Порочное искушение

20

ГАБРИЭЛЬ

Без Беллы кровать кажется пустой. Я думал, что буду засыпать быстро и легко, не беспокоясь о том, насколько близко я к ней нахожусь, чтобы вдруг не перевернуться, коснувшись ее посреди ночи и случайно напугать. Я думал, что одного факта, что вся моя кровать снова будет моей, будет достаточно, чтобы погрузиться в глубокий, спокойный сон, упасть посередине, раскинуться и снова радоваться собственному пространству.

Вместо этого я долго лежу без сна, скучая по ней.

Агнес сегодня постирала и поменяла постельное белье, и простыни пахнут порошком и крахмалом, а не теплым, мягким запахом кожи Беллы. Я не понимал, что вообще замечал в ней это все ночью, хотя так старался не замечать, но теперь понял, что бесполезно. Я замечал все: как она всегда быстро забиралась под одеяло, как немного извивалась, прежде чем устроиться поудобнее, как тихонько мурлыкала под своим дыханием, прежде чем заснуть.

Замечал вещи, которые я не должен был замечать. На которые я не имею права. То, о чем я вообще не должен думать, потому что это было лишь временным решением. Я не должен хотеть, чтобы Белла вернулась в мою постель, потому что это означает, что ей снова снятся кошмары. Ее безопасное пребывание в собственной комнате означает, что с ней все в порядке.

Все так, как должно быть.

Но я все еще не могу заснуть. Я беспокойный, возбужденный, полутвердый, и я лениво тянусь вниз и снова настраиваю себя, стараясь не думать о Белле в спортзале. Я мог бы подрочить и надеяться, что это расслабит меня настолько, что я смогу уснуть, но все, что я сделаю, это буду представлять ее, пока кончаю.

А это совсем не поможет.

Разочарованный, я резко выдыхаю, откидываю одеяло и встаю. Я натягиваю пару тренировочных штанов поверх трусов-боксеров и провожу рукой по волосам. Тихо выхожу в коридор, стараясь не шуметь, когда спускаюсь вниз.

Я даже не знаю, куда иду. У меня уже давно не было такой бессонницы, которая заставляет меня бродить по дому по ночам, но я обнаруживаю, что направляюсь на кухню. Стакан воды и поздний ночной перекус звучат неплохо. У Агнес обычно есть фрукты, сыр и тому подобные вещи в холодильнике, и я открываю его, заглядывая в поисках чего-нибудь съестного. Думая, чем вообще заняться.

Снаружи загорается свет — один из световых индикаторов движения, и я замираю, наполовину высунувшись из холодильника с куском сыра в руке. Медленно закрываю дверь и иду к большому окну в дальнем конце кухни, пульс бьется в горле.

Снаружи кто-то есть?

Я не ставлю в доме ночную охрану. И никогда не ставил. У меня отличная сигнализация, и мне никогда не угрожали так, чтобы я почувствовал необходимость в охране. Джио бывает рядом днем, но я, конечно, не жду, что он будет работать двадцать четыре часа.

И тут я вижу фигуру, движущуюся по лужайке.

Я мгновенно напрягаюсь, думая о Братве, о возможной угрозе для Беллы, о той угрозе, которую я, возможно, позволил приблизить к своей семье, привезя ее сюда. Я прокручивал это в голове десятки раз, каждый раз приходя к выводу, что все не так страшно, что я все равно был прав, наняв ее, что она должна остаться, и я не могу с чистой совестью отправить ее домой. Но каждый мой нерв находится в состоянии повышенной готовности, до того момента, когда я вижу, как к ограде вокруг бассейна приближается фигура, и там загорается свет.

Это женская фигура. Я очень хорошо ее знаю, потому что думал о ней чаще, чем хотел бы признаться.

Белла по какой-то причине гуляет у бассейна в полночь.

Глубоко вздохнув, я иду к задней двери. Я говорю себе, что иду проведать ее, потому что беспокоюсь о ее безопасности. Потому что она призналась, что ходит к психиатру и что у нее посттравматическое стрессовое расстройство и панические атаки. Я не знаю, как прошел ее сегодняшний прием. Я не знаю, может, она достигла какого-то предела, о котором мне не сказала.

Я говорю себе, что это не имеет никакого отношения к возможности того, что на самом деле все в порядке и что Белла может быть в бассейне ночью, в купальнике.

Но мой пульс снова учащается, сильно бьется в горле при одной только мысли об этом.

Я тихо пересекаю двор и подхожу к внешней ограде вокруг бассейна. Мне требуется мгновение, чтобы увидеть, где она стоит, вокруг бассейна горит всего несколько фонарей, но, когда я это делаю, мне кажется, что на мгновение у меня перехватывает дыхание.

Белла стягивает через голову толстовку и бросает ее на шезлонг, и мой член мгновенно твердеет при виде ее в одних джинсах и бикини. Черная ткань облегает ее полные груди, приподнимая их, ее грудь, руки и плоский, подтянутый живот обнажены, и я вижу, как напрягаются мышцы на ее животе, когда она снимает футболку.

Когда я шел сюда, у меня не было ни малейшей эрекции, но мой член вдруг стал болезненно твердым, натягивая переднюю часть треников.

Ее рука тянется к пуговице джинсов, и мне приходится стиснуть зубы, чтобы подавить стон.

Она чертовски великолепна. Такая же красивая, как я себе представлял, и даже лучше. Ее густые каштановые волосы собраны на голове, оставляя изгиб гладкой шеи обнаженным, вплоть до острой линии ключиц. Когда она спускает джинсы с бедер, обнажая под ними лишь нижнюю часть бикини, мой член опасно пульсирует.

Ее ноги длинные и мускулистые от бега, и, когда она изящно выходит из груды джинсов, моя рука сгибается рядом с боком, так и норовя обхватить мой ноющий член. Я не успею подняться наверх, как мне придется снять с себя одежду. Возможно, я даже не успею вернуться в дом. Я не испытывал такого болезненного возбуждения, боже, я не могу вспомнить, чтобы когда-нибудь был таким твердым. У меня кружится голова от желания, и я хочу ее так сильно, что это причиняет боль.

Ни одна из моих фантазий о том, как она может выглядеть в столь скудной одежде, не могла и близко подойти к реальности того, насколько она великолепна.

Только когда она отходит от шезлонга в сторону воды, я вспоминаю, что делаю. Мне нужно вернуться в этот чертов дом.

Меня захлестывает чувство вины, потому что я делаю именно то, чего боится Белла. Стою и смотрю на нее, наблюдаю за ней, когда она беззащитна и уязвима. Я понятия не имею, что она делает здесь ночью в купальнике у бассейна, но у меня есть слабая догадка, и если в ней что-то есть, то самое дерьмовое, что я могу делать, это стоять здесь и глазеть на нее, фантазируя о ней.

Вожделеть ее.

Моя грудь болит, боль в ней воюет с пульсирующей болью в моем члене, и все, о чем я могу думать, это о том, что мне нужно уйти. Мне нужно вернуться в дом. Но я не могу перестать смотреть на нее. Она самая великолепная из всех, кого я когда-либо видел. Какая-то часть меня думает, что я сплю, что все это не реально. Что я не могу видеть то, что столько раз с чувством вины представлял себе, и что это превосходит все мои фантазии.

Сжав челюсти, я делаю шаг назад. Моя нога поскальзывается на гравии, и я вздрагиваю, надеясь, что Белла не услышала этого. Но я вижу, как она вздрагивает, застывает на месте у края бассейна и медленно поворачивается. Ее глаза расширяются, когда она видит меня, ее губы слегка раздвигаются, и я знаю, что она будет в ярости. Обижена. Испугана.

Она имеет на это полное право.

— Прости, — быстро говорю я. — Я заметил движение внутри дома и забеспокоился. Я вышел проверить и убедиться, что на территории нет никого, кого не должно быть. Я возвращаюсь в дом. — Слова вылетают быстро, тесня друг друга, и я надеюсь, что она не заметит моего возбуждения, и я достаточно далеко в тени, чтобы она не смогла этого заметить.

Белла похожа на оленя, попавшего в свет фар. Ее руки обхватывают себя, и я вижу, как она снова вздрагивает, словно осознает, что на ней только купальник.

— Я пойду обратно, — быстро повторяю я, начиная поворачиваться, и тут слышу ее голос позади себя.

— Подожди!

Ее голос звучит немного дрожаще, неуверенно. Я слышу колебания в каждом слове, когда она снова начинает говорить.

— Я просто хотела искупаться. Когда была уверена, что меня никто не увидит…

И ты увидел. Ты испортил то, что она пыталась сделать для себя. Отличная работа.

— Но… ты не хочешь присоединиться ко мне? — Ее голос прорывается сквозь мою мысленную канитель, и я приостанавливаюсь, размышляя, правильно ли я ее услышал. — Это довольно весело, быть здесь ночью.

Я знаю, что принять ее предложение — плохая идея. Худшая из идей. Мне и так тяжело напоминать себе о профессиональной дистанции, которую я должен соблюдать, о том, как я должен поддерживать границы, которые я для себя установил, когда мы находимся в доме и рядом есть другие люди. Когда я делаю самые простые вещи рядом с ней. Когда мы в спортзале. Когда она спит в моей кровати. Все случаи, когда другие люди находятся на расстоянии этажа или двух, когда мы одни, но не совсем одни.

Это самое изолированное время, когда мы вдвоем. И я знаю, что идти с ней купаться в темноте, когда между нами так мало одежды в тихой интимной обстановке ночи, — это рецепт катастрофы.

И все же я заставил себя повернуть обратно к воротам.

— У меня есть пара шорт в домике у бассейна, — говорю я, закрывая за собой ворота и защелкивая их. — Я просто пойду и переоденусь.

Белла кивает, покусывая нижнюю губу, когда опускается на край бассейна, свесив ноги в воду, а затем полностью отталкивается от нее.

Мой пульс учащается еще больше и бьется в горле. Я должен вернуться в дом. Я должен сказать ей…

Я понятия не имею, что я должен ей сказать. Но сейчас все, о чем я могу думать, это то, что она в бассейне, полуголая и мокрая, и я хочу знать, каково ей под моими руками. Подо мной.

Мой член снова запульсировал, и я стиснул зубы, шагая к домику у бассейна. Я знаю, что должен уйти, и одновременно хочу сделать это. Это то же самое, что гонять на Феррари по задворкам, или тот импровизированный ужин, тот мужчина, которым я был раньше, с радостью бы согласился на поздний ночной заплыв с великолепной женщиной. Именно такие вещи я любил когда-то.

Я снова ощущаю эту тягу, потребность вспомнить, как это было, когда захожу в домик у бассейна, сбрасываю одежду в кучу и тянусь к ящику за шортами. Мой член все еще упрямо твердый, и я тянусь вниз, сжимая пальцами его основание, призывая его размягчиться. Я не могу выйти и присоединиться к ней в бассейне в таком виде, это точно.

Этой мысли, мысли о том, что я могу упустить возможность провести с ней время из-за своего упрямого возбуждения, достаточно, чтобы немного успокоить меня. Достаточно, чтобы я взял себя в руки, по крайней мере, образно говоря, чтобы я мог надеть шорты и пойти в бассейн.

Белла стоит в воде по плечи, ее каштановые волосы темными волнами рассыпаются по воде.

— Тепло, — говорит она, проводя руками по поверхности. — Очень приятно. Как в ванной.

Мысль о Белле в ванне, как провод под напряжением, и мне приходится сделать глубокий вдох, успокаивая себя. Напоминая себе, что мне нужно сдерживать свое желание. Она не моя. И никогда не будет, ни в каком смысле. И она заслуживает гораздо большего, чем то, что я могу ей предложить.

Я опускаюсь в воду и сразу понимаю, что она права. Она теплая, почти успокаивающая, и я выдыхаю.

— Честно говоря, не помню, когда я в последний раз приходил сюда и плавал, — признаюсь я, и Белла смеется.

— Правда? В собственном бассейне?

Я пожимаю плечами.

— Наверное, я просто не находил времени. Я всегда планирую, что делать с детьми по выходным, ты же знаешь. Я стараюсь их развлекать, чтобы они чувствовали себя особенными, как будто я всегда думаю о том, что мы можем сделать все вместе. Но, возможно, мне стоит больше думать о том, чем мы можем заняться здесь. Например, просто посидеть у бассейна.

Белла улыбается.

— Наверное, им это понравится. Кстати, это одна из тех вещей, которые мне в тебе больше всего нравятся, — добавляет она. — То, как сильно ты о них заботишься.

Я задерживаю дыхание, когда ее взгляд ловит мой, и признание погружается глубже, чем она думает. Я говорю себе, что это всего лишь случайное замечание, фигура речи, но то, как она это сказала, остается со мной, отдаваясь эхом в моих ушах. Одна из тех вещей, которые мне больше всего в тебе нравятся.

Я хочу спросить ее, что еще ей нравится во мне. Что еще есть в этом списке. Но вместо этого я слышу, как спрашиваю что-то другое.

— Я бы подумал, что ты захочешь, чтобы я ушел. Застать тебя здесь в таком виде… — Я делаю движение в ее сторону, не зная, как описать ее в этот момент. — В купальнике, — неловко заканчиваю я. Между нами как минимум два расстояния, и я считаю каждый сантиметр, потому что мне так хочется быть ближе к ней. Я с болью осознаю, что если один из нас хоть немного придвинется к другому, то я смогу наконец дотронуться до нее. — Я не хотел на тебя пялиться, — добавляю я, чувствуя необходимость как-то извиниться. Чтобы она знала, что я не хотел на нее глазеть, и что я понимаю, как она себя чувствует из-за этого.

— Я знаю. — Белла сглатывает, и я вижу движение в ее длинном, изящном горле.

— Почему ты пришла сюда? — Это вопрос, который я не уверен, что имею право задавать. Я знаю, что она не решалась рассказать мне вообще ничего, больше, чем мне было необходимо знать, имея ее под своей крышей. Но в то же время она рассказала мне часть того, что произошло. Она видела, как я заступаюсь за нее перед ее отцом. Она спала в моей постели.

И я хочу знать о ней больше. Я хочу знать, о чем она думает, что чувствует, чтобы я мог помочь ей, в какой бы форме это ни происходило.

Белла закусывает губу и снова проводит руками по воде.

— Мой психиатр посоветовала мне это, — наконец говорит она. — Она думает, что я должна попробовать что-то подобное, когда останусь одна. Она предположила, что, возможно, это подтолкнет меня к большему прогрессу.

Я поморщился.

— А потом я все испортил, застав тебя здесь.

Она смеется, и это меня удивляет. Это последняя реакция, которую я мог ожидать на такое заявление.

— Нет, если что, я думаю, это уже прогресс, верно? Впервые я выхожу из своей спальни в таком маленьком количестве одежды с тех пор, как… с тех пор как… и в итоге разделяю ночное купание с таким же плохо одетым мужчиной. — Она снова смеется. — Он не проявляет ко мне никакого интереса, но, возможно, именно поэтому это срабатывает.

Кровь шумит в ушах, и мне приходится заставлять себя думать здраво, стараться реагировать бесстрастно. Так, как я должен реагировать, учитывая тот факт, что Белла почему-то считает, что она мне совершенно неинтересна. Но я явно задерживаюсь на секунду, чтобы сгладить свое выражение и скрыть, о чем я думаю, потому что вижу, как меняется выражение ее лица.

Между ее бровями появляется небольшая линия.

— Ты не хочешь, да? — Тихо спрашивает она, ее голос внезапно становится хриплым, густым. — Ты сказал, что тебя не интересует ничего романтического, ни с кем.

— Нет. — Это достаточно легко сказать, потому что это правда. Я уже дюжину раз прокручивал в голове, по крайней мере, то, что касается ее, и почему она заслуживает лучшего, чем я. Я не могу дать ни одной женщине настоящих отношений, больше — особенно Белле. Не те отношения, которые должны быть у нее.

Она быстро кивает, на ее губах появляется улыбка.

— Хорошо, — говорит она с легким смешком. — Не думаю, что я смогла бы это сделать, если бы ты пытался меня соблазнить.

Я моргаю, на мгновение смущаясь, и тут Белла проводит рукой по воде, обдавая меня брызгами.

Она отпрыгивает назад, смеясь, и я знаю, что лучше не поощрять это. Я знаю, что сейчас мне следует объяснить, что я чувствую, извиниться за неоднозначные сигналы, извиниться за то, что я вообще ее хочу. Но Белла смеется, улыбка на ее лице, легкомысленная и игривая, впервые за все время, что я ее знаю, как будто уединение этой ночи открыло в ней что-то и дало ей разрешение быть самой собой. Как будто она ненадолго потеряла свой страх и вспомнила, как быть счастливой.

Желание горячо бурлит у меня в животе, когда я брызгаю ей в спину, двигаясь по бассейну к ней. Она отвечает мне еще одним, пригибаясь и смеясь, уворачиваясь от меня, хотя между нами остается достаточно пространства, чтобы я не рисковал случайно коснуться ее. Она снова брызгает на меня, обливаясь, а затем плывет к стене, ступая по воде, пока я снова брызгаю на нее, следуя за ней.

В нескольких дюймах от нее я останавливаюсь, и вода оседает между нами. Ее волосы намокли и откинуты назад с лица, голубые глаза огромны. Она держится за бортики уступа, сидя на нем спиной к краю бассейна, а у меня пульс бьется в горле.

— Ты снова смотришь на меня так, — шепчет она, ее голос настолько тихий, что я почти не понимаю, что она говорит. Но не совсем.

— Как? — Это прозвучало с хрипотцой, и я не знаю, как она могла подумать, что я не хочу ее. Ее относительная невинность, когда дело касается мужчин, единственный ответ, потому что я слышу, как похоть густо скатывается с моего языка.

— Как ты делал это в гостиной той ночью. Когда я разбила бокал с вином. — Ее голос такой мягкий, почти робкий, слабый трепет на краях слов. — Как…

Она тяжело сглатывает, и я придвигаюсь ближе. Я ничего не могу с собой поделать, это инстинктивно, то, как она притягивает меня к себе. Ее рот мягкий и полный, приоткрытый, и я хочу поцеловать ее так сильно, что мне становится больно. Я хочу знать, как ее рот ощущается на моем. Такие ли мягкие у нее губы, какими они кажутся.

— Вот так, — шепчет Белла, ее глаза расширяются, и я наклоняюсь вперед, мои руки хватаются за край бассейна, когда я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее.

И только когда я вижу, как она вздрагивает, я останавливаюсь на расстоянии вдоха от ее рта и отстраняюсь.

— Прости, — быстро извиняюсь я. — Я не знаю, почему я подумал… я не должен был…

Но это только половина правды, потому что очевидно, почему я решил, что это был подходящий момент. Или, по крайней мере, почему я больше не мог себя остановить. Ее глаза сияют желанием, губы приоткрыты, горло покраснело, а грудь вздымается от учащенного дыхания. Она хочет меня, и я вижу, что это написано на каждом дюйме ее тела. Впервые за долгое время она возбуждена, и это из-за меня.

Одной этой мысли достаточно, чтобы мой член едва не прорвал дыру в шортах.

Я должен извиниться и уйти. Я знаю это. Но все, о чем я могу думать, это то, как она смотрит на меня, как будто хочет меня и доверяет мне одновременно, как будто она так же запуталась и сбита с толку, как и я. В моей голове начинает формироваться решение, даже когда я думаю, что должен положить этому конец, пока все не зашло слишком далеко и ей не стало больно.

— Я знаю, что ты не хочешь, чтобы я прикасался к тебе, — мягко говорю я.

— Я… — Рот Беллы дрожит. — Я не знаю, чего я хочу.

— Как минимум, ты боишься, что я прикоснусь к тебе. Но если ты мне доверяешь… — Я колеблюсь. — Могу я попробовать?

Белла облизывает губы, колеблясь мгновение, но потом ее глаза встречаются с моими, и, к моему изумлению, она кивает.

— Да, — шепчет она, и все мое тело напрягается. Я знаю, что позволяю этому зайти слишком далеко. Я знаю, что то, что я собираюсь сделать, раздвинет границы до предела.

Но я не могу заставить себя остановиться.