И. М. Борн

Иван Мартынович Борн родился 20 сентября 1778 года в Эстляндском уездном городе Везенберге,[24] где и прошло его раннее детство. В 1788 году родители определили его в петербургский пансион некоего К. М. Хитрово, видимо для подготовки к поступлению в Академическую гимназию, так как 1 августа следующего года он был зачислен именно в это учебное заведение.

Учился Борн успешно, о чем свидетельствует «произведение» его в «студенты», состоявшееся 28 мая 1794 года. Гимназию Борн закончил 12 июня 1796 года и был выпущен из нее переводчиком. В последующие годы он служил корректором в академической типографии и некоторое время учительствовал в Смольном институте. В связи со служебными поручениями Борн часто отлучался из Петербурга. В 1796 году он выезжает в Никольское, в 1798-м — в Москву, в 1799-м — в Иркутск, в 1801-м — на Украину.

15 июля 1801 года Борн, вместе со своим гимназическим товарищем В. В. Попугаевым, создает в Петербурге «литературное общество», то есть Общество любителей изящного, в недалеком будущем — Вольное общество любителей словесности, наук и художеств. «Мы... восхищались сею мыслию, — вспоминал он год спустя, — проводили нередко целые часы в рассуждениях о сем предмете, пригласили к нам бывших наших сотоварищей в учении».[25]

Борн избирался секретарем, цензором и президентом общества. Пост президента он занимал с 5 декабря 1803 по 15 июля 1805 года, когда его заменил И. П. Пнин, а после смерти Пнина — с сентября 1805 года до 15 июля 1807 года.

31 марта 1803 года возник вопрос об официальном признании Общества, для чего необходимо было обратиться с письмом к Александру I. Борн высказался против этого предложения: он понимал, что такого рода решение налагает на каждого из членов обязательства, стесняющие их литературную деятельность. Мнение Борна поддержали только В. В. Попугаев и А. Г. Волков, и письмо к императору все-таки было отправлено.

Литературная деятельность Борна представлена в эти годы стихотворениями, напечатанными в «Свитке муз», и двумя прозаическими отрывками в «Периодическом издании...» 1804 года. Первый из них, под названием «Ночь», — сентиментальная миниатюра, в которой прославление природы и воспоминания о детских и юношеских годах переплетаются с просветительскими мечтами о благе, которое несет с собой «просвещение». Эту последнюю тему развивает второй отрывок, носящий название «Эскиз рассуждения об успехах просвещения». Бумаги Вольного общества содержат также сведения о других, не сохранившихся произведениях Борна, а также о его переводах.

Переведенные Борном произведения отражают просветительские и предромантические его увлечения. Просветительские — наиболее четко представлены в трактатах общественного и филантропического характера: «О бедствиях человеческих» (из сочинений Морица), «Жизнь Говарда», «Воззвание к республике наук»; предромантические — в переводе отрывков из поэмы молодого Гёте «Герман и Доротея».

18 мая 1802 года Борн был назначен директором канцелярии только что открытого Медико-филантропического комитета, в обязанности которого входила врачебная помощь беднякам столицы. В начале следующего года он определяется старшим учителем русского языка в немецкое училище св. Петра, где служит до апреля 1809 года. Для воспитанников этого учебного заведения Борн издал в 1808 году «Краткое руководство к российской словесности» с примечаниями А. X. Востокова. Оно состояло из трех «отделений»: «грамматика», раздел, носящий название «О теории слога в прозе и стихах», и краткая история российской словесности с древнейших времен и до начала XIX века. В главе «О стихотворстве» наряду с произведениями Ломоносова, Державина, Карамзина Борн цитирует стихи Востокова, Каменева и анонимно свои собственные.

В 1808 году в Петербург приезжает принц Ольденбургский, известный в России под именем принца Георгия. В следующем году он вступил в брак с сестрой Александра I — Екатериной Павловной и вскоре был назначен тверским, новгородским и ярославским генерал-губернатором. Борну было поручено учить принца русскому языку и одновременно выполнять роль его кабинет-секретаря. С этого времени Борн фактически выбывает из Вольного общества и переезжает с принцем Георгием сначала в Тверь, а затем в Ярославль. В 1812 году он вместе с принцем принимает участие в организации народных ополчений. В эти годы Борн быстро продвигается по службе, получает награды. В декабре 1812 года принц Ольденбургский скоропостижно скончался. Сообщая об этом событии в дневнике, Борн добавляет: «Ende meiner Staatdienste».[26]

После смерти принца Борн выполнял должность секретаря его вдовы. Когда Екатерина Павловна во второй раз вышла замуж за принца Вюртембергского и переехала в Штутгарт, вместе с нею отправился в Германию и Борн. С 1816 до 1820 года он жил в Штутгарте, а с 1820 до 1830 года — в Ольденбурге, затем, видимо, снова в Штутгарте. Находясь за границей, Борн много путешествует по Европе. Несколько раз (в 1830, 1837 и 1844 годах, согласно дневниковым записям) он на короткие сроки приезжал в Петербург. Умер Борн в Штутгарте в феврале 1851 года.

68. ПРОЩАНИЕ

(Из Гёте)

Пусть простится глаз с тобою,

А устами не могу!

Ах, сколь тяжко, тяжко сердцу!

Хоть и тверд душою я.

И залог любви сладчайший,

Милая! лишь скорбь теперь;

Сладкие уста холодны,

Слабо сжатие руки.

Ах, украдкою лобзанье,

Сколько восхищало ты!

Так нас радует фиалка,

Рано в марте сорвана.

Не сплету веночка боле,

Не сорву уж розы я!

Милая, весна настала,

Осень для меня — увы!

<1802>

69. ПРЕКРАСНАЯ НОЧЬ

(Из соч. Гёте)

Оставляю домик сей,

Миленькой жилище,

Прохожу тропою здесь,

Лес густой и темный!

Лишь теперь взошла луна,

Зефир повевает,

И верхи дерев, склонясь,

Жертвуют богине.

Как прохлада веселит

Летней красной ночи!

Как здесь кротко чувствуешь,

Душу что счастливит!

Трудно радость всю объять,

Но я не желаю

Тысячу таких ночей

За одну с Лизетой.

<1802>

70. ЗДРАВСТВУЙ И ПРОЩАЙ

(Из соч. Гёте)

Сердце билось, сел верхом,

Поскакал к любезной;

Уже вечер наступил,

Ночь покрыла горы.

Дуб в туманной ризе там

Башнею казался,

Мрак из-за кустов смотрел

Черными глазами.

Луч луны едва светил

Через мглу густую,

Ветер тихим веяньем

Слух мой ужасал.

Ночь чудовищей творит,

А я бодр и весел;

В жилах кровь огнем горит,

Сердце пламенеет.

Восхищенье, зря тебя,

Душу исполняло!

Сердце билось близ тебя,

Я дышал тобою!

Милое лицо твое

Розово сияло,

Ах! толикой нежности

Был ли я достоин!

Солнце поутру взошло,

Сжало мое сердце,

О, восторг — твой поцелуй!

О, печаль во взглядах!

Мы расстались — и в слезах

Милая осталась;

А ведь счастлив, кто любим!

Счастлив тот, кто любит!

<1802>

71. ОДА К ИСТИНЕ

Богиня моя! ты в рощах священных,

Где редко странник с тобою беседует,

Приемлешь жертву восторгов чистую

От чуждого низких страстей.

О вы, радости, там неизвестные,

Где вечна борьба мятежных желаний

Мелкие души без цели свергает

В алчну бездну ничтожества.

Вы сопутницы того, кто умеет,

Уединяясь, собой наслаждаться.

Вы вливаете в душу счастливого

Вдохновенья огнь сладчайший.

Оком быстрейшим им измеряется

Бездна, полная миров неисчетных;

В тайных жилищах творящей природы

Он видит законы ее.

Сколько искусство могло подражать ей,

В твореньях великих исследует он;

Всё, что изящно, — рождает благое,

Всякое зло — горесть, беду.

Будучи сыном отечества славы,

Усердием дышит о благе его,

Премудрость законов благословляет,

Злых тиранов в сердцах клянет.

Богиня моя! святая истина!

Тебе фимиам сердечныя жертвы

Приносит чуждый корыстной надежды,

Страха, сына невежества.

<1802>

72. СУДЬБА МОЯ

К тебе я сердцем устремляюсь,

Приятна тишина лесов,

В священной сени наслаждаюсь,

И се — от бурь мирских покров!

Когда по чистому эфиру

Луна свой кроткий луч лиет,

С душою соглашая лиру,

Пою — и забываю свет,

Где всё ничтожное велико,

А всё великое — ничто;

Где тот, кто силен, есть владыко,

А слабый, бедный — раб его;

Где имя важно, а не дело,

Престол где вечной суеты;

Где наслаждается лишь тело,

Порок не кроет наготы.

Чем может дух мой здесь прельщаться?

Чем жажду утолю его?

Но нет! судьбе повиноваться

Есть долг рассудка моего.

И я не из числа несчастных,

Когда имею я друзей,

В случаях жизни сей напастных

Покров и щит души моей.

Доволен участью такою,

Зачем искать мирских сует?

Я счастлив дружбою святою,

Любовью милой юных лет.

<1802>

73. К ДРУЗЬЯМ МОИМ

При шуме ветра я спокоен,

И сердце теплое во мне.

Надежды солнце озаряет

Счастливой жизни путь моей.

Счастливой! Так! Сколь мило чувство

Судьбы довольного собой!

Далек я от картины лживой

Исполненного моря скал,

Пучин-честей, сокровищ, чуждых

Спокойствия душевного.

Доволен малым я и счастлив,

Имея вас, друзей моих,

Умом и сердцем лишь богатых.

В разлуке мы, но дружбе сей

Пространство, время не помеха:

Одна лишь парка враг ее.

В лугах цветных и в рощах тихих,

На троне поднебесных гор

И праведного в сердце чистом —

Мы ищем и лобзаем мы

Следы творца всея природы.

Жизнь наша кротко протечет,

И в недрах вечности мы тихо

И радостно сокроемся.

Между сентябрем 1801 и апрелем 1802

74. НА СМЕРТЬ РАДИЩЕВА

К О<бществу> л<юбителей> и<зящного>

Друзья! иду в ваш круг священный

Из тихой хижины моей;

Беседа истины нетленной,

Отраду в дух скорбящий лей!

Блажен, кто в жизни сей превратной

С душою твердою спешит

Обнять друзей нелестных; знатный

Чертог сатрапский не манит

Того, кто жизни цену знает

И в цвете юных, лучших лет

Стопы свои не совращает

Искать больших мирских сует;

Кто в пламенной душе объемлет

Весь мир и роды всех людей,

Кто добродетель лишь приемлет

Отличием земных властей;

Кто, силы не страшася ложной,

Дерзает истину вещать,

Тревожить спящий слух вельможный,

Их черство сердце раздирать!

Но участь правды быть гонимой, —

Мне скажут многие из вас,

Сынов мечты блестящей, мнимой,

Минутной славы! И у нас

Имеет правда, добродетель

Своих страдальцев: там Сократ,

Мудрец и смертных благодетель,

Казнен; а в ссылке там стократ

Пьют патриоты смерти чашу:

Начто же добродетель нам?

Влача в златых цепях жизнь вашу,

Прилична речь сия рабам!

Но истина пребудет вечно

Всех добрых смертных божеством;

Земное счастье скоротечно,

Оно преходит кратким сном.

Равно как солнце освещает

Эонов вечный круг в мирах, —

Там пал народ! Там — возникает!

Вся тварь живет в его лучах.

Так истина неугасима,

Подобно солнцу в облаках!

И добрыми и злыми чтима

Она была во всех веках!

Такими мыслями занимался я, идучи к вам, любезные друзья! На сих днях умер Радищев, муж вам всем известный, коего смерть более нежели с одной стороны важна в очах философа, важна для человечества. Жизнь подвержена коловратности и всяким переменам. Нет дня похожего на другой. Как легчайший ветер возмущает поверхность вод, так жизнь наша есть игралище вечного движения. Радищев знал сие и с твердостью философа покорился року. Будучи в Иркутской губернии, в местечке Илимске, сделался он благодетелем той страны; ум его просвещал, а добродушие утешало всех, помогало всем, и память добродетельного мужа пребудет там священною у позднейшего потомства. Когда они услышали, что просветитель их, их отец, их ангел-хранитель (он многих вылечил, особливо от зобов, болезни тамошних мест), что Радищев их оставляет, стеклись к нему благодарные на расстоянии пятисот верст! Всякой нес что-нибудь от сердечной благодарности, слеза каждого мешалась со слезами торжествующего честного человека. О, минуты, достойные вечности! Кто из грозных бичей человечества, сих кровожаждущих завоевателей, опустошавших страны цветущие и оковавших в цепи рабства вольных граждан! кто из них, говорю я, наслаждался такими минутами? — Никто! Радость их была буйством, торжество их — поруганием человечеству. О добродетель, добродетель! ты составляешь единственное истинное счастие!

Радищев с горестью расстался с илимскими жителями; на возвратном своем пути остался он везде в памяти. В проезд мой через Тару остановился я в том доме, где он прожил неделю, и хозяин не мог нахвалиться его добродушием, его ласковостию. Такова сила ума и добродетели! Истинно великий человек везде в своем месте, счастие и несчастие его не переменяют. Во всяком кругу действий, как в большом, так и в малом, творит он возможное благо. Истина и добродетель живут в нем, как солнце на небе, вечно не изменяющееся.

Радищев умер, и, как сказывают, насильственною, произвольною смертию. Как согласить сие действие с непоколебимою оною твердостию философа, покоряющегося необходимости и радеющего о благе людей в самом изгнании, в ссылке, в несчастии, будучи отчужденным круга родных и друзей?.. Или познал он ничтожность жизни человеческой? Или отчаялся он, как Брут, в самой добродетели? Положим перст на уста наши и пожалеем об участи человечества.

Друзья! посвятим слезу сердечную памяти Радищева. Он любил истину и добродетель. Пламенное его человеколюбие жаждало озарить всех своих собратий сим немерцающим лучом вечности; жаждало видеть мудрость, воссевшую на троне всемирном. Он зрел лишь слабость и невежество, обман под личиною святости — и сошел во гроб. Он родился быть просветителем, жил в утеснении — и сошел во гроб; в сердцах благодарных патриотов да сооружится ему памятник, достойный его!

Вечная причина всего сущего! пред тобою человек — ничто. Как ему постигнуть связи судеб? Кто изведает таинственные узы великих душ с происшествиями мира в океане вечности?

Ужели смерть есть конец всему? Сие изменение бытия нашего в видимом. Раскроем книгу истории человечества. Все стремились к некоторой цели. Кто оной достиг? К чему сие стремление? Где оному предел? А когда оно есть, когда оно врожденно каждому человеку, то почему нам не признать другой, третьей, вечной жизни? О друзья мои! человек не перестает быть: он переменяет токмо вид свой в природе!

Ты в сферах неизвестных скрылся

От бренных глаз земных;

Но смерти нет! Ты там явился

В кругу существ иных.

Другие чувства, ум и воля

Там исполняют дух:

Стократ блаженнее днесь доля

Твоя, бессмертный дух!

Сентябрь 1802

75. НА СЛУЧАЙ НАВОДНЕНИЯ

27 сентября 1802 года, в ночи

Скажи, зачем, о гневный Посидон!

Идешь на брань?

Се славный град Петров, не Илион,

Забывший дань.

Не слышишь стон, взносящийся до звезд,

Отчаянных,

Не видишь слез отцовских и невест

О избранных.

Явись, явись, прекрасный Дидимей!

За мраком сим

В лучах своих спасительных излей

Отраду им.

27 сентября 1802

76. БЛИЗОСТЬ ЛЮБЕЗНОГО

(Из соч. Гёте)

Ты мысль моя, когда от моря луч

Является;

Ты мысль моя, когда свет месяца

В струях горит;

Я зрю тебя, когда подымется

С дороги пыль;

И в поздню ночь, на узкой коль стезе

Зрю странника.

Я слышу там, в шуму валов, тебя,

Мой милый друг!

И в тишине лесов мне слышится

Твой нежный глас.

Я близ тебя, и в отдалении

Ты близок мне.

Спустился мрак, сияют звезды, ах!

Где ты, мой друг?

<1803>

77. ОДА КАЛИСТРАТА

К В. В. П<опугаеву>

Венчаю меч мой миртовыми ветвьми,

Равно как Гармодий и Аристогейтон,

Когда сражен ими был тиран, когда

Вольность и правосудие восстали.

О вы, даровавшие вольность! Вам смерть

Смертью не была; на островах блаженных,

Герои, вы! где богинин сын Ахилл,

Там, где храбрый сын Тидея Диомед!

Венчаю меч мой миртовыми ветвьми,

Равно как Гармодий и Аристогейтон,

Когда пал тиран Афин от руки их,

Когда пал Иппарх в праздник Минервин!

Вечно пребудет на земле слава

Гармодия и Аристогейтона!

Тиран пал от руки вашей! Вольность

Дана вами Афинам и правосудие!

<1803>

78. ПОБЕДА

Блажен, кто Крезом или Иром

В несносных узах не живет;

Собой доволен, целым миром,

Не знает он пустых сует.

Не видя благ, не видя счастья

В туманных облаках честей,

В пронырствах не берет участья,

Не ставит скрытных он сетей.

В гражданских должностях он верен,

Супруг ли он, отец иль друг;

Он осторожен, он умерен

И помнит завсегда свой круг.

Его и вёдро и ненастье

Спокойный не нарушат нрав;

Не хочет он на прочно счастье

Отличных от сограждан прав.

Так мыслил я и преселился

Из града в тишину села;

Театром взор не веселился,

К бостону скука не вела.

Ах! постоянство с человеком

Согласно так, как ветр с водой;

Кто в жизни насладится веком,

Где царствует один покой?

Я рвался, мучился, томился

И счастья вне себя искал;

Во град любимый возвратился

И мигом в западню упал.

Что делать? Биться, сокрушаться,

Себя журить в тоске я стал.

«Не лучше ль по миру скитаться!» —

В сердечной скорби вопиял...

Явился мне прекрасный гений

Во сне и ангельски вещал:

«Не будь рабом предрассуждений,

Восстань! Победы час настал».

Как вновь родясь, я тяжки узы

Во слабы нити превратил

И с юным духом к вам, о музы!

С любовью новой поспешил.

<1804>

79. ПРОБУЖДЕНИЕ АГЛАИ

Утро с улыбкой

Видит Аглаю

Спящую здесь;

Розовой тканью

Милой ланиты

Зефир покрыл.

Тихо в природе,

Всё торжествует

Грации сон;

В сладком забвеньи

Резвых амуров

Игры молчат.

Только на ветке

Нежно воркует

Горлица там...

Небо отверзлось:

Очи прелестной!

Движется всё.

Воздух струится,

Травка поникла,

Речка бежит.

Я лишь останусь,

Смертный, счастливый,

С нею один.

<1804>

80. ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

Что я вздыхаю,

Видя прекрасных

Милых девиц?

Юлии равной,

Ах! не увижу

Я никогда.

Часто встречаю

Прелести, разум,

Часто в одной;

Горесть заступит,

Ближе спознавши,

Место любви.

В Юлии только

Прелести, разум

Дружны с душой!

Как же возможно

Чувствовать боле

Прежню любовь?

Так я вздыхаю,

Видя прекрасных

Милых девиц;

Юлии равной,

Ах! не увижу

Я никогда.

<1804>

СТИХОТВОРЕНИЯ, ПРИПИСЫВАЕМЫЕ И. М. БОРНУ

81

Вторит глух вкруг гул отголосок грома,

Сильный дождь сыр бор застилает мраком,

Солнца мглой скрыт луг животворный, — хладом

Чувства объяло.

С треском вихрь, свой свист усугубив, рушит

Древо. Се пал дуб вековечный, гордо

Ветвьми луг весь сей одевавший, пала

Сильного сила.

<1808>

82

В ком сердце благородством дышит,

Изящного с любовью ищет,

Воистину любезен тот!

Друзья и все судьбы щедроты

Суть верные ему оплоты

От бурь житейских и забот.

<1808>

Загрузка...