Пленники тайги

22. Прощай, парень!

Семену было идти полегче, чем его предшественникам. Во первых он был сыт, имел с собой запас воды, и к тому же шел уже по следам, не рискуя, как его бывшие подопечные, провалиться в зыбучую трясину. Но кое в чем Астахову было трудней.

Проведя два часа в сплошном тумане, и так же недоумевая о столь необычном виде осадков, он наконец понял куда попал. Это место эвенки называли «Стойбищем Харги». По уверению стариков в этом месте никогда не рассеивается туман, и еще ни кто из попавших в него не возвращался обратно. Эвенки обходили это плоскогорье стороной утверждая, что под темным одеялом тумана отдыхает сам Харги, гневный злой дух тайги. Но уже на памяти Астахова лет пять назад где-то рядом бесследно пропали трое геологов, опытных, бывалых людей. Поняв все это Семен даже остановился, размышляя, не повернуть ли ему назад.

«Если тут выходы болотного газа, метана, то дело пропащее. Если же просто болото?…» Он посмотрел на Найку. Собака не слишком охотно, но шла на поводке, и это как-то подбодрило охотника.

«Ладно, если что, то Найка должна почувствовать неладное».

Решив так Астахов тронулся вперед по широкой тропе, оставшейся после предыдущих путников. Все, что происходило с ними по дороге он читал как раскрытую книгу. Развороченную зеленую лужайку трясины-ловушки Астахов изучал дольше обычного. То, что человек попавший в этот природный капкан сумел выбраться он понял, единственное что удивило Семена, почему так долго его не могли вытащить. Судя по следу на траве бедолагу просто тащили из зыбуна волоком. Глянув на уже затягивающуюся зеленью буроватую поверхность трясины, Астахов передернулся от отвращения и пошел дальше.

К вечеру Золотов и его свита все таки выбрались из болотистой ловушки, но не в седьмом часу, а гораздо позже, в девятом. Так же как и на противоположном краю плато ландшафт медленно, но неуклонно опускался, так теперь он начал подниматься вверх, и вскоре они уже шли по самой обычной, твердой, покрытой травой земле. Туман вскоре рассеялся, но как оказалось не исчез. Они прошли еще с полкилометра постепенно поднимаясь в гору, когда оглянувшийся назад доктор воскликнул:

— Смотрите!

Все обернулись и увидели внизу, под ними огромное, до горизонта, серое, словно бы ватное покрывало тумана. Оно по прежнему своей упругой массой прикрывало болото лишь слегка колыхаясь, словно и вправду кто-то огромный под ни переворачивался во сне. Все это поражало своими размерами. На горизонте вдали они ясно видели какие то горы, а тут, в каких то ста метрах под ними царил серый мрак.

— Да, не самый уютный уголок на планете, — задумчиво произнес Золотов, и отвернувшись пошел вперед.

А впереди их снова ждала скалистая горная гряда, не очень высокая, выветрившаяся от времени, без острых вершин, словно сточенных временем. Довольно ровным полукольцом эта горная гряда преграждала путь, и было не похоже, чтобы среди старых скал имелся какой то проход. Первые, не очень большие обломки скал уже попадались на их пути, перемежаясь все с теми же неприхотливыми лиственницами, кое где скучившимися небольшими рощицами. Они почти миновали как раз такой десятиметровый камень-останец, похожий свой формой на сжатый кулак, как вдруг сверху посыпались камни, все взглянули на верх, а Степаныч с азартом вскрикнув, схватился за ружье. Метрах в пяти над ними, на крохотном выступе скалы стояла кабарга, небольшая лань размером не больше средней собаки. Вниз, на людей, она смотрела не только с явным страхом, но с некоторым недоумением. Чувствовалось, что кабарга людей видела в первый и последний раз. Она было так близко, что Андрей рассмотрел аккуратную, небольшую головку на длиной шее, большие, темные глаза. В ту же секунду грохнул выстрел, и дернувшись от попавшего в нее свинца кабарга обрушилась вниз.

К лежащему на камнях маленькому тельцу все, не сговариваюсь, кинулись бегом. Пересохшие глотки издали общий для всех восторженно-сиповатый рев. Даже доктор, успевший оценить своеобразную, угловатую красоту горной лани радовался не меньше всех остальных. Это была пища, и глядя на окровавленную коричневую шерсть он вдруг понял, что рот его в предвкушении еды поневоле заполняется слюной. А Степаныч уже во всю орудовал ножом.

— Счас мы ее целиком на вертел насадим и такой пир закатим, да ведь, Вась?

Повар, стоя рядом с ним на коленях, не отвечал, но сиял так, словно его поцеловала Клаудиа Шиффер.

— Может встанем на ночлег, а, Егорыч? — спросил полковник, запустив окровавленные руки в чрево кабарги.

— Пожалуй что можно. — согласился финансист оглядывая окрестности и заходящее солнце. — Воды только надо найти, и дров. Давайте-ка, пройдемся, поищем.

Они разбрелись по округе, и вскоре до ушей Василия и Степаныча донесся восторженный крик доктора: — Вода!

Андрей наткнулся на небольшой родник, пробившийся сквозь землю у самого подножия одной из скал. К вожделенной влаге как мухи на мед постепенно сошлись и все остальные. Вода оказалась очень холодная, но чистая и вкусная.

— Просто Нарзан, — заметил напившийся повар.

— Похоже. — согласился врач.

Последними подошли тащивший на плечах кабаргу полковник, и Золотов на пару с Пашей, принесшие ствол поваленного дерева. Напившись и оглядевшись по сторонам финансист удовлетворенно кивнул головой.

— Ну, значит здесь и заночуем.

Первыми решили съесть печень, почки и сердце поджарив их на прутьях как шашлыки. На второе повар поставил вариться котелок с мясом.

— Много есть нельзя, — напомнил доктор, — как бы з-заворот кишок не прихватил.

— Скорее понос прихватит, чем твой заворот, — сказал полковник обнюхивая свой кусок печени.

— Рано еще, не дожарил ведь, — подсказал ему как профессионал Василий.

— Сам вижу, — буркнул полковник, опуская самодельный шампур поближе к пышущим жаром углям. Затем он не удержался и поддел Андрея. — А ты, док, зачем печенку жаришь? Тебя же твой друг Семен научил ее сырую есть?

— Д-дурак, ты, С — степаныч, и уш-ши у тебя соленые, — отозвался врач.

Полковник на удивление не обиделся, а засмеялся. То, что он все таки провел своих подопечных через болото и так удачно подстрелил кабаргу, несколько повысили его авторитет в глазах Золотова, а самое главное, вернули былую уверенность в себе самому артиллеристу.

Спать они улеглись в неплохом настроении, сытые, к тому же ночь выдалась теплая, а постоянный сквозняк вдоль скал отгонял проклятых комаров.

В отличии от них Астахов вышел к горам уже поздно вечером, в густых сумерках. Он так же нашел скелет, но воспринял все это гораздо ближе к сердцу. Кроме всего прочего Семен обнаружил на костлявом запястье разбитый корпус компаса, точно такого же, что и у него самого. Именно по компасу, остаткам планшета и другим неуловимым приметам Астахов понял, что в проросшей сквозь него траве лежит свой брат геолог. Оставить его просто так он не мог. Целый час он потратил на то, что бы выкопать топором неглубокую могилу. Все это время он думал о том, что же могло случиться с погибшим коллегой. То, что тот сломал ногу Семен понял так же хорошо как и до него Андрей. Но куда девались два остальных его товарища?

Перед смертью геолог расстрелял все патроны, почему? Выстрелами звал на помощь? Может и так. Но почему дурит и его компас? Он засек это слабое колебание примерно в том же месте, где и Степаныч, но в отсутствии солнца пришлось проверять его показания по косвенным признакам: цвете коры на лиственницах, более длинных ветках, все таки тянущихся к редкому в этих местах солнцу. Похоронив геолога Астахов снял свою шляпу и сказал короткую эпитафию:

— Прощай, парень! Твой маршрут окончен!

В эту ночь Астахову пришлось ночевать не разжигая огня. Запастись дровами он не успел, а плутать в ночной темноте в поисках сушняка запрещал многовековой опыт. Слишком многие гибли в тайге падая в этой тьме в ямы и пропасти, попадая в лапы зверью и проваливаясь в трясины. У того же самого камня, где столь неудачно пыталась спрятаться кабарга, он свернул налево и заночевал у другого ключа, одного из многих в этом районе. Уже засыпая Астахов почувствовал горьковатый запах дыма. «Они где-то рядом», мелькнуло в голове у Семен последней ясной мыслью.