Портрет Ласточки

Глава 7.2 Когда начинаются грозы

Напротив резной двери, украшенной орнаментом в виде двуликой маски, стояли двое. Овроллия не замечала проходящих мимо школяров и преподавателей, а Илес потаптывался на месте, ожидая решения подруги. Она чувствовала, будто защита выпускной работы будет ничем по сравнению с разговором, который ожидал её и был решающим в этих стенах. О содержании беседы Ови могла только догадываться, вспоминая слова архимага, но подтверждение этой догадки находилось только за дверью в символах префектуры.

— Ты уверен, что не пойдёшь со мной? — спросила чародейка. — Я бы хотела, чтобы все полурослики академии знали о здешних порядках.

— Мне кажется, если вас будет двое, то этот человек разговорится… не станет лукавить в отличие от меня. Ох, мы с тобой долго стоим и думаем, смотри, кто идёт.

В дальнем конце коридора показались две фигуры под стать друг другу — огромная медведица Альцира и среднего телосложения, щуплый по сравнению с ней Паристо, звенящий тростью. Овроллия понимала, что поставить точку в расследовании должна она, потому подошла к двери и, постучав и получив разрешение, вошла.

Ницеар работал с бумагами, которых у него было на одном только столе столько, что мог бы позавидовать канцлер. Чиновник от префектуры окинул взглядом исподлобья вошедшую чародейку и кивком призвал сесть у стола.

— Догадываюсь, зачем вы здесь, Овроллия, — обратился он к бумагам, почесав пером ожог на левой руке. — Полагаю, вам нужны объяснения касательно произошедших событий и того, как префектура отреагировала на них?

— Можно начать с этого, — предложила девушка, расстегнув запах мантии. Ласточка незаметно для Ницеара сползла на колени хозяйки, держа в лапах сапфир.

— Префектура недовольна тем, что архимаг допустил вас к расследованию, — чиновник подул на свежую запись и достал из ящика стола колбу с порошком. Отсыпав на палец крохотную горсть, он посыпал её на пергамент и поставил сверху печать с символом префектуры, после чего продолжал: — Однако поимка злодея и изучение его записей сыграли своё, коннерат Вильцеар доложит в докладе на следующей неделе, что теперь в академии порядок. Юстициарам Квольцетара достался только выговор, никакой выездной комиссии не будет. Думаю, ваша подруга старшина Северного Дозора уже выбирает сорт вина для празднования. Она ещё в академии, а слухи на таком пятачке распространяются со скоростью феникса.

— Алериц указал мне на вас, — твёрдо заявила волшебница, пытаясь выцепить взгляд чиновника. Он даже не услышал её, увлечённый изучением другого пергамента. Она продолжала: — Кроме вас, никто из обитателей академии не имеет права покидать её со стены во время комендантского часа. После убийства вы ездили в префектуру, на доклад, но этот доклад носил неофициальный характер, верно?

Он обратил на неё внимание. В ярко-голубых глазах, как у самой Ови, она увидела немую просьбу продолжить. Однако девушка рассчитывала на ответ, который не заставил себя долго ждать:

— Вы самостоятельно пришли к такому выводу? Что мы с преступником заодно?

— С помощью архимага, хотя он, подозреваю, сам не думал давать мне подсказку. Не трудно догадаться, что всё это было спланировано с какой-то целью. Но в этом вопросе появилась лишняя переменная… безумство Алерица. Какова ваша роль в академии, если отбросить формальности? — спросила она чуть тише, словно боясь подслушивания под дверью.

— Можете не таить, — отвечал Ницеар, — архимаг и его заместители знают о моей работе здесь. Префектура требует у каждой академии на своей территории отбирать и проверять лучших выпускников. Профессора выращивают вас, заставляют работать, думать, принимать на себя ответственность. Так рождаются таланты, которые идут на военную службу. Пусть Акадар Фрадур — это магическая держава, в которой воедино живёт народ из людей, полуросликов, гномов и иных чудесных народов, однако мы ничем по сути своей не отличаемся от феодальных держав юга, как ваш родной Вайндуол. Нам нужна армия для собственной безопасности, а основой армии являются могущественные чародеи.

— Не понимаю ваших слов… Кто нападет на вас? — последнее её слово заставило бровь чиновника дрогнуть. — Борьба с пиратами и разбойниками с севера диких земель — это не то же самое, с чем сталкивается моё родное королевство. Вайндуол видел вторжения кочевников, орков, участвовал в закрытии демонических порталов и…

— Акадар Фрадур медленно умирает, — начал пояснять он. — Да, это незаметно одной маленькой волшебнице, но сие есть чистая правда. Наш доминион проходил через множество реформаций, дробился и собирался заново, однако мы так и не выяснили, как раскрыть секрет бессмертия, ибо бессмертие эльфов и ангелов даровано им высшими силами; как сохранить свою цивилизацию от вкраплений чуждой культуры, которая прорастает в нас, словно сорняк, пожирая прекрасный северный сад метр за метром; как сберечь порядок — основу государственности. Именно из-за нарушения порядка — регламента, говоря официальным языком, — каких-то триста шестьдесят лет назад Третья эпоха сменилась Четвёртой.

— Прошу, мессир чиновник, — помотала головой девушка, — обойдитесь без экскурсов в историю о том, как моё королевство героически побороло восставших из мёртвых соседей к северу.

— Не побороло, — равнодушно сказал он, откинувшись в кресле. — Но мы не на семинаре, это правда. Что бы вы хотели узнать?

— Какой был план? Чтобы я собрала мозаику и… что?

— Под толщами Белопергаментной похоронены руины старого Квольцетара, возможно, более древней академии, — сказал Ницеар, взглянув на потолок. — Префектура знает об этом, но не выделяет средства на изучение нижних уровней. Слишком высокий риск остаться ни с чем. Вы должны были открыть один из множества проходов и попасть в подземную лабораторию, которая, подозреваю, — последнее слово звучало весьма наигранно, — была обнаружена мастером Алерицем. Вашей настоящей выпускной работой, по нашему мнению, было восстановление этой… тайной комнаты. Иллюзорная птица недостойна того, чтобы её создательница получила звание лучшей выпускницы.

— И вы… то есть скульптор големов был уверен, что я справлюсь за две недели до выпуска?

— В его дурных словах было что-то о чертежах, доселе неизвестных большому миру, о том, какие знания похоронены там. Вы думаете, что чистоплотный чиновник, занимающийся вопросами обеспечения академии, будет изучать туннели?

Девушка задумалась. Ницеар сел прямо, его взгляд не лгал. Однако пазл в голове Ласточки всё ещё не складывался. Она спросила:

— Зачем ему было убивать людей?

— Мне неведомо. Подозреваю, в связи с раскрывшимися обстоятельствами, что изначально план был бескровным. Но голему неведомы нормы морали и права. Так странно… Ведь я считал, что Дирца не умерла по-настоящему, а получила серьёзные увечья от последнего исследования отца, из-за чего повредились её голосовые связки, а тон кожи стал ненастоящим.

— Вы лжёте, — едва сдержалась от брани Овроллия. — Или недоговариваете. Но мне уже всё равно, главное, что это вы виновны в произошедшем. Из-за вас погибли люди, а желание защищать порядок сыграло с вами злую шутку. Теперь вся академия перешёптывается о случившемся. Все знают о безумстве мастера Алерица, и скоро они начнут догадываться, что и профессор Жерацир сошёл с ума не просто так, а из-за вашего плана со злодеем. Я всего лишь желала проклятую диадему, и желание моё покарало меня. Боюсь, вы отвертитесь от любого обвинения не с помощью своих знакомых, но при поддержке собственных покровителей. Потому мне нет смысла рассказывать что-то о вас. Будьте спокойны.

Равнодушный взгляд чиновника не изменился ни на миг. Он заявил, тяжело вздохнув:

— Женщины по всему миру — весьма мстительные создания. Я не поверю, что…

— Мне нужно выпуститься, и мы с вами никогда больше не увидимся. Знаете, я подумала, что ваши действия — это некий порядок. Дикий, неразумный, амбициозный, но порядок. Я не рискну прерывать этот цикл и вызывать новую волну вопросов. Хватит… Лучше выгляните во двор академии. Посмотрите, что вы увидите там.

Ницеар встал с места, подошёл к окну и открыл его. В кабинет ворвался завывающий ветер, однако чиновник, обернувшись к гостье и убедившись, что она не задумала дурного, выглянул наружу. Ови шёпотом скомандовала ласточке и показала пальцем на большой шкаф с покрытыми пылью книгами. Пернатая дематериализовалась и, пытаясь совладать с ветром, подмахнула к самой высокой полке. На глазах Овроллии сапфир, окружённый едва заметной пыльцой, протолкнулся в пустое пространство между книгами и едва слышно врезался в стенку шкафа. Прозрачный силуэт птицы почти сразу исчез.

— Не понимаю, куда смотреть? — спросил Ницеар, обернувшись. — Лучше закрыть, дует, знаете ли…

— Смотрите, как выглядит настоящий порядок, — сказала чародейка, вставая. — А искусственно созданное вами преступление вызвало лишь хаос, сумятицу и ссору меж теми, кто считал себя близкими друг другу.

Он закрыл окно и повернулся к Ови со словами:

— Главное, что префектура знает лучшую ученицу. Прощения, атессира чародейка, мне нужно работать.

Снаружи её ожидал только Илес, на плече которого сидела ласточка. Полурослик рассказал, что Паристо и Альцира на какое-то время задержались у кабинета, но вскоре прошли дальше. Кажется, их не интересовало ничего, кроме грядущей защиты выпускных работ и выпуска последнего курса. Девушка произнесла, обратив взор к окну:

— Неужели безумство — расплата за гениальность? Не того я хочу, не того…

— О чём ты? — не понимал Илес.

— Человек не должен жить по двести лет, как акадари. Высшими силами отведён срок. Нельзя искусственно увеличивать его. Всё, что ты прибавляешь себе, — это фальшивка. Пойдём, нужно вернуть диадему в реликторий, сходим к мастеру Тункве. А затем… будем отдыхать.

Вскоре после успешной защиты выпускной работы прошёл последний бал, который, однако, Овроллия провела в спальном корпусе, постоянно перечитывая письмо с гербовой печатью розы. Дни летели быстро, сокурсники Ласточки строили планы и пытались оживить её, но она вежливо отклоняла все их просьбы, связанные как с безобидными шалостями, так и с походами в город. Незаметно для Ови наступил день главного торжества.

В самом большом зале, где неделю назад и проводился бал, в несколько длинных рядов расположились скамьи и столы. Выпускники и профессора ели и пили, многие шутили между собой, обсуждали грядущую жизнь, делились житейскими советами, но происходящее не выходило за рамки приличия. Овроллия, сидя рядом с друзьями, улавливала из голосов вокруг, что убийство и комендантский час с последующим столкновением двух отрядов ополчения не интересовали никого.

Кресци, замечая отстранённость подруги, постоянно обнимала её и пыталась включить в разговор с остальными, а Нундар, Фирца, Рицент и другие, кого Ови всегда считала друзьями, поддерживали желание. Изредка Овроллия переглядывалась с Винесцорой, сидящей во главе стола рядом с профессорами, как и полагается старосте курса. Нимфа отвечала своей сопернице тёплым взглядом, которому бы позавидовала сама старшина юстициаров Лёдериц. Ласточка переживала, что ледяная дева не почтила своим визитом академию, а значит, не могла услышать всего, с чем сегодня предстояло познакомиться Умам Белого Пергамента.

— Ректор сказал, что за мной ещё стоит последний акт симфонии, — проговорила Ови вполголоса.

Кресци непонимающе посмотрела на неё и переспросила. Эмоции переполняли всех, потому они быстро отвлекались от подавленного состояния Овроллии. Однако именно она начинала своё перерождение перед вступлением во взрослую жизнь.

Когда большой колокол ознаменовал полдень, архимаг, занимая место посередине за центральным столом, звонко отчеканил тростью. Волна молчания прокатилась по залу до самых дверей, и магистр Хольбериц, встав с места, лекторским голосом объявил о начале официальной части церемонии.

Всё время, пока шло награждение лучших выпускников по специальностям, Овроллия размышляла над словами, которые хотела произнести. Сидящие за её спиной, по бокам и перед ней школяры были внимательны, как никогда в своих жизнях. Преподаватели, часть которых находилась рядом с любимыми студентами, но большая часть ютилась в конце стола, у мест руководства академии, слушали с улыбками все те комплименты, которыми их осыпали благодарные отличники. Ласточка думала о той идиллии, том порядке, который выстраивался в академии веками, и понимала, что в этот торжественный день нельзя выплёскивать накопившуюся в себе горечь.

— Ови, когда ты наконец скажешь, куда дела птицу? — шёпотом спросила Кресци, словно подобрав удобный момент.

— Развоплотила после защиты, — призналась та. — Не волнуйся, скоро я призову её. Сейчас же мне нужны только собственные… мысли.

Очередь награждаемых дошла до Винесцоры. Статная, наподобие старшины Лёдериц, девушка в момент триумфа обладала взглядом безукоризненным, царственным и в чём-то подобострастным, но только не высокомерным. Она выслушала все благодарности, адресованные ей архимагом, одарила зачарованным голосом всех окружающих и, заострив внимание на Овроллии, поблагодарила одну талантливую сокурсницу, хотя Ласточка услышала лишь последние слова:

— …чья доблесть стала примером для всех нас.

Нимфоподобная красавица вернулась на место, и Хольбериц, переглянувшись с архимагом, пробасил:

— Прошу подойти сюда Овроллию по прозвищу Ласточка, выпускницу факультета Защиты и поддержки.

Ласточка послушно поднялась с места и, схватившись дрожащими пальцами за складки платья, подошла к центральному столу. У подиума она одарила поклоном руководство Белопергаментной и повернулась к остальным. Архимаг сказал из-за её спины:

— Мне тяжело подобрать слова, которые бы могло выразить моё уважение к этой девушке. Дочь равнин — так однажды назвал её я. На её долю выпало серьёзное испытание, борьба со злым гением, порождённым лишениями, тревогой и… обманом. В королевстве Вайндуол есть такая поговорка: «Когда начинаются грозы, люди прижимаются друг к другу, как в самые страшные холода». Я считаю, что Овроллия доказала своё право быть одной из нас. Она победила в честной борьбе, нашла себя среди страниц учебников и пергаментов, колб и резонаторов, острых умов и родных голосов… Она взлетела подобно ласточке в небеса, и небеса одарили её благословением. Она — наш символ и гордость, пример для подражания будущим поколениям. Её магия сильнее магии многих, но ещё сильнее — талант и та страсть, с которой она относится к чародейству. Думаю, никто не станет спорить, что она заслужила эту награду.

К девушке подошёл наставник Кенциль. В его руках была бархатная подушка, на которой покоилась Диадема знаний. Воспитанница кротко улыбнулась и позволила профессору надеть артефакт на свою голову. Поправив заплетённые косы, Ови поблагодарила Кенциля, и он отошёл в сторону.

Давящий на само сознание глас ректора всё больше напоминал звон бьющегося стекла. Ласточка чувствовала, как устала от льстивых слов, которым не соответствовала ни она, ни многие из находящихся вокруг. Паристо был подкован в навыке красноречия, но он следовал мнимому порядку, который был чужд той, кто стояла перед ним.

— Прощения, нессир архимаг, — прервала разглагольствования Ови. — Позвольте сказать мне.

Зал не дышал. Никто никогда не смел прерывать Архимага, когда он произносил подобные речи. Однако наступившее молчание позволяло судить о том, что ректор не собирается отчитывать кого бы то ни было.

— Почти одиннадцать лет назад началось это путешествие. Но не по миру, не по другим вселенным, а по огромному океану знаний. Бушующая пучина и вздымающиеся вверх волны забирали всякого, кто не показывал свою готовность, всякого… кто сомневался и отступал. Эти долгие годы научили нас не только таким простым вещам, как любовь, дружба и взаимовыручка. Мы осознали, кто мы такие, чего хотим от жизни, что видим вокруг себя и чей голос будет указывать наш путь: голоса высших сил, семьи и друзей или… того, что продиктует разум. Последние события научили меня тому, что нельзя отказываться от своей семьи, даже если отец с матерью посылают письма несколько раз в году; нужно уметь прощать и признавать собственную неправоту! Религия моего родного королевства гласит именно об этом: «В милосердии и смирении открывается истинная добродетель!»

Профессора и выпускники удивлённо водили глазами по сторонам. Больше всех последние слова шокировали друзей Овроллии и саму Винесцору, тогда как профессор Кенциль, держась в стороне, опустил глаза в пол. Избранница академии продолжала:

— Наш корабль с флагом о скрещенных посохах и вздымающимся со строк пергамента пламенем несётся вперёд, в светлое будущее, туда, за горизонт! — для наглядности девушка взмахнула в сторону выхода из зала. Она не заметила, как из её рукава выпало письмо с гербовой печатью родного герцогства. — Рассекая волны, бороздя просторы магии и таинств, этот корабль идёт к своей величайшей цели — провозглашению магии, её воцарению над другими формами искусства и науки! Красота и свойственная ей претенциозность, к моему величайшему удивлению, объединились в здешних стенах заодно с интеллектом, способностью рационально мыслить и… жаждой совершенствовать этот мир. Да будет магия тем величайшим инструментом и гением человеческой мысли и мыслей всех других народов!

Я благодарна всем тем, кто находится в этом зале, за оказанную себе помощь, за доверие и теплоту, какую получала из ваших холодных взоров. Считаю великой несправедливостью, при всём уважении к решению нессира архимага, — она кивнула себе за спину, — что лучшей выпускницей избрана я. За грех — должна быть расплата. Я получила её и не считаю себя достойной награды. А та, кто имела в себе силу найти в своей сопернице что-то хорошее, та, кто вела наш корабль и вытаскивала нас из самых лютых штормов, та, кто остановила кровопролитие в этих стенах… Винесцора! Прошу тебя встать рядом со мной!

Весь зал, тараща глаза, уставился на нимфоподобную деву. Её косы вокруг головы были инкрустированы декоративными цветами, а удерживали их украшенные самоцветами заколки, и вся композиция напоминала снежную корону. Поправляя причёску, староста Овроллии поднялась и, обращая взгляд на кого-то за её спиной, подошла к сокурснице и повернулась к аудитории лицом. Ови сняла с себя диадему и возложила поверх рукотворной короны Винесцоры, вызвав ещё большую волну молчаливого удивления.

— Когда начинаются грозы, — продолжала Ласточка, разглядывая всех вокруг, — птицы летят на юг. Спустя одиннадцать лет я могу с уверенностью сказать, что грозы королевства Вайндуол никогда не сравнятся с красотой северных метелей. Однако существует долг, который обязан выплачивать каждый. Долг между законом и совестью. Я, Овроллия Киртан, бедная баронесса из герцогства Нортирар, обучаясь за счёт своей родины в славном Акадар Фрадуре, готова вернуть долг! Однажды менестрели и музыканты по всему миру воспоют о магии и тех, кто восхваляет её… не над наукой и искусством, но в гармонии с ними.

Немой вопрос застыл в глазах многих. Овроллия ощущала, как настоящие лучи льда из глаз архимага пронизывают её затылок. Зверский холод буквально забирал её силы, однако тепло защитило её. Винесцора взяла её за руку и воскликнула на весь зал:

— Ласточка нашла своё гнездо!

Оставшуюся церемонию никто не веселился. Староста, понимая, сколько вопросов будет к Ови, села рядом с ней и, вернув оброненное письмо и положив диадему на стол между блюд, демонстративно отгоняла любопытных выпускников и даже профессоров. Со всех сторон только и раздавались удивлённые перешёптывания, и Ласточка понимала: в конце своего пути она нарушила порядок.

Винесцора защищала её даже от собственных друзей, требуя от них, чтобы они дали Овроллии побыть одной. Когда официальная часть закончилась и руководство академией куда-то исчезло, Ови спрятала письмо в рукаве и отправилась прочь из зала, сопровождаемая не только нимфой, но и её помощниками. Кресци, Нундар и остальные пытались пробиться через них, но королева со своими подданными перекрыли выход в ожидании, когда силуэт Ласточки скрылся за углом.

Овроллия не заметила, как кто-то окликнул её, а потом дёрнул за рукав, заставив остановиться. Илес выглядел на удивление нарядным в жилете поверх светлой рубахи, а на его груди красовалась золотая цепочка с крохотным полярным вороном.

— Стража не пустила меня на церемонию, но я всё слышал, любезная подруга… Над залом есть балконная галерея, там был и тот чиновник от префектуры.

— Прости меня, Илес, я устала, — отвечала она. — Сейчас же соберусь и найму извозчика в Квольцетаре. Хватит с меня вьюги, пора возвращаться домой.

— Это всё… из-за мастера Алерица? Зачем ты вообще слушала его, он ведь!..

— Пойдём, а то Винесцора их долго не удержит.

— Куда пойдём, Ови?! — воспротивился он. — Что ты задумала?

— Поможешь мне донести вещи до трактира?

Она вырвалась из цепких лап полурослика и направилась вперёд. Не имея выбора, он пошёл следом.

По пути из уст Илеса улавливалось много разных слов, от подлизываний до проклятий, адресованных, конечно, в сторону злодеев. Однако мысли о грядущей дороге и содержимом письма увлекали девушку, напоминали о её прозвище.

В женских комнатах последнего курса ещё никого не было. Овроллия вытащила из-под постели сумки и сказала Илесу:

— Я беру только основное, что прислали родители. Всё, что связано с Акадар Фрадуром, сложила в тумбу, а верхняя одежда и дорожная мантия — в шкафу. Объяснишь Кресци, прошу тебя.

— Нельзя так просто взять и уехать! — полурослик развёл руками посреди комнаты. — Такие решения принимаются заблаговременно! После посиделок с друзьями!

— Объяснишь ей? — равнодушно повторила она.

Илес не выдержал и уселся на ближайшую кровать, принявшись утирать лицо рукавом. Ови ещё никогда не видела его слёз, даже когда она или Рибес были ранены. Девушка подошла к другу, взяла за руки и спросила:

— Ты ведь не думаешь, что я всю жизнь буду в этих стенах? Месяцем раньше, чем положено, уеду. Какая разница?

— Дело в том, как ты уезжаешь, — он исподлобья взглянул на неё с застывшими гроздьями слёз на веках. — Тихо, не прощаясь ни с кем… Но на церемонии от твоих слов перепугались все. Хорошо, ты не видела лица архимага… Зачем ты сказала так? Скажи, зачем…

— Действительно, зачем, — произнёс знакомый голос. Ови подняла голову и увидела в свете тусклой настенной свечи, как в дверном проёме застыла фигура профессора Кенциля. Он продолжал: — Ласточка, что бы ты ни задумала, отправляйся со мной. Твои сокурсники готовы порвать всех и каждого, в общем зале чуть не дошло до драки между Винесцорой и Кресци, и только академская стража разогнала разъярённых девиц.

— Куда мы пойдём, мессир профессор? — спросил вполголоса полурослик.

— Туда, где вас не будут искать ни выпускники, ни архимаг. Он зол, Овроллия, очень зол. Любимейший цветок покинул сад без разрешения садовника, нанеся оскорбление его гордости и авторитету.

— Он это заслужил, — сказала девушка, накидывая на себя дорожный плащ и ремень сумки.

— А ты, — Кенциль подошёл ближе, и Овроллия увидела огоньки в его глазах, — не заслужила быть запечатлённой на портрете. Он может, если захочет, — наставник взял две оставшиеся сумки, а Илес схватил последнюю. — Идём, скорее.

Через воздушные галереи, коридоры и лестницы троица кралась в сторону главного корпуса. Академская стража по пути предупреждалась профессором, а редкие школяры не были выпускниками, и потому никто не знал беглецов. Однако в одном из коридоров показалось несколько силуэтов, профессор приказал идти другим путём.

— Скажите, мессир, куда мы идём? — спросила Ови.

— Мы с Илесом не рассказали тебе, как быстро смогли выбраться из того подземелья, чтобы позвать старшину юстициаров. Я обнаружил в груде металла ключ от тайного хода, бегло изучив записи Алерица. Он сам использовал этот туннель, чтобы попадать к своему творению без спуска в подземелья.

Пройдя коридор, академики наткнулись на нескольких сокурсников Овроллии. Она не нашла ничего лучше, кроме использования заклинания силового поля. Перегородив коридор светло-голубой мембраной от пола до потолка, беглецы побежали назад, и вскоре уже Илес начал вести наставника с воспитанницей по коридорам и лестницам.

На первом этаже была только стража. Миновав её и закрыв за собой двери, профессор приказал полурослику открыть потайной лаз. Овроллия сразу же узнала коридор, который закрывался с двух сторон на замок. Как и в прошлый раз, ей послышался едва различимый плач.

— Это не безумие… не безумие! — прошипела она, оглядываясь и боясь открытой фальшпанели за спиной одной из статуй. — Наставник, она точно мертва? Та, с чьего тела вы достали ключ?!

— Идём! — приказал Кенциль, ибо за дверные ручки позади начали дёргать.

Фальшпанель привелась в действие тем же ключом, и, казалось, деревянное полотно, покрывающее толстую каменную плиту со стороны коридора, надёжно защищало мастера Алерица и его голема от чуткого слуха студентов, профессоров и стражников.

Пройдя через узкую винтовую лестницу и короткий коридор, они вышли в тот самый зал круглой формы, где всё ещё потрескивали настольные лампы. Овроллия едва не выронила сумку, когда часть сломанной люстры пошевелилась, но оказалось, что здесь дремала её ласточка.

— Вот и вы! — прощебетала птица, застыв в воздухе.

— Стой! Ты остаёшься здесь! — приказала Ови.

Пернатая покрутила головой и облетела людей с полуросликом, пытаясь преградить им дорогу. Она пропела:

— Бросаешь меня после всех приключений?

— Я бесконечно благодарна тебе, — остановилась Овроллия. Илес и Кенциль встали у прохода к мозаике, чародейка продолжала: — Но ты не являешься частью меня. Илес прав, — она обернулась к другу, — слова Алерица засели у меня в голове очень глубоко. После того убийства я начала меняться, а ты — вобрала в себя разум другого человека, который даже не осознаёт себя. Я создала нечто новое, но не то, чего желала…

— Подчинение… беспрекословная лояльность, — прощебетала ласточка, махая крылышками. — Значит ли это, что мы не можем дружить, как старшая сестра с младшей?..

— Нет, — сразу ответила девушка. — Это моя ошибка. С момента твоего сотворения я хотела наделить тебя настоящим интеллектом, чтобы ты отличалась от послушных иллюзий и конструктов, была самостоятельна в принятии решений и… способна учиться и учить других, включая меня. Но, осознавая себя как личность, ты…

— Стала спорить, перечить тебе, превознося своё мнением над твоим, — перебила птица, повернув голову и посмотрев на молчаливых спутников хозяйки. — После того, как безумный чародей поймал меня в свои сети, и ко мне, приходится признаться, вернулась часть чего-то, что можно назвать «жизнью». Я стала понимать, что моя жизнь зависит от постоянной подпитки магией. Не чары того одичалого мага оставили рану на всё время моего существования, не клинок твоей сестры-близнеца. Хозяйка, эта связь чудовищна. Без магии я буду не более чем сотканным из материи пространства телом, имитирующим настоящую птицу. Только рядом с мозаикой я чувствую себя в покое и безопасности… Ты решила окончательно, нет смысла переубеждать твою светлую голову?

Ови скинула сумку на пол, взяла фамильяра в руку и погладила. Чёрные глаза не показывали ничего, возможно, все те эмоции, которые Овроллия видела раньше, были не более чем результатом самовнушением.

— Я выдавала желаемое за действительное… Однако исследования нельзя бросать на полпути. Ты останешься здесь, я отвяжу своё сознание от твоего. Проживи спокойную жизнь в вечности и… не позволяй более никому из школяров приближаться к этому мозаичному панно.

— Что ты намерена сделать? — вполголоса просипел полурослик, пока чародейка поглаживала пернатую голову.

— Новую ласточку. Моё заклинание будет обновлено, как и я — вернусь в этот мир новой. Дочь рыцарей, так он назвал меня. Доблесть, честность, отвага и сила — вот те столпы, на которых должна покоиться магия. Искусство и наука беспомощны сами по себе. Теперь я поняла.

Наставник Кенциль тяжело выдохнул и поправил две сумки на своих плечах. Илес отмолчался. Овроллия вспомнила позабытые месяцы назад строки, прочла про себя чары и поцеловала ласточку в лоб. Из её головы в уста бывшей хозяйки потянулась голубоватая пелена наподобие лёгкой дымки. Девушка почувствовала прилив сил, будто к ней вернулась вся та уверенность и твёрдость, с которыми пришлось расстаться после убийства стражников.

— Не забывай свою подругу, — пропела птица более осознанно. — И мы не забудем тебя.

Ови кивнула и подкинула ласточку, после чего взяла сумку и направилась следом за спутниками в коридор.

Не сразу найдя секретный рычаг, беглецы открыли мозаичное панно и выбрались наружу. Вскоре каменная плита, украшенная светящейся ласточкой, поднялась из проёма в полу и встала на месте. Иллюзорная птица села рядом и проводила бывшую хозяйку последним щебетанием:

— Никто не откроет эту мозаику, клянусь своим хвостом. Прощай, Овроллия.

Чародейка кивнула и вместе со спутниками отправилась прочь.

На конюшнях никого не было, кроме двух слуг-конюхов из числа людей. Они помогли навьючить поклажу на двух лошадей и выпроводили беглецов во двор. Те доехали до ворот, где их вышел встречать стражник с учётным журналом. Он дал команду остальным готовиться к пропуску, а сам записал сначала имена профессора и полурослика, после чего обратился к Овроллии:

— Как вас записать, атессира чародейка?

— Овроллия Киртан, баронесса из герцогства Нортирар, королевства Вайндуол. Пусть хронисты запомнят меня такой.

Спутники переглянулись. Илес, сидя за спиной подруги, что-то промычал про себя. Ови услышала тихие всхлипывания.