Попасть не пропасть

Глава 23

Дико болит голова. Во рту адская пустыня. С трудом открываю глаза и пытаюсь понять, кто я, где я и как меня зовут. Вокруг меня бежевые каменные стены. Дверь, крепко сколоченная из толстых дубовых досок. На небольшом окне решетка. Лежу я на грубо сбитых деревянных нарах и сверху прикрыт тоненьким одеялом. Поморщившись от боли, которая прострелила бедро, я поднялся на ноги и стал осматривать свое нынешнее место обитания. Первым делом я доковылял до окна. Оно было проделано в виде широкого квадратного отверстия в двухаршинной стене на такой высоте, что я еле доставал до него рукой. Окно было забрано двойными железными рамами со стеклами в них. Снаружи саженях в семи я видел перед собою крепостную стену необыкновенной толщины; на ней стояла полосатая будка часового. И только посмотрев вверх, мог я различить клочок пасмурного неба. Досконально осмотрел камеру, в которой, быть может, мне предстояло провести немало времени. В том, что это камера, у меня сомнений уже не возникало. Я попробовал обратиться к силе электричества, но знакомый до мелочей узор не появлялся на моих руках. После нескольких попыток я понял, что либо сила ушла от меня, либо эта камера специально подготовлена для содержания магов. По положению высокой трубы монетного двора я догадался, что мое узилище находится в юго-западном углу крепости, в бастионе, выходящем на Неву. Здание, в котором я сидел, было, однако, не бастионом, а тем, что в фортификации называют редюит, то есть внутреннее пятиугольное каменное здание, поднимающееся несильно над стенами бастиона и содержащее внутри два этажа метателей. Моя темница была казематом, предназначенным для сверхтяжелого метателя, а окно – его амбразурой. Солнечные лучи не попадали внутрь. Мебель в камере стояла своеобразная: грубые деревянные нары, дубовый столик и такой же табурет. На полу лежал толстый слой войлока, а стены поклеены бежевыми обоями. У правой от входа стены стоял умывальник. В толстой дубовой двери были прорезаны закрывавшееся снаружи квадратное отверстие для передачи пищи и круглый глазок, запиравшийся с наружной стороны маленькой задвижкой. Через этот глазок тюремщик, стоявший в коридоре, мог видеть, что происходит в камере. Караульный часто поднимал задвижку, причем сапоги его громко цокали всякий раз, как он по-медвежьи подкрадывался к моей двери. Я забарабанил в дверь кулаками, заслонка поднялась и через пару-тройку мгновений опустилась обратно. И спустя минуту или две я опять услышал удаляющееся вдаль цоканье подковок на сапогах караульного. Кругом царила глубокая тишина. Я придвинул табуретку к окну и в расстроенных чувствах принялся смотреть на кусочек неба в окошке. Напрасно старался я уловить какой-нибудь звук с Невы или из города на противоположном берегу. Мертвая тишина начинала давить меня. И тогда я попробовал петь, вначале тихо, потом все громче и громче: «Владимирский централ, ветер северный. Этапом из Твери, зла немерено», – выводил я слова известной только мне в этом мире песни.

– Ваша светлость, в крепости петь не дозволяется, – раздался сочный бас из-за двери.

– А у меня настроение песенное, так что хочу и буду петь.

– Ваша светлость, вам ничего, а меня пороть будут, – уже с обиженными нотками раздался бас часового.

– Ладно, служивый, не буду тебя под монастырь подводить, но и ты сообщи начальству, что князь Вильянуэво очнуться изволил. И хочет узнать, какого дьявола его засунули в эту дыру.

Через довольно продолжительный промежуток времени звонко лязгнули засовы и, сопровождаемый протяжным скрипом дверных петель, в мою обитель пожаловал обер-душитель свобод и главпалач Росссийской империи граф Обольянинов собственной персоной.

Петр Хрисанфович был свеж, доволен жизнью и пах морозом.

– Как вам гостеприимство Петропавловки, князь?

– Право слово, дома мне было бы лучше. В чем меня обвиняют, Ваше сиятельство?

– Да по большому счету, ни в чем. Вам силой ближайшую неделю пользоваться нельзя из-за той дряни, которой Ростовцев вас ранил. Так что погостите недельку другую в крепости и дальше будете формировать минометный полк. Плюс к Его Величеству явилась целая делегация жалобщиков на ваши бесчинства. «Манифест о поединках» грубо нарушили. Бескорыстнейшего человека, можно сказать, зерцало чести интендантской, племянника графа Никиты Петровича Панина в Архангельске повесили. Заслуженных генералов в чинах обошли. Британии гадите. Даже в императорскую родню влезть хотите. Вот и решил государь вас в крепости спрятать на недельку-другую, – просветил меня довольный, как кот, Обольянинов.

– А в родню-то каким образом? – удивленно вытаращил глаза я.

– С Машей Скавронской любезничали?

– Да, но причем здесь Его Величество?

– Мария является двоюродной правнучкой первой императрицы России и внучатой племянницей Григория Александровича Потемкина-Таврического – тайного мужа матушки нашего государя. Понятно, что седьмая вода на киселе, но там по линии Скавронских огромное наследство, и вы вмешались в планы как минимум трех семейств из высшей знати империи. Прямо вызвать на магический поединок Шереметевы и Салтыковы вас побаиваются, а вот посадить в крепость в камеру с орихалковыми стенами – это всегда пожалуйста. Кстати, милая Машенька прислала вам письмо.

– Как только, умудрилась до вас добраться? – поинтересовался я.

– Если бы до меня. Она упала в ноги Марии Федоровне и со слезами сообщила, что виновата в дуэли она, а посадили под замок вас. И уже императрица вызвала меня и передала письмо для вас с наказом быть с вами помягче.

– А, кстати, что это было? Я про левую стрельбу во время поединка.

– А это, мой дорогой Иван Михайлович, очередной привет вам передали с берегов туманного Альбиона, – задумчиво сообщил Обольянинов.

– Что же им неймется-то все, – со злобой процедил я.

– Они не успокоятся, пока жив хоть кто-то из вашей семьи. Магия и воды, и жизни, а это основные Аспекты у островитян, не имеют эффективной защиты против вашей силы. И это превращает британцев в вечных врагов любого де Вилье.

– А Павел Петрович в курсе всей этой запутанной ситуации?

– У Павла Петровича пока нет ясности – с самого начала инициатива сватовства к наследнице столь славных предков исходила от него, или он знать не знает о мальчишеской авантюре некоего гвардейского полковника, а сам выступает целиком и полностью против этой самой эскапады. Позиция императора зависит от вас в первую очередь и от обстоятельств, – многозначительно сообщил Петр Хрисанфович.

– Как все непросто, – изумленно сообщил я своему визави.

– Что ж, не буду Вам далее надоедать. Доктора сказали, что вам нужен покой, по крайней мере, первую неделю после магического поражения.

– А чем меня приложили-то?

– Дикая смесь из магии жизни, смерти и африканских ядов. Была нанесена на все пули, а Пален третий заранее принял противоядие. Вам повезло, что мы ждали какой-то каверзы и вас немедленно унесли из поля безмагии. А вытаскивали с того света вас три графа от магии жизни. Причем все по два раза опустошили свой резерв и слили накопители. Зело противной гадостью вас бритты угостили. Кстати, завтра с утра к вам друзья наведаются.

С этими словами Петр Хрисанфович распрощался и оставил меня в одиночестве.

Утро началось с изменений. Меня перевели в другое помещение. Единственное, что напоминало о том, что это камера, были решетки на окнах. Именно окнах, и во множественном числе. Мои новые апартаменты находились на втором этаже и состояли из двух комнат и отдельной туалетной. Во всех помещениях обои были веселого желтого цвета, а на полу поверх войлока лежали ковры. Одна комната была спальней, где стояла большая железная кровать, туалетный столик и двустворчатый шкаф. Во второй по замыслу создателей этих помещений мне предстояло принимать гостей. Там находились два дивана в тон обоям, стол с приставленными к нему стульями, а около дальней от входа стены был оборудован каминный угол с двумя креслами и маленьким журнальным столиком между ними. Магия не работала и в новых помещениях. Зато часового от входа убрали, правда, дверь была на закрыта на засов.

После обеда меня посетили два Саши. Бенкендорф с Эйлером рассказали, что после того, как оказавшийся переодетым британцем третий секундант Палена выстрелил в меня, из всех щелей набежало огромное количество жандармов. Меня перенесли на край Царицына луга, где граф Виллие, вместе с двумя коллегами, прибывшими с сотрудниками Тайной Экспедиции, занялись спасением моей подраненной тушки. Всех злоумышленников схватили, особенно отличился при этом мой ординарец Григорий Ермаков, который умудрился догнать и сбить с ног британца, бежавшего к открытой, по недосмотру охраны, калитке в заборе посольства. Пензяк толстопятый лупцевал клятого бритта как сидорову козу за подлое ранение своего благодетеля, но появились жандармы, и англичанин слезно попросил забрать его в тюрьму, а то этот бешеный русский его просто забьет до смерти. Всех участников дуэли со стороны Палена задержали и содержат в крепости. Следователи графа Обольянинова усердно с ними работают. Бенкендорф рассказал, что в день поединка после обеда к Его Величеству пожаловало пять человек во главе с графом Никитой Петровичем Паниным, которые жаловались на непотребства и беспредел, творимый неким князем Вильянуэво. В петиции, которую они представили высочайшему вниманию, рассказывалось, что я ни в грош не ставлю законы божеские и человеческие. Воля Его Императорского Величества для меня ничего не значит (ведь, несмотря на прямой запрет поединка императором, я не отказался драться с Паленами). Да и куда годится, если в центре столицы, около посольства дружественной державы дворяне империи убивают друг друга, аки дикие звери. И вообще, личность вышеупомянутый князь крайне неприятная и в столице империи вредная, поэтому не мешает отправить меня туда, где очень холодно, а все дамское общество состоит исключительно из моржих. Высокоинтеллектуальные беседы в тех краях ведут только с зеркалом, глядя в него. Павел Петрович осерчал на участников дуэли и изволил приказать препроводить всех в крепость. Дабы охолонули от страстей, обуревающих сии дерзкие организмы. Но дополнительно приказал обер-прокурору поместить меня в недавно освободившуюся камеру бывшего цесаревича. Как я заметил, в Петропавловке после отбытия Александра Павловича с основным составом заговорщиков на освоение Америки камер пустовало много.

С собой Бенкендорф с Эйлером принесли десяток бутылок молодого крымского вина. Так, сидя у камина под превосходное красное, я выслушал историю Эйлера про то, как весь офицерский коллектив гвардейского артиллерийского батальона составил картель[60] и вызвал всех офицеров Изюмского гусарского полка на групповую дуэль, что было новинкой в решении споров в офицерской среде. Генерал-лейтенант Аракчеев, прознав о намечавшемся безобразии, лично запретил поединки. Зато нижние чины минометной роты, находясь в увольнительной, встретили в кабаке изюмцев и знатно отметелили незадачливых гусар.

Я попросил Эйлера принести мне завтра бумагу и чернила, чтобы не сидеть праздно в крепости, а составить за время вынужденного безделья штатное расписание минометного полка. Александр Христофорович процессе руководства вновь созданным подразделением влюбился в специфику профессии и гонял своих солдат на учениях, как сидоровых коз. Саша, произведенный в штабс-капитаны, целиком и полностью следовал заветам великого князя Италийского: «Легко в учении – тяжело в походе, тяжело в учении – легко в походе. Тяжело в учении – легко в бою». Обсудив задачи полка в предстоящей весенней компании, мы пришли к выводу, что, скорее всего, нас направят поддерживать переправу через Дунай и в штурме нескольких крепостей нам тоже предстоит участвовать. А значит, надо еще зимой проговорить вопрос пехотного прикрытия минометных позиций. И тут мне пришла в голову мысль, что в моей реальности на таком типе местности, где нам предстоит весной гонять турок, великолепно показали себя пулеметные тачанки Нестора Ивановича Махно. Что мне мешает предложить к применению минометные тачанки. Берем обычную рессорную бричку, усиливаем пол и рессоры, устанавливаем внутрь миномет. Ап! И минометная тачанка имени меня любимого готова. А это повышение мобильности артиллерийских подразделений на порядок. Причем я помнил из курса истории войн, прослушанного еще в мою бытность курсантом, что примерно в это время в европейских армиях появилась конная артиллерия. Но к повышению маневренности артиллерии надо обязательно приложить высокомобильные части прикрытия. А значит что? Правильно. Прикрывать конно-минометные (или бричко-минометные будет правильней?) части может либо кавалерия, либо ездящая на конях пехота, то есть драгуны. А задачи такая импровизированная конно-механизированная (или опять же бричковизированная?) группа может решать самые разные. От нанесения ударов в глубину вражеской территории с неожиданным захватом укрепленных пунктов и крепостей до парирования угрозы наступающей на Стамбул армии со стороны Австрии.

Завтра утром принесут писчие принадлежности и поработаем плодотворно. Интересно, как потомки оценят мою отсидку в крепости в свете истории развития российской артиллерии.