Портрет Ласточки

Глава 7.1 Когда начинаются грозы

Чародейка пришла в себя в лазарете. За окнами царствовала ночь, на соседних койках мирно дремали больные. С трудом Овроллия поднялась с постели, встала, не с первого раза попав ногами в туфли, и подошла к одному из окон, на котором тускло потрескивала лампа. Чернеющая мгла небосклона приветствовала пробуждение Ласточки яркими отблесками полярного сияния. Магия была рада видеть одного из своих носителей, одну из тех, кто провозглашает её торжество над наукой и природой.

— Овроллия Киртан, добро пожаловать домой, — этот ледяной шёпот девушка бы не перепутала ни с чьим другим. Из темноты у последней койки к ней медленно выплыл статный силуэт в причудливом головном уборе с декоративными рогами. Несмотря на высокий рост и небольшие каблуки, какие обычно носили юстициары, Лёдериц оправдывала звание ищейки, двигаясь бесшумно, словно тень. Показавшись на свету оконной лампады и продемонстрировав Ови свежий трёхпалый шрам на всю щёку, старшина юстициаров продолжала: — Из-за одной маленькой птицы столь много бед на одну академию такого крохотного города.

— Вы с мессиром Кирицасом выступили в нашу защиту, — прошептала Ласточка, поклонившись. — Благодарю, мессира. Ещё раз прощения за то, что когда-то была о вас дурного мнения.

— Пойдёмте на последний этаж, госпожа чародейка, — призвала её Лёдериц. — Берегите сон больных, и они отплатят вам сполна.

Они поднялись наверх, и старшина отворила дверь в зал, наполненный больными. Ови не сразу поняла, что почти все койки занимают полурослики, однако догадалась об этом, когда увидела несколько играющих в стеклянное домино при тусклых свечах коротышек. Узнав её в свете настенного фонаря, они повскакивали с постелей и, будя соплеменников, с визгами бросились на чародейку. Лёдериц прочла про себя заклятье и с двух ладоней поставила перед собой и Овроллией силовое поле. Зал больных наполнил невнятный шёпот и осторожные слова:

— Это начальница стражи! Не злите её! А ну по постелям! Потом поблагодарим Ласточку!

Старшина юстициаров переглянулась с ничего не понимающей девушкой и повела её в соседнее помещение. На лестнице внизу уже раздавалась ругань, кажется, наверх спешили целители.

В хозяйственной коморке было два маленьких оконца, выходящих на главный корпус. Ови посмотрела наружу и поняла, что академия мирно спит, а стражи нигде не видно. Она попросила Лёдериц рассказать о произошедшем, та присела на табурет у окна и начала:

— Всё началось из-за меня. У нас, юстициаров, есть система связующих чар. Мы запускаем в небо столп из искр, чтобы передать сослуживцам какое-то сообщение. Я выпустила три серии искр, что означает сигнал «к оружию». За последние два дня до столкновения юстициары префектуры замучили моих людей, и мои стали таить злобу. Всё шло к этому. Слава архимагу Паристо, никто не погиб, но многие уже написали рапорты об увольнении. Включая Кирицаса.

— Чья-то жизнь начнётся с чистого листа… — прошептала девушка, стоя у окна. — Вы благодарите ректора?

— Подождите, атессира выпускница. Полурослики, узнав о происходящем, сразу же созвали своих соплеменников и присоединились к нам. Мы начали задерживать юстициаров префектуры и связывать их, однако вскоре во дворе появился коннерат Вильцеар. Моих людей стало разбрасывать по сторонам, наконец, появились раненые и контуженые. Сами стены академии пошли ходуном, а козырьки пристроек и черепица крыш срывалась ураганом, который вызвал верховный юстициар. Только затем в дело вмешался Паристо. Его обездвиживающие чары были более мирными, думаю, вы помните это по ситуации у кабинета магистра Хольберица.

— Помню, мессира.

— Архимаг остановил столкновение и, мне показалось моментом, — ледяной взор в свете лампы померк, — чуть не устроил дуэль с коннератом. Однако между ними возникла фигура вашей сокурсницы и, кажется, старосты.

— Винесцора…

— Она успокоила двух умудрённых возрастом мужей и призвала к порядку. Юстициары разошлись по разным корпусам. Вильцеар, его офицеры, Паристо с заместителями и я долго беседовали о произошедшем. И тогда в кабинет архимага ворвался ваш наставник. Он и принёс весть о том, что вы поймали убийцу, но сами едва не пали в бою.

— Значит… Кроме вас, мессира, никого не допустили ко мне?

— Я, Кирицас, профессор Кенциль и ваш друг Илес вытащили вас и мастера Алерица оттуда. Изъятые записи, где описывались все тёмные мысли обезумевшего инженера, мы передали людям префектуры. Никто из посторонних не видел эту лабораторию, а ваш друг полурослик вытащил ключ из выемки.

— Вы обнаружили только мастера Алерица, кроме меня и его записей?..

— Ещё забрали клинок и несколько реактивов в качестве дополнительных доказательств его вины. Однако в записях упоминалось создание какого-то странного человекоподобного голема… Кроме стального единорога, мы не нашли там ничего. Его голова покоилась отдельно от тела, потому мы и покинули лабораторию.

Волшебница задумалась. В нескольких окнах главного корпуса мелькнул свет.

— Он собрал голема по подобию своей умершей дочери и… моему подобию. Я обрушила на неё люстру и оторвала голову от тела.

Лёдериц многозначительно кивнула, но отмолчалась. Ови продолжала:

— У него был подельник. Вы знаете, что я собирала осколки мозаики, верно? — старшина кивнула. — Значит, нет смысла скрывать. Первый осколок Алериц оставил своему другу, который попал в немилость архимага. Второй — передал с помощью девы-голема, разрушенной мною, на завод своего друга.

— Кирицас рассказал мне о своих догадках.

— Но последний осколок оставил на границе его компаньон… Тот, без кого бы безумный мастер не начал претворять свой план в жизнь. Мне нужно прочесть журнал посещений академии. Осталась последняя деталь пазла.

— Отдохните, вы пробыли без сознания больше суток. Коннерат Вильцеар ожидает услышать информацию из первых уст. Только потом его люди покинут эти стены. И мы тоже…

Ледяная дева провела чародейку на третий этаж и проследила, как она легла в постель. Ови вспомнила, что забыла узнать о своей ласточке, но картинная в свете настенной лампы улыбка старшины растворилась в дверном проёме и вновь смешала мысли Ласточки.

Утром за молодой чародейкой прибыли два юстициара в масках. Люди префектуры приказали девушке собираться и, узнав от лекарей, что она способна сама ходить, сопроводили её из лазарета в главный корпус.

Бродящие по коридорам студенты и редкие преподаватели были более живыми, чем по приезде. Овроллия услышала смех и колкие шутки — то, чего лишилась каких-то две недели назад.

В приёмной архимага, кроме секретаря, стояли те самые золотые големы с крохотными синими глазами. Юстициары приказали девушке войти в кабинет архимага.

Она прервала какую-то спокойную беседу, которую вели ректор, верховный юстициар, наставник Кенциль и старшина Лёдериц. Коннерат Вильцеар повернулся к чародейке вполоборота и жестом пригласил сесть между старшиной и профессором. Паристо же приказал поведать обо всём, что произошло.

Ови рассказывала недолго, остерегаясь лишних деталей. Поведала о том, что мозаичное панно в подземелье скрывает всего лишь крохотную выемку, а само столкновение с мастером Алерицем и сотворённым им големом произошло в одной из тупиковых зал, которую после ухода Лёдериц и остальных засыпало камнем. Молчаливый верховный юстициар слушал, смотря прямо в усталые глаза Ласточки, и она чувствовала, как этот тяжёлый взор опутывает и пленяет её. Казалось, будто Вильцеар владеет гипнозом и способностью внушения, для которых ему не требуется произнесение чар.

Закончила девушка рассказ на пробуждении в лазарете, опустив тот факт, что с ней была старшина. Овроллия демонстративно пригладила шрам на лице и спросила не у коннерата, а словно у любого, кто мог ответить:

— Что ждёт мастера?

— Он не в нашей власти, а предполагать — неблагородное дело, — сказал Паристо. — Главное, что все обвинения с тебя сняты, Овроллия. Коннерат Вильцеар может возвращаться в префектуру на доклад совету. Верно, мессир?

Широкоплечий служилый кивнул, продолжая всматриваться в лицо чародейки. Она не почувствовала облегчения.

Уладив оставшиеся вопросы, верховный юстициар покинул кабинет архимага. Старшина Лёдериц, переглянувшись с академиками, спросила:

— Вам требуется моя помощь? Вечером вы возвращаемся в городские казармы. На следующей неделе, нессир архимаг, ратуша пришлёт в академию счёт за нанесённый нами ущерб. Как вы помните, коннерат согласился разделить его пополам. Вдобавок к этому, мы пришлём возмещение за пропитание.

— Мы ценим отношения с Северным Дозором Квольцетара, мессира старшина, — сказал Паристо. — Но больше академия не нуждается в поддержке корпуса юстициаров.

Лёдериц, поклонившись академикам и одарив вниманием на мгновение оттаявшим взглядом Овроллию, покинула кабинет. Девушка утёрла лицо руками, тяжело вздохнула и спросила:

— Нессир архимаг, я не нашла последнюю зацепку. Боясь, что юстициары останутся здесь ещё на какое-то время, мне пришлось недоговорить и приврать.

— Мы не на экзамене, — отвечал Паристо. — Никто не спросит с тебя за это. Полагаю, и нам лучше не быть вовлечёнными в финальный акт твоей симфонии. Скажи, что тебе требуется, мы…

— Не называйте имён, прошу вас, — она обратилась глазами и к Кенцилю. — Скажите, в академии ведь есть человек, который имеет право по закону префектуры покидать здешние стены даже во время комендантского часа?

— Есть, — кивнул ректор. — И если ты знаешь, кто это, то осмелюсь тебя огорчить: префектура будет защищать его до последнего.

— Пусть. Мне уже плевать на восстановление справедливости. Если позволите, мессир профессор, нессир архимаг, — Ови поклонила голову, — я почерпну знания об этом человеке в башне канцлера.

— Мне подписать верительную грамоту для тебя? — спросил Паристо, и тон голоса его всё больше смягчался.

— Канцлер уже знает меня. Благодарность, мессир, — кивнула Ласточка, вставая.

— Примерно через две четверти часа будет общее собрание преподавателей, — заявил архимаг, рассматривая большие песочные часы на столе. — Жду тебя там. Затем — делай что хочешь. Можешь готовиться к экзаменам, можешь отдыхать.

На непонимающий взгляд девушки отреагировал профессор Кенциль:

— Все уже знают, кто будет лучшей выпускницей.

— Правда, все знают, — равнодушно сказала она.

В приёмной зале главного корпуса, когда Ови получала верхнюю одежду у привратника, кто-то тронул её за руку. Она не нашла в себе силы улыбнуться Илесу, но сказала:

— Прости, я связала тебя. И благодарю за то, что спас меня. Ведь ты первым открыл мозаику заново, когда нироузлы ослабли, правильно?

— Я… не достал до ключа, — почесал затылок он. — Единственное, до чего догадался, — это привести твоего наставника к мозаике. Когда мы попали внутрь, я остался следить за злодеем, а мессир Кенциль отправился искать госпожу Лёдериц.

Овроллия прикинула, на какой высоте должна была находиться клиновидная скважина. Кажется, полурослик просто испугался входить внутрь один, но в глубине души чародейка не осуждала его. Поставив себя на его место, она представила, как глупо бы выглядела против орудующего холодным оружием врага в одиночку.

Вместо молчаливого осуждения Ласточка обняла друга. Он ответил ей тем же и, сдерживая порывистость, обрадовался, что все полученные ею увечья не смертельны и начинают заживать. Однако она не нашла в себе силы признаться в том, что один из ударов пришёлся ей в самое сердце. И рассказывать о нём было рано, пока не пройдёт выпуск.

Друзья отправились без всякой конспирации в башню канцлера. Из двери как раз выходила полноватая миловидная полурослиха с рюкзаком, имя которой Ови позабыла. Кухарка окинула их скептичным взглядом и, не поприветствовав, прошла мимо. Канцлер вопросительно посмотрел на незваных гостей, однако по серьёзному выражению лица девушки понял, что с ней бесполезно спорить, и сказал:

— Молва о вашем подвиге достигла даже моих утонувших в страницах ушей. Прошу. Мессир полурослик, мы в прошлый раз не договорили кое о чём?.. Да, да, не кивайте. Атессира выпускница, я не буду следить за вами, вы и так знаете, где находится нужная вам запись.

Она кивнула писарю и поднялась наверх. На письменном столе взяла тот самый журнал посещений и на какое-то время задержалась на рисунках канцлера. Животные у него получались лучше магических артефактов, а тот самый симург, который привлёк ласточку, был достоин того, чтобы оказаться среди рисунков мозаичной галереи подземелья.

Нужную информацию нашла аккурат за несколько дней до совершения убийства и ввода в стенах академии комендантского часа. Однако пазл всё равно не складывался. Овроллия переписала интересующие себя строки в записную книжку и спустилась вниз. Полурослик и канцлер мирно беседовали об искусстве разливания чая, и девушка в сердцах подумала, что всякое искусство достойно восхищения. Поблагодарив писаря за приём, друзья покинули его башню.

Во дворе шёл медленный снег. Конец мая белым, мелко порезанным серпантином провожал академию к защите выпускных работ и последующим каникулам. Илес тяжело вздохнул и кивком указал подруге на мастеровых, которые вырывали доски из ворот во двор канцлера. Старшина Лёдериц и её офицер изрядно истратили заряды посохов юстициаров префектуры.

— Что же ты выяснила наверху? — спросил полурослик.

— Алериц обманул меня, и я не удивлена этому. Но эти даты отпечатались в моей голове на всю жизнь. Ох, пока я не забыла, скажи: куда пропала моя ласточка?

— Я оставил её у мозаики. Тогда, когда ты отправилась в логово злодея, мне показалось, будто между картиной и птицей существует какая-то связь, будто…

— …панно оживило её. Благодарю, друг. Нужно проведать её. Вы оставили клиновидный ключ, когда уходили?

Илес кивнул. Они с Овроллией отправились давно знакомым путём в подземелье, к мозаичной галерее.

Внизу всеми своими пёрышками и бушующей вокруг непогодой светилась картинная ласточка. Ови огляделась и поняла, что птицы здесь нет, однако не рискнула призывать её по новой. Девушка взялась перевязанной рукой за торчащий из картины ключ и фальшиво застонала от боли, приговаривая:

— Не могу… Пальцы чем-то смазали, сухожилиям всё ещё больно, когда сгибаю…

Друг молчаливо подошёл к клину и, спокойно дотягиваясь рукой, повернул его. Овроллия убрала притворство со своего лица и укоризненно взглянула на спутника. Он сказал:

— Мне никогда не побороть страх, любезная подруга…

Вдвоём они прошли в зал-лабораторию. Ничего не поменялось здесь с той поры, как девушка потеряла сознание. Внезапно, со стороны обесцветившегося века назад фиолетового гобелена, послышалось трепыхание крылышек. Ласточка выглядела абсолютно целой, хотя перья её живота и делила, словно пробор, прямая линия.

— Вернулась, хозяйка, — прощебетала пернатая. — Я изучаю бумаги безумца. Юстициары оставили здесь столько всего, что…

— Ответь мне, кто ты, — спокойно произнесла Овроллия, скрестив руки на груди. — Пусть Илес также будет в курсе.

Полурослик взял один из подсвечников люстры и принялся копаться в груде металла, под которыми узнавались полы рваной мантии и погасшие кристаллы.

— Когда я создавала тебя, то вложила часть своих мыслей, — продолжала чародейка. — Но я ощущала в тебе жизнь во время похода за границу… В тебе нет моего сознания. Возможно, раньше и было, но сейчас — кто-то другой обитает в этом иллюзорном тельце.

Ласточка села на пол и снизу вверх взглянула на хозяйку. Она уже не удивлялась осмысленному взгляду двух чёрных пуговиц.

— Я не осознаю себя, лишь понимаю, что нахожусь в чужом теле, — пропела та. — Мне знакомы память и чувства этого создания, но ум принадлежит только мне. Первое, что я помню, — это… грузное тело, на котором сидела.

— Ты поглотила душу стражника Борворка, — удивилась Овроллия. — И он не осознаёт, что раньше был человеком. Две частицы двух разных людей живут внутри одного крохотного тела, которое даже не обладает настоящей материей, а является осязаемым фантомом. Моё заклятье вышло из-под контроля…

Полурослик бросил железяку, взял птицу в одной руку и погладил её. Обернувшись к подруге, сказал:

— Не верю, что здесь смешались два существа. Хрупкая девушка и пухлый зрелый чародей.

— Это… полностью перечёркивает мои исследования… — Ови взяла птицу в руку и сразу же вернула Илесу. — Два разума, заключённые в одном теле… Требуются долгие исследования, но ни один здравомыслящий человек не отдаст какое-то разумное существо мне. Разум людей, осквернённых дурными помыслами, исключён. Значит, то, что произошло, — совпадение, а не результат долгих исследований… Я твёрдо решила, Илес. Надеюсь, ты будешь на моём выпуске и услышишь, что я скажу.

— Конечно, буду! — оживился он. — И Рибеса возьму! Но, любезная…

— Нужно заканчивать этот день. Прости, ласточка, за то, что случилось. Ты могла бы прожить человеческую жизнь, не осознавая себя. А вынуждена прислуживать взбалмошной чародейке.

Пернатая опустила голову, будто расстраиваясь словами хозяйки. Овроллия, как создательница, желала отпустить память об ушедшем, до чего не дошёл мастер Алериц.

Девушка прошла в центральную комнату, где за массивной ширмой увидела несколько коридоров и рукотворную сборочную платформу. На ней красовался стальной единорог в натуральный рост, и первой мыслью Ови было то, что такая махина бы не смогла выбраться из подземелья через узкие проходы. Голова голема, как и поведала ранее Лёдериц, покоилась от него отдельно, но все механизмы выглядели новыми, замасленными и заряженными.

— Самые талантливые люди зачастую становятся жертвами собственной гениальности… — произнесла чародейка.

— Слишком пристально смотришь на эту штуку, — пропела ласточка, на что хозяйка безукоризненно сказала:

— Ревнуешь?

Вскоре Овроллия обнаружила среди груды инструментов в одной из выемок заветную Диадему знаний. При взгляде на сапфир в золотой вставке Ови не чувствовала ничего. Только пустота, накатившая на неё ледяным потоком, пожелала смыть юный чародейский разум за борт с чужого корабля.

— Тут есть ещё один, если тебе интересно, — прощебетала птица, сидя на одном из каменных постаментов. Илес подошёл к ней и, порывшись в вещах Алерица, достал другой сапфир, чьи грани опутывала магия. Пернатая продолжала: — Он ненастоящий, симулякр, как всё в этом месте. Но аура магии у него сильная.

— Значит, всё сходится, — прошептала девушка. — Алерицу не было смысла отдавать сапфир своему компаньону. Он сам отправился к границе и… Ох, Илес, у тебя цепкие руки, поищи какой-нибудь инструмент, чтобы выковырять камень… Ласточка, у тебя будет особое задание, когда мы попадём в кабинет одного человека, ты сделаешь следующее…