Поэты-радищевцы

Под тению густых дерев

В спокойной, мирной сей пустыне,

Как тихий, кроткий ток ручьев,

Мои дни протекают ныне.

Самим собою наслаждаясь,

Желаньем тщетным не горю,

Души мученьем не терзаясь,

Я не завидую царю.

Млеко вкушаю, сладкий плод

И бедности совсем не знаю,

Смотрю на чистый неба свод,

Цветы ночами попираю.

Хотя ж свирепость мрачных туч

Меня подчас и устрашает,

Но вскоре солнца светлый луч

Весь страх и ужас рассыпает.

Всё в мире сем для нас мученье,

И горесть — смертного удел,

Но лишь вступи в уединенье,

То скорбей всех узришь предел.

Так точно бурный сей поток,

Кипя, по скалам пробегает,

Но лишь сольется в мой лужок —

С журчаньем тихим протекает.

Туман покрыл лицо земли,

В долинах бури заревели,

Дожди рекою протекли,

Умолкли пастухов свирели.

Стада под кровли убрались.

По голубому своду неба

Седые тучи понеслись,

Померк луч светозарный Феба.

Не стало листьев на древах,

Стоят дубравы обнаженны,

Трава засохла на лугах,

Цветы от стужи умерщвленны.

Унылый, томный ручеек,

Как нехотя, между брегами

Свой катит серебристый ток

И омывает их струями.

Утихли нежны песни птиц:

Одни лишь слышны вранов вопли

Иль скучный голос из станиц

Гусей, летящих в страны теплы.

Своих убранств лишился сад,

Кудрявы липовы аллеи,

Где дух исполнен был отрад,

Теперь унылы, опустели.

Румяна утрення заря

Не разливается в востоке,

И яркий солнца луч, горя,

Не преломляется в потоке.

Пловец, ветрила распустив

На корабле, среди тумана,

Спешит в безбедствениый залив,

Страшася бури океана.

Где прежде кроткий Зефир дул,

Там ныне бурны ветры воют

И раздается страшный гул

Волков, которы землю роют.

Природа вся в глубокий сон,

Как томный путник, погрузилась

И, выполняя свой закон,

В одежду мрака облачилась.

Но всё с весною оживет!

Древа украсятся листами,

На ветвях зяблик воспоет,

Поля покроются цветами.

Один лишь слабый человек,

Косою смерти пораженный,

Увядши, не восстанет ввек,

И ветер прах развеет тленный.

Поблекли милые цветочки,

Осенний ветр их зазнобил;

Увяли розы, василечки,

Холодный иней их покрыл!

Листки, Бореем отрясенны,

Лежат спокойно на земли;

Без них стебли, красот лишении,

Не манят путника вдали!

Но тот об них не позабудет,

Кто ими взор свой услаждал,

Слеза в награду оным будет

За радость, кою взор вкушал.

Так мы, сокрывшися в могилу,

Спокойно будем там лежать,

И птички песенку унылу

Над нами станут воспевать;

И, может, друг любезный, милый

Придет под тень густых берез

Пролить над нашею могилой

Обильны токи горьких слез.

Но тех, которых жизнь бывает

Подобна тернию, волчцам,

Тех гроба всякий убегает,

Прискорбна память их сердцам.

Так я навек с тобой расстался?

Тебя мой не увидит взор?

Но всё в душе еще остался

Твой нежный глас и разговор.

Как странник, слыша в утро ясно

Приятный жаворонков свист,

Их ищет взорами напрасно:

Они взвились под эфир чист, —

Так всюду я в тоске блуждаю

Чрез рощи, пажити и луг,

Тебя ищу, к тебе взываю:

«Приди ко мне, любезный друг!»

Ручей, текущий в сей долине,

О, сколь тебе подобен я!

К одной стремишься ты пучине,

Одна влечет страсть и меня.

Твой шепот, тихий и приятный,

Не поражает треском слух, —

В унынии любви несчастной,

Безмолвствуя, мой ропщет дух.

Кристальных струй твоих чистее

Едва ль где сыщется ручей,

Чей пламень чище и святее

Горящего в груди моей?

Усильны ветры разъяренны

Тебя с пути не совратят, —

Удары рока напряженны

Души моей не возмутят.

В тебе нет пропастей подземных,

Твой ток прозрачнее стекла, —

В изгибах сердца сокровенных

Я не таю коварства, зла.

Твои текут сребристы воды,

Пока не смерзлись в лед зимой,

К мечте, им данной от природы,

Всегда с одною быстротой.

К Темире сердцем я стремлюся,

Моя есть цель — ее любовь,

И с ней тогда я разлучуся,

Когда остынет в жилах кровь.