Пленницы судьбы

Княгиня Голицына: пиковая дама

«Я пришла к тебе против своей воли, — сказала она твердым голосом, — но мне велено исполнить твою просьбу. Тройка, семерка и туз выиграют тебе сряду, но с тем, чтобы ты в сутки более одной карты не ставил и чтоб во всю жизнь уже после не играл...»

Так пушкинская Пиковая дама выполняет волю потусторонних сил, открывая Германну карточный секрет. После издания повести Пушкин писал: «Моя “Пиковая дама” в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семерку и туза». И уже с явным облегчением: «При дворе нашли сходство между старой графиней и княгиней Н. П. и кажется не сердятся». Беспокойство автора можно было понять. Повесть, как и многие художественные произведения, находилась на грани вымысла и правды, и это, как известно, способен оценить не всякий читатель. Повесть вышла в 1834 году, когда прототип героини — княгиня Наталья Петровна Голицына была жива и обладала тем влиянием в высших сферах, которое — при неодобрительной оценке повести, кончавшейся, как известно, скверно для героини, — могло навлечь верховный гнев на «щелкопера». Ведь в основе сюжета лежал подлинный факт: внук старухи — князь Сергей Голицын — сам рассказал Пушкину о том, что, проигравшись однажды в пух и прах, он попросил у бабки денег. Та внуку в деньгах отказала, однако велела ему вечером поставить на три карты, которые и позволили шалопаю отыграться и вернуть долги. Мистическое же продолжение повести, ее романтический герой, любовный сюжет — все это создано блистательным воображением Пушкина.

В России, независимо от суровости режима, всегда существовало особого рода общественное мнение. Его носителями были прежде всего высокопоставленные старухи, сидевшие на придворных и великосветских балах вдоль стен и за карточными столами, поставленными так, чтобы видеть танцующих. (Позже, уже на нашей памяти, подобную функцию стали выполнять старушки у подъезда — носительницы советской морали.) Екатерина II описывает, как, будучи юной великой княгиней, она завоевывала общественное признание, прокладывая себе тем самым путь к престолу: «И в торжественных собраниях, и на простых сходбищах, и вечеринках я подходила к старушкам, садилась подле них, спрашивала об их здоровье, советовала, какие употреблять им средства в случае болезни, терпеливо слушала бесконечные их рассказы об их юных летах... сама спрашивала их совета в разных делах, а потом искренне их благодарила. Я узнала, как зовут их мосек, болонок, попугаев, дур; знала, которая из этих барынь именинница. В этот день являлся к ней мой камердинер, поздравлял ее от моего имени и подносил цветы и плоды... Не прошло и двух лет, как самая жаркая хвала моему уму и сердцу послышалась со всех сторон и разлилась по всей России».

Такой же влиятельной старухой стала с годами и Наталья Петровна Голицына. В. Соллогуб писал о ней: «В городе она властвовала какою-то всеми признанною безусловною властью. Перед представлением ко двору каждую молодую девушку везли в ней на поклон; гвардейский офицер, только надевший эполеты, являлся к ней, как к главнокомандующему». Читатель! Вспомни старых актрис МХАТа или Малого театра и представь себе их низкие, звучные голоса:

— Кто это?

— Внук Андрея Петровича, ваше сиятельство.

— Внук Андрея Петровича? Помню, помню, большой был шалун...

Наверное, и вправду Андрей Петрович был в юности шалуном, но помнила об этом уже одна Наталья Петровна. Спускаясь по лестнице из спальни мертвой графини, Германн думал: «По этой самой лестнице, может быть, лет шестьдесят назад, в такой же час, в шитом кафтане, причесанный “королевской птицей”, прижимая к сердцу треугольную свою шляпу, прокрадывался молодой счастливец, давно уже истлевший в могиле».

Впрочем, не всегда же Наталья Петровна была старухой устрашающего вида, с бородой и большими усами, за что и получила прозвище Princesse Moustache («княгиня Мусташ») — «Усатая княгиня». Усы были такие большие, что один из светских шалунов и «затейливых проказников» пушкинской поры, а заодно и родственник княгини корнет де Сен-При дерзко подарил Голицыной к Новому году пару бритв, что почему-то всем показалось необыкновенно остроумным. Отметим, что Наталья Петровна родилась в 1741 году, пережила шесть царствований и умерла девяноста шести лет от роду в 1837 году. В молодости она, урожденная графиня Чернышева, была обворожительна. Детство и юность Наташа провела за границей, в Англии, где служил ее отец Петр Григорьевич — крупный русский дипломат. Там она получила прекрасное образование, много путешествовала, долго жила в Париже и приобрела тот неподражаемый французский шарм, о котором мечтали все петербургские дамы. С началом века Екатерины Великой, в 1762 году, фрейлина Наталья Петровна стала яркой звездой екатерининского двора. Она славилась как прекрасная танцовщица и изумительная наездница. В 1766 году она отличилась во время карусели — состязании всадников и всадниц. Зрелище этой карусели, которую устроили на Дворцовой площади в Петербурге, было потрясающим. Карусели того времени, пришедшие на смену жестоким рыцарским турнирам, представляли собой костюмированное состязание на лошадях и колесницах со всеми красочными атрибутами рыцарских турниров: с девизами и эмблемами, нарядами разных народов (в карусели 1766 года было четыре части — кадрили: римская, славянская, индийская и турецкая). Вокруг рыцарей толпились оруженосцы, пажи, звучала музыка, на ветру развевались знамена и штандарты. За всем этим наблюдала знатная нарядная публика, сидевшая на специально возведенных для этого зрелища трибунах. Состязания же были, в отличие от церемоний, настоящие, не маскарадные. Нужно было проявить себя и понравиться судьям в выездке или управлении колесницей, а мужчинам — в стрельбе с ходу по мишеням из лука или пистолета. Непросто было попасть на полном скаку копьем в кольцо или саблей срубить «башку» манекену. Да и красиво промчаться на колеснице, запряженной четверкой или шестеркой лошадей, было тоже непросто. И вот Наталья Чернышева дважды (!) завоевывала первый приз «за приятнейшее проворство», несмотря на конкуренцию множество достойных ее, элегантных и ловких наездниц.

Да и умом Наталья Петровна была проворна, отличаясь расчетливостью и энергией. Ее, женщину волевую, лишенную привычных для того века женских слабостей, называли «великой мастерицей устраивать свои дела». Она вышла замуж за князя Владимира Голицына, тотчас превратила его, человека мягкого и слабого, в подкаблучника, смело взяла в свои руки управление его разоренными имениями, в которых жили шестнадцать тысяч крепостных душ, и, разумно распоряжаясь делами огромного хозяйства, постепенно привела его в порядок.

Доходы с процветающих имений позволяли княгине жить безбедно как в России, так и за границей, куда она удалились, по-видимому, недовольная своим положением при дворе Екатерины II. Княгиня жила на широкую ногу поочередно в Лондоне и в Париже, имея по обе стороны Ла-Манша богатые дома и принимая многочисленных гостей. Напомню, что вся эта история происходила в то время, когда предреволюционный Париж грезил идеями Просвещения, а Версаль стремительно разлагался в бесчисленных празднествах и маскарадах. Голицына часто там бывала, и за «русской Венерой» волочились самые знатные придворные. Доводилось ей сиживать за карточным столом и с королевой Марией-Антуанеттой.

В те времена господства масонских идей и мистики появилась мода на различных медиумов и авантюристов вроде графа Калиостро. Авантюрист и алхимик, граф Сен-Жермен, часто бывал в парижском салоне Голицыной и даже сдружился с хозяйкой. Это был умный и обходительный господин, несший в себе некую тайну, которая и составляла суть его обаяния. А дальше — уже легенда, отраженная в повести Пушкина. Как-то раз, проигравшись при дворе и не имея возможности на следующий день заплатить долг, Голицына обратилась к Сен-Жермену, который денег ей не дал, но открыл тайну знаменитых трех карт, позволивших княгине отыграться и вернуть долг.

Французская революция застигла Наталью Петровну в Лондоне. В 1790 году, лишенная привычного образа жизни — лето в Лондоне, зима в Париже, — она вернулась в Россию, поселилась в Петербурге, в доме на Малой Морской, который до сих пор показывают туристам как дом знаменитой Пиковой дамы. При дворе она быстро вернула свое влияние и заняла, сообразно своему уже немолодому возрасту, тот самый «пост» в креслах у стены бального зала или за карточным столом, где сидели почтенные дамы и где складывалось мнение света о каждом человеке. У Натальи Петровны были прекрасные отношения с великой княгиней, а впоследствии императрицей Марией Федоровной. Считается, что благодаря своим связям с ней Голицына смогла спасти от казни или ссылки некоторых декабристов: своего племянника Чернышева, а также одного из братьев Муравьевых.

Шло время. Оно, как известно, идет на пользу лишь благородному вину, но не человеку. Слова Екатерины II, писавшей под конец жизни, что она знает в некоторых семьях пятое и шестое поколение, могла бы повторить о себе в пушкинское время и княгиня Голицына. Не без основания она считала всех кругом молодежью, а своих детей до седых волос называла Катеньками, Бореньками, Митеньками. Этот самый Митенька — князь Дмитрий Владимирович Голицын — был московским генерал-губернатором, но мать, как в детстве, селила сына на антресолях своего дома и предупреждала дворецкого, чтобы он присмотрел за Митенькой: не дай Бог, ребенок упадет с лестницы. Впрочем, может быть, для почтенного, величественного шестидесятилетнего сановника, к тому же близорукого, это предупреждение (во избежание перелома шейки бедра) было уже и нелишним. Незаметный муж Натальи Петровны умер в 1798 году, два сына делали карьеру, двух дочерей княгиня удачно выдала замуж, они уже имели собственных детей и внуков, но все равно все родственники Натальи Петровны трепетали перед старухой — всесильной и богатой. Горе было тем из них, кто дерзал ослушаться или просто имел несчастье чем-либо не угодить «княгине Мусташ». Так, она долго тиранила свою невестку — супругу Митеньки Татьяну Васильевну за то, что та происходила из не очень знатного рода Васильчиковых, а мать ее вообще была какая-то Овцына! Другой сын Натальи Петровны, Борис, вероятно, во избежание подобных проблем, вообще не женился. Когда он умер в 1813 году, то выяснилось, что у него две незаконнорожденные дочери, и их взяла на воспитание Татьяна Васильевна, но всю жизнь скрывала это от своей грозной свекрови.

Казалось, старуха будет жить вечно — время было не властно над ней, как над египетскими пирамидами, а ее сыновья и внуки так никогда и не станут самостоятельными и состоятельными — всех своих близких Голицына держала на «голодном пайке», полагая, что, например, московскому генерал-губернатору на жизнь достаточно пятидесяти тысяч рублей в год. Эту сумму она увеличила только по просьбе самого государя. По воле судьбы, Н. П. Голицына пережила самого Пушкина, который и родился-то, когда она уже была старухой. Так что напрасно он тревожился о том, как примут при дворе литературное пророчество о гибели Пиковой дамы...