Попасть не пропасть

Глава 7

Вечером после службы я попробовал новые упражнения, которые мне показал академик. На мой взгляд они не сильно отличались от той волны силы, которую я гонял по организму по совету императорского лейб-хирурга, но Эпинус сказал, что если пользоваться его методикой, то восстановление пойдет намного быстрее и в течении месяца моя энергосистема восстановится до прежнего уровня.

С магией у меня вообще очень странно обстояли дела. Все вокруг использовали накопители силы и словесные заготовки для приведения энергии в нужную для заданного действия форму. Называли эту форму плетением, или заклинанием. Бенкендорф, к примеру, чтобы отправить в полет копье льда, загибал указательные пальцы крендельком и выкрикивал: «Фрозен», после чего сеть энергоканалов в руках мигала. В цель летела полуметровая сосулька, а энергетическое ядро барона, находившееся между животом и грудью, становилось немного более тусклым. Было еще рунное направление магии, последователи которого использовали руны для насыщения энергией и активации плетений. Скажем, уже упоминавшийся Леонард Эйлер всех своих големов покрывал вязью рун в два слоя: один отвечал за внутренние процессы в магическом создании, а другой обеспечивал защиту от внешних воздействий. Со слов Эпинуса, у меня все было по-иному. Все наследники прямой линии крови владели родовой магией без всяких слов, рун и прочих костылей – нужный результат достигался с помощью волевого усилия. Именно так я обзавелся скутумом и пилумом во время боя с Александром Павловичем. Причем, в отличие от других магов, потомки тамплиеров, принявших Аспекты магии, обладали неисчерпаемым источником. Экзамен на мага ранга "граф" требовал десяти кастов с пятисекундным интервалом заклинаний нулевой категории и одного внекатегорийного, барон должен был сотворить десять плетений первой категории, а вот светлейший князь мог выдавать внекатегорийные плетения без ограничений по числу. Помимо запаса силы магии, которую называли маной, ранг волшебника зависел от пропускной способности энергоканалов, каковая показывала количество маны, прогоняемое организмом в единицу времени через энергосистему. С этим у меня была беда, и именно восстановлению скорости манопотока были посвящены мои занятия. Слишком я перенапрягся, отбивая файерболлы императорского сына. Теперь надо было вернуть перенапряженные каналы в норму, чтобы не быть в положении человека, который живет около реки, но воду зачерпывать может только ладошкой – ведь мне требуется ведром как минимум. Моей ошибкой было скудное воображение: представлять скутум надо было зримо и с подробностями, а я просто накачал его сырой силой, которая и поглотила огненный шар наследника, попутно разрушив каналы. С другой стороны, рост силы мага как раз и происходит через перенапряжение энергетического каркаса организма. Получается, после восстановления энергоканалов я буду намного сильнее, чем в момент попадания в этот мир.

На следующий день академики повели меня показывать свое детище, которое представляло из себя обычную бронзовую пушку, обмотанную медной проволокой в мизинец толщиной. Присмотревшись к ней, я понял, что спираль состояла из двух жил, обмотанных какой-то тканью, которая, похоже, выполняла функции изоляции. Василий Владимирович взял проволоку в руки и произнес «сцинтилла»; из дула пушки неспешно вымахнуло ядро и упало, пролетев метров десять.

– Дальше у меня не получается, – сообщил адъюнкт. – Академик Эпинус может отправлять ядро за пределы полигона. А теперь попробуйте вы, Иван Михайлович.

– Давайте попробуем, – с сомнением сказал я.

Взяв в руки провода, я немного погонял силу по каналам и представил, как совсем небольшой ручеек отправляется в путешествие по медному проводу. Ядро упало и покатилось шагах в пятнадцати от нас.

– Прелестно, – сказал князь Эпинус, – а теперь подайте столько силы, сколько пропустят ваши каналы.

Пожав плечами, я снова взялся за оголенные концы, напрягся и подал волну силы в провода. Что-то бумкнуло, сверкнуло, и я понял, что сижу на земле метрах в пяти от пушки, которая выглядела сущей развалиной: одно колесо отгорело, часть проводов испарилась, а с оставшихся свисали медленно тлеющие ошметки изоляции. Академик Эпинус издал радостный вопль, тыча пальцем куда-то в сторону забора. Я машинально перевел взгляд и увидел безобразную дыру в ограждении артиллерийского полигона. "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Куда же оно улетело?" – ошарашенно думал ваш покорный слуга, машинально почесывая затылок.

– Я знал, что все упирается в количество электроэнергии, подаваемое в единицу времени в проволоку, но вот что произошло с самими проводами? – продолжил предаваться детской радости академик.

Похоже, своего Георга Ома с его законом здесь пока не было. Что же, пускай его лавры достанутся мне.

– Ваша светлость, представьте, что вы находитесь в лодке, плывущей по воде: чем быстрее двигается ваш челнок, тем сильнее сопротивляется жидкость. Противодействие медного кабеля не допускало свободного движения такого количества электрической силы внутри проволоки, и в результате произошел взрыв. Надо увеличивать сечение провода или подбирать другие материалы. И тут меня озарило: еще в бытность мою военным геодезистом заносило меня в Карелию, где мы делали для геологов съемку местности. Рядом из земли выходили залежи графита, и во время сабантуя в честь днюхи симпатичной геологини, к которой я пытался бить клинья, меня просветили, что, оказывается, графит годится не только карандаши делать, но и для производства алмазов и самое главное – графена[32]. В тот момент меня интересовали не минералы и какой-то непонятный графен, а размеры передних и задних достоинств моей собеседницы, но информация отложилась в голове, чтобы всплыть сейчас. А еще я подумал, что пора вводить в обиход научной общественности теорию строения атома – больно уж тяжело объяснять вещи из школьного курса физики целому академику без использования термина "электрон".

– Господа, кажется, у меня есть мысли, как помочь в усовершенствовании наших метателей, но для этого всем надо будет изрядно потрудиться, – задумчиво произнес я.

После осмотра дыры в заборе вся честная компания занялась поисками пропавшего ядра, которое, проломив отверстие в каменной ограде, улетело в прекрасное далеко, но найти его так и не смогли. На поиски ядра, для прояснения практической дальности стрельбы с помощью силы электричества, отрядили два взвода гвардейских артиллеристов. А наша братия отправилась на доклад к начальству.

На три часа после полудня граф Аракчеев назначил расширенное совещание по инциденту с ядром-потеряшкой. На встрече присутствовали, кроме самого Алексея Александровича, князь Эпинус, Петров, Бенкендорф как флигель-адьютант Его Императорского Величества, для скорейшего доклада при необходимости, и ваш покорный слуга. Все собрались в кабинете Аракчеева, куда по приказу генерал-лейтенанта нам доставили неплохой обед из трех блюд и автохтонное вино Крыма, которое делали из сорта винограда, завезенного еще древнегреческими колонистами в Херсонес да так там и пережившего пару тысячелетий без особых изменений вкусовых качеств. Техномаги изложили свои мысли по увеличению сечения кабелей, после чего предоставили слово мне. Моя персона скромностью не страдала и рекомендации так и посыпались как из рога изобилия. Для начала я предложил увеличить длину ствола для роста дальности настильной стрельбы, ведь чем длиннее ствол, тем длиннее разгонный участок. Далее, пользуясь обрывками своих воспоминаний по пушкам Гаусса и всевозможным рейлганам, мною было предложено заменить длинную спираль из меди на несколько коротких, которые будут подключаться одна за другой и разгонять снаряд на более продолжительном участке траектории полета. Соответственно должна увеличиться скорость ядра при вылете из обреза ствола. Также я предложил изменить форму снаряда с круглой на более привычную мне. По аналогии с винтовальными штуцерами сделать внутри ствола нарезы для улучшения баллистики снаряда. После этого было предложено обратить внимание на навесную стрельбу, которая не требовала такой первоначальной скорости снаряда, как настильная, а целей в боях для запреградного обстрела предостаточно. А самое главное – это предложение материала с нулевым сопротивлением силе электричества, через который можно будет прокачивать энергию в любых количествах, по крайней мере мне так вспоминалось про сверхпроводники, к которым относился графен. Причем предложение я залегендировал рассказом о старинных семейных преданиях, которые проявились в памяти во время полета от взрыва проводов. На что Аракчеев улыбнулся и сказал, что подобное лечат подобным и память как пропала от удара, так и вернется при схожих обстоятельствах.

Кстати, генерал-лейтенанта научные изыски по материалам и увеличению сечения проводов не особо заинтересовали. А вот мои рекомендации по навесной стрельбе вызвали живейший отклик в сердце сурового артиллериста. Алексей Александрович велел доложить, как мне видится использование орудий для навесной стрельбы, ведь уже имеющиеся на вооружении мортиры отличались изрядной неповоротливостью, не очень выдающейся дальностью стрельбы и скорострельностью.

Я предложил концепцию небольших легких мортирок, которые можно использовать для выковыривания пехоты, засевшей в полевых укреплениях, боевой работы по той же инфантерии, но разворачивающейся в атакующие колонны, или по артиллерии из-за возвышенностей и укрытий. Генерал-лейтенант помял в задумчивости подбородок, повертел в ладонях бокал с рубиновой ароматной жидкостью, пахнущей летом и Крымом, после чего предложил мне заняться изготовлением опытного образца, показать его применение на практике, но рекомендовал сразу увеличить калибр до стандартного у тяжелых метателей – шестидесяти линейного, дабы не плодить сумятицу в артиллерийских припасах. Сославшись на опыт боевых действий в сельве против отрядов воинов-ягуаров, который постепенно всплывал у меня в памяти, я возразил, что это избыточно. Для действий совместно с пехотными подразделениями численностью до роты вполне достаточно калибра в двадцать линий и бомбического снаряда, а для поддержки частей до батальона диаметра ствола в тридцать линий вполне довольно. Алексей Александрович на это заявил:

– Готовьте двадцати – и тридцатилинейные прототипы и доклад с тактикой применения. Соберем комиссию и будем решать: если образцы понравятся, выйду на доклад государю для дальнейшего субсидирования работ. По финансированию будем решать – попробую изыскать возможность пустить его по артиллерийскому ведомству, хотя бюджет давно сверстан, – тут вставил свои пять копеек Бенкендорф сообщив, что по Высочайшему Повелению грант на исследования и изготовление опытных образцов пойдет из кабинетных сумм.

Услышав про деньги, оба ученых стали напоминать терьеров, почуявших добычу. Один был старый, седой и битый жизнью, а другой молодой и восторженно повизгивающий. Тут же был поднят вопрос по закупке на Урале медной проволоки большего сечения, сока гевеи для выработки каучука под изоляцию в Южной Америке и кристаллов-накопителей большой емкости в Сиаме. С удивлением я узнал, что в качестве аккумуляторов для силы молнии используют алмазы. И чем крупнее алмаз, тем больше его маноемкость. Бенкендорф ответил, что у него приказ обеспечить источник дохода для выполнения моих исследований, а у академии есть свой бюджет для проведения экспериментов в интересах артиллерийского ведомства. На что академики в голос заблажили, что "денег нет, но вы держитесь"; это, конечно, хороший лозунг, но медную проволоку им Демидовы не отдадут без оплаты, а из гевеи в Южной Америке даже при наличии предоплаты сок не очень охотно выходит, а уж без оной… К тому же, именно я спалил великолепные медные провода, изолированные последней пропитанной каучуком тканью, значит, новые, тоже должны оплачиваться из средств, выделенных на мои исследования. Высокие договаривающиеся стороны сошлись на том, что завтра Бенкендорф совместно с князем Эпинусом запишутся на прием к императору и доложат обстоятельства дела, а дальше все будет на усмотрение Его Императорского Величества.

На мои изыскания отвели месяц, после чего мне предстояло отчитываться перед комиссией артиллерийского ведомства во главе с графом Аракчеевым. А еще меня ждала присяга на верность императору и империи с принесением магических клятв, несмотря на то, что их тоже можно обойти при наличии подавителя магии и ритуал принесения присяги ждут изменения.

По окончании совещания я попросил уделить академика Эпинуса мне пять минут.

– Ваша светлость, к сожалению, моя память ведет себя крайне избирательно и не торопится возвращаться в полном объеме. В разговоре мелькнуло, что накопителями для силы молнии служат алмазы, не соблаговолите мне поведать подробности? – куртуазно вопросил я.

Оказалось, что кристаллы, имеющие решетку, могут накапливать в ней ману и выплескивать ее через плоскости или углы огранки. Причем каждый вид кристалла склонен к накоплению маны определенного типа или цвета, как упрощенно говорят в Российской империи. Изумруды вбирают в себя зеленую силу жизни. Сапфиры – синюю силу воды. Обсидиан – черную силу смерти, Рубины – красную силу огня и т. д. Так, например, при попытке наполнить алмаз силой огня произойдет разрушение кристалла и больше никакого эффекта, кроме денежных потерь. Емкость накопителя зависит от размера и чистоты камня. Например, знаменитый «Рубин Цезаря», которым после смерти Екатерины Великой Павел Петрович повелел увенчать свой скипетр, сумел аккумулировать энергию для отправки в полет того огромного файербола, который сжег основную массу заговорщиков вместе с защитными заклинаниями и сумел вскипятить половину Фонтанки. А магов соответствующих Аспектов магии тоже в обиходе называют по цветам их энергии или наименованиям камней-накопителей. Поэтому, когда слышишь на улице: «Вон аметисты пошли», – это не команда на поиск самостоятельно путешествующих драгоценных камней для особо жадных. Всего-навсего надо оглядеться – и увидишь прогуливающихся магов воздуха.

Хлопотный день закончился грандиозной пьянкой в трактире Демута, которую устроил адъюнкт Петров в память о невинно взорванных кабелях и надеждах получения новых металлических игрушек для своего пытливого ума. После того, как я рассказал ему о свойствах графена, Василий Владимирович заранее воспылал любовью к еще не виданному материалу, а после третей бутылки и рассказа об изготовлении алмаза из карандаша впал в нирвану и сидел с лицом, просветленным до омерзения. Зато Бенкендорф опять завлек меня в общество дам полусвета, чем я был в принципе доволен, но подумал, что пора бы обзавестись постоянной пассией, а то так и до срамной болезни докатиться можно.