Поэты-радищевцы

В тон Пиндара настроив лиру,

Хотел Россию я воспеть

И снаряжался по эфиру

До Ориона возлететь,

Куда чело, венцом лавровым

Покрыто, вознесла она, —

Оттоль Атлантом зрится новым,

Подъявшим мир на рамена.

Хотел воспеть, что рок вселенны

10 В ее деснице заключен,

Что все породы съединенны

Пред мужеством ее — суть тлен;

Что все обширные державы,

Какие в древности цвели,

Ни силой, ни сияньем славы

Сравниться с нею не могли.

Ударил по струнам перстами —

И гром от них пошел с огнем.

Казалось, двигну я горами,

20 На тигров наложу ярем...

Но вдруг кадило опустилось,

Амуры резвые на луг,

Меня обстали, привалились

И лиру вырвали из рук.

Потом крылами заплескали

Сии малюточки-божки,

Вспорхнули вверх, захохотали,

Вились гирляндой и в кружки,

Струнами бренькали — и, лиру

30 На ленте опустивши мне,

По жидкому небес сафиру

Помчались с смехом к вышине.

Минуты только три продлился

Тот феномен в моих глазах,

В душе восторг не охладился, —

Хвала отечеству в устах

Опять, опять была готова,

Но я едва коснулся струн,

Уже не мог пропеть ни слова —

40 Вмиг в сердце мне влетел перун.

Влетел перун любовной страсти

И к ранам рану приложил...

Ах! и без этой злой напасти

Я очень много желчи пил.

Почто ж, амуры! вы забаву

Находите в беде моей,

Почто вы дали мне отраву

К усугублению скорбей?

Взаимность только украшает

50 Любви терзания и яд;

Меня же всюду ожидает

Отказ, отчаяние, ад.

Так, так, и мыслить мне не должно

Отрады в муках получить:

Увы! Целест уже неможно

Одной любовию пленить.

Власть симпатии и природы

Теперь поверженна лежит;

И се от жертвенника моды

60 Оракул грозно мне гремит:

«Астреи век не возвратится,

Когда ценили лишь сердца, —

Ведь просвещенным не годится

Снимать с пастушек образца.

Ты будь Кизляр-Агою[44] с рожи,

Да будь в звездах, иль Крезом будь,

Но Хлои, Тации пригожи

Прицепят твой портрет на грудь.

И разумом хоть Милитидом[45]

70 Как капля в каплю будь похож,

Но под фортуниным эгидом

Жену прекрасную найдешь.

А без сокровищ, без титула

Ты будь лицом хоть Антиной,[46]

Умом — Сократ, однак и стула,

Не только кресел, год, другой

От милых Дафн тебе случится

С терпеньем бесполезным ждать».

Ах! льзя ли ж мне надеждой льститься

80 Мои страданья окончать?

В моем лице обыкновенность,

Отменности ни искры нет,

И человеческую бренность

На нем являет бренный цвет.

Хоть прадеду за верну службу

Царь-диво деревеньку дал,

Но рок, не восхотевши дружбу

Водить со мной, ее пожрал.

Душой моею лишь владею

90 И денег в рост не отдаю,

К тому ж чин маленький имею,

Не слишком сладко и пою.

Так, так, и мыслить мне не должно

Отрады в муках получить:

Увы! Целест уже неможно

Одной любовию пленить.

Что ж делать? Клясть любовный пламень,

Лить тайно слезы и вздыхать,

Пока адептов чудный камень

100 Мне не удастся отыскать

Или пока игра случая

Меня повыше не взведет.

Приди ж, минута золотая!

Гряди ко мне во цвете лет.

Приди, о время преблаженно!

Приди и право дай скорей

Повергнуть сердце уязвленно

К ногам владычицы моей;

Дай право мне просить награды

110 За страстный жар у алтаря, —

За чувство сладкой сей отрады

Я б не взял скиптра от царя.

А ты, Пленира иль Милена!

Не знаю, как тебя назвать,

Котора мне определенна,

Котору стал я обожать!

Внемли из стороны безвестной,

Клянусь земли и неба в слух,

Что буду вечно я нелестный

120 Тебе любовник, раб и друг.

Когда ж по самую кончину

С тобой мне должно розно жить,

То я прошу, молю судьбину

Мои дни горьки сократить:

Уединеньем веселиться,

Не видя близ себя друзей,

Лишь может Тимон, что гордится

Названием врага людей.

Главами с облаками близки,

Сыны тщеславья, обелиски,

Гранитных тяжких глыб состав,

Рук миллионом вознесенны,

Кремнистой базой подкрепленны,

Стояли долго, презирав

Мощь грозну времени сурова;

Но длань Сатурнова Громова

Низвергла их во прах — лежат.

10 Их пышный вид теперь — обломки,

Едва-едва уже потомки

Следы их могут различать.

Скудельны оны монументы!

Но есть, которых элементы

Никак не сильны истребить.

Владетельницы Геликона

Волшебной властью лирна тона

Чрез вечность могут продолжить

Всецелость памятника чести,

20 Что тверже истуканов лести.

Бард невский! ты им верный друг;

Они посеют лавр, оливу

Тебе в награду справедливу

И в память истинных заслуг.

Посеют, возрастят, и вечно

К тебе почтение сердечно

Не токмо в россах не умрет,

Но и чужие поздны роды

Твои величественны оды,

30 Которых звук к ним в слух дойдет,

Читая, ими восхищаясь

И доблестями раскаляясь,

Тебя поставят в малый круг

Великих тех певцов любезных,

Что человечеству в полезных

Твореньях возвышали дух.

Чрез гармонические тоны

Омиры, Флакки и Мароны, —

Хоть на атомы уж давно

40 Рассыпалась их часть телесна, —

В венцах сияния небесна

Живут доднесь — и ты равно

Жить будешь в блесках и по смерти:

Сатурн рукой возможет стерти

Цепь Кордильерских твердых гор

С лица земли и ввергнуть в бездну,

Но косу и его железну

Растопит пламенный твой хор,

Средь всех четырех стран вселенной

50 В чертогах, в хижине смиренной,

По холмам, рощам и лугам

От лиры твоея отзывы,

Кудрявы, звонкие, игривы,

Греметь ввек будут по ночам

Со трелью сладкой филомелы,

Средь красных зарь, в день ясный целый,

И сила, пышность, красота

В них слиты с милой простотою,

Фаросом совершенств, звездою

60 Потомству будут навсегда.

Твой хладный истукан безгласный

Прольет огонь священный, страстный

В того, кто на него воззрит,

И с умиленною слезою

Любимая всегда тобою

Богиня правды начертит

На пьедестале позлащенном:

«Он в пеньи пылком, возвышенном

Дела бессмертные хвалил,

70 Ко утешению невинных,

К отраде вдов, сирот бессильных

И к пользе всенародной жил».

Разлука неизбежна:

Так хочет рок-тиран.

На части сердце рвется,

С душою расстаюсь.

О милая моя!

Зачем не умер я

Во сладком чувств восторге,

Прильнув к губам твоим?

Ах! лучше б в ту минуту,

Как первый поцелуй

Дала ты мне на верность,

Я в пепел сжегся им!

Не можно слов сыскать,

Чтоб муки описать,

Которые, Пленира,

Терплю уже теперь.

Что ж стану, как повсюду,

Где прежде вместе мы

Благодарили небо,

Я не найду тебя?

Когда не голос твой,

Но только гул пустой

Тоскливых призываний

Моих услышу я?

Что стану той порою?

Чья будет часть лютей?

Найдется ль в целом мире

Несчастней кто-нибудь?

Тогда со мной сравнен,

Стократ, стократ блажен

В морском водовороте

Кружащийся пловец.

Пленира! то измерить

Удобно льзя тебе;

Язык мой непонятен

Быть может лишь другим.

О, если бы хоть твой

Не исчезал покой, —

Еще, еще б я больше

Безмолвно стал терпеть.

Теперь мне в душу светит

Отрадна мысль одна,

Что без тебя я вскоре

В могилу погребусь.

А если буду жить,

То должно заключить,

Что никогда от горя

Никто не умирал.

Наперсники правдивой славы,

Распределители венков,

О барды росския державы,

Которые чрез сто веков

По веке сем должны родиться,

Вперите слух, внушите речь, —

Что может к вам она дотечь,

Дерзаю упованьем льститься, —

Бессмертия могущий дух,

10 Хранитель истины и друг!

Внушите! коль из нощи гробной —

Не токмо в краткий жизни миг —

Свет, солнечным лучам подобный,

Вы лить хотите на других;

Коль восхищает вас мечтанье

Звездами человеков слыть, —

Вам льзя его осуществить;

Блюдитеся лишь нареканье

Отвлечь от грома ваших лир —

20 Чтоб в лести не винил вас мир.

Да будет ваших од предметом

Великость дел, заслуг прямых;

В восторге, чувствами нагретом,

Бряцая на струнах златых,

Тогда огнь ревности внедрите

Внутрь песням внемлющих сердец,

Чтоб равный приобресть венец;

Тогда, тогда вы сотворите

Бояр примерных и вождей,

30 Достойных вечности мужей.

Путь добродетели, вещайте,

Горист и тернами покрыт,

Но вскоре вы приметить дайте,

Что при конце его лежит

Грот наслаждения душевна,

Растут спокойствия плоды,

Кипит ручей живой воды,

При мраке внешнем ясность дневна,

И тамо ж, в высоту высот,

40 Отлогий лествичный восход.

Вотще, вотще нам жребий тленный

Сулят развратные умы.

По глыбе сей земли презренной

Лишь путешественники мы,

Лишь пришлецы страны небесной;

И рано, поздно ли — назад

Нам должно предпринять возврат

В час совершенно неизвестный,

Когда ударит звук трубы

50 Самодержавныя судьбы.

Меж тем дорогу как свершаем,

Мысль нашу кажду, слово, шаг,

Хотя не верим и не чаем,

На твердых, адамантных деках

Незримый пристав режет ясно

И копит в мщения сосуд

Кровавы слезы, кои льют

От злости нашея напрасно,

Убиты камнями клевет,

60 Подавлены холмами бед.

О, сколь ужасна та минута,

Когда дневник нам, наш прочтут!

Сколь будет сердцу мука люта,

Как урну слез нам поднесут!

Одно подобное мгновенье

Включает целый ад в себе.

Но что же, ежели судьбе

Угодно будет в отомщенье

Неправых и порочных дел

70 Продлить на вечность сей удел?

Такие истины вещайте,

Орфеи будущих времян!

Высокий дар, не забывайте,

Для счастья общего вам дан,

«Нашел!» — во сладком исступленьи

Воскликнул древле Архимед,

Нелживо правило нашед

Решить царево подозренье,

Художника изобличить:

80 В златой короне медь открыть.

Но чувство во груди поэта,

Рождаемое мыслью в нем,

Что он полезен был для света,

Тьмократ дороже перед тем.

Тот естества лишь тайну кажет,

Сей зерна благ садит в душах

И в возникающих ростках

За смертное богатство вяжет

В их бальзамической тени

90 Покоя многие страны.

Эльбский сорванец тревогу,

Братцы, снова начал бить.

Но уже в Париж дорогу

Нам не надо находить:

Лишь пошире двинем ногу —

То и в наших он руках.

Нынешни его затеи

Будут каверз всех концом.

Он и прочие злодеи,

С ним поднявшие содом,

На свои спесивы шеи

Топоры теперь куют.

В этой речи нет обмана,

Верьте, что сам бог за нас.

Мы взведем на казнь тирана,

Близок сей великий час!

Близок! — и вселенной рана

Станет скоро заживать.

Порадеемте же, братцы,

Выполнить приказ царей.

Подвиг наш запишут в святцы

На хвалу богатырей.

И в потомстве наше дело

Прогремит сто тысяч лет!