Плейбой

Глава 13

Эддисон

Погруженная в учебу, я стараюсь записаться на как можно больше занятий, чтобы закончить раньше срока, и вот уже незаметно пролетает осенний семестр. И прежде, чем успеваю оглянуться, наступает Рождество. Если в детстве я думала, что люблю Рождество, то будучи мамой, понимаешь, что ничего лучше и быть не может. Мы пьем горячий шоколад, смотрим рождественские фильмы, притворяясь, что за окном идет снег, как в Нью-Гэмпшире. Мы с Айлой и мамой делаем множество милых поделок и упаковываем их, чтобы отправить бабушке с дедушкой. Это волшебно, и я бы желала остановить эти мгновения, удержать их. Потому что прежде чем это пойму, они ускользнут.

Я качаю Айлу в кресле, хотя она уже как минимум двадцать минут спит. Чем старше она становится, тем реже засыпает на руках. Когда же подобное происходит, я хочу впитать все эти моменты.

Мама садится на диван, накрывает ноги одеялом и поворачивается ко мне.

— Эдди?

Я бросаю на нее недоумевающий взгляд:

— Да?

— Мы с твоим папой хотим кое-что обсудить. Хорошо?

Мой отец полностью погружен в телевизор, сидя в кресле-реклайнере¹⁷.

— Верно, Баррен? У нас есть вопрос к ней, — когда папа не отвечает, ее тон меняется. — Баррен! — резко говорит мама.

— Чт… да? В чем дело, дорогая?

— Я говорила Эдди, что у нас есть к ней разговор. Ты же в курсе, о чем мы говорили?

Его глаза сужаются, как будто он пытается вспомнить, о чем, черт возьми, она говорит. Он тупо смотрит на нее несколько мгновений, прежде чем, наконец, доходит.

— О, да. Сейчас вспомнил.

— Что это за разговор, о котором вы переговариваетесь между собой и не говорите мне? Вы разводитесь? У вас будет ребенок? Что происходит?

Мама откашливается.

— С 7 января по вечер 10-го мы хотели бы взять Айлу в Нью-Гэмпшир на сюрприз-вечеринку в честь пятидесятилетия тети Кэти.

Моя улыбка меркнет.

— Занятия начинаются с девятого. Мы не можем уехать. Я пропущу первый день.

— Нет, дорогая. Ты не сможешь поехать, — мягко говорит отец. — Айла сможет… если ты позволишь.

— Это три дня. Мы никогда не проводили столько времени вдали друг от друга. Не говоря уже о трех ночах.

Моя мама смотрит на меня сочувствующим взглядом.

— Малышка, чего ты так боишься? Она будет с нами. И если боишься, что Пеллеттьеры ее увидят, не беспокойся. Мы не поедем в Трескотт, только в Кэннон, поселимся в хорошем мотеле прямо возле дома Кэти. Через дорогу есть небольшой детский музей, а также детский бассейн, предназначенный только для малышей, — она склоняет голову, слегка улыбаясь. — Ей будет очень весело, детка. Обещаю.

Я знаю, ей было бы весело. Айле три с половиной года, так что, конечно, ей понравится. Но она даже ни разу не была в музее. Мне нужно самой все это пройти. Если я этого не сделаю, она заметит и подумает, что я не хочу создавать воспоминания.

Словно читая мысли, мама берет меня за руку.

— Эдди, с тех пор как родила этого прекрасного ребенка, ты почти не находила времени для себя. Помимо учебы, ты все время здесь. С ней. Это может стать хорошим перерывом и для тебя. Я знаю, у тебя есть занятия, но в остальное время могла бы пообщаться с Тессой. Или сходить по магазинам, или на пробежку. Черт возьми, может, даже на вечеринку…

— Нет. Она этого делать не будет, — ворчит в кресле отец. — Еще чего.

Мама закатывает глаза.

— Господи, Баррен. Ей девятнадцать лет, ради всего святого.

— Это не значит, что ей нужно ходить на вечеринки. Они небезопасны, — бормочет он в ответ, прежде чем посмотреть на меня. — Но кроме этой ерунды с вечеринками, я действительно думаю, что ты заслуживаешь перерыва. И мы заслуживаем того, чтобы маленькая внучка отправилась в мини-отпуск, а ты перестала над нами витать.

— Грубиян, — бормочу я. — А что если она не захочет ехать? — я смотрю на ее спящее личико, проводя рукой по волосам. — Вдруг захочет остаться со мной?

— Я полагаю, мы узнаем об этом, когда ты с ней поговоришь, верно? — говорит мама, глядя на моего маленького ангелочка. — Если тебе действительно неудобно, мы ее не возьмем. Она твоя дочь, и я не хочу быть навязчивой или властной.

— А как насчет тренировок, пап? — спрашиваю я в замешательстве. — Ты же сейчас в самом разгаре сезона.

— Я поговорил с другими тренерами, и они согласились покрыть эти тренировки за меня, — говорит он, и я, честно говоря, не могу поверить своим ушам. Мой отец никогда не пропускал хоккей. — Для твоей мамы важно поехать, поэтому и для меня тоже.

Она такая, моя мама. Заботливая и милая, и всегда отдает гораздо больше, чем получает. Она — воплощение святости.

Отец встает со стула и гладит нас обеих по головам.

— Спокойной ночи, дамы, — он наклоняется и целует маму в волосы. — Люблю тебя.

— Спокойной ночи, пап. Люблю тебя, — я улыбаюсь, глядя, как мама поднимает на него взгляд и тоже желает спокойной ночи.

Они так сильно любят друг друга, что это почти раздражает. Но в то же время очень мило. Как только он уходит, мы на несколько минут усаживаемся в тихой гостиной. Рождественская елка освещает лицо Айлы, создавая самый потрясающий эффект, когда она тихонько посапывает у меня на груди.

— Мам? — шепчу я, поглаживая щеку дочери.

Чувствую, как съеживаюсь оттого, что сейчас начну распускать нюни.

— Да, детка?

— Причина, по которой я никогда не хочу с ней расставаться или чтобы ты брала ее без меня, в том, что… я боюсь, что она почувствует, что оба ее родителя не справляются. Что никому из нас не интересно быть рядом, — мои глаза наполняются слезами. — Я не хочу, чтобы она чувствовала, что недостаточно хороша. Вот и все, — всхлипываю я. — Знаю, это странно. И я беспокоюсь, что буду ей нужна. Она будет нуждаться во мне, а меня не окажется рядом.

Некоторое время она молчит, а затем вздыхает.

— Знаешь, когда ты была маленькой, это было непросто, — с ее губ слетает тихий смешок. — Совсем не любила спать. Я не знала, что, черт возьми, делать или как успокоить тебя, когда были колики. Но даже несмотря на это, я месяцами отказывалась от помощи. Хотела все делать сама, — она замолкает. — Ну, кроме твоего папы. Ему я позволяла помогать. Но бабушкам? Пфф… отталкивала их прочь.

— Правда? — удивленно спрашиваю я.

— Да, — кивает она. — Пока однажды ночью не начался отит. Ты не могла спать, поэтому и мы тоже. А бабушка ЛаКонте? Ну, после того как поговорила с папой по телефону и услышала, как ты плачешь на заднем плане, появилась у нас на пороге. Я пыталась сказать, что со мной все в порядке, что она должна идти домой. Но вместо этого она села рядом со мной на кухне и спросила, не позволю ли я ей помочь. Она объяснила, что не только я заслуживаю перерыва, но и то, что лишаю ее драгоценного времени с тобой, — она улыбается и вздыхает. — Я легла спать и проспала шесть часов. И угадай что. Когда вышла из своей спальни… с тобой было все в порядке. А твоя бабушка? Она была самой счастливой, какую я когда-либо видела, пела тебе и качала. И тогда я поняла, что быть мамой — это тяжело. Быть родителем — это тяжело. И иногда можно позволить себе отпустить ситуацию. И именно поэтому с того дня твой отец и я решили время от времени отдыхать. Потому что отдых не делает тебя плохим родителем. Он делает тебя человеком.

— Ты присматриваешь за ней, пока меня нет на занятиях, — по моей щеке катится слеза. — Ты очень сильно помогаешь.

Конечно, я прошла половину обучения онлайн. Это одна из тех вещей, что мне нравится в Бруксе. График учебы гибкий, что очень удобно для сумасшедшего графика мамы. Но во время двух пар, которые я должна посещать в университете, опекунами Айлы становятся родители. Они никогда не уклоняются от этой задачи.

— И я люблю каждую секунду, — говорит она, и я ни на секунду не сомневаюсь в ее словах. — Если не хочешь, чтобы она ехала в Нью-Гэмпшир, потому что боишься быть вдали от нее или предпочла бы, чтобы Айла поехала, когда и ты сможешь поехать, это нормально. Но если не хочешь, чтобы она ехала, потому что думаешь, что это делает тебя плохой матерью, ну, подружка, тогда возникнут с этим проблемы. Потому что, Эдди, ты лучшая мама из всех, кого я знаю.

— Я учусь у лучших, — я улыбаюсь сквозь слезы. — Ладно, можешь брать ее. Но должна звонить мне по видеосвязи каждый день, как минимум три раза. А если она затоскует…

— Тогда мы вернемся домой пораньше. Обещаю, — она нежно обнимает меня. — Я бы никогда не заставила ее оставаться, если будет некомфортно.

Она еще несколько минут держит меня в объятьях, прежде чем отстраниться.

— Кто знает? Возможно, в свободное время ты встретишь того обаятельного красавца, который подарил Айле прелестную мягкую игрушку.

Я качаю головой, но выдавливаю из себя смешок.

— Этого не случится.

Даже произнося эти слова, я не могу не задуматься…

Почему ноет сердце?

Кэм

— Эй, лузер, — произносит Мила, швыряя в меня подушку. — Почему ты такой тихий?

Я ловлю ее и со всей силы кидаю обратно, попадая сестре в живот.

— Козел, — бормочет она в тот самый момент, когда в комнату заходит Бо, протягивая стакан воды.

— Спасибо, малыш, — говорит она с ухмылкой, когда тот садится рядом, кладя руку ей на бедро в защитном жесте.

Когда дело касается девушки, он готов убить. Вот как много она для него значит. Но и Мила поступила бы так же.

— Фу, — стону я.

— Вернемся к тебе, придурок. Почему ты такой тихий? Сегодня же Рождество. Чего ты надулся?

— Ничего, — только и бормочу я в ответ. — Просто устал, да и мне надо вставать рано утром, чтобы ехать обратно в Джорджию.

— Фигня. Нам нужно ехать во Флориду. Не будь тряпкой, — Мила сверлит меня взглядом. — Дело не в этом. Так что скажи, проблемы с командой? Тренер все еще ведет себя как конченный придурок? ее Ее глаза расширяются, и она наклоняется вперед. — Девушка, не так ли? Ты такой хмурый из-за девушки.

— Смешно, — добавляет Бо. — Пожалуйста, скажи, что это так. Скажи, что Кэм Харди, наконец, встретил свою половинку. Ту, которая будет постоянно досаждать ему.

— О, да, это просто комедия, — Мила бьет его по руке. — Единственная головная боль в наших отношениях, моя любовь, это ты и твоя вечно недовольная задница. Теперь заткнись. Мы говорим о Кэме, а не о тебе.

Сестра пристально смотрит на меня, наклонив голову.

— Ладно, братец, выкладывай подробности. Кто она? Где? И самое главное… что ты натворил?

Я открываю рот, чтобы заговорить, но, честно говоря, мне нечего сказать. Я много думал об Эддисон, и все же до сих пор знаю, что не имею права думать о ней. Даже если бы она когда-нибудь захотела дать мне шанс, было бы несправедливо, если бы я морочил ей голову, притворяясь тем, кем не являюсь. Я не тот, кто спасет мать-одиночку от необходимости самой воспитывать ребенка. И не тот, кто откажется от будущего в хоккее ради такой безрассудной вещи, как встречаться с дочерью тренера. Я знаю свое место. И оно не рядом с ней.

— Нет, все не так, — говорю я, натянув фальшивую беззаботную улыбку как раз в тот момент, когда отец заходит в гостиную. — Что скажешь, старик? Не прокатиться ли нам на «Челленджере»?

Я не пошел по его стопам в гонках, как Мила, но все равно ценю крутые мускул-кары¹⁸ так же, как и он. И «Челленджер» не исключение. В прошлый раз, когда я появлялся на гоночной трассе, он был так любезен, что позволил мне покататься на ней.

Я редко бываю дома, чтобы видеть родителей так часто, как хотелось бы. Из-за учебы и хоккея это трудно. Так что в такие моменты, когда возвращаюсь домой, даже если это всего на два дня, я стараюсь проводить с ними как можно больше времени. С сестрой и Бо. Я скучал по ублюдку, когда он взял маленький перерыв от семьи. Я рад, что он вернулся. Очень рад.

Вставая и следуя к двери, он кричит через плечо маме, которая продолжает мыть посуду на кухне:

— Скоро вернусь, дорогая. Надо заставить Кэма обмочиться.

— Мечтай, — говорю я, хлопая его по плечу. — Я уже катался с Милой. Ничего не может меня напугать.

— Это правда, — бормочет Бо себе под нос, в результате чего сестра бросает на него суровый взгляд.

— Поехали, старик, — я показываю пальцем на Бо и сестру. — Сейчас же разберитесь со всей этой воркотней. Когда вернусь, я не хочу ее видеть, — я хлопаю себя по животу. — Индейка и картофельное пюре, которые съел, еще не улеглись; не заставляйте меня блевать.

— Я позабочусь об этом, — смеется отец, когда мы выходим за дверь.

И я не сомневаюсь, что так и будет.

Сорок пять минут пролетают как одно мгновение. Мы мчимся по ночному городу, я и отец, по очереди вжимаясь в сиденья и давя на педаль газа, пытаясь перещеголять друг друга в скорости и адреналине. Наконец, я торможу, вгоняя машину на парковку, и переключаю на нейтральную.

— Ну, давай уже, расскажи, кто эта красотка? Или дожидаться, пока я стану старым и дряхлым? — отец ухмыляется, взгляд сверкает озорным огоньком.

— Да я знаю, какой ты! — я бросаю на него взгляд, и он тут же понимает, что никакие уловки не сработают. — Только один раз ты так улыбался… лет десять назад, когда я сломал руку и не мог играть в хоккей. Ты ведь знаешь, хоккей — это моя страсть, жизнь. А теперь… думаешь, я, может, нашел то, что дороже хоккея? Настоящую любовь?

Я не готов к этому разговору. «Любовь» — слишком громкое слово, слишком серьезное. Но я, признаться, слишком часто думал о ней, слишком много времени проводил в ее компании.

— Эддисон, — бормочу я, уставившись в лобовое стекло. — Проблема в том, что она дочь тренера.

— Черт, — мрачно произносит отец. — Полагаю, он не в восторге?

— Он бы, наверное, вырезал мне яйца, если бы узнал, — я поеживаюсь от этой мысли. — И… у нее вроде как есть ребенок.

— Какой еще «вроде как»? У меня двое таких маленьких чертят! Я тебе скажу, тут никаких «вроде как» нет. Он либо есть, либо нет.

— Есть. Дочь. Три года, наверное, — я откидываюсь на сиденье, устало вздыхая. — Маленькая копия мамы.

— Красивая? Эта Эддисон?

— Невероятная, — я задумываюсь о ее красоте, о том, как она завораживает. Но тут же возвращаюсь к реальности. — Но, как я уже сказал, дочь тренера. С ребенком. Ничего не получится, пап.

— Не торопись с выводами, — отец толкает меня локтем. — Вы нравитесь друг другу?

— Не уверен, — я усмехаюсь, глядя на него. — То есть, она мне нравится. А вот что чувствует Эддисон… черт, не знаю. Она сложная.

— Хорошие девушки всегда сложные, — он ухмыляется. — Чего ты больше боишься, парень? Что тренер разозлится, или встречаться с девушкой, у которой есть ребенок?

Я задумываюсь, не зная, как ответить. С одной стороны, да, я боюсь тренера. Не могу представить, как он отреагирует, узнав, что я встречаюсь с его дочерью. Он может сломать мне жизнь. С другой стороны, к черту! Я, может, и не идеален, но хороший парень. Я был воспитан в замечательной семье. Кто он такой, чтобы решать, что я не достоин Эддисон?

Но… как же мне справиться с тем, что она уже не одна? Ребенок… Это другая история. Не просто любовь, не просто отношения.

И есть еще один страшный вариант. Вариант, где она оттолкнет меня, как будто я заразный.

— И то, и другое, наверное, — я провожу рукой по лицу. — У меня никогда не было девушки. А вот первая… сомневаюсь, что она должна быть взрослой, с ребенком на руках.

— Знаешь, что самое интересное в любви, Кэм? — отец смотрит на меня. — Она не обращает внимания на препятствия. Все, что стоит того в этой жизни, всегда дается с трудом.

— Я не люблю ее, ты, сумасшедший старик! — рычу я, не в силах сдержать раздражение. — Я едва ее знаю.

— Ну хорошо, — он усмиряет смех, взгляд становится серьезным. — Тогда чего ты так переживаешь? Живи своей жизнью, парень.

Я знаю, он просто меня испытывает. Или пытается заставить признаться. Я не люблю ее. Пока что. Но если буду продолжать крутиться вокруг Эддисон… Может, все изменится. Гнаться за ней — это как играть с огнем. А я не хочу обжечься.

— Давай поедем домой, пока мама не отругала нас за то, что пропустили десерт, — я включаю зажигание и выезжаю с парковки. — Я знаю, ты весь день засматривался на яблочный пирог.

— Естественно! — он потирает руки, и я невольно улыбаюсь.

Мы едем молча. Отец кладет руку мне на плечо.

— Просто следуй сердцу, Кэм. Делай это, и никогда не проиграешь.

Я киваю, но не говорю ни слова.

Потому что даже если начну следовать сердцу… Как я могу быть уверен, что оно не будет растоптано?