Поменяемся?

57

Я всегда думала, что Витя для меня идеальный любовник, и наш секс — лучший из возможных. Он всегда знает, как и где меня потрогать, когда нужно замедлиться, а когда ускориться, чтобы гарантированно доставить меня к двери с надписью «Хэппи-энд».

Сейчас, на жестком столе, сложно ускоряться и замедляться, да и трогать там, где хочется, — тоже. Потрогал там, куда дотянулся, — и уже славно. Рафаэль придвигается ко мне плотнее. Его ладони жгут бедра, горячее дыхание прокатывается по шее. Рывок — он толкает меня к себе. Задохнувшись от наполненности, я впиваюсь ему в плечи. Думаю ли я в эту секунду, что официально изменила Вите? Не-а. Все мое существо занято только одной мыслью: член Рафаэля внутри меня — это просто потрясающе. В мире не существует ничего лучше, серьезно. И дело не только в его размере.

Новый толчок оказывается глубже предыдущего. Икеевский стол надрывно скрипит, аккомпанируя моему высокочастотному стону. Я зажмуриваюсь, окончательно выпадая из реальности. Оказывается, есть еще сколько чувствительных точек внутри меня… Господи, Боже… Спасибо природе за клитор.

— Тебе нормально? — Голос Рафаэля, глухой и прерывистый, греет мою щеку.

Я понимаю, о чем он в действительности спрашивает. Хочет знать, справляюсь ли я с его выдающимися габаритами.

— Всё классно, — шепчу я и в доказательство сама толкаюсь ему навстречу. То, что я миниатюрная, не значит, что в меня помещаются только зубочистки.

Рафаэль жадно всасывается в мой рот и начинает вбиваться в меня с новым рвением. Так быстро и сильно, что мне не остается ничего, кроме как исступленно стонать и крепко за него держаться. Нет привычных «ускорился-замедлился», как нет и дополнительной стимуляции пальцами. Есть голодный, первобытный секс на выживание, в котором я со скоростью лыжника-олимпийца несусь к финишу. Даже если бы раздался предупредительный свисток судьи — это уже ничего не изменило. Внизу живота неумолимо тяжелеет, а голова, напротив, становится воздушной и невесомой.

Толчок, и ещё один… Глубоко, туго, на пике… Кажется, будто чувствительнее быть не может. Твердые плечи, терпкий мужской запах, вкус соленой кожи, трение щетины, звуки сталкивающейся плоти и прерывистого дыхания, кипение в теле, скрип стола… Распахнув рот в немом крике, я лечу по тёмному тоннелю к табличке «Самый яркий оргазм в моей жизни». Увы или к счастью, Витя больше не мой лучший любовник. Три секунды, одна, две…

— Господи…, — лепечу я, впиваясь ногтями в плечи Рафаэля так сильно, что наверняка оставляю следы. — Я никогда не кончала так быстро…

Не переставая двигаться во мне, он касается моего виска влажным от пота лбом.

— Я тоже вот-вот… Это из-за ебучего дивана, может… Но скорее из-за тебя.

Тремя минутами позже я осторожно шарю по столу в поисках чего-то похожего на салфетки. Дыхание никак не приходит в норму, ноги трясутся, но при этом улыбка не сходит с лица. Я всегда улыбаюсь после секса. Эндорфины и все дела.

— Держи, — Рафаэль поднимает с пола свою толстовку и протягивает мне. — А то испачкал тебя.

— Ещё бы ты этого не сделал, у меня появилось много вопросов.

— Это да… Не подготовился… — Застегнув джинсы, он наблюдает, как я стираю с живота белесые подтеки. — Я же просто поговорить ехал. Остального не было в планах.

— Жалеешь? — уточняю я весело, будто не разревусь, если ответ окажется утвердительным.

Рафаэль хмурится.

— Вообще нет. Ты же сама всё видишь.

— Что, например?

— Ты знаешь меня много лет. И знаешь, что секса бы не было, если бы я не был уверен, что всё по-настоящему.

Закусив губу, чтобы не заулыбаться ещё шире, я протягиваю ему испачканную толстовку. Если Рафаэль это сказал, значит, так всё и есть. Для него всё действительно по-настоящему. Для меня, думаю, тоже.

— Предложение кофе ещё в силе, — напоминаю я, чтобы немного разрядить посткоитальную обстановку. — Будешь?

— Да, с удовольствием, — на его лице впервые появляется улыбка, тёплая, как солнце в морозный зимний день. — Сейчас это то, что надо.