Поэты-радищевцы

Ликуй Парнас, всплещите музы,

Красуйся светлый Геликон,

И арфы сладкия союзы

Торжествен раздавайте звон, —

На крыльях слава пронесися

Дальнейший мира по конец,

Неувядаем лавр плетися

От благодарнейших сердец.

О россы, вам не запрещают

Великих гениев читать,

Пределов вам не полагают

По ним в отважный след дерзать.

Открыт вам <путь> для просвещенья,

Что Петр Великий проложил;

Амфиктион — ума сужденье

В пределах узких не включил.

Руссо, повсюду уваженье

Твоим талантам отдают

И быстра гения паренье

Твое — в пределах росских чтут.

Умам великим нет препоны

. . . . . . . . . . . . . .

Российски мудрые законы

Их славу тщатся сохранять.

Зачем искать богатства,

Нам нужны ли они?

Их блеск — лишь ложна слава,

Их прелесть — смертный яд.

Единое спокойство

Есть счастье жизни сей,

Едина добродетель

Нас услаждает здесь.

Высоки чести, слава —

Суть в мире слух пустой;

Их больше по наследству,

Не правдой льзя достать.

Монархи, здесь гремящи

Высоким саном их,

Ту ж горесть ощущают,

Те ж тягости несут.

В сем мире невозможно

Совсем счастливым быть;

Нас часто то пленяет,

Что служит ко вреду.

Лишь тот благополучен,

Доволен кто судьбой

И, титлов не желая,

В спокойствии живет.

Пойте, Пиндары, героев,

Полководцев и царей,

Пойте громы страшных боев,

Блеск оружий, звук мечей;

Славьте градов разоренье,

Побежденных вопль и стон;

Славьте царств опустошенье,

Бедств, несчастий миллион.

Вашей я нейду стезею,

Я хочу любовь звенеть,

Я хочу струной златою

Прелести любезной петь.

Что величество и слава?

Что звук браней, звук побед?

Что вселенной всей держава?

Сонм несчастий, зол и бед!

Нет покоя и на троне,

Гордость коль на нем живет.

Страждет сердце и в короне,

Льются слезы средь побед.

Рим среди торжествований,

Мир когда весь победил,

Жертвой был усобных браней,

Кровь своих сограждан лил...

Если с Лизой я играю,

С ней смеюся, с ней шучу,

Всё я, всё позабываю,

Царств и славы не хочу!

Нежны милой разговоры

Мне дороже всех побед,

Поцелуй ее и взоры

Больше мне, чем целый свет.

Их я, их я буду славить,

Их я буду воспевать.

Петь иное ум заставит —

Будет чувства принуждать.

Счастлив, кто злато презирает,

Смеется пышности, частям,

Богатств огромных избегает,

Не ходит знатных по домам!

Кто горды ласки сибаритов

Презреньем позлащенным чтет

И из наружно скромных видов

Сердца змеины узнает;

В угодность знатну господину

Кто ставит в стыд себе ласкать,

Из уваженья к роду, чину

Несчастных в бедства повергать;

Но в тихом круге обитает

Семейства милых и родных

И боле счастия не знает,

Как быть в объятиях драгих.

Высокость нас не защищает,

Богатства Крезовы от бед:

И царь на троне унывает,

И бедный счастливо живет.

Несносны Тантала мученья:

Он видит плод, в струях стоит,

И жажда, глад его томит:

Бежит плод рук прикосновенья,

Вода от уст его бежит.

Но ах! не те ли ощущаю

Мученья, бедный, в мире я?

Горит, горит душа моя!

Как пламень весь, как огнь пылаю!

Драгой рука пред мной лежит,

Уст милых слышу разговоры,

Зрю белых лилий нежны горы,

Хочу лобзать ее — претит.

Жестоки ли, свирепы взоры?

Улыбка томна — милый вид!

Нет в мире злоключенья?

Несчастья в мире нет?

В нем только утешенья,

В нем радость лишь живет?

Ан нет! — я верно знаю,

Зло долей лишь его, —

То сердца ощущаю

Примером моего!

Закон неколебимый

В природе есть любовь, —

Все твари ей томимы,

Ей всех пылает кровь.

Но нет коль утешенья,

Когда она горит,

Не явно ль на мученья

Нас в свет судьба родит?

Свирепее сей страсти

Ни льва, ни тигра нет,

Ее зло все напасти,

Мученья превзойдет.

Не раз любви жестоки

Я цепи ощущал,

Не раз, не раз глубоки

Я вздохи испускал.

Но втуне! Сожаленья

В предмете всё не зрел,

Стонал, терпел мученья,

Отрады не имел.

Нет в мире злоключенья?

Несчастья в мире нет?

В нем только утешенья

В нем радость лишь живет?

Не блещут златом потолоки,

Индейской костью домик мой,

Подпоры мраморны высоки

Не тяготят столбы с резьбой.

Не быв наследником Аттала,

Не обитаю я дворцов

И тканей в дар, что Спарта ткала,

Не получаю от льстецов.

Но и богач не презирает

Меня за ум, за лирный звон.

Мой знатен друг, всем обладает,

Но что просить? Что даст мне он?

Я чту себя тогда блаженным,

Как буду сыт сухим плодом.

Стремится день за днем свершенным

И месяц новый по другом.

Забыв час близкой погребенья,

Пожалуй мрамор обсекай,

И всюду чудные строенья,

Не помня смерти, возвышай,

И делай насыпи высоки,

Чтоб брег морской распространить,

Коль блага те еще не многи,

Он кои мог в себе вместить.

Что пользы в том, что отнимаешь

Поля соседние других

И за пределы забегаешь

Самих приверженцев твоих?

С земли отцовской, из домов

Ты можешь бедного изгнать,

Заставить, взяв с собой богов,

Жену, отца, детей, — бежать.

Но что по смерти богачам

В жилище вечно остается?

Обитель, данная теням, —

Что ж так надменный дух несется?

Земля всем недро отверзает,

И бедный так же в ней лежит,

И царь равно опочивает.

Харона злато не прельстит.

Им не пленяся, Прометея

На свет он сей не возвратил,

Из ада Тантала-злодея

И род его не свободил.

Смерть слышит бедного стенанья

Под игом тягостных работ,

Не дожидаясь призыванья,

Его освободить идет.

Наконец опять счастливым

Я могу себя назвать,

Быть хоть должно молчаливым,

Но — престал я воздыхать

И вкусил небес утехи

После тяжких, горьких мук;

Ныне радости и смехи

Познаю я, милый друг.

Как возможно удержаться,

Бывши счастливу, молчать,

От восторга забываться

И на лире не звучать!

Нет! — я был, я был счастливым,

Верх блаженства ощутил

И с предметом страсти милым

Нежный пламень разделил.

На грудях драгих, прелестных

Кати милой, дорогой,

В чувствах сладостных, небесных

Нектар чашей пил златой,

К розам нежным прижимаясь

Уст богини в свете сем,

Как бессмертный восхищаясь,

Пренесен я был в Эдем.

Сей в лазурях серебристый,

Светлый месяц, луч свой сей!

Лей свет, лей свет кроткий, чистый,

Лей в луга, в долины лей!

В них уж резвые зефиры

Меж цветочков не урчат,

При кусточках томны лиры

Златострунно не бренчат.

В них уж нимф и граций хоры

Сладких песней не поют;

В них лучи златой Авроры

Клой, Дафнисов не зовут, —

Вьюги, снеги и морозы

На долинах, на лугах

Истребили красны розы,

Травку, лист на деревах;

Шумны прогнали утехи,

Игры, радости, любовь,

Задушили в сердце смехи,

Застудили в жилах кровь

И велели всем укрыться,

В домах, в хижинах сидеть.

Чем же, чем же веселиться,

Коль на луч твой не глядеть?

Коль тобою не пленяться,

Как потухнет наш камин,

Сердцу милы удалятся

И останешься один?

Сей в лазурях серебристый,

Светлый месяц, луч свой сей!

Лей свет, лей свет кроткий, чистый,

Лей в луга, в долины лей!

Струи стремитесь золотые

Гранитных невских берегов!

Алмазы, яхонты живые

Зефиром движимых валов

Еще приятнее блистайте,

Живее прядайте в волнах,

Как звезды в небесах сияйте,

Как искры в разных кристалях!

Теченья томное журчанье

Приятней сердце, ум пленяй,

И Феб немеркнуще сиянье

В лазурях боле разливай,

И в запад боле не катися,

Не тщись в странах других сиять,

Над сей рекой остановися,

Где Лизе вздумалось гулять,

Где в легкой лодочке прекрасной,

Расставя тонки паруса,

С толпой амуров в веслах страстной

Прелестна Книд летит краса;

Где с нею нимф прелестны хоры

И граций троица плывет,

Где томный вид она Авроры,

Дианы скромный вид несет.

За нею из груди стремится

И сердце страстное лететь,

Чтоб в счастье с прочими вделиться,

Драгую Лизу ближе зреть.

Злосчастный! но чего желаю?

Прошу я Феба лишь стоять,

Лишь только воды умоляю

Их гладкость, блеск их сохранять, —

Не нужно оное прошенье:

Природа зрит ее красы,

Она от оных в восхищенье,

Для ней драги сии часы!

Борей на воды дуть не станет,

Напором оных не взмутит,

И Феб сиять не перестанет,

Когда здесь взор ее блестит.

Мне б должно лодку заклинаньем,

Слезами, воплем удержать,

Мне б должно вздохами, стенаньем

Амуров в гребле умягчать,

Чтобы они остановили

Стремленье Лизу отдалить,

Чтоб, тихо двигаясь, явили

Мне случай взор мой насладить.

Вот лодка милая сокрылась,

И парус перестал белеть.

Из глаз драгая Лиза скрылась —

Нельзя, нельзя ее мне зреть!

Лиза! Лиза! — рассердилась,

Что с тобою я играл?

Так за то ты оскорбилась,

Что тебя поцеловал?

Льзя ли эдак быть гневливой,

Толь свирепый нрав иметь?

Льзя ль толь быть нетерпеливой,

Что и ласки не терпеть?

Роза сердится ль в лужочке,

Что играет с ней зефир?

Есть ли сердце в ручеечке,

Что пленен им целый мир?

Что порхает мотылечек

Вокруг бабочки своей,

Что с ней резвится дружочек,

Ах! в досаду ль это ей?

Дружба! дар небес бесценный,

Сладкий нектар жизни сей,

Гений мира, всей вселенной,

Божество души моей!

Низлети с кругов эфирных,

Ниспади на круг земной, —

Да услышим глас в зефирных

Тихих веяньях мы твой.

В жилах наших огнь прольется,

Сердце смертно оживит,

Страшной брани огнь уймется,

Агнца с волком примирит.

Гордость — изверг утесненья —

Истребится пред тобой,

В все живущие творенья

Водворится мир, покой.

Раб не будет пресмыкаться

Пред владыкою своим,

Тяжки цепи истребятся,

Зло рассеется как дым.

Крез услышит бедных стоны,

Будет сирому внимать

И несчетны миллионы

К их лишь благу собирать.

Процветет страна счастлива

Мест Аркадии златой,

Лавр зеленый и олива

Соплетут союз с собой.

Дружба! дар небес бесценный,

Утешитель жизни сей!

Ниспустись на мир сей бренный,

Дай покой вселенной всей.

О, странное судеб веленье,

Чудесный счастья оборот!

Невинный страждет в утесненье,

Злодей безбедственно живет.

Один в слезах смыкает очи,

В скорбях, рыданьях восстает,

Проводит в сетованьи ночи,

В труде поносном жизнь влечет;

Другой на розах засыпает,

Богатств в избытке и честей,

Годами радости считает,

А скорбь лишь знает чрез людей.

Один, быв иста добродетель,

Помощник страждущим в бедах,

Злосчастных, сирых благодетель,

Влечет жизнь в тягостных цепях, —

Лишен отеческого крова,

Жены любезной отдален,

Гоним свирепством рока злого,

В труде под полюсом согбен;

Другой, пограбя миллионы,

Покрывши кровью целый мир,

Наруша все права, законы,

Хвалы внимает льстивых лир,

Себя не чтит едва за бога,

Главой, владыкой смертных всех,

И внутрь блестящего чертога,

Пресытясь, дремлет средь утех!

Вотще питают нас надежды,

Правдивость в мире не живет,

Здесь чаще счастливы невежды,

А добрый, мудрый слезы льет;

Венцы Кромвели получают,

Нероны — скипетр золотой,

Камиллов в ссылку посылают,

Дионам смертью платят злой.

Богиня счастия слепая

Дает всё людям на случай,

Судьбою смертного играя,

Из чаши сыплет через край

Богатства, почести, почтенье,

Где слышит только гул людей, —

И в то же самое мгновенье

Сбирает их рукой своей.

Сей мир есть место испытаний,

Где смертный борется с волной

Страстей, бунтующих желаний,

Одной питается мечтой;

Где мудрый втуне иссякает

В желаньи жить лишь для людей,

О бедствах ближних воздыхает

И в узах стонет — как злодей!

Чижик, пой свою свободу,

Щелкай радость, соловей,

Зря с весельем на природу,

Порхайте в долине сей!

Сердцу миленьких зовите

Ваше счастье разделить,

Мук и горестей бегите,

Горько, горько слезы лить!

Было время, как в покое

И я радости вкушал,

Счастье чувствовал прямое,

Лишь утехами дышал.

Ныне всё переменилось,

Помрачилося тоской,

Сердце страстно затомилось

Милой Клоей, дорогой.

Милы птички, берегитесь

Злобной участи моей,

Злой тиранкой не пленитесь,

Поздно рваться из сетей!

Любезный мотылек,

С цветочка на цветок

Ты там и сям летаешь

И сладкий собираешь

Во всех местах медок!

С лилеи, с василька

И с розова цветка

Ты носишь испаренья

И сладкие куренья

По пестреньким лугам.

Но, милый мотылек,

Видал ли ты цветок?

Он всех цветков милее,

Всех в мире роз алее,

То Лизанькин роток.

С него, мой мотылек,

Мой миленький дружок!

Я слаще мед сбираю

И аромат вдыхаю,

Мой счастливее рок.

В голубом лазурном своде

Ярко блеск луны сиял

И унылый вид в природе,

Мрак печальный прогонял;

Звездных сонмов миллионы

Золотили горизонт,

Светлы их лучи гранены

Отражались в синий понт...

В сладком сна обвороженьи

Весь род смертный пребывал,

Лишь один я в исступленьи

Не спал, в лиру ударял.

Пел приятность лунной ночи,

Пел священную любовь!

Милой Кати томны очи

Волновали мою кровь!

Сладко в чувствах заблуждаясь,

Я весь страстию дышал,

Ум, приятно обольщаясь,

Мне драгую представлял, —

Как в средине сих мечтаний

Низлетел ко мне Морфей,

И в миг тот же бог терзаний

Пламенной стрелой своей

Мне разжег воображенье,

Сердце боле вспламенил

И драгую в сем забвенье

Сладком чувств — пред мной явил.

С той улыбкой, с тем же взором,

Кою в ней я за день зрел;

Грации за нею хором,

А пред ней Амур летел,

Смехи круг ее толпились,

Зефир кудри развевал,

Розы перед ней родились,

Лес ветвьми ее лобзал,

В роще тихой и зеленой

Гордо Катя моя шла,

Вся натура оживленный

Вид, казалось, приняла...

Я же в первом исступленьи,

Сидя, в лиру ударял,

Но при толь драгом явленьи

Плектр из рук моих упал.

Я летел к моей любезной,

Уже... страстно целовал.

Вдруг... предмет... предмет прелестный

Скрылся в облаке, пропал.

Кровь моя пришла в волненье,

Сон от глаз моих слетел,

И увы!.. где, где явленье?

Я единый мрак лишь зрел.

Сто душ имеешь ты, поверю, за собой, —

Да это и когда я мнил опровергать?!.

Назвав тебя бедняк, хотел лишь я сказать,

Что нет в тебе одной.

Еще увенчан сединою,

Почтенный старостью, умом,

Лепехин! муж, любимый мною,

Своей ты множишь славы гром!

Еще природы в изысканьи

Провед бессмертный жизни век,

При славном дней твоих мерцаньи,

Ты новы истины изрек!

Горя к познаниям любовью,

Желаньем славы вдохновен,

Как Марс в полях, венчанных кровью,

Бессмертным лавром окружен,

Так в поле истины сражаясь,

Еще твоих в закате дней,

Сердечным жаром оживляясь,

Блестишь ты сведений стезей!

О старец истинно почтенный,

Познаний истинный герой!

О ум великий, несравненный,

Когда окончится труд твой?

Довольно в храме Аполлона,

Довольно ты уже гремел,

Для славы россов — Геликона,

Для пользы общей — произвел.

Уж время опочить герою,

Уж время браней меч сложить,

Поникнув лавровой главою,

В покое, в тихом мире жить!

Но нет — в трудах, неутомимый,

Ты хочешь век свой проводить,

Науки отрасли любимой

Остатки жизни посвятить,

И, Фебом быв на горизонте

Европы удивленной всей,

Ты хочешь погрузиться в понте,

Сияя алою зарей!

Блести и славься, муж любезный,

Диви еще, диви собой,

Пока не меркнет луч небесный,

Пока не скрылся гений твой.

Шутливая Лира! что ты не звенишь?

Игривой струною не тешишь мой слух?

Что, крепом покрыта, печально лежишь,

К восторгу и смеху не движешь мой дух?

Поэт мой скончался,

Нельзя мне звенеть,

Век славный прервался.

Кому со мной петь?

Рукой кто чудесной

Коснется струнам,

Чтоб звон их небесный

Гремел по лугам,

Чтоб фавны, сатиры

Внимали сей глас,

Чтоб легки зефиры

Кружились, резвясь?

Поэт твой скончался, — ты, Лира, молчишь!

Затем беспримерной струной не звенишь!

Иль песни небесной нельзя подражать,

Нельзя толь чудесно в струну ударять?

Высокой струною

Гомер ум пленял,

Но страшной косою

Сатурн песнь прервал,

И время катится

Поныне рекой,

За днем день стремится,

За веком другой,

Всё Лиры бессмертной

Глас громкой молчит,

Другой несравненный

Поэт не гремит.

Теки, корабль любезный мой,

Теки, теки в водах счастливо,

Да путь Венера правит твой,

Да ветров веянье бурливо

Эол суровый усмирит,

Да вслед япига твой шумит

И Кастор и Поллукс блистают.

Вергилий на тебе плывет,

Доставь его, доставь в Афины,

В нем часть души моей живет,

Часть мне дражайшей половины!

Да будет там он невредим,

Корабль, не будь неумолим,

Тебя стократно заклинаю.

Троякой меди грудь имел

И страшны исполински силы,

Кто первый ввериться посмел

На утлый челн и на ветрилы,

Порывных бурь не оробел,

Гиад бестрепетно узрел

И в море, презря всё, пустился.

Какой тот смерти трепетал,

Тот дрогнул от беды какия,

На белы волны кто взирал

И на чудовища морские

Неробким оком и душой,

Являясь тверд средь оных страхов?

Вотще пространный океан

Пределом положили боги

Между земли различных стран, —

Продерзкой человек дороги

Повсюду скрытые найдет, —

Чрез море и злодей плывет,

Безвредно достигая брегу.

Надменный, гордый смертный род

На возбраненное дерзает,

С небес коварством огнь влечет

Яфета племя — с ним слетает

Болезнь, недуг на круг земной —

И смерть ускорила шаг свой,

Что прежде медленно стремился.

Дедал по воздуху парит,

Хоть жребий крыльев нас лишает, —

И ад себе защит не зрит

И Геркулесу уступает!

Но что не трудно для людей:

Нередко мы в мечте своей

И неба самого желаем!

Блажен тот, кто велик душой,

Кто чужд смешных предубеждений,

Не чтит людьми народ лишь свой,

Не враг других для веры мнений,

Зрит в кафре брата своего,

В лапонце — мира гражданина,

Творенье бога одного,

Одной земли, природы сына!

Кто стоны бедных укрощать

Готов лететь за океаны,

Готов, чтоб братьев просвещать,

Лить злато в отдаленны страны.

Благословен твой, Говард! прах,

Ты был — друг, брат всех человеков,

Трои дух ликует в небесах,

Жить имя будет веки веков.

Ты в мире счастьем ближних жил,

Ртремился к бедным всей душою,

В тебе утеху находил

Гонимый бедствами, судьбою!

Лишь слышал ты, что кто терпел

Под северным иль южным кругом,

Ты с помощью к нему летел,

Был благодетелем, был другом.

Мир, мир тебе, священный прах!

Да тень твоя, твой дух ликует

В раю — блаженства на полях:

Тебя нам вновь судьба дарует.

Теки, теки в толь славный след,

Теки, друг смертных несравненный;

Готов венец тебе побед,

Не кровью ближних напоенный,

Но благодарности слезой!

И ты забвен вовек не будешь:

На дске истории златой

Неизгладим всегда пребудешь!

Неизгладим в душе моей,

О Ангерстейн! О Говард новый!

Блажен, блажен тот друг людей,

Кто может снять с себя оковы

Предрассуждений света всех —

Любить как братьев все народы,

Не знать себе других утех,

Как зреть счастливы смертны роды!

Героев слава пропадет,

Тиранов мир весь позабудет,

Но добрый гений век живет:

Он жить в сердцах век добрых будет.

Теки в полях между цветами,

Теки, любезный мой ручей!

Виясь, журчи между холмами,

Златокристальны токи лей!

Ты часто зеркалом бываешь

Любезной Лизаньке моей,

Красы небесны освежаешь

Алмазной часто ты струей;

Тебе случается нагую

Нередко также Лизу зреть,

Дивлюсь, как, прелесть зря такую,

Ключом не станешь ты кипеть.

Ах! сколько счастлив ты бываешь,

Столь пред тобой злосчастен я!

Ты милу Лизу лобызаешь,

Моя же часть не зреть ея!

Смертный! быть чтобы счастливым,

Не ищи больших честей,

Не давай сим блескам лживым

Ослеплять души твоей!

Следуй рока направленно!

В бурю ль твой корабль течет —

Смейся вихрей устремленью,

Ветер пусть твой парус рвет!

Коль вдали волна катится,

Что тебя с ним поглотит,

Втуне смертный суетится! —

Он сего не отвратит.

Смерть есть зло, — но зло мгновенно!

Миг — ее удар свершен;

Жизнь есть благо переменно:

Ныне трон, а завтра — плен!

Ныне в радостях, утехах,

В полном счастии живем,

Завтра время уж не в смехах

Мы проводим — слезы льем!

То по милой воздыхаем,

То мы стонем о родных

И стократно призываем

Смерть в мученьях таковых.

Что ж! какою непогоды

Злой бедой тебе грозят?

Разъяренны, пенясь, воды

Жизни вмиг тебя лишат;

Но за сей ли миг, толь скорый,

Хочешь ты всегда стонать!

Может быть, стихии споры

И безвредно прекратят —

Ветер счастливый подует,

И ко брегу приведет, —

И беда твоя минует,

И несчастие пройдет!

Для чего ж пустым вздыханьем

Жизни бремя отягчать,

Коль заботой и страданьем

Рок неможно поправлять?

Но к чему его и тщимся

Столько мы к себе привлечь?

Лучше ль жизнью насладимся,

Будет коль она лишь течь

Золотой частей стезею,

Градской черни средь похвал?

Человек, ищи покою,

Счастлив — коль его снискал.

Драгая, милая подруга

Приятных вечера теней,

Как мило зреть на дерне луга

Твоих сияние лучей!

Как мило зреть, когда блистаешь

Ты в легких вечера парах,

Кораллы, пурпур отливаешь,

Пылаешь в розовых огнях!

Когда твой луч злато-румяный

Лазури легкие цветит,

То вдруг приемлет вид багряный,

То светлым яхонтом горит.

Едва взойдешь ты — оживятся

Поблекши розы от жаров,

Опять их силы обновятся

Целебных от твоих лучёв;

Ручей проворней покатится,

Приятней в травке зажурчит,

В нем луч, струясь, твой зазвездится,

Поверхность вод позолотит;

Роса в цветочках заблистает,

На травку мягкую падет,

Рассыплет искры, засияет,

Лучи блестящи разольет.

И я, по дневном утомленьи,

Твоим сияньем обольщен,

Засну в умильном восхищеньи,

Мечтой приятной упоен.

Но лишь проснусь — опять блистаешь

Уже в пылающих огнях,

Свой блеск румяный разливаешь

В прозрачных сизых облаках;

Велишь туманам удалиться

И утру перлову блистать,

Велишь пернатым пробудиться

И гласом воздух наполнять!

Вся тварь, тобою оживленна,

Твое пришествие гласит,

Природа вся и вся вселенна

Твой светлый зрак стократно чтит.

Ты чувства все мои пленяешь,

Утехи в страстно сердце льешь,

Ты томну душу оживляешь

И к новой радости зовешь!

Доколь в мечтании, о смертный, надмеваться?

Стремиться бытие превечно испытать?

Атома малая, доколе заблуждаться,

Едино существо столь разно представлять?

Почто ведешь себя в сей дедал заблуждений

И с истины пути ум тщишься совратить?

Пускаясь в лавиринф надменных умозрений,

Как в беспредельности творца тебе найтить!

От хладна Арктоса до светла Ориона,

Где велелепие кончается небес,

Он славу своего воздвиг блестяща трона!

Кто в бездну низойти возможет сих чудес?

И ты, мечты призрак, мгновенная Атома,

Блуждая в воздухе на бренном шаре сем,

Созерцавающа миры и область грома,

Ты мнишь постичь того в ничтожестве своем,

И бесконечность вся кого не постигает!

Подобие свое тому ты хочешь дать,

Хого вся цепь существ и вечность обожает, —

Случай и вещество возмогут ли создать

Души — сего луча лиющегося света?

Я мыслю, и сие вещает мне — есть бог!

Стократно более, чем сей земли планета,

Чем бесконечна цепь кружащихся миров!

Одет сиянием, блистая красотою,

Воззрением своим вселенну он родил,

Столетья в вечности текут его рукою,

Он мерить времени себя не положил.

Что именуем мы, слепотствуя, судьбою —

Определение законов есть благих,

Он всё, — всё дышит им, — единый сам собою,

В природе зрим его творенье рук святых;

В нем сила, истина, в нем вечность пребывают,

Объемлет там он всё, он всё там оком зрит,

Пространству где предел, где солнцы не сияют;

Начало и конец вселенной в нем лежит.

Так мне ль несчастну быть, коль им я существую?

Конечно, тот есть благ, в ком всё являет власть,

К тебе стремлюся я, в восторге немотствую,

Ты зришь и на меня, малейшу мира часть.

Нет! бог, которого столь разно понимаем,

Чудовищ Тартара на нас не воружал,

Им громом человек за грех не был сражаем,

Он править небесам землей не показал;

Но чувство совести влил в сердце человека,

Но в недре оного закон свой начертал,

Но ужас за порок дал внутрення упрека,

Но в знак невинности стыдливость даровал,

Но бледность робости виновну преступленью,

Терзанье внутренне на место адских зол

Быть вечным не велел ни смерти, ни мученью

И к благу общему всё мудро произвел.

Вотще под золотым покровом,

На мягком гагачьем пуху,

В твоем дворце прекрасном, новом,

В разлитых аромат духу,

Вотще за музыкой, гремящей

За редким Крезовым столом,

В объятьях нимф, огнем горящих,

С друзьями льстивыми кругом,

О счастии своем мечтаешь

Вотще, вотще, Пигмалион!

И плачу бедных не внимаешь —

Разительней их грому стон.

Слезе не крепок щит Ахилла,

Разит невинных царства кровь.

Тарквинов гордость низложила

Их принца зверская любовь.

Где стон из груди излетает,

Где добродетельный в цепях,

Там меч свой правда вынимает,

Зрит Дионисий смерти страх,

И ужас мук — ему награда

Средь шумных празднеств и пиров!

О добродетель, ты ограда

Великих Титов и Петров.

Аврелии спокойно жили,

Их Рим и мир благословит,

Народы их богами чтили,

Им слава фимиам курит!

Но что приобрели Коммоды,

Которы гнали знаний свет,

Текли которых кровью годы?

Во мраке кость их — прах гниет.

Блюдите, сильные! законы,

Храните счастие людей,

Предупреждайте слезы, стоны

И правды шествуйте стезей;

Как Карлы готфов, не желайте

Народы в ужас приводить,

Сограждан сил не истощайте,

Чтобы вселенну удивить;

И лишь одних врагов разите,

Не жаждайте других земель;

Со всеми дружество храните:

Где кровь и лавр — там терн и ель!

Теперь я познаю, что в мире человек!

Какое бедное и жалкое творенье!

Усыпан горестьми его, злосчастьем век,

Далеко от него прямое рассужденье!

Он любит истину, науки на словах,

И пользы обществу как патриот желает!

Франклин, мудрец Сократ велик в его очах,

С Катоном Утики он твердо умирает;

Для пользы лишь одной отечества живет.

Он мужем хочет быть примерным в свете оном

И всё полезное священным долгом чтет;

Стремится к истине он с Локком и Невтоном!

Он ставит счастием за правду пострадать;

Согражданам служить — в его устах блаженство,

Но к делу приступи! — вот час его узнать,

Чтоб добродетелей сих видеть совершенство!

Красноречивый твой умолкнул Демосфен,

Утический Катон кинжал из рук бросает,

Жалеет, в веки что прошедши не рожден, —

О настоящих же лишь только воздыхает!

В минуту в нем и жар и огнь его пропал —

Куда девалося к изящному стремленье?

Мудрец наш, наш герой как лист затрепетал,

Не от опасности, но от воображенья!

О красноречии своем он позабыл.

Не пользы обществу — покоя лишь желает:

Уж всё ему равно — лишь он не тронут был,

Как хочет кто другой, а он всё оставляет.

Друзья! гоняться за мечтою,

За тенью призраков пустых,

За честью — ложной суетою —

Есть участь лишь невежд одних!

Блистать богатством, орденами,

В архивах предков вырывать,

Гордиться титлами, чинами,

В сатрапских негах утопать —

Пускай они одни стремятся,

10 Мня счастье в том свое найтить,

Пускай вкруг их льстецы толпятся

И слух их тщатся обольстить.

Мудрец с улыбкою взирает

На титлов славы звук пустой,

Честям, всему предпочитает

Он сердца и души покой!

Он видит счастие, блаженство

В кругу друзей своих, родных,

Утех вкушает совершенство

20 В деяньях добрых лишь одних,

Он злато Крезов презирает;

Аттил ему ужасен меч;

В кровавых лаврах не желает

В триумфе средь народа течь.

Не ждет похвал пиитов льстивых,

По смерти — гордый мавзолей;

О благе общем нерадивых

Он плачет участь и — царей!

Он видит: и златые троны

30 Падут, повержены судьбой,

Тиранов скипетр и короны

Не примирят их с долей злой!

Димитрий, стражей окруженный,

Нерон в палатах золотых

Падут от черни разъяренной

И гибнут от деяний злых.

Не будем счастия в сем мире

Средь шумных почестей искать,

Не будем зреть его в порфире,

40 Блаженство в власти поставлять!

Но будем мы всегда готовы

Судьбу несчастных облегчить,

За правду даже несть оковы,

За обще благо кровь пролить.

Честей и злата обладанье

И власть, нам данная судьбой,

В нас лишь должны родить желанье

Мирить несчастных с долей злой,

На сильных суд давать правдивый,

50 Теснимого не угнетать

И добродетели гонимой

Защиту, помощь подавать.

Но коль нам не дала судьбина

Блаженства оного вкушать,

Довольны титлом гражданина,

Не будем мы честей искать!

Невежда пусть себе стремится

За фольгой ломкою честей, —

Мудрец о сем не суетится:

60 С Камиллом в хижине своей

Живет на лоне он покоя.

Когда к себе его зовет

Отечество, в нем зрит героя;

Коварством лавров он не жнет.

Пролей сквозь мрак твой свет унылый,

Твой палево-сребристый луч!

Простри свой томный взор в долины,

Проникни в храмину мою.

Природа в мертвом вся забвеньи,

Туман, холодный и густой,

Клубясь, твой зрак мне затемняет,

С тобой беседовать претит!

С тобой, сопутница драгая

Моих мечтательных идей,

Царица сонмов звезд златая,

Царица чувств моих, Луна!

В вечерний мрак я с восхищеньем

Зрю палево твой бледный луч,

Как красишь ты, цветишь туманы,

Как сеешь всюду ясный свет.

Ты льешь мне сладку в грудь отраду,

Печальну гонишь прочь мечту,

Рождаешь в чувствах упоенье

И сердце вянуще живишь.

Как тучи легки, пробегая,

Твой темный, кроткий свет темнят,

То взор твой вдруг живей являют,

Так я, там я с твоим лучом

То вдруг надеждой оживаю,

То вдруг, смущен мечтой, грущу;

Ты страстну мысль воспламеняешь

И в Клое, в Клое — может быть.

Пролей сквозь мрак твой свет унылый,

Твой палево-сребристый луч!

Простри твой томный взор в долинах,

Проникни в храмину мою.

Певец унылости, согласный, милый, звонкий,

Продли еще, продли мелодию небес!

Когда, сквозь заревом пылающу Аврору,

Величественно ночь к нам правит свой полет —

С вершин высоких гор и из лесов дремучих

Простерть свой на луга печальный, черный флер, —

Люблю златым луны сияньем восхищаться,

Люблю в долинах сих спокойных я блуждать!

Твоя небесна трель меня остановляет,

В восторге я внемлю твой переменный тон,

Покуда мрачна ночь в окрестностях долины

Не иззовет теней печальных из гробов.

Где лето вечное и счастье обитают,

С тех мест ты к нам весной с зефирами летишь

И с хладом, прогнанным живящей теплотою,

Курения цветов и росу к нам несешь.

О, сколь места сии плачевны, томны были,

Когда отсутствовал унылый их певец!

Сын меланхолии, прелестной мелодии,

Любящий мрак лесов, ветвистых тень дерев,

Любящий воздыхать в одном уединеньи

И при сиянии луны толь сладко петь,

Продли небесну песнь, продли, певец бесценный,

Пусть зефир раздает здесь твой унылый стон,

Пусть жалобы твои, мучения сердечны

Симпатией своей отраду мне дадут;

При тишине ночной небесны отголоски,

В воображении к нам тени тех зовут,

Нас коих вечное расстание лишило,

Те удовольствия, обманчивы надежды,

Ехидну лютую скрывавшие в цветах.

Воспоминание всю прелесть возрождает

Улыбок страстных тех, тех слез и тех речей,

Что сердце некогда невинно обольстили.

(Ах! сердце оное и ныне слезы льет!)

Его живая кисть столь ясно представляет

Цветы прошедших сцен, о коих я забыл,

И страстная любовь, от время усыпленна,

Берется — грудь разить — за лук и за колчан!

На томны оные мечты воображенья

Унылость сладкую твою песнь кротка льет,

Столь утешительну, столь полну восхищенья,

Каковой в радостях, в забавах ум не зрит!

Продли еще, продли, певец, свой глас небесный,

Он сладостен для чувств, невинности он мил.

Того, кто правде поборает,

Кто тверд в намереньи прямом,

Ни граждан глас не устрашает,

Ни деспот с яростным лицом,

Претящи быть ему правдивым!

Пускай свирепствует Борей

И кроет море волн горами,

Пусть Юпитер рукой своей

Всё рушит молнии стрелами,

И страх и ужас всюду льет;

Пусть солнцы, звезды упадают,

Вселенная конец свой зрит,

Но сим его не возмущают, —

Он тверд в предпринятом стоит,

Разим всеобщим разрушеньем.

Так только Поллукс, Геркулес

Во огненных кругах блистают,

Где в светлой высоте небес

Меж ними Августы вкушают

Нектар из рук младой Гебеи.

Так только Вакх неукротимых,

Свирепых тигров усмирил,

И от рядов непобедимых

На небо Ромул воспарил,

Презревши силу Ахеронта.

В страсти страсть нужна взаимна.

Без сражений и побед

Не был бы Амур с крылами.

В радостях одних рожден

И взлелеян от младых

И прелестных милых граций,

Без любовных битв и споров,

Был без крыл б он мал и слаб.

«Дай ему, — рекла Фемида, —

Дай, Венера, — брата дай,

Чтоб его он звал на битву,

Чтоб всечасно раздражал, —

В свет рожденный побужденьем

Сладким, он в своей груди

Сердце отческо имеет».

То случилось — у дитяти,

У борющегось с страстями,

За плечьми явились крылья!

И полетом он орлиным

Вдруг вознесся на Олимп.

Приучась к борьбе, к победам,

Рассевает и в Олимпе

Спор и ревность меж богов.

Брат его не столь был счастлив:

Он остался на земли.

«На Олимпе, — говорил он, —

Страсть взаимна не живет».

Но Сатурн, сей бог угрюмый,

Скоро дерзкого поймал:

Режет крылья, и на землю

Пристыжен Амур упал.

С этих пор опять он здесь

И, как ласточка иль голубь,

Лишь порхает по земли

И в чертог богов высокий

Уж не смеет залететь.

Но зато и на земле здесь

Он толпу друзей имеет;

Он любимец муз и граций,

Обитает в их кругу,

Дети, юноши, пастушки,

В торжестве ль благой Цереры,

Иль в день празднества Януса,

Иль когда весну встречают,

С ним все радостно живут.

Соловей поет прелестней,

Зелень с ним живей цветет,

Розы алыя головки

Клонятся к нему на грудь,

И порхают голубочки.

Но, судьбу воспоминая

Столь несчастну у богов,

На земле он мстит обиду,

Смертных тешится судьбой.

И иного превращает

В птичку, маленьку кокушку,

Или в дозжик золотой.

Им любимые богами

Превращались в Ио, в Эхо,

Или в струи серебристы,

Или в малу кучку пепла,

Иль в засохший пень печальный.

Лишь для тех любовь смеется,

В коих сердце — храм Эрота,

В кое смотрит, взор потупя,

Сквозь ресниц, с ним брат рожденный,

Улыбаясь, Анти-Эрот.

Ярко сверкает звезда,

Ярко златая любови!

Тихо покойный твой блеск

Мирно вокруг разливает.

Золотом чистым горит,

В синей блистая лазури,

Яхонтом зыблет твой луч,

Флером туманов прикрыта.

Лебедь играет в струях,

Видя твой взор над водами;

Криком подругу зовет

К сладким любови утехам.

Зря твой приятный восход,

Вся оживает природа;

Фавны играют в лесах,

Нимфы оставили воды.

Кроткий меня не живит,

Вестница, блеск твой, любови!

Радости в душу не льет,

Сеет лишь муки, терзанья!

Клои палит меня взор,

Свет твой в очах помрачает;

Грудь моя дышит огнем, —

Холодно сердце жестокой.

Светло-блестяща звезда,

Мраков вечерних богиня!

Палевый ссыпли свой луч

К Клое на ложе покоя.

В грезах, мечтаньях представь,

Сколько по ней я терзаюсь,

Пусть хоть во сне воздохнет,

Пусть хоть в мечте пожалеет.

Где ты, блаженство небес, обитаешь,

Где существуешь, душевный покой?

Там ли — в пространствах безмерных эфира,

Там ли — в круженьи несчетных планет?

Здесь тебя нету, жизни призрак,

Ты не известен живущим земли;

В море волненья, в море страстей,

Смертный биется в бурных волнах,

Видит надежды мерцающий луч,

Видит, и стонет, и гибнет в бедах.

Любить есть всех удел

И, вместе, сокрушаться!

Мы тщетно ищем стрел

Эрота укрываться.

Нет лет, нет возраста, нет места для любви,

Сединой покровен нередко ей пылает, —

Согбен Анакреон питал сей огнь в крови.

Он Сафу страстную в Левкаде пожирает.

И отрок, с нежностью красавиц лобызая,

Эрота чувствует нередко сильну власть,

И томно горлица на ветке воздыхая,

Свою вещает страсть...

Ты, Хлоя, мне велишь к себе холодным быть,

Когда Эротов огнь горит в очах твоих,

Когда, сей сильный бог велит тебя любить!

Нет, Хлоя! — то уже не в воле чувств моих,

Звук браней всюду раздается!

Труба военная гремит,

Строптивый враг на нас несется,

Пред ним ужасна смерть летит.

Восстаньте, чада громкой славы,

Восстаньте, россы величавы!

Уже враг в гордости своей

Судьбами царств располагает,

Свободе вашей угрожает!

Тебе ли, росс, расстаться с ней?

Тебе ли выю горделиву

Под иго чуждо наклонять,

Судьбу германцев несчастливу

И цепь позорну разделять?

Любовь к Отечеству святая,

Тебя на подвиг возбуждая,

Ужель угаснет пред врагом?

Тебе ль, страшившему вселенну,

Быть суетным врагом сраженну,

Тебе ль его не презреть гром?

Давно ли, славою венчанный,

Суворов галлов поражал?

Давно ли супостат попранный

Ему победу уступал?

Ужели россы пременились?

Когда сердца их сокрушились,

Коль голос славы слышен был?

Нет, — россы, в броню облекайтесь,

Как тучи бурны устремляйтесь!

Вас галл еще не позабыл.

Вас царь к защите призывает,

Зовет Отечество спасать;

Он вашей длани поручает

Врагов вселенной поражать.

Любить вас, россы, он умеет,

Для вас и жизни не жалеет.

Явя к нему свою любовь,

Оружье грозно принимайте

И славу чистую вкушайте

За Отчество пролить всю кровь!

Воскреснут древние герои!

Их сонмы быстро потекут,

Начнутся кроволитны бои,

Победу россы обретут.

Сыны российские! мужайтесь,

Примером предков вспламеняйтесь,

Падет надутый силой враг!

Донским врагов тьмы рассыпались,

Пожарским россы свобождались,

А Петр повергнул Карла в прах.

И вы, героев сих потомки,

Стремитесь лавры пожинать!

Пусть подвиги россиян громки

Ввек будет слава повторять!

Не нам под иго преклоняться,

Не россу чуждым покоряться,

Нет! лучше в брани смерть вкусить.

Всевышний, правде поборая,

Тиранов злобных устрашая,

Врагов поможет вам разить.

Здесь были зданиев громады,

Здесь мрамор, здесь сафир блистал,

Стояли гордо колоннады,

Их верх до облак досягал.

Здесь плески радости звучали,

Гремели цепи вкруг мостов,

Мечи у стражи страх вливали,

Блиставшие из-за щитов.

В чертогах, златом испещренных,

Из камней с редкою резьбой,

В блестящих тканях златошвенных,

Здесь гордый обитал герой

Иль легкого любимец счастья,

Себя считавший божеством.

Он мнил, что был чужд бурь, ненастья,

Что не разил его и гром;

Что для него всё в свете было:

Из недр сокровища земли,

Что труд, искусство приносило...

Но, смертный, в ужасе внемли!

Покрыли горизонт туманы,

Сперлйся в тучи облака,

Взревели ветры, бури рьяны,

И гром гремит издалека;

С высоких каменных помостов,

С надменных мраморных столпов

Ваяны исполинских ростов

Упали с треском меж кусков

От гордых зданий, от уборов, —

Погиб в громаде властелин!

И что ж представилось для взоров?

Развалин ужас лишь един.

Вот всё величие и слава,

Вот света здешнего мечты;

И мира целого держава,

Богатства, чести, красоты —

Всё гибнет, гибнет невозвратно

Под острой времени косой.

О смертный! зри, вещает внятно

Тебе громады глас что сей:

«Когда ты жребием возвышен,

Коль часть других в руке твоей,

Не будь в мечтах надменен, пышен

И кровь подвластного не лей,

Чтоб редкие иметь палаты,

Из Перу золото достать;

Не злато, утвари богаты:

Покой душевный, благодать.

О вы, которых обольщает

Блеск злата, красота столпов,

Которых ум всегда желает

Воздушных замков и садов;

Кого пленяют пирамиды,

Иль сей златой Неронов дом,

Иль гордость стен Семирамиды, —

Покройтесь вечным вы стыдом!

Сей блеск, что взор ваш так пленяет,

Что чувства смертных так разит, —

Несчастье смертных представляет,

В нем мудрый стон и слезы зрит».