Последний, предсмертный крик Паши донесся даже до ушей Золотова. Резко приподнявшись с земли он прислушался, а потом толкнул локтем полковника.
— Слышал?
— Да слышал, — нехотя ответил тот, разворачиваясь лицом к Золотову. Кому то карачун пришел. Мне кажется что Пашке, на его рев похоже.
Степаныч снова отвернулся от хозяина, а тот долго еще вслушивался в нескончаемый говор тайги, и ничего уже другого расслышать не смог.
Утром полковник первым делом спросил Золотова: — Ну что, будем искать Пашку?
Тот долго думал, затем отрицательно мотнул головой. Лишь через час, пробираясь по тропе впереди Золотова с ружьем наизготовку, Степаныч понял причину такого решения.
«А Золотов не дурак. Если Семен угробил Павла, то и соваться туда не стоило. А если это Паша уконтропупил охотника, то с его ногой он нам будет только обузой. Так что рванув вперед мы в любом случае выигрываем. Ай да Егорыч! Буд-то партию в шахматы разыграл.»
Шли они теперь действительно быстро, хотя и нельзя сказать чтобы легко. Основной проблемой для обоих компаньонов оставался голод. Желудок уже словно притерпелся к отсутствию пищи и не давал о себе знать, но вплотную подступила слабость. Временами то Золотов, то Степаныч останавливались и придерживаясь за колючие лапы лиственниц и елей пережидали когда же пройдет головокружение.
— Как слепые щенки без соски, — вздохнул Степаныч на одном из привалов. Золотов на это ничего не ответил, ему уже не хотелось говорить, он и шел то уже с трудом, подстегивая себя остатками воли. Степаныч голод переносил как-то легше. Давал себя знать Афганская закалка. Больше всего полковника нервировало другое. Рядом кипела жизнь, идя по тропе он видел округлые, раздвоенные следы недавно прошедших сокжоев, видел продолговатый след лося, один раз где-то совсем рядом, за чередой деревьев кто-то с шумом рванулся в сторону от путников, с треском ломая сухие ветви валежника. Полковник вскинул было ружье, но потом нехотя опустил его. Жалко было тратить драгоценные патроны почти наверняка зная, что заряды прийдутся по деревьям.
Затем метрах в семидесяти от них какие то крупные птицы метнулись в сторону и быстро скрылись за вершиной сопки. По цвету оперения Степаныч определил их как глухарей. Но Золотов не давал ему развернуться и серьезно заняться охотой.
— Сначала надо оторваться от Семена, — говорил он в ответ на умоляющий взгляд напарника. Полковнику стало казаться, что Золотов боится охотника как-то уже по особому, панически, поддаваясь какому то внушенному страху. К вечеру они подошли к местности где временами сопки, обращенные на северную сторону, совсем не имели леса, лишь густой, таежный травостой.
— Что-то его не видно, — сказал Степаныч, когда заметил как Золотов начал более часто оглядываться назад. Тот сразу сплюнул и выругался.
— Просят тебя поминать его на ночь глядя? Еще объявится.
— А может Пашка его все таки сделал?
— Не знаю, но уйти надо подальше.
А Семен в этот день и в самом деле не спешил. Утром он еле поднялся с земли, все тело болело так, словно по нему проехался каток для укладки асфальта.
Тщательный медосмотр оставил неутешительные итоги. Все тело, начиная с лодыжек представляло собой один большой синяк. Особенно досталось правой руке. Семен даже подумал было, что Золотовский телохранитель сломал ее, но ощупав грандиозный кровоподтек убедился, что слава богу, это не так. Но больше всего пострадала ладонь. Кроме пореза на ней отпечаталась еще и раскаленная дужка котелка. Оба шрама почти идеально перекрывали друг друга, так что резанную рану Астахову даже не пришлось перевязывать, кровь остановилась от ожога, зато нещадно саднили порезанные пальцы. Вчера, в горячке он не почувствовал боли, а сегодня еле поднял с земли карабин.
Зато с ним была Найка. Именно поэтому прошлую ночь Астахов спал как никогда спокойно и крепко. Природа дождя больше не обещала, так что Астахов решил сделать передышку. Спустившись с котелком к реке Семен приготовился увидеть внизу обгорелую Пашину тушу, но к его удивлению берег оказался пуст.
«Неужели он все таки выжил и ушел»? — с содроганием души подумал охотник. Лишь поразмыслив он понял, что вчерашний дождь повысил уровень воды в реке, и тело очевидно снесло вниз по течению. Набрав в котелок воды Семен с трудом поднялся наверх и, разведя костер, принялся готовить завтрак. В этот раз он все таки заварил приготовленный ранее таежный чай. Закутав котелок в куртку, он настаивал его почти час, но зато получившаяся горьковато-пряная жидкость с резким смородиновым запахом сразу взбодрила его и придала сил. Лишь после обеда Астахов не спеша тронулся вперед по звериной тропе, присматриваясь к редким отпечаткам рифленых подошв.
На одном из привалов Степаныч пробовал жевать какое то лопухастое сибирское растение. Золотов с немалым удивлением смотрел на своего спутника, а когда тот выплюнув зеленую массу, мучительно сморщился, то финансист, рассмеявшись, спросил: — Что, полковник, на подножный корм решил перейти?
— Он смеется! Жрать охота, сил уже нету идти. Должны же быть у них в тайге какие то съедобные растения?! Я и название помню, Куликов Володька рассказывал, однополчанин мой по Афгану. Как их, э-э, «медвежьи ушки», солодка», «черемшина»… Нет, как это? А — а! Черемша! Что-то вроде лука, по весне у них растет!
— А ты Семена спроси, он тебе точно подскажет.
В этот день Астахов действительно набрел на целую поляну черемши, продолговатого растения с мясистым, толстым стеблем, по вкусу напоминающим молодой чеснок. Нарвав полный котелок и натолкав полные карманы он двинулся дальше, озабочено прикидывая, далеко ли ушли его невольные спутники. Следы о видел теперь редко, но знал, что в тайге не потеряет. Во первых с ним была Найка, а во вторых охотник уже понял, что Золотов с последним компаньоном движется строго на Запад.
«И это не плохо, — думал он, — как раз в этом направлении они не должны встретить никакого жилья».