Портрет Ласточки

Глава 1.3 Мозаика

Они двигались коридорами и лестницами. Овроллия редко забредала в самые тёмные и не имеющие ценности закоулки Белопергаментной, а потому всецело доверяла спутнику, прогнав толику сомнений в его способности исследовать каждый угол. Весь путь провели в молчании, хотя изредка Илес и предупреждал волшебницу о крутых ступенях, висящих над головами балках, носящихся вдоль стен крысах и свисающих с паутинок крохотных силуэтах. Когда удалось попасть в просторный зал, поросший мхом и лишайником, Ови узнала, куда они попали.

— Над нами ведь главный корпус, где находятся лектории, библиотеки и реликторий? — спросила она.

— Думаю, где-то рядом, — ответил полурослик, продолжая распугивать редких крыс и пауков светом фонаря.

— Ты знаешь место, в которое мы попали? — продолжила чародейка. — Ты специально привёл меня сюда?

Он остановился, непонимающе взглянул на неё и поинтересовался:

— О чём ты? Это кротчайший путь до южной стены, оттуда можно подняться через погреб в сторожевую башню и…

— Здесь находится Галерея Эстердуса, великого художника-мозаиста древности.

— Ах, ты об этом, — расслабился Илес, — конечно, я помню! Здесь много красивых картин в какую-то старую эпоху выложили! Ты, если я правильно помню, по одной из мозаик свою птицу вылепила, а потом оживила, верно?..

— Моя ласточка, да, — не сразу ответила Ови. — Не помнишь, в какой стороне её портрет?

Полурослик помотал головой и повёл спутницу вперёд. Спустя пару поворотов искатели вышли в коридор с неестественным освещением. По обе стороны прохода в углублениях, украшенных полуколоннами и пилястрами, давным-давно были выложены десятки мозаичных рисунков из цветных стёклышек, которые испускали почти магический свет и напоминали ожившие картины. Овроллия затрепетала, по телу пробежал озноб, когда она вспомнила девичьи годы, проведённые у одного из рисунков.

— Многое связывает меня с этим местом, — выпалила девушка через силу. — Может, найдём другой путь?

— Здесь из-за освещения, испускаемого картинами, проще ориентироваться. Иначе провозимся до ночи, любезная подруга. Но я послушаюсь тебя и…

— Нет, всё хорошо, давай вперёд, и побыстрее.

Они отправились дальше по коридору, осматривая мерцающие голубыми, тёмно-красными, рыжеватыми и зеленоватыми тонами полотнища. По левую руку от Илеса и Ови гарцевали необычайно стройные жеребцы и зебры, бродили сквозь чащобы лоси, олени и единороги; справа стройным рядом бороздили морские просторы киты, акулы, мифические левиафаны и вполне реальные аспиды — гигантские морские змеи. Ближе к концу этой части галереи морские млекопитающие и рыбы сменились на ящериц, а парнокопытные — на крупных хищников.

— Смотри-ка! — прервал шорох шагов Илес. — Дай-ка поднесу фонарь… Ага! Несколько деталей мозаики выбито! Кажется, здесь красуется медведь, а?

— Не знаю, больше похож на оборотня, — Овроллия окинула утопающую во мраке картину кротким взором. Даже фонарь полурослика не мог показать величие изображённого на потухшем века назад рисунке существа. — Давай пойдём дальше, не будем терять времени.

Спутник молчаливо кивнул и отправился вперёд, уведя девушку за собой. Она двигалась тенью, не замечая, как на покрытой многовековой пылью поверхности пола её стали провожать свежие человеческие следы.

На развилке Илес, почесав голову, обернулся и спросил у подруги:

— Не помнишь, в какой стороне твоя ласточка?

— Кажется, справа, — волшебница тревожно оглянулась. Примерилась к одному из следов, на которые наконец обратился взор. — Мы продолжим путь левым коридором, верно?

— Я давно не ходил этим подземельем, месяца три точно, — Илес почесал затылок и осмотрелся. Коридор слева и справа подсвечивался всеми цветами радуги, исходящими из похожих выемок. Однако некоторые углубления утопали во мраке, а, значит, — и в них когда-то повредились картины. — Но мне помнится, что все коридоры с мозаиками пересекаются. Ух… Предлагаю не тратить время на разговоры, а…

— Илес, если тебя не было здесь три месяца, то чьи это следы? — Ови провела пальцем по каменным плитам, устланным слоем пыли и мха. — Да и твои босые стопы по-другому устроены, тут следы явно от человеческих туфель…

— Не могу знать, — полурослик примерился к одному из отпечатков. Его ноги были короче и шире, чем ноги таинственного исследователя подземелья. — Хотя, смотрю на твои следы, есть впечатление, что это твоя сестра-близнец оставила… Наступи, прошу, любезная подруга.

Овроллия послушалась, и сама ужаснулась тому, что её след совпадал с отпечатком незнакомца.

— Это не я… У меня нет ключей от этих подземелий!

— Далеко не все подземелья запираются на ключ, — проводник почесал затылок и поправил худ на голове. — Да я и не обвиняю тебя в чём-то, может, кто-то из твоих однокурсников соорудил себе укромное место в глубинах. Кто знает. А, быть может, один из них решил повторить твой подвиг и срисовать любимое изображение. Давай пройдём по следу, посмотрим, куда он ведёт?

Волшебница задумалась, кончиком сапога разметала пыль, желая избавиться от ненавистного следа. Спутник откашлялся и прикрылся рукавом. Не извинившись, девушка, погружённая в свои мысли, взяла фонарь из руки друга и отправилась по многочисленным следам, имитирующим её собственные.

Какое-то время двигались молча. По пути попадались мозаики с драконами, джиннами, элементалями, механизмами и даже несколько идущих подряд картин, уничтоженных когда-то целенаправленно, а не под влиянием времени. Илес напомнил, что на этих местах покоились изображения богов, но далёкие эпохи назад народ акадари отказался от их влияния, оставив негласной своей покровительницей Вари — богиню таинств и магии. Полурослик посетовал, что и самой Вари безбожники древности не оставили права быть запечатлённой для будущих поколений волшебников, но девушка, ведомая если не любопытством, то желанием найти неизвестного человека, не слышала своего друга.

В коридоре с птицами по правую руку они остановились. Илес взглянул на Ови, лицо которой источало страх, смешанный с влечением. Она прочитала про себя заклятье, и её правая ладонь опасно заискрилась, готовясь разрядить в противника любые останавливающие чары, которые первые сойдут с уст.

— Что ты делаешь? — удивился Илес. — Не применяй здесь магию! Своды подземелий ветхие, от любого колебания академия наверху трещинами покроется!

— За мной, — приказала чародейка. — Я вспомнила, что вся стена до поворота выложена птицами.

Издалека Овроллия увидела, как между двух мерцающих углублений во тьме сокрыта выемка. Девушка прочла про себя чары, и из её ладони вперёд вырвался серебристый шарик, застывший в невесомости почти напротив уничтоженной, как ожидала Ови, мозаики. Следы загадочного человека также привели друзей к сокрытой во тьме картине.

— Проклятье… — просипел Илес вполголоса.

Из потухшей мозаики с ласточкой вырвали три больших куска в основании крыла и чуть ниже. Трещины и сколы также изуродовали благородную птицу и бушующую вокруг неё непогоду, напоминая наблюдателям о разрухе и берущем своё вездесущем Хаосе. Сама ласточка спасалась от метели, летя под прорезаемые всполохами молний тучи с дождём, и ломаные линии словно перечёркивали заложенный в работу художником-мозаистом смысл.

— Её явно пытались разобрать, — заметила чародейка. — Не знали, с какой стороны подступиться…

— Возможно, из-за недавних опытов наверху всему подземелью плохо стало, — заметил полурослик, почесав затылок. — Ты же видела, то тут, то там балки провисают, камень посыпался, кое-где талые воды проникают…

— Нет, Илес, — Овроллия подступила ближе и провела пальцем по стёклышкам вокруг дыры, — подумай сам: осколки пропали, у картины много следов. При этом я вижу здесь отметины, как от кольев или чего-то подобного… Как называется инструмент, по которому нужно бить молотком?

— Эм… — спутник почесал щетину. — Гвозди не инструмент, любезная…

— Бить молотком, чтобы сбить лепнину или что-то в таком духе.

— Ах, долото! — гордо выпрямился он. — Дай-ка я взгляну… Что ж, и в самом деле, у тебя глаз куда зорче моего. Интересно, сколько осколков здесь не хватает?

Девушка осмотрелась, погладила изображённую ласточку по нижней выемке, где, предположительно, должно находиться сердце, и сказала:

— Не знаю, но клянусь всеми богами, добрыми и злыми, когда я создавала свою ласточку с этого портрета, мозаика была целой. Ни единой царапины, а стёклышки будто напевали о своём, когда я проводила по ним пальцем.

Она попробовала и сейчас. Ни звука, только писк крыс где-то в глубинах подземелья.

— Большая часть следов ведут именно сюда, отсюда же — гораздо меньше, — продолжила волшебница, передав фонарь в руку спутнику. — Ах, Илес, вспомни, когда ты бывал тут в последний раз, как выглядела картина?

— Если бы я обнаружил что-то, то непременно сказал бы тебе! — ответил он, изучая обстановку вокруг. — Но ты не хуже меня знаешь, что из-за опытов наверху академия ходуном ходит, а осколки мог убрать кто-то из моих соплеменников…

— Опыты здесь проводятся долгие сотни, если не тысячи лет, — Ови скрестила руки на груди и кивнула на светящийся шарик неподалёку. — Здесь всё подземелье могло обрушиться, если бы вибрации действительно оказывали такое разрушительное воздействие. Илес, мы находимся в центре главного подземелья, верно? — спросила она, а спутник кивнул. — Значит, следы могут вести куда угодно. Пойдём к южной стене. Возможно, загадочный вор скрылся в той стороне.

Они продолжили путь в полном молчании, оставив магическую сферу догорать своё. Спустя время мозаичная галерея закончилась, вернулось обычное подземелье. Пройдя через пару лестниц и короткий коридор, Илес привёл спутницу в обжитый погреб, наполненный бочками. Закрыв за собой люк, полурослик придвинул на него сверху ящик.

— Обычно только я сюда забредаю, — пояснил он. — Мои соплеменники не любят чародеев с ворот академии.

— Тогда зачем ты забаррикадировался? — спросила Овроллия, оглядывая помещение с бочонками, ящиками и столами.

— Чтобы у загадочного вора меньше пространства для манёвра было. Если, конечно, он остался в академии.

Они поднялись по лестнице и осторожно выглянули за дверь. Под крышей галереи внешней стены, укрываясь от метели и ветра плотными капюшонами, бродили несколько чародеев-стражников. Волшебница разобрала на их мантиях герб Квольцетара — золотые весы, на одной чаше которых дремал полярный ворон, а на другой покоилась чародейская корона в драгоценных камнях. Внизу, недалеко от ворот, неподвижными изваяниями стояли стальные големы.

— Одинаковые в своей уродливости и уродливые в своей одинаковости, — заметила Ови, пытаясь пересилить ветер. — Ворота ведь справа? — спросила она. Илес кивнул, выглянул налево и повёл спутницу по галерее. Снег оседал в галерее, проникая через бойницы парапета непрерывными волнами хлопьев. Отойдя от двери в башенный погреб, девушка потеряла стражников из виду. — Ну и непогода! Не удивлена, что так мало юстициаров дежурит!

— Только сумасшедший сбросится отсюда вниз или мой братец Рибес с кухни! — заявил полурослик, остановившись и показав чародейке на выемку в парапете. — Перевесься через бойницу, посмотри, что там. Клянусь Великой Норой, но это то самое место!

Девушка послушалась его и, держась за нерабочий канделябр, свесилась с укрепления. Метель стучалась о стены академии, заваливая склоны холма гигантским отвесным сугробом. Если кто-то и мог спрыгнуть со стены, то его следы однозначно скрыла природа. Слева склон был ещё более крутым, никакой настил не спас бы вора, тогда как справа пространство просматривалась стражей, обитавшей в машикулях — наклонённой части стены с навесными бойницами.

Ветер, словно желая умерить любопытство Овроллии, ударил её по лицу с жестокой силой; она рефлекторно отпустила руку и свесилась наружу, устлав округу пронзительным криком. Однако спутник успел схватить её за ноги и вытянуть обратно.

— Милостивая Вари! — воскликнула девушка, принявшись целовать Илеса в щёки и лоб. — Благодарю, мой друг. Благодарю, благодарю!..

— Что здесь происходит?! — раздался гул под крышей галереи. — Именем Квольцетара, не двигаться! Кто вы такие?!

В считанные мгновения их окружили юстициары. По злому стечению обстоятельств в этот день ветер служил кому угодно, но только не молодой волшебнице.

Заседание длилось до самого вечера. Овроллия, сидя в другом конце зала, к сумеркам перестала наблюдать за тоскливо посапывающим Илесом. Полурослик, словно не в первый раз попадая в передрягу, выглядел абсолютно спокойным. Каждый час он просыпался и, понимая, что тюремщики всё ещё беседуют с руководством академии, вновь поникал головой. Моментом Ови испытала чувство зависти. Она также хотела уснуть и проснуться тогда, когда всё закончится. Когда жизнь в академии наладится.

Офицеры городской стражи всё это время беседовали с архимагом и его заместителями. Недалеко от них, в первом ряду, сидел профессор Кенциль. Стража запретила сажать пойманных за нарушением общественного порядка вместе или с кем-то из служащих академии, но наставник Овроллии всем своим видом выражал сожаление и раскаяние. Когда ректор, кажется, убедил старшину стражи в чём-то, девушка почувствовала, что скоро заседание окончится. Это почувствовал и Кенциль, утёршийся рукавом при взгляде на свою подопечную.

— Что ж, да будет так, — провозгласило морозное сопрано. Старшина юстициаров — та самая женщина в причудливом головном уборе и военной мантии, — которая разбудила Ови посреди ночи, встала, и следом за ней поднялись её сослуживцы по боевому посоху. — Мы уважаем вас, господин архимаг. Уважаем ваш труд. Академия жива и процветает благодаря вам. Поэтому корпус юстициаров в лице офицеров Северного Дозора, в ареал обеспечения безопасности которого входит защита академии Белого Пергамента, готов пойти на уступки и отпустить подозреваемую. Пока ведётся следствие, никто не покинет этих стен. Однако с вашей стороны, — дама-офицер повернулась к девушке, сотрясая воздух декоративными рогами с мехом, — мы требуем докладывать о результатах следствия. В случае нахождения вами важных улик вы обязаны предоставить доступ к ресурсам и помещениям академии нашим следопытам. Если мы выявляем факт самостоятельного участия подозреваемой в расследовании, это будет равносильно сокрытию следов.

— В таком случае, вмешательство верховного юстициара префектуры не потребуется, — заявил Паристо. — Благодарю вас за понимание, госпожа Лёдериц.

Троица офицеров кивнула и отправилась к выходу, провожаемая взглядами молодой чародейки и полурослика. Однако, пропустив вперёд спутников, Лёдериц остановилась в дверях и сказала:

— И да, господин архимаг, с этого момента юстициары будут охранять спальные корпуса как учеников, так и преподавателей. Мы будем фиксировать любое подозрительное поведение, будь то ночные бдения в библиотеках или баловство молодых в тёмных закоулках спального корпуса.

Дверь со скрипом захлопнулась. Паристо, почёсывая лоб, указательным пальцем подозвал Овроллию. Она подошла к наставнику, который умоляющим взором требовал у архимага прощения для своей подопечной, но тот, прикрыв глаза и спрятав лицо за тонкими морщинистыми пальцами, погрузился в глубокие раздумья. Его заместители — могучая телом магистресса Альцира и низкорослый магистр Хольбериц — вполголоса обсуждали своё, не смотря на сидящего между ними ректора.

— Профессор, почему вы плакали? — осторожно спросила Ови, усевшись рядом и взяв Кенциля за руку.

— Ты нарушаешь правила, дитя, — непривычно меланхолично ответил он, вновь утираясь рукавом. — Твой авторитет начинает трещать по швам.

Девушка вспомнила о том, как выглядит злополучная картина в подземелье. В горле застыл ком, она не нашла в себе силы сказать что-либо.

— Никогда ещё мы так не унижались перед властями города, — прервал разговор с великаншей Хольбериц. — Овроллия, ведомо ли тебе, что теперь твоё расследование окончено? А значит, через неделю-полторы сюда прибудет верховный юстициар, и никто не защитит тебя от его изощрений. Поверь, этот старик явно носит в себе вашу, южную кровь. И пытки, чужая боль и крики доставляют ему неимоверное удовольствие.

— Таков ваш порядок?.. — обратилась она к академикам. — В моём королевстве пытки запрещены давным-давно, и…

— Сколько раз у вас сменялись правящие династии? — прервал коротышка гласом суровым, патетическим, словно он начал читать лекцию. — Сколько гражданских войн видело королевство Вайндуол на протяжении последних столетий?..

— Ты ещё сегодня утром призналась, что одна из нас, — прервала порывы Хольберица магистресса Альцира. — А теперь вспоминаешь о своей прошлой жизни. Овроллия, вы, ученики последнего курса, уже взрослые люди. За свои слова и поступки нужно отвечать. Я, как и сидящие здесь люди и, — она кивнула в сторону молчащего полурослика, — не совсем люди, уверена в твоей невиновности. Но своими действиями ты пока только пытаешься доказать обратное.

— О чём речь, госпожа? — послышалось с заднего ряда.

— Не нужно привлекать внимание посторонних, даже друзей, — ответила великанша, скрестив пальцы в замок и положив на них подбородок.

— Илес лучше всех знает академию! — осмелилась повысить голос девушка. — Без его помощи мне никак не узнать… не найти следов злодея!

— Не кричи, — прошептал Кенциль. Ови почувствовала холод его рук, схвативших её запястье.

В зале собраний повисло неловкое молчание. Заместители архимага тоскливо рассматривали Овроллию, пока сам ректор продолжал думать о своём, прикрывшись ладонями. Внезапно он выпрямился, положил руки на стол, в глазах его вспыхнул магически голубой огонь. Он зачитал своим стеклянным голосом прямо, без эмоций, словно был судьёй:

— Ты должна понимать, Ласточка, что наша академия построена на принципах, берущих своё начало от базовых основ, таких как законность, следование мудрости и гласу разума, а также подчинение строгой иерархии. Нам тяжело судить о королевстве, в котором ты родилась, но уверен, что и оно основано на сводах правил. Тебе наказано: вести себя тихо, не привлекать чужого внимания. Ты же беспокоишь окружающих, впутываешь в расследование друзей, привлекаешь внимание шумом и безответственными действиями.

— Прошу прощения, господин архимаг, — не поняла девушка, — но каким образом я потревожила окружающих?..

— Вас видел канцлер, — пояснил Паристо. — Он доложил мне аккурат после того, как вы исчезли со двора.

— Вы сами отправили меня в ту башню! — вновь накалилась она.

— Но мы не говорили, что башню нужно исследовать сейчас же, — продолжил звенеть напоминающим бьющееся стекло голосом ректор. — Канцлеру был дан приказ покинуть башню к сумеркам и оставить её открытой, я распорядился ещё до утреннего собрания. Он знал, что скорее всего в башню явлюсь я самолично, а в своих делах я не терплю свидетелей. Тебе следовало подождать.

— Терпение — одно из важнейших качеств наших выпускников, — поддержал профессор, и Ови почувствовала, как остаётся одна, окружённая забором без ворот, словно вокруг неё соорудили клетку. — Но Паристо, я бы не был Кенцилем Золотоносным, если бы не умел добывать золото из руды без применения магии, а лишь со знанием горного дела, химии и технологии расщепления. Она до сих пор находится в состоянии сильного стресса, учтите это, когда её ошибки заполнят строки ваших пергаментов.

Казалось, луч света проник в помещение, одарив Овроллию своим благословением. Словно незримая ноша спала с плеч девушки, она сказала себе: «Я не одна».

— Ты добывал золото для стен академии больше восьмидесяти лет, старый друг, — в голосе Паристо наконец дрогнуло что-то, будто всё стекло осыпалось, обнажив голос обычного старика. — И я этим утром подчеркнул, что перед нами — дочь рыцарей, а не наша соотечественница. Я был и остаюсь на твоей стороне, дитя зелёных равнин. Докажи, что ты одна из нас. Отныне и впредь ты будешь осторожна в своих речах и поступках. Это нужное качество для того, кому предстоит найти преступника.

— Даю слово, — Ови поднялась с лавки и выпрямилась. — Но, прощения, нессир архимаг, уважаемые магистры… Каким образом мне продолжать расследование, если юстициары будут на каждом шагу?

— Академия пронизана сетью туннелей, все выходы в город, конечно, давным-давно засыпаны. Однако у тебя уже есть проводник, тот, кто знает катакомбы лучше любого человека… — Паристо подозвал к себе жестом безучастного до сей поры полурослика. Илес подбежал и встал рядом, прогоняя сонливость с лица. — Не шумите и не показывайтесь на виду. Юстициары между делом поинтересовались, если вы не слышали, как вам удалось попасть на бастион. Я не буду интересоваться об этом. Потребую впредь быть тенями, а не теми, кто их оставляет.

Девушка и её друг переглянулись. Илес позволил себе лёгкую улыбку, Ови ответила тем же.

Когда академики отпустили подопечных, те попрощались с профессором Кенцилем и остались рядом с залом собраний вдвоём. Обдумывая сказанное и пытаясь спланировать следующий день, Овроллия спросила не то саму себя, не то Илеса:

— Куда пропала моя птица?