Год и место рождения Федора Ивановича Ленкевича неизвестны. Учился он в Московском университете, видимо на юридическом факультете. После его окончания служил в Петербурге в Комиссии составления законов, в должности помощника редактора. Сослуживцами Ленкевича были А. Х. Востоков и В. В. Попугаев.
Литературная деятельность Ленкевича началась в. 1801 году, когда он еще находился в Московском университете: в 10-й части журнала «Иппокрена» были напечатаны две его оды, посвященные Александру I, приехавшему в Москву для венчания на престол. Основные мотивы обеих од чрезвычайно характерны для того времени: осуждение деспотизма и наивные надежды на нового монарха,
8 апреля 1805 года, видимо не без влияния Попугаева и Востокова, Ленкевич обратился в Вольное общество с письмом, в котором просил принять его в члены Общества. К письму были приложены следующие произведения Ленкевича: 1) «О договоре общественном, или О происхождении гражданского общества. Мысли, почерпнутые из Шлецеровой политики»; 2) «Стихи на новый 1805 год»; 3) «Начало четвертой песни «Энеиды». Перевод с латинского».
Членом Вольного общества Ленкевич сделался несколько позже: 15 июля 1805 года. С этого времени и до последнего года своей жизни Ленкевич чрезвычайно активно участвовал в жизни Общества. Он регулярно посещал его собрания, читал на них свои произ— ведения, как прозаические, так и стихотворные, в том числе «Гимн благотворительности», «Феодицею», «Гимн богу» и ряд других, выступал с речами на заседаниях (7 октября 1805 года произнес речь в связи со смертью И. П. Пнина). Свои произведения он печатал в «Любителе словесности» <1806> и «Цветнике» (1809).
Умер Ленкевич, будучи еще совсем молодым, в конце 1810 года.
В машине, движимой превечным,
В кругу вращающихся сфер,
Своим движеньем бесконечным
Дающих времени размер, —
Урания рукой истекший
Показывает ныне год.
Колеса тяжки заскрипели,
Свершив вкруг оси оборот,
Златые цепи зазвенели:
10 Пробил, пробил мгновенно год...
Пробил — и в вечности безмерной
Отдался томный звон часов.
Пробил — и вдруг порядком прежним
Часов начался новый год.
С течением их скоробежным
Всё в мире движется, живет,
И смертный, в сонм творений брошен,
Влечется в вечность вихрем сим...
Природа тихо помавает:
20 Лахеза вдруг проводит нить, —
Сей атом чувства получает,
И искра жизни в нем горит.
Пылинка праха оживилась,
И — бысть в сем мире человек...
А тот — уже у ног природы,
Лелеющей его, ползет,
Она его подъемлет, водит,
Дитя с улыбкою идет...
Ты счастлив будешь ввек, младенец,
30 Коль будешь с матерью ходить!
Того весна уж расцветает,
И в здравом теле кровь кипит.
Он страстию любовной тает,
За всем гоняется, бежит,
Цветы прекрасны собирает
И часто ловит мотыльков...
А в том ум зрелый, полновесный
Есть царь бунтующих страстей,
На поприще сей жизни тесной
40 Средины он достиг своей:
«Моих пробило уж двенадцать!» —
Супруге нежной говорит...
Тому уже дней на закате
Последний жизни луч горит
И часто долга о расплате
Природа в слабостях твердит.
Уже ему смерть крышку гроба
Подъемлет хладною рукой...
К сей цели, друг мой! все стремимся,
50 Всех жребий в урне скрыт одной...
Он выйдет... и — мы очутимся
На ладии вдруг роковой...
Блажен, кто жизнью насладится
В умеренности золотой!..
Нам краткость жизни запрещает
План мыслей долго простирать;
Крылами время помавает
Минуты наши сберегать.
Вот, друг мой, вот урок приличный
60 Тебе и мне на Новый год!
<1802>
Благотворительность священна!
Душа миров, творений мать!
Тобою движется вселенна:
Твоя всесильна благодать
В дождях, в росах с небес нисходит
И светит в солнечных лучах,
Когда б в одних громах с эфира
Творец являл нам власть свою!
Мы б видели владыку мира
Иль грозного в нем судию,
Но бога, но отца творений
Еще, еще не зрели б в нем...
Стада ли наши тучны, сильны,
Златятся ль класами поля,
Иль наши житницы обильны?
Благотворительность! тебя
Благословим за дар природы:
Дары ее — дары твои.
Там странник мира утомленный
Зрит над собою горы туч
И внемлет бури разъяренны...
Но твой блеснет лишь кроткий луч —
И радуга отрад сияет
На темных облаках скорбей...
Что власти без тебя? — Лишь бремя,
Под коим стонет правота.
Что острый ум? — Разврата семя;
И мудрость мудрых? — Слепота;
И сила сильных? — Бич для слабых;
И вера верного? — Мертва.
При дремлющей уже лампаде,
Во мраке, тишине ночной,
О благе царств, о их ограде
Цари беседуют с тобой:
Они не спят — чтоб спал спокойно
В стране их и последний раб.
Луна спешит на своды темны,
Чтоб воскресить умерший день;
Ты — к узникам в затвор подземный,
Чтоб оживить их мрачну тень...
И солнце рос еще не снимет,
Уже отрешь ты много слез...
Тебе хвала, благодаренье
И в сердце и в устах моих!
Мне жизнь моя есть наслажденье
Бесчисленных даров твоих;
Мне в смерти на тебя надежда,
И смерть моя — уже не зло...
<1805>
Трикраты молния багрова,
Биясь, блеснула в облаках,
Трикраты гром, катясь за нею,
В отзывах дальних рокотал.
Отверзлися воздушны хляби,
И град и дождь шумел с небес.
Но гром умолк, престала буря,
И — бысть повсюду тишина:
Перст божий радугу живую
10 На влажных пишет облаках...
О ты, что в гордости надменной
Или в унынии души
На промысл ропщешь дерзновенно
Иль втайне стонешь о судьбе, —
Воззри на знамение мира
Меж небесами и землей!..
Доколе будет мысль смущенна
В сомнениях, в мечтах блуждать,
Доколе, сын земли и неба,
20 Не примиришься сам с собой?
Да воспарит душа бессмертна
Превыше молний и громов,
К жилищу света невечерня!
Что будет перед ней Земля
Меж новых Лун и новых Солнцев,
Меж мириадами миров?
Увы! лишь малая пылинка,
Чей слабый и дрожащий блеск
В сиянии Сатурна тонет
30 Иль гаснет в синеве небес...
И что ж, что суть герои света,
О коих племенам земным
Немолчно возвещала слава?..
Во дни неведений моих —
Когда лишь мудрствовал земная —
Я мнил: «Се страшны боги суть!
Се грозны чада громовержца!»
Но взор и ум простерт горе,
И се! мой бог, мой громовержец
40 Явился — смертный человек...
Но ах! почто труды, болезни,
Почто страдание и смерть
На малой, бедной сей песчинке,
Что называем мы землей?
Ах! могут ли плачевны стоны
По ней ползущих червячков,
Что мы зовем словесной тварью, —
Ах! могут ли сквозь треск громов,
Который твердь трясет эфирну,
50 К престолу бога восходить?..
Престаньте, Гераклиты, плакать
И мудрствовать против небес!
Ваш плач есть тщетный плач младенца,
И ваша мудрость — слепота.
Кто может в миг единым взглядом
Вселенну целу обозреть,
От атома до серафима.
Чтобы постигнуть мысль творца,
Пред коим тысяча эонов
60 Суть токмо — яко день един?..
Спросите, мудрецы, природу,
Почто, на землю пад, зерно
Не возродится в виде древа,
Когда в истленье не прейдет?
Кому открыта цепь чудесна
Великих действий и причин?
Кто б мог провидеть, что крупинка,[49]
Найденная у вод морских,
Покажет путь к уразуменью,
70 Как погашать небесный огнь?..
Единый лишь всевышний знает,
Почто со древа лист падет
Иль огненна из Этны лава
Рекой палящею течет;
Разрушится ль детей рукою
Висящее гнездо птенцов,
Иль в прах и пепел превратится
Данайской ратью Илион.
А нам, нам то дано лишь ведать,
80 Что всё, как есть, так должно быть.
Благий творит одно благое,
Но есть на свете человек —
И зло на свете существует;
Но есть на свете человек —
И существует добродетель...
Ключ ада и рая... у нас.
Достоинство всех дел — свобода.
Се мерило добра и зла!
Ах, без нее и сам бы ангел
90 Не мог достойным быть небес...
Да мимо идет туча скорби,
О смертный, от твоей главы!
Надежды кроткой облак светлый
Да распрострется над тобой!
Помысли о судьбе великой,
Что ждет тебя на небесах,
Что на минуту лишь едину
Ты призван во юдоль сию,
Что жизнь — рассветше токмо утро
100 Бессмертия души твоей...
<1806>
Ты истину изрек, о мудрый Зороастр!
Вселенна двух духов во власти:
Один дух злобы и коварств,
Влекущий за собой напасти.
Прещеньем дышит он, наводит бледный страх
И сеет мятежи и в весях и в градах.
Другой есть ангел-покровитель,
Народов и царей хранитель.
Где кроткий сей повеет дух,
Там облекаются в красу полей пустыни,
Смеется холм и злачный луг
И дышат радостью долины...
Как бездна, алчен тот, неумолим, как смерть;
Сей благ, как утра свет или весення твердь.
Тому гремят проклятья, мщенья,
Сему — хвалы, благословенья...
Но правда держит царствий вес —
И зло добра не побеждает...
Благого благость воссияет,
Как Феб на высоте небес;
А злобы дух в своем стремленьи,
Крутясь, крутясь, исчезнет вмиг...
Рекут народы в изумленьи:
«И всё губил... и сам погиб...»
<1805>
Безумных мудрецов[51] последуя стезям,
Я редко воздавал почтение богам,
Но ныне ветрила обратно направляю,
Да более в путях моих не заблуждаю.
Зане Зевес, грядый всегда по облакам,
Дробимым быстротой огней светло-багровых,
Днесь с колесницею коней своих громовых
Внезапно устремил по чистым небесам:
Земля и зыби рек, Атланта тверды ребра,
И Стикс, и адовы восколебались недра...
Бог силен превратить свет в тьму и тьму во свет;
Великих вержет вниз и малых возвышает...
Там с шумом счастие венцы с одних срывает,
Здесь на чело других с улыбкою кладет.
<1807>
Смотри — как лоно вод сребрится,
Качая солнца лик на радостных зыбях!
Там каждая волна златится
В рассыпанных огнях;
Но та ж волна, протек, уж боле не светлеет...
Не такову ль судьбу и человек имеет?
На месте славном он и славен и почтен,
Лишась же оного... незнаем и забвен.
<1807>
Воспой, воспой, душа бессмертна,
И неба и земли творца!
Пусть мысль живая, быстролетна,
С конца вселенной до конца,
В священном, кротком изумленьи
Несется через всё творенье
Сквозь велелепие миров,
И, благость зря неизреченну,
Воздаст ей жертву сокрушенну —
Благодаренье и любовь.
Созданья лествица чудесна,
Творец! утверждена тобой;
Ее же верх есть твердь небесна,
Твоей простертая рукой.
И солнца огнь неугасимый,
И прах, по воздуху носимый,
И однолетний древа лист,
И кедр — ливанской сын вершины,
И трость — смиренна дщерь долины, —
Всё, еже бысть, тобою бысть.
Но чье из земнородных око
К тебе возможет досягнуть?
Когда бы некий ум высокий
Измерить мог вселенной путь
И множил бы его тем тьмами
Иль неисчетными звездами,
То и в сравнении таком
Степень была бы меньше зрима
От атома до серафима,
Чем меж твореньем и творцом.
Он там... Он здесь... Он всюду сущий;
Весь мир исполнь хвалы его;
Прошедши веки и грядущи —
Одно мгновенье для него...
Состав земли и мира тленен, —
Один он вечен, неизменен;
Незрим, — но всё и всюду зрит,
Незрим, — но каждое мгновенье
И небеса, и всё творенье,
И сердце нам о нем гласит...
Творец премудрый и всесильный,
Держащий цепь существ в руках!
Вселенная есть храм твой дивный;
Светила, зримы в небесах,
Суть огнь тебе вечно горящий,
А гимн, хвалу твою гремящий,
Есть всех согласие миров.
От человеков же хваленье —
Твоих законов исполненье,
К тебе и к ближнему любовь.
<1807>
Трудами ратными стяжавый отрок крепость
Сурову нищету да учится сносить,
Да, грозным копием кротя парфян свирепость,
На поле, на коне средь бурь обыкнет жить.
Воююща царя супруга сановита
И с нею дочь ее блестящей красоты
На витязя сего, чья грудь смертям открыта,
Укажут, воздохнув, стен твердых с высоты:
«Се ярый лев, — рекут, — приблизиться претящий!
И горе жениху, кому неведом бой,
Коль раздражит в нем дух, отмщением кипящий,
И изведет его в сражение с собой».
Умреть за родину и славно и приятно.
От смерти и беглец нигде не убежит:
Ни робкого хребта уклоньшихся обратно,
Ни трепетных колен она не пощадит.
Но доблесть твердая чужда уничтожений,
На поприще честей она не знает пасть.
И независимо от буйных черни мнений
Приемлет на себя или слагает власть.
Для доблести пути к бессмертию возможны:
Она отважно выспрь несется от земли,
Оставя под собой внизу толпы ничтожны,
Что пресмыкаются постыдно век в пыли.
И благочестное храненье доброй веры
Вознаграждается равно в свою чреду:
Я разгласителя священных тайн Цереры[52]
Во утлу ладию с собой не посажду.
Не прииму его под кров един с собою:
С виновным часто Зевс невинного казнит.
Месть неба шествует медлительной стопою,
Но рано, поздно ли — преступника сразит.
<1810>