Поэты-радищевцы

Вон с бала ты, Сократ, Сенека,

Вон, вон, Платон и Эпиктет...

Не вашего мы, братцы, века...

Упрячьтесь — в мой хоть кабинет.

Бывало, мудрецы не смели

У вас на бал ступить ногой

И в школах по углам сидели,

Покачивая головой.

Иной весь век свой не смеялся,

10 Другой с усмешкой боль терпел;

Иной как язвы дам боялся,

Другой век в бочке лишь сидел.

Лаис, Аспазий убегали,

Кто только чуть был помудрей.

А мы б экспромты им писали

И без семи во лбу пядей.

То наши мудрецы уж хваты!..

В театре, развалясь, сидят,

На бале, будто бы крылаты,

20 Раз триста вальсом пролетят.

С ужимкой, с шарканьем подходят

То к той прекрасной, то к другой,

Со всеми молвить тут находят,

Не роясь в древности седой.

И почему ж не так, скажите,

Нам век минутный свой прожить?

Того ль вы, древние, хотите,

Чтоб, в мире живши, нам не жить!

Иль тот всю мудрость постигает,

30 Умно кто дремлет и молчит?

Иль с неба звезды тот хватает,

Кто кажет пасмурнее вид?

У нас пусть пляшет систематик,

Пусть пляшет астроном с трубой,

Пиит, историк, математик

Пусть шаркают умно ногой.

Лишь только бы из кабинета

Не развращали всех умы.

А там, хоть их бы всех Лизета

40 С ума свела, — прощаем мы.

Певец бессмертной «Россияды»

Писал ли в клобе, над рекой,

Внушали ль Маши, Нереяды,

Равно мы чтим его душой.

Дворец ли, хижина убога

Скрывает славного певца,

Воспевшего Фелицу, бога...

Равно достоин он венца.

У милых ли за туалетом

50 «Наталью», «Лизу» пишут нам,

Или под липовым наметом,

Равно конца нет похвалам.

Но кто взялся хулить «Дидону»,

«Росслава», «Тита», «Хвастуна» —

Враг самому тот Аполлону,

Того нам слава не нужна.

Подобные листки к местечку

Откладываем мы сберечь,

Чтоб трубку в случае иль свечку

60 Могли бы ими мы зажечь.

Пиши пасквили хоть в чулане

Иль в кабинете муз самих,

Будь в шитом, в смуром ли кафтане,

Равно презрителен твой стих.

В концерте, в клобе ли ругаешь,

Ругаешь дома ль у себя —

Равно невинность обижаешь...

Она не трогает тебя.

Не будь глупцом у женщин скрытных,

70 Но знай подчас им угождать,

Среди обедов поздних, сытных

Умей ты есть и замечать.

Ужель, чтобы не развратиться,

Нам брать в товарищи зверей?

Учись, с людьми как обходиться,

И знай: ты в мире для людей.

В лесах, в пещерах неприступных

Потухнет пламя всех страстей.

В столицах шумных, многолюдных

80 Знай быть полезным для людей.

Покинем древнюю методу

На всё смотреть чтоб сентябрем.

И только, только в непогоду

Мы в кабинет себя запрем.

Когда ж писать, коль век резвиться?

С талантом долго ли писать?

А без таланта не годится

Бумагу белую марать.

Ахти! уж время наступает

90 Принарядиться мне на бал...

Эх! Гришка долго убирает!..

Куплетов триста б написал.

Лейтесь, лейтесь вы ручьями,

Слезы из очей моих,

И страданиями полну

Орошайте бедну грудь.

Я навек того лишилась,

Дорог, дорог кто мне был!..

Друг любезный, друг сердечный,

Милый нравом и душой,

Ратоборец храбрый, смелый,

10 Витязей и слава, честь...

Что ты? — ах! лишь прах единый,

И жилище гроб тебе.

Всё мне мрачно, всё постыло,

Вся вселенная пуста.

Ах! бывало, солнце красно

И серебряну луну,

И себя, и всю вселенну

Находила в нем одном!..

Всё свершилося с несчастной!..

20 Свижусь ли я с ним когда?

Отзовется ль его голос

В пламенной моей груди?

Страстные мои лобзанья,

Ах, согреют ли его?..

Удалюсь в пещеры мрачны,

Удалюся за моря;

Но куда бежать несчастной,

Удалюсь ли от себя!

Ах! доколе бьется сердце,

30 Горести дотоль со мной!

Но чей глас с горы несется?

Что за пенье слышу я?..

Вижу ратников сквозь слезы,

Медленно они идут...

Загоревши их ланиты

Моет крупная слеза.

Витязи! кого несете

Вы под мантией своей?..

Ваши слезы, ах, ответом

40 Служат сердцу моему,

Витязи, увы, несете

Друга сердца моего!

Други! дайте мне проститься

С ним уже в последний раз...

И потом сырой землею

Вы засыпьте гроб его!..

Ах! почто в одном с ним гробе

Не позволите мне лечь!..

Утереть должна я слезы...

50 Смерть его — ему венец;

За Отечество сражаясь,

Ранами покрыт, упал.

Радоваться бы мне должно,

Что мой друг так кончил век.

Ты, Отечество драгое,

Окропи сей гроб слезой!..

Ты признательно к достойным,

Помнишь важность всех заслуг.

За тебя кто жизнь потратит,

60 Тот ликует в небесах.

«По чести, сострадать несчастным я умею,

Готов их искупить покой!

Постой...

Лишь чуть разбогатею

Своею я игрой,

То докажу, что лгать язык не знает мой» —

Так в проигрышный час Понтер наш рассуждает.

Не более прошло дни три, а много пять,

Как двойка милая его обогащает...

И принуждает

Какого-то глупца пять тысяч отсчитать.

Летит, летит Понтер зефира тут скорее

Ко Грации своей с улыбкой на устах

И застает — всего что мудренее...

У Маши — в спальне? Нет, в сенях, —

Он бедного на костылях,

Который подаянья просит.

«Вон, вон, старик!» — Понтер и палку уж заносит.

Но бедный смел тут прошептать:

«Чем милостыню б мне подать

За всё мое служенье,

Побить хотите в награжденье?»

— «Ба, ба, старик, тебя узнал я тот же час...

Служил ты у меня?» — «Я дядькой был у вас,

Господь помог вскормить такого мне детину...»

— «Гей! Гришка, дай ему полтину», —

Понтер погромче закричал

И с тысячьми к красотке побежал.

В любимой Фебовой столице,

Среди жилищ веселий, неги,

Усматриваешь дивный храм:

Убежище наук, художеств,

Училище приветствий, ласки,

Гостеприимности пример...

В нем по стенам средь пурпур, злата

Чудесной живописи гений

Развесил славные труды:

10 Пуссеня, Рубенса, Вернета,

Карраша, Ван-Дика, Лересса[47]

И прочих творческих умов,

Которые своею кистью

Похитили красы природы.

А здесь — ваяние резцом

Одушевило самый камень.

И дышат статуи и бюсты,

И бронза ярко здесь горит

В изображеньях чудовидных,

20 Иль, обвиваяся кольцами

То около курильниц, ваз,

Фарфоровых или агатных,

Сугубит разноцветны блески...

В конце сей залы по размеру

Во светлых, зеркальных тут нишах

Стоят стекольчатые шкафы

С произведеньями умов:

Писателей древнейших, новых

О всем изящном и полезном;

30 А возле — свертки чертежей

Славнейших зодчих, географов

И астрономов, мореходцев.

Там над химическим жерлом

Нависли аспидные свесы,

Их держат бронзовые мумьи

На твердых головах своих.

Поодаль — нужные орудья

К исследованию природы,

Ее — и тайн ее чудес.

40 В сей храм нередко сами боги

С Олимпа ликовать нисходят,

И хороводы граций, нимф

По глянцевитому паркету

Узорчато кружатся вдоволь.

Подчас же музыка гремит,

И Фебу, музам в угожденье

Тут слышны громки гимны, хоры,

Бряцанье лир и рокот арф...

Таков сей храм и так украшен

50 Он мужем кротким, благонравным;

Во славу вечную ему

Убежище наук, художеств

Соделалося храмом славы!..

Он был, и нет его!.. — прискорбие сердечно!..

В сих кратких двух словах вся краткость наших дней;

Но тот, кто съединял ум с кроткою душей,

В чувствительных сердцах живет, живет тот вечно.