И вновь он пришел в себя под гомон чьих-то голосов. Поначалу те казались невнятным гулом вдалеке, но постепенно делались громче, пока Джасперу не стало ясно, что голоса звучат совсем рядом. И разговор шел о нем самом.
— Когда паренек вернется домой, как считаешь? — спросил дядя Лео.
— Придется подождать, пока его разум не вернет себе равновесие. Он перенес сильный шок и сотрясение мозга, — сказал доктор Уайтберд. — Возможно, очнется уже завтра, но времени может уйти и больше. На то, чтобы устранить все последствия травмы, потребуется не меньше двух недель, в это время нужно избегать любых физических нагрузок.
Джаспер лежал тихо, не желая, чтобы кто-то из них понял, что он проснулся. Кажется, на его грудь давила гиря весом фунтов в пятьдесят.
— А что с его легкими, док? — спросил третий голос. Его отец.
— Отравление дымом не было чересчур тяжелым. Необратимых повреждений оно не вызовет.
— Может, нам отправить его в больницу Святой Катерины в Порт-Гурон? Черт с ними, с затратами! — взмолился Уэндел. В отцовском голосе тревоги было больше, чем раздражения. Вообще-то, сердитым он вовсе и не казался.
— Ничего другого там не скажут, а вопросов зададут куда больше. Сейчас мальчик нуждается в покое. Все-таки он пережил серьезное испытание.
Какое-то время мужчины молчали.
— Быть может, обсудим это снаружи?
— Уэн, он прав. Поговорим на свежем воздухе, а Джаспер пусть отдыхает.
— Я сам разберусь, в чем нуждается Джаспер, — в голосе отца дрожали слезы. — Он все, что у меня осталось. Я и пару слов не смог…
Голос его отца стих, удаляясь по коридору, и дверь комнаты Джаспера закрылась с решительным щелчком. Приоткрыв глаза, Джаспер повернул голову к двери; резкое движение пронзило череп ослепительным зарядом боли. Подняв руку, он нащупал на лбу толстую, влажную повязку, под которой скрывалась невероятных размеров шишка.
Дверь комнаты снова открылась, и к Джасперу вернулся доктор.
— Ну вот. Мы проснулись? — улыбнулся он мальчику. — Как себя чувствуешь?
— Голова болит, — голос Джаспера износился до хриплого шепота, как будто он долго кричал со всей мочи. Может, так и было.
— Да. Ничего удивительного. Сотрясение и двенадцать швов. Знаешь, что это означает? — Доктор придвинул табурет к постели больного и осторожно коснулся брови мальчика рядом с повязкой.
Джаспер покачал головой и вздрогнул.
— У тебя ушиблен мозг. Ты выдержал несколько сильных ударов по голове.
Джаспер насупился, пытаясь вспомнить. Но все, что смог разобрать, — это ступеньки, ведущие на второй этаж сгоревшего дома. И слышал только шепот: «Кто тут?» Запахи и вкус во рту были одинаковы: дым.
— Порой наш мозг забывает вещи, которые не желает вспоминать. Такое случается при сотрясении. Это совершенно нормально… и иногда даже к лучшему. — Доктор вставил трубки стетоскопа в уши и прижал холодный металлический диск на другом конце к груди Джаспера. — Твои легкие звучат сильными, Огичидаа. Это хорошо.
Джаспер не раскрывал рта, пока доктор не завершил обследование.
— Доктор Уайтберд, какой нынче день?
Пожилой индеец отложил инструменты в сторону и обратил к мальчику все свое внимание.
— Сегодня воскресенье, двадцать первое сентября.
Глаза Джаспера заполнились слезами, и ему пришлось отвернуться к стене. Два дня уже истекли.
— Не унывай. Худшее уже позади, Огичидаа.
Он вновь увидел, как Большой Билл тычет стволом револьвера в лицо Мотеги. Он ощутил, как руки Билла сжимают мамину шею — так, словно та была его собственной. Он подвел маму — и теперь не мог вдохнуть. Эти руки душили его. Мальчик хватал ртом воздух, словно рыба на песке.
— Нет, Джаспер. Дыши. Медленно и ровно, — голос доктора звучал все дальше и дальше от него. — Сестра!
Хлопнула дверь, и послышались чьи-то торопливые шаги, кто-то, суетясь, бегал взад-вперед, в то время как весь окружающий мир поблек и расплылся, теряя очертания.
То ли минуты, то ли часы пролетели, когда Джаспер, словно со стороны, услыхал свой сдавленный, хриплый шепот. Ему даже не сразу удалось понять, что именно слетает с его губ.
— Что там случилось? В том доме? Как я сюда попал?
Голос доктора Уайтберда ответил:
— Там был пожар, но теперь ты в безопасности. Лишь это имеет значение.
Пожар. Джаспер мог это видеть. Дом его бабушки сгорает дотла. Запах дыма все еще лип к его коже. Дыхание едва просачивалось сквозь сдавленное горло.
— Никто на тебя не в обиде, Огичидаа, — сказал доктор. — Ты должен успокоиться, расслабить свой разум. Тебе еще потребуются силы.
— Все из-за меня? Это я устроил пожар? — Джаспер видел, как масляная лампа разлетается на…
Картинка сменилась вдруг непроглядной тьмой, точно кто-то выхватил ее из головы.
— Даже если так, я уверен, что все произошло не по твоей воле, — постарался утешить его доктор.
Джаспер рылся в памяти, выискивая недостающие образы. Качающийся фонарь. Пара черных башмаков. Пол. Все остальное испарилось.
— Не могу вспомнить.
— Это ничего, Огичидаа. Мозг исцелится, ты только дай ему время.
— Но что случилось? Он обещал сотворить нечто ужасное, если она не даст о себе знать. А если он сдержал слово? Что, если он… — Джаспер почувствовал, как лицо перестает ему подчиняться, и перекатился на бок. Хойт. Большой Билл. Эти двое расплылись, слились воедино.
— Тебе нужно успокоить мысли. Опасаться больше нечего, — похлопал его по спине доктор Уайтберд. — Помнишь сказку про ребенка на дереве? Твоя нимаамаа никогда не покинет тебя. Прислушайся к ней, и сам это поймешь.
— Что? — Джаспер тер глаза, пока не заболели. — Что вообще это значит? Я не понимаю. Ее здесь нет. Или есть?
— Ты все поймешь, когда будешь к этому готов, Огичидаа. Теперь тебе нужно поспать.
Доктор Уайтберд вышел из комнаты, унося свои головоломки.
Джаспер вжался головой в подушку. Со второго этажа бабушкиного дома его кто-то звал, но чем сильнее он вслушивался, тем дальше отступал голос. Джаспер уже сомневался, что вообще слышал хоть что-нибудь.
Рука бездумно потянулась к ожерелью. В то утро, отправляясь на поиски мамы, он вышел из спальни с медальоном на шее. Охваченные паникой, слепые пальцы Джаспера скребли по горлу, по животу. Исступленно обшарили одеяло и простыню.
Ожерелье пропало.