Пленницы судьбы

Анна Павловна: причудливый путь нашей крови

«Более всего мы любили Петергоф и Павловск. Мы были так привязаны к этим местам с братом Михаилом, что когда приходилось оттуда уезжать, то мы исхаживали все любимые наши места, со всеми прощались весьма нежно и препоручали свои садики, осликов, кораблики и прочее приставленному солдату...»

Так писала впоследствии королева Нидерландов Анна Павловна. По этим дорожкам Анна бегала вместе с братьями Николаем и Михаилом. Она родилась в 1795 году в Гатчине, в семье наследника престола Павла Петровича и Марии Федоровны, следом, в 1796 году, родился брат Николай, ставший потом императором, а в 1798 году — брат Михаил. Это были последние дети императора Павла I, и он особенно их любил, говорил, что если старших отобрала у него мать, то эти с ним будут всегда, и часто ласкал младших, называя их «мои барашки», «мои овечки». Это были приятнейшие воспоминания Анны о человеке, которого страшилась вся Россия... Анна помнила как смутный сон страшный день 11 марта 1801 года, когда погиб ее отец, а также ту радость, которая их охватила при известии, что они возвращаются из холодного и сырого Михайловского замка, куда их за месяц до этого перевез отец, в свои уютные детские комнаты в Зимнем дворце, где они втроем — Анна, Николай и Михаил — самозабвенно играли, причем Анна любила изображать императрицу, а братья «скакали верхом» на палочках рядом с ее «каретой», составленной из стульев. Навешивала девочка на себя и «бриллианты» — хрустальные подвески с дворцовых люстр. В отличие от своего брата Николая, ненавидевшего «несносных учителей», Анна училась с охотой и в учебе делала большие успехи. А летом их ждал зеленый рай Павловска, Гатчины или Петергофа.

Шли годы, девочка выросла в красивую, стройную девушку и в 1809 году неожиданно для всех в свои четырнадцать лет оказалась в центре внимания всей Европы. «Она высока ростом для своего возраста и более развита, чем обыкновенно бывает в этой стране, так как, по словам лиц, посещающих двор ее матери, она вполне сформирована физически вот уже целых пять месяцев... у нее прекрасные глаза, нежное выражение лица, любезная и приятная наружность, и хотя она не красавица, но взор ее полон доброты. Нрав ее тих и, говорят, очень скромен. Доброте ее отдают предпочтение перед умом». Кто же этот любопытный, который интересуется, когда у девушки начались месячные? Этот любопытный — император Франции Наполеон, который осенью 1808 года потребовал от своего посланника в Петербурге Армана де Коленкура подробнейших сведений о великой княжне Анне Павловне. Дело в том, что после того, как сватовство Наполеона к Екатерине Павловне провалилось (о чем уже рассказано), он вдруг решил избрать себе в жены ее сестру Анну. Если сватовство к Екатерине Павловне можно было как-то понять, то желание Наполеона взять себе в жены четырнадцатилетнюю девушку как громом поразило и императора Александра I, и Марию Федоровну. Что делать? Опять отказать императору Франции? Или обречь невинную девочку на жертву? Именно как жертву воспринимала этот возможный брак Мария Федоровна. Она писала сыну-императору: «Если у нее не будет в первый год ребенка, ей придется много претерпеть. Либо он разведется с нею, либо он захочет иметь детей ценою ее чести и добродетели. Все это заставляет меня содрогаться! Интересы государства — с одной стороны, счастье моего ребенка — с другой... Согласиться — значит погубить мою дочь, но одному Богу известно, удастся ли даже этой ценою избегнуть бедствий для нашего государства. Положение поистине ужасное! Неужели я, ее мать, буду виной ее несчастья!» Мария Федоровна с волнением спрашивала сына, может ли Россия сопротивляться Франции, или все же придется пожертвовать младшей дочерью. Александр был откровенен с матерью — сил у России для новой войны с Бонапартом пока нет!

Но Бог тогда был милостив — если не к России, то к Анне. Неожиданное предложение с трудом, с помощью проволочек, удалось отклонить. Здесь свое веское слово сказал сам император Александр, взвесивший все за и против: «Мое мнение таково, что, принимая во внимание все неприятности и придирки, а также недоброжелательство и злобу, с какой относятся к этому человеку, лучше ответить отказом, нежели дать свое согласие против воли». А за Наполеона, как уже сказано выше, пошла дочь австрийского императора восемнадцатилетняя Луиза, которая действительно стала жертвой и после рождения сына была фактически оставлена мужем.

У Анны Павловны судьба была иная. До 1816 года она жила дома с матерью и братьями Николаем и Михаилом, которых очень любила. В день открытия Царскосельского лицея, 19 октября 1811 года, царская семья пришла к лицеистам. И, как вспоминал лицеист и друг Пушкина Иван Пущин, они во все глаза смотрели на прелестную императрицу Елизавету Алексеевну, а в это время Михаил Павлович (ему было тринадцать лет) у окна щекотал Анну Павловну, потом подвел ее к Гурьеву, своему крестнику, и, стиснувши ему двумя пальцами обе щеки, третьим вздернул нос, сказал ей: «Рекомендую тебе эту моську».

В 1816 году Анна вышла замуж за одного из победителей Наполеона на поле Ватерлоо нидерландского принца Вильгельма (Виллем). Это был настоящий воин, бился с Наполеоном в Испании, а потом под командованием герцога Веллингтона вышел на поле Ватерлоо, где и отличился во главе голландской армии. «Юный лягушонок» — так называли, из-за зеленого цвета мундиров голландской армии, ее юного военачальника. Принц уже давно — еще в 1812 году — посватался за Анну, но тогда Петербург молчал: принц, как и его отец, король Виллем I, были для России никем — еще в 1795 году их выгнал из Голландии Наполеон, а на ее престол посадил своего братца. Победа союзников над Наполеоном все изменила. Голландия обрела независимость, и короля Виллема I и его сына-наследника голландцы встречали с энтузиазмом. Как рассказывала сама Анна, «после сражения при Ватерлоо все дело сдвинулось: принц просил руки великой княжны у императора Александра», причем прямо на месте бывшего сражения, во время встречи с императором Александром на ферме Белль-Альянс — на месте отчаянного боя в 1815 году, в котором принц и был ранен в плечо. Дело было в принципе улажено, прекрасный союз почти состоялся, но слово Анны все равно считалось решающим. По этому поводу Мария Федоровна писала: «Если моя дочь, познакомившись с принцем, будет питать надежду на то, что она будет с ним счастлива, то она сама решит свою судьбу добровольным избранием, на которое я в таком случае дам свое согласие». Поэтому принц Виллем был приглашен в Петербург, он приехал в 1815 году, понравился Анне и произвел на всех хорошее впечатление.

Свадьбу сыграли в начале 1816 года, и празднества продолжались до лета: 6 июня в Павловске был устроен роскошный праздник в честь новобрачных в любимом Марией Федоровной Розовом павильоне Павловска и в Царском Селе. Во время ужина были прочитаны стихи, которые написал сам Пушкин, за что получил в награду за них от императрицы Марии золотые часы, сохранявшиеся до конца его жизни. Молодожены отправились в Голландию, и опять, как всех своих дочерей, Мария Федоровна долго провожала Анну — до Каскова — второй почтовой станции на Нарвской дороге.

Женитьба Виллема была одобрена Штатами — парламентом Нидерландов. В принятом ими постановлении с откровенным прагматизмом отмечалось, чем выгоден голландцам этот брак: политическая и династическая связь «с могущественной Россией желательна для Нидерландов, ибо другие нации теперь не смогут посягнуть на благополучие и независимость Нидерландов...» Кроме того, «Штаты надеются, что расширение и упрочение связей с Российской империей приведет к увеличению успехов и благополучия нидерландской коммерции».

Голландия... Анна мало знала об этой стране, совсем не похожей на Россию. Как писал ее современник Николай Бестужев, побывавший в Нидерландах, «я увидел море, висящее над землею, увидел корабли, плывущие выше домов и вместо болот возделанные поля, тучные пажити, чистые и красивые городки... Чрезвычайная чистота, домы маленькие, но красивые, с блестящими стеклами, мостовая, на которой не видно и соринки, довольный вид жителей... Ласковый прием страннику в земле чуждой примиряет его с разлукой. Прекрасное место!»

Голландия сразу понравилась Анне. Она полюбила эту удивительную страну, выучила голландский язык, много путешествовала по Голландии и Бельгии, которая входила в состав королевства Нидерланды, и хорошо узнала шумный, торговый Амстердам, песчаный Гелдерланд, зеленую Зеландию, провинциальную столицу Гаагу, даже не имевшую тогда статуса города, пастбища Фрисландии, город знаменитого Времейера Делфт, старые аббатства Миддельбурга, похожий на Париж Брюссель, суровый средневековый Гент. Летом молодые жили под Утрехтом, а зимой перебирались в Брюссель — вторую после Гааги столицу Нидерландов. Там Анна блистала на балах и в ложе театра.

Довольно скоро стало ясно, что супруги — очень разные люди. Чопорная, строгая, исполненная имперского духа, Анна по воле судьбы оказалась в демократической стране и поэтому оставалась чужой для голландцев. Как-то раз на церемонии с участием Анны начался страшный ливень, все побежали в укрытие или спрятались под зонты. И только одна Анна, как ни в чем не бывало, стояла под дождем — она не могла допустить, чтобы зонт над ней держал просто лакей, а придворных поблизости не было. Муж хотя и говорил по-голландски хуже нее (детство и юность он провел в эмиграции в Англии), но слыл настоящим голландцем, был неприхотлив, как солдат, и мог жить в военном шатре, крестьянском доме, наслаждаться деревенским застольем, увлекаться порой простыми поселянками... А Анна хотела, чтобы все было, как в Петербурге.

Когда в 1840 году, после отказа отца от престола, Виллем стал королем Виллемом II и был коронован в Амстердаме, Анна Павловна отдала все свои бриллианты, чтобы сделать мужу путную корону, и потом все время поддерживала в нем дух честолюбия и королевской чести.

Рождались дети, вырастали, по духу, воспитанию, языку и вере они становились голландцами и, став взрослыми, отходили от матери, которая была с ними холодна и церемонна, как некогда ее мать Мария Федоровна с Анной и ее братьями и сестрами. Ее связь с Россией никогда не прерывалась. С детства Анна дружила с братом Николаем, который, став императором, переписывался с ней, и даже — в ответ на ее жалобы на измены мужа — выговаривал Виллему суровые слова упрека. А когда в 1830 году вспыхнуло восстание бельгийцев, Николай I был готов бросить на помощь сестре армию, но помешало Польское восстание, и в ходе неудачной для голландцев войны Бельгия, к великому сожалению королевы Анны, отделилась от Нидерландов.

Поселившись в окрестностях Утрехта в усадьбе Сустдейк, Анна начала строить дворец — копию Павловского дворца — и такой же, как на берегах Славянки, парк. Когда ныне проходишь по залам дворца или по аллеям этого парка, то ощущение дежавю не покидает петербуржца, кажется, что гений строителей Павловска — Чарлза Камерона и Винченца Бренна — давным-давно переселился сюда вместе с бывшей русской принцессой. По стенам висели портреты русских государей, Анна садилась за стол, украшенный уральским малахитом, на него выставляли тарелки сервиза Петербургского фарфорового завода с видами родного города на Неве. По тенистым дорожкам парка, мимо пруда, как некогда ее мать в Павловске, она вела уже своих детей к укрытым зеленью павильонам или ферме...

В 1828 году Анна была потрясена смертью матери, императрицы Марии Федоровны, с которой все годы разлуки сохраняла связь. В письме к Николаю, узнав о смерти Марии Федоровны, Анна писала: «Какая потеря, какая бездна открывается перед нами всеми; дорогой брат и друг, совершенно правильно говоришь, что для нас начинается новая жизнь и для меня — в особенности. Мама всегда была моим убежищем, моей поддержкой. Я могла открыть ей мое сердце, и она всегда поддерживала меня добрыми советами. Теперь все кончено, поэтому я чувствую себя одинокой в целой вселенной».

Да, Анна часто была одинока. Муж фактически переселился к армии — в Тилбург (сейчас в чемпионате Голландии даже играет команда из Тилбурга «Виллем II») и жил там с какой-то трактирщицей. Одиночество Анны было следствием ее характера, совсем не легкого для окружающих. Сохранилось Евангелие на русском языке, принадлежавшее королеве Анне, и многие годы на его полях она делала пометки по-русски — видно, чтобы не смогли прочитать слуги. Тоска и печаль — основные чувства Анны Павловны, державшей в руках карандаш.

В 1855 году, уже после смерти мужа, при ставшем королем ее старшем сыне Виллеме III, она вдруг решила вернуться в Россию. Дело в том, что сразу после Крымской войны Виллем наградил голландским орденом не только Александра II, но и его врага — Наполеона III. Как же это можно было стерпеть русской принцессе! И она сообщила племяннику, императору Александру II, о своем намерении приехать. Получив известие об этом, Александр вошел к жене, императрице Марии Александровне, со словами: «Вот, милая моя, черепица нам сваливается на голову» — едет тетушка! Фрейлина Тютчева записала в дневнике по этому поводу: королева «имеет репутацию особы столь же неуживчивой и трудной в общежитии, сколь хорошей патриотки, и мысль иметь ее навсегда при себе, кажется, не очень улыбается их величествам».

Анна приехала в Гатчину в ноябре 1855 года и снова увидела пейзаж любимого парка, мостики, озера. Но прошли десятилетия с тех блаженных лет, когда она с братьями бегала взапуски по тенистым аллеям этого парка, — вернуть прошлое было уже невозможно. Придворные с удивлением вслушивались в речь королевы. Как писал Владимир Соллогуб, королева Анна говорила «чисто карамзинским слогом начала [XIX] столетия» и ее почти не понимали. Утомительными и старомодными для окружающих казались ее манеры. «Королева... — писала Тютчева, — говорила массу любезностей и делала бесконечные реверансы: из одного ее реверанса можно было выкроить десяток наших. Королева Анна — очень почтенная женщина, полная старых придворных традиций и преданности этикету, и еще не отправила приличия ко всем чертям, как принято в наше время. Наши молодые великие князья и княгини покатываются от смеха и делают забавные ужимки за спиной своей тетушки».

Анна побывала в Москве и, помолившись в ее соборах, уехала назад, в Голландию, давно ставшую ее домом. Она была последней дочерью Павла и Марии, еще жившей на свете, и довольно скоро поняла, что здесь, в новой России, она никому не нужна со своими старомодными привычками и карамзинским слогом.

Анна прожила еще десять лет и умерла в Гааге в 1865 году. Ее похоронили в Делфте, в усыпальнице нидерландских королей. Так была поставлена последняя точка в длинной истории пяти дочерей Павла I, выданных за границу. Но история эта, в сущности, не кончилась. Распались империи, забылись битвы, войны, но прелестный «династический десант» дочерей Павла I на Европу не пропал даром.

Не будем забывать, что кровь Анны (или, как ее зовут в Голландии, Аннаполоне) по-прежнему струится в жилах нидерландской королевской семьи. Благодаря своим дочерям Россия навсегда связала себя с европейскими династиями, с европейской культурой, с Европой. Женщины побеждают всегда! А наши — в особенности!