пред Вами, уважаемый профессор. Принося мои искренние извинения, убедительно прошу Вас верить, что все это произошло не по вине редакции и отнюдь не вследствие небрежного отношения к Вашей почтенной работе, а исключительно в силу того хаоса, который ныне царит во всех предприятиях и учреждениях.

Нужным считаю осведомить Вас, что корректуру статьи Вашей правил человек, знакомый с вопросом, один из учеников проф. Федорова.

Еще раз — примите, почтенный Юрий Викторович, мои извинения.

Желаю всего доброго.

4. IV. 16.

Кронверкский, 23.

712 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

Уважаемый Клементин Аркадьевич!

На обороте сего — копия письма, которое я сегодня послал Ю. В. Вульфу. Эта копия ознакомит Вас с невольной виною моей пред проф. Вульфом и пред Вами.

Но прошу Вас верить, что вина моя поистине — невольна! Вы представить не можете, что делается здесь в типографиях, какой анархизм и грабительство процветают. В отчаяние можно придти!

Я убедительно прошу Вас извинить меня и извиниться за меня пред Ю. В., — пожалуйста, сделайте это! Мне тяжело быть некорректным по отношению к Вам и к нему.

Затем я прошу Вас — нельзя ли дать к июньской книге статью о физике? Или Вашу по ботанике?

Это было бы очень хорошо!

Еще раз — извиняюсь и желаю Вам доброго здоровья.

Искренно уважающий Вас

Благодарю Вас очень за то, что позволили Манухину посетить Вас!

4. IV. 16.

713 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

Дорогой друг,

моих столкновений с подводными лодками — не бойтесь, не плаваю. Те, кто плавает, говорят, что в воде 14°, это — странно, ибо в воздухе, вероятно, — 97°.

Я веду себя превосходно, ем яйца и все, что дают, а дают — ужасно много! День начинается в 7 ч., встаю, иду гулять; в это время горничная убирает мою комнату. В 8 — пью кофе, ем масло, 4 яйца. В 9 является Федор и Ев[докия] Петр[овна], занимаемся до 12, приблизительно. Могли бы и больше, но Е. П. не успевает расшифровывать стенограмму. Дело идет довольно гладко, но — не так быстро, как я ожидал. Есть моменты, о которых неудобно говорить при барышне, и тут уж должен брать перо в руки сам я. Править приходится много.

В час — завтрак, очень обильный. До 4-х все по своим комнатам, а Федор — всюду и везде. Он ходит в купальном костюме, уже обгорел на солнце, кричит, смеется, настроен хорошо. В 4 — чай, ем яйца и до семи занимаюсь Федоровым материалом, а в 7 — обед, тоже чрезвычайно обильный. Спать ложимся в 10. Вот и весь день.

Общество крайне интернационально: хозяйка-венгерка, затем Роджерс и артисты Михайловского театра; прислуга — латыши, эсты; рабочие — татары и украинцы.

Стоит сухая, жаркая погода; огромный парк нечем поливать, хотя в нем и устроен бак на 200 000 ведер. Дождей — нет. Газет — тоже. Никто ничем не интересуется, а я слишком занят, чтоб интересоваться чем-либо, кроме непосредственной задачи.

Пока — я еще не представляю, когда мы кончим, — материала много, он очень любопытен. В день мы делаем листа два, даже — три, после моих поправок остается 2/3.

Вот так и живу. Здоров, скоро перестану курить, ибо папирос не будет.

Валентиновна относится ко мне очень внимательно, строго памятуя внушения Ив[ана] Ив[ановича]. Уговаривают меня брать солнечные ванны, я спросил Манух[ина] — можно ли? Ногу я все-таки прожариваю, и это ей нравится.

Будьте здоровы, дорогой друг, желаю всего доброго! Как Наташа? Пишет?

Поклоны.

714 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

Дорогой друг мой,

если старик в Ессентуках, мне сообщат его адрес и я тотчас же напишу ему о деньгах — строго и внушительно. Мне надоела эта канитель. Если же его в Е[ссентуках] — нет, — необходимо узнать, где он, и телеграфировать мне его адрес. Не успеем до 2-го августа с этим, — попрошу Гордона отложить платеж.

Писать отсюда о работе над биографией — как будто некому. Здесь живут иностранцы всех наций, павлины, удавы, антилопы, борзые собаки, русские же люди — сплошь малограмотны, к печатному слову относятся, как черти к ладану, а кроме всего этого — с утра до вечера пьяны и поют песни. Ни Ф[едор], ни М[ария] В[алентиновна] — никому ничего не писали. Думаю, что сии чудеса творит в Питере чудотворец Исай.

Работа — расползается и вширь и вглубь, очень боюсь, что мы ее не кончим. Напечатано 500 стр., а дошли только еще до первой поездки в Италию! Я очень тороплюсь, но — существует непобедимое техническое затруднение: барышня может стенографировать не более двух часов, а все остальное время дня, до вечера, у нее уходит на расшифровку. Править я, конечно, не успеваю. Федор иногда рассказывает отчаянно вяло, и тускло, и многословно. Но иногда — удивительно! Главная работа над рукописью будет в Питере, это для ме[н]я ясно. Когда кончим? Все-таки, надеюсь, — к 20, 22-му.

Я чувствую себя хорошо, нога не болит. Не купаюсь, не жарюсь на солнце. Вожу Ф[едора] в море, версты за две, за три, там он прыгает в воду и моржом плывет к берегу. Гуляю — мало, некогда.

Неужели арест Стембо не внушит Леониду благую мысль уйти из «новой» газеты? Это будет ужасно, если он не порвет условия.

«Маленькую газету» Сувор[ина] я читал, все №№ со статьями по этому делу.

Спрячьте до меня все заметки о биографии.

Новостей здесь не полагается.

Встревожен Вашим лечением, — в чем дело?

Говоря по правде — не во-время затеялась вся эта история с биографией! Но, коли начато, нужно кончать. Очень боюсь, что Вы измотаетесь за лето, и по приезде буду настаивать, чтоб осенью Вы ехали на юг, — обязательно!

На-днях приехал хозяин Фороса, это неинтересный человек, вполне безнадежный как лицо, способное на работу культурную. Форос превращается в курорт с водолечебницей и т. д. Здесь — все бредят курортами, даже Чириков, живущий верстах в двадцати. Недавно я видел его, он шел на раскопки, начатые здесь проф. Ростовцевым, — открыта греческая могила, саркофаг и разные штучки в нем, кроме костей. Чириков поздоровался со мной весело и свободно, как ни в чем не бывало. Это ружье стреляет всегда и только холостыми патронами.

В Ялте живут разные литераторы — Найденов, Арцыбашев и др. Есть слух, что они собираются посетить Форос. Население оного — в тревоге.

Мною овладел писательский зуд, а писать — некогда!

Ну, будьте здоровы, кланяйтесь Манухиным, Тихонову, редакции.

Всего доброго!

715 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

Дорогой Клементий Аркадьевич!

Спасибо сердечное за Ваше письмо. Убедительно прошу Вас дать статейку о М. М. Ковалевском и, если это Вас не затруднит, — возможно скорее. Очень прошу!

А также прошу Вас позволить издать сборник Ваших статей книгоиздательству «Парус», — это маленькое дело, которое хочет быть большим и чистым. На-днях Вы получите первую книгу, изданную «Парусом», — «Сборник армянской литературы», засим выйдут сборники литератур латышской, финской, грузинской, татарской и т. д. В книгоиздательстве работаю я с моими друзьями — Тихоновым и Ладыжниковым. Дайте нам Вашу книгу.

Статьи пойдут в сентябре и августе, если Вам угодно.

Пишу лежа в постели, у меня воспаление вены на ноге, глупая и надоедливая штука! Очень извиняюсь за неразборчивый почерк.

Желаю всего доброго и будьте здоровы!

716 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

Коробов — интересен. Предложите ему написать несколько маленьких рассказиков, и пускай пошлет мне, может быть, годятся для «Летописи».

Обратите его внимание: пишет он небрежно и порою неправильно: «гнездов» вместо «гнезд». Не нужно злоупотреблять местными речениями. Наиболее меткие — это хорошо, но — надобно пользоваться ими умело.

Есенин написал плохую вещь, это верно.

Как Ваши стихи?

Вчера только приехал из Крыма.

Как здоровье Ваше? Поправились ли за лето?

Всего доброго!

717 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

Дорогой Клементий Аркадьевич!

Только вчера возвратился из Крыма, где жил в Форосе у Федора Шаляпина, помогая ему в работе над его автобиографией.

За семь недель очень отдохнул от Петербурга, накопил здоровья и успел затосковать о работе, о журнале. Наглотался весьма печальных впечатлений, очень хотел бы рассказать Вам о многом; если Вы будете в сентябре в Москве — увижу Вас, а то приеду в Клин.

Убедительно прошу Вас написать о Мечникове! Очень прошу! Именно Вы, и только Вы, можете с долженствующей простотою и силой рассказать русской публике о том, как много потеряла она в лице этого человека, о ценности его оптимизма, о глубоком понимании им ценности жизни и борьбе его за жизнь. Пожалуйста, сделайте это, Клементий Аркадьевич! Извините, что надоедаю Вам, но — так хочется, чтоб Ваше слово как можно чаще раздавалось в современном хаосе понятий!

Если позволите сказать — Ваша статья о М. Ковалевском — великолепна! И вообще я не знаю, как выразить Вам чувство моей радости и благодарности за Ваше отношение к журналу. За это время мне пришлось выслушать немало похвал «Летописи» за то, что она не поддается всеобщему опьянению кровью, и так хорошо знать, что Наши тревоги за культуру находят отклик у читателя, понятны ему.

А тревоги все растут и сгущаются, Вы, конечно, чувствуете это.

Позвольте же еще раз сказать Вам сердечное спасибо за Вашу работу, столь ценную и воистину человеческую.

Я плохо выражаю мои чувства к Вам, но, думаю, Вы поймете их.

Будьте здоровы и всего доброго.

Кронверкский, 23.

2. VIII. 16.

718 К. А. ТРЕНЕВУ

С завистью читаю в «Р[усском] с[лове]» «По Украйне», дорогой Конст[антин] Андреевич, с завистью, — хорошо написано! Легко, плавно, с такой острой улыбкой и такой славной грустью, кажется — понятной мне. Поверьте, что это не комплимент, нет! Я очень внимательно читаю Вас и уверенно жду много великолепного из-под Вашего пера.

А также ожидаю, что Вы пришлете что-нибудь «Летописи», — можно ожидать? И — скажите: разрешаете Вы поставить Ваше имя в числе сотрудников на 17-й год?

Буду очень благодарен, если ответите скоро.

Воротились Вы из Коктебеля? Я очень отдохнул в Форосе и теперь весьма охотно везу свой воз.

Будьте здоровы!

Всего доброго.

719 Ф. В. ГЛАДКОВУ

Федор Васильевич,

Вы сделали большие успехи: «Единородный» написан вполне литературно, местами очень интересно и трогательно; жаль только, что Вами взята столь обычная и слишком уж использованная тема! К тому же Вы невозможно растянули ее, и это сделало скучным и тяжелым рассказ, в сущности, недурной.

Я возвращаю Вам рукопись с предложением сократить ее насколько найдете возможным Кое-где я отметил повторения недопустимые и убивающие интерес читателя. Не бойтесь сокращать, пусть от рассказа останется половина, но — хорошая! Вы — упрямый человек, Вы можете работать, ну и работайте, не щадя себя.

Сокращения не должны огорчать Вас. Исправив рассказ, пошлите его мне.

Желаю успеха и верю в него.

А еще что написано Вами за это время? Если написано, — покажите!

Крепко жму руку.

720 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

1. IX. 16.

Многоуважаемый

Клементин Аркадьевич!

Очень прошу Вас — сообщите, будет ли Ваша статья о И. И. Мечникове и когда можно ждать ее. Нам хотелось бы напечатать эту статью в сентябрьской книге, но мы были бы благодарны Вам, если б она поспела хотя и к октябрю.

Затем я почтительно прошу Вас — скажите, можем ли мы объявить, что в числе статей, имеющих появиться в «Летописи», будут статьи

Ваша «Солнце, жизнь и хлорофилл»,

Вашего сына «Старое и новое в физике»,

а затем статьи Самойлова, Мензбира?

Как обстоит дело с изданием собрания Ваших статей и не позволите ли Вы издать эту книгу нам?

Будьте здоровы и всего доброго!

Не могу вырваться из Питера! И, видимо, раньше октября не буду в Москве!

721 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

Многоуважаемый

Клементий Аркадьевич!

Боюсь, что одно мое письмо затерялось по пути к Вам, и решаюсь написать еще раз по поводу статьи об И. И. Мечникове, — можно ли ожидать, что Вы дадите эту статью к сентябрьской книге?

Очень прошу Вас ответить и, если можно, телеграммой.

Послал — вместе с этим — ив Москву письмо Вам.

Если Вас не затруднит, — будьте добры сообщить, когда можно ждать статью Вашего сына «Старое и новое в физике» и Вашу «Солнце, жизнь и хлорофилл»? А также — дадут ли статьи Самойлов и Мензбир или Шимкевич?

Простите, что надоедаю Вам! Но — так хочется сделать журнал хорошим, а без Вашей помощи — не сделаешь!

Вы, конечно, знаете, что это — не лесть, а мое глубокое убеждение!

Желаю всего доброго.

1. IX. 16.

722 В. Г. КОРОЛЕНКО

5. IX. 16.

Искренно уважаемый

Владимир Галактионович!

«Русское о[бщест]во изучения жизни евреев» очень просит Вас разрешить ему издать отдельной брошюрой Вашу статью из «Рус[ских] ведомостей» о Кужах и Мариамполе.

Мы предполагаем издать эту статью в нескольких десятках тысяч экземпляров, что должно иметь весьма важное значение в деле борьбы с новым наветом на евреев, — должно иметь, и, мы уверены, будет иметь.

Разрешите также перепечатать эту статью и в 4-м издании сборника «Щит», которое подготовляется к печати.

Нужным считаю сообщить, что «О-во» вполне может оплатить право издания гонораром, который Вы укажете.

Пожалуйста, Владимир Галактионович, разрешите! Статья написана так просто и человечески убедительно, она принесет много пользы умам раздраженных и запуганных людей.

Будьте здоровы, желаю всего доброго! Очень трудно стало жить, Владимир Галактионович, отчаянно трудно!

Низко кланяюсь.

Кронверкский проспект, 23.

Петроград.

723 К. А. ТРЕНЕВУ

За обещание дать рассказ — спасибо, дорогой К[онстантин] А[ндреевич]! А еще большее — за доброе Ваше отношение ко мне.

Могу повторить: «На Украине» написано хорошо: тонко, умно, без «лишнего». Я очень рад за Вас, рад видеть рост Ваш, — извините мне эти неуклюжие слова!

Газета — будет наверняка. Но—покамест это все-таки между нами, ибо условия питерской жизни повелевают конспирировать.

«Кожемякина» посылаю, а портрета все еще нет, — не я виною этого, не я! Моего фотографа нарядили солдатом, и это нарушило все его профессиональные фокусы.

Здесь все желают реформироваться, даже «Петербургский листок». Некоторые министры у себя за чаем и в ресторане «Медведь» тоже поговаривают, что, пожалуй, необходимы послабления. Вероятно, скоро разрешат свободную продажу красного вина, и мы будем пить, напевая:

Это — Карамзин сочинял, а при нашей любви к старенькому Карамзин как раз — в нашем стиле.

Хорош у Вас «Миргород»!

Будьте здоровеньки!

724 К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

Дорогой Клементий Аркадьевич!

Получил хорошую статью Ар[кадия] Кл[ементьевича] и сдал ее в набор на октябрь, — сердечно благодарю Вас! А вслед за статьею — приехал сам автор ее, — не могу не прибавить: такой простой, ясный человек, с превосходными идеями, сразу вызвавший у меня все лучшие чувства к нему. Вы извините меня за то, что я говорю так несдержанно, но, Клементий Аркадьевич, Вы не можете не понять, какая это радость — познакомиться с хорошим человеком в наше проклятое время, когда — так часто! — чувствуешь себя окруженным дикарями и разбойниками, одиноким и бессильным. Я говорил с А. К. о трех книгах, которые следует издать: это перевод книги Лоуэля, затем — книга «Ученые о науке», план которой уже составлен А. ПК., и наконец «Научные идеи в будничной жизни» — книга, темой которой должно служить освещение всего, что дает и дала наука в ее применении к жизни, т. е. — так сказать — диффузия научных идей и работ в среду обыденного. А. К. обещал дать на эту тему статью для «Летописи», а затем — сделать книгу.

Я усердно прошу Вас, дорогой К. А., поддержать Ар. Кл. в этих превосходных намерениях, — их социальная ценность чрезвычайно высока, я уверен в этом!

Не стану говорить, как я обрадован Вашим желанием встать ближе к «Летописи». Я приеду в Москву в первых числах октября и немедленно явлюсь к Вам, чтобы выработать широкий план действий по Вашим указаниям. Сейчас я — один здесь, мой ближайший товарищ и помощник в работе по журналу уехал на Урал, — вот почему я не в состоянии приехать к Вам немедленно, как это следовало бы.

Прошу Вас — не забудьте статью о Мечникове, — русская пресса отнеслась к потере его азиатски равнодушно! Просто — стыд!

Итак — до свидания! Сердечно желаю Вам всего доброго и прошу передать мой поклон Аркадию Клементьевичу, а также супруге Вашей.

10. IX. 16.

725 П. X. МАКСИМОВУ

Вот именно теперь, когда Вы переживаете, как это чувствуется по В[ашему] письму, дни критического отношения к себе самому и когда В[аша] прежняя самонадеянность рассеяна ударами неудач, — теперь-то Вы и должны взяться за себя серьезно. Вы были сырым поленом, которое не могло хорошо разгореться, потому что в нем много влаги, теперь это вытопилось из Вас, и вот — попробуйте-ка поработать!

Вы — не графоман, это — неверно, это чепуха; Вы просто очень молоды и слишком поверхностно относились К жизни, к литературе. Арц[ыбашев] был груб с Вами — это нужно забыть. Я уверен, что Вы человек одаренный, но Вам необходимо найти в себе силу для работы над собой.

Я советовал бы Вам сейчас же взяться за рассказ на самую простую тему, напр[имер]: «Будний день», — напишите свои будни — как Вы проснулись, куда ходили, что видели, как легли спать и какую связь имеет все это — мелкое, смешное и грустное, пошлое и радостное — все! — к жизни мира, о котором Вы мечтаете, к тому, чего Вы хотите.

Пишите, памятуя, что простое — самое трудное и мудрое. Попробуйте!

Я считал излишним отвечать на Ваши письма, будучи уверен, что мои ответы ничего не дадут Вам в том размашистом настроении, которое одолело Вас. Но я был уверен, что это настроение Вы переживете не без пользы для Вас. Кажется, — так и случилось. Если я не ошибаюсь — я рад.

Относитесь к себе бережливее. Экспансивность — хороша, но сдержанность тоже имеет свою цену.

Будьте здоровы, желаю всего доброго.

18. IX.16.

Кронверкский проспект, 23.

726 В. В. ИВАНОВУ

Всеволод Вячеславович!

«На Иртыше» — славная вещица, она будет напечатана во 2-м сборнике произведений писателей-пролетариев. Сборник выйдет в декабре.

Вам необходимо серьезно взяться за свое самообразование, необходимо учиться. Мне кажется — литературное дарование у Вас есть, значит — его нужно развивать. Всякая способность развивается работой, Вы это знаете.

Пишите больше и присылайте рукописи мне, я буду читать их, критиковать и, если окажется возможным, — печатать. Но — Вы обязательно должны заняться чтением, работой над языком и вообще — собою.

Берегите себя! Сейчас я очень занят и потому пишу кратко, в следующий раз напишу более подробно.

До свидания, будьте здоровы!

Адрес:

Кронверкский проспект, 23.

М. Горькому.

727 Т. С. АХУМЯМУ

Разумеется — Вам нужно писать, и — много, но столь же необходимо для Вас — встать ближе к жизни, пользоваться непосредственно ее внушениями, образами, картинами, ее трепетом, плотью и кровью. Не сосредоточивайтесь на себе, но сосредоточьте весь мир в себе. В жизни много яда, но есть и мед — найдите его. Не будьте только лириком, не запирайте душу свою в клетку, Вами же построенную, — смейте быть и юмористом, и эпиком, и сатириком, и просто веселым человеком. Надо все брать и все отдавать жизни, людям.

Большинство современных поэтов живет точно на необитаемых островах, вне жизни, вне ее хаоса. Это, конечно, более легко и удобно, чем жить в хаосе действительности, но это значит — ограбить себя. Не надо быть Робинзоном, не надо! Надо — жить, кричать, смеяться, ругаться, любить!

Надо искать то, что еще не найдено: новое слово, рифму, образ, картину. Поэт — эхо мира, а не только — няня своей души.

Вот так. Желаю всего доброго!

25. X. 16.

728 Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

Рассказик вышел у Вас весьма недурно, будет напечатан. Попробуйте написать еще.

Спасибо за частушки, это интересно.

Вот что: не напишете ли Вы два-три стихотворения для детей? Книгоиздательство «Парус», в котором я участвую, издает «альманах для детей» — небольшой сборничек рассказов и стихотворений. Попробуйте!

А также давайте стихов для литературного сборника «Парус», который мы составляем.

Работайте больше, читайте, учитесь! Толк будет!

Жму руку.

729 С. Н. СЕРГЕЕВУ-ЦЕНСКОМУ

Уважаемый Сергей Николаевич!

Не пожелаете ли Вы сотрудничать в журнале «Летопись»? Если это приемлемо для Вас, — может быть, Вы найдете возможным прислать рассказ для январской книги? Редакция и я, Ваш почитатель, были бы очень благодарны Вам.

Извещаю Вас также, что книгоиздательство «Парус» предполагает издание литературных сборников и что, если б Вы согласились участвовать в них, это было б очень хорошо.

«Парус» ставит целью поднять интерес читателя к серьезной литературе.

От себя лично окажу, что был бы очень счастлив работать рядом с Вами.

Будьте здоровы и желаю всего доброго!

Кронверкский проспект, 23.

730 М. А. МАЛЫХ

Спасибо за доброе письмо Ваше, за хорошую память обо мне! Спасибо, — это хороший подарок, особенно трогающий за душу в такие трудные дни, когда все люди одичали и у большинства умерло человеческое.

Я Вас помню и — очень! Вы, полагаю, тоже не забыли, как я повел Вас гулять в поле и потом мы сидели в овраге, под кустами, на жухлой августовской траве. Тогда уже листья желтели. Да, это было давно, а все-таки — как Вы видите и из «Детства» — я крепко помню все хорошие минуты жизни.

Не так уж много было их, и — тем ценнее они. Верно?

Я тоже дружески целую Ваши руки и еще раз — сердечно благодарю за память.

Будьте здоровы, будьте бодры!

23.XII.16.

731 ГЕРБЕРТУ УЭЛЛСУ

Книгоиздательство «Парус».

Петроград, Б. Монетная, 18.

Г. Уэллсу.

Дорогой друг!

Я только что закончил корректуру русского перевода Вашей последней книги «М-р Бритлинг» и хочу выразить Вам мое восхищение, так как Вы написали прекрасную книгу! Несомненно, это лучшая, наиболее смелая, правдивая и гуманная книга, написанная в Европе во время этой проклятой войны! Я уверен, что впоследствии, когда мы станем снова более человечными, Англия будет гордиться тем, что первый голос протеста, да еще такого энергичного протеста против жестокостей войны раздался в Англии, и все честные и интеллигентные люди будут с благодарностью произносить Ваше имя. Книга Ваша принадлежит к тем, которые проживут долгие годы. Вы — большой и прекрасный человек, Уэллс, и я так счастлив, что видел Вас, что могу вспоминать Ваше лицо, Ваши великолепные глаза. Может быть, я выражаю все это несколько примитивно, но я хочу просто сказать Вам: в дни всемирной жестокости и варварства Ваша книга — это большое и поистине гуманное произведение.

Конечно, я не согласен с концом Вашей книги, я не знаю другого бога, кроме того бога, который вдохновил Вас написать, как м-р Бритлинг испил до дна чашу мировой скорби, смешанной с кровью. Но этот бог живет только в Вашей душе, в человеческой душе, и не существует нигде, кроме этой души. Мы, человечество, создали нашего бога для нашей скорби и радости, и во внешнем мире мы не находим бога, а только других людей, таких же несчастных, как и мы, создателей собственного бога — добра.

Вы написали прекрасную книгу, Уэллс, и я сердечно жму Вашу руку и очень люблю Вас.

А теперь я хочу сказать Вам следующее. Два моих друга, Александр Тихонов и Иван Ладыжников, организовали издательство для детей. Сейчас, может быть, более чем когда-либо, дети являются лучшим и наиболее нужным, что есть на земле. Русские дети нуждаются более, чем все другие, в знакомстве с миром, его великими людьми и их трудами на счастье человечества. Надо очистить детские сердца от кровавой ржавчины этой безумной и ужасной войны, надо восстановить в сердцах детей веру в человечество, уважение к нему; мы должны снова пробудить социальный романтизм, о котором так прекрасно говорил м-р Бритлинг Лэтти и о котором он писал родителям Генриха в Померанию.

Я прошу Вас, Уэллс, написать книгу для детей об Эдисоне, об его жизни и трудах. Вы понимаете, как необходима книга, которая учит любить науку и труд. Я попрошу также Ромэна Роллана написать книгу о Бетховене, Фритьофа Нансена — о Колумбе, а сам напишу о Гарибальди. Таким образом, дети получат галерею портретов ряда великих людей. Я прошу Вас указать мне, кто из английских писателей мог бы написать о Чарльзе Диккенсе, Байроне и Шелли? Не будете ли Вы добры указать мне также несколько хороших детских книг, чтобы я мог организовать их перевод на русский язык?

Я надеюсь, что Вы не откажетесь помочь мне, и я еще раз должен сказать Вам: Вы написали превосходную книгу, и я благодарю Вас от всего моего сердца.

Искренно Ваш

Мой адрес — Петроград, Большая Монетная, 18, «Парус», для Максима Горького.

732 РОМЭНУ РОЛЛАНУ

Дорогой и глубокоуважаемый товарищ

Ромэн Роллан!

Очень прошу Вас написать биографию Бетховена для детей. Одновременно я обращаюсь к Г. Уэллсу с просьбой написать «Жизнь Эдисона», Фритиоф Нансен даст «Жизнь Христофора Колумба», я — «Жизнь Гарибальди», еврейский поэт Бялик — «Жизнь Моисея» и т. д.

Мне хотелось бы при участии лучших современных писателей создать целую серию книг для детей, содержащую биографии великих умов человечества. Все эти книги будут изданы мною.

Я уверен, что Вы, автор «Жана Кристофа» и «Бетховена», великий гуманист, Вы, так прекрасно понимающий значение высоких социальных идей, — не откажете

в Вашем ценном содействии делу, которое мне представляется хорошим и важным.

Вы сами прекрасно знаете, что никто так не нуждается в нашем внимании в эти дни, как дети.

Мы, взрослые люди, которым в скором времени предстоит покинуть этот мир, — мы оставим нашим детям жалкое наследство, мы им завещаем очень грустную жизнь. Эта нелепая война — блестящее доказательство нашей моральной слабости, упадка культуры. Напомним же детям, что люди не всегда были так слабы и дурны, как — увы! — мы теперь; напомним им. что у всех народов были — и есть сейчас — великие люди, благородные сердца Это необходимо сделать именно в эти дни победоносной жестокости и зверства.

Я горячо прошу Вас, дорогой Ромэн Роллан, написать эту биографию Бетховена, так как я уверен, что никто не напишет ее лучше Вас!

И еще, будьте добры, укажите мне, к кому из французских писателей я мог бы обратиться с просьбой написать историю Жанны д’Арк для детей. Само собой разумеется, что это лицо должно обладать талантом и не быть католиком. Надеюсь, Вы меня понимаете.

Я внимательно прочел, дорогой мэтр, все Ваши статьи, появившиеся во время войны, и хочу сказать, что они возбудили во мне глубокое уважение и любовь к Вам. Вы один из тех редких людей, чья душа осталась не омраченной безумием этой войны, и это большая радость — знать, что Вы сохранили в своем благородном сердце лучшие принципы человечества

Очень прошу Вас как можно скорее ответить мне и указать также Ваши условия и предполагаемый объем книги.

Позвольте мне издалека пожать Вашу руку, дорогой товарищ, и примите еще раз уверения в моем глубоком уважении и искреннем восхищении.

Желаю Вам долгой и плодотворной деятельности.

Петроград

Большая Монетная, 18,

«Парус»,

Максиму Горькому.