Портрет Ласточки

Глава 7.3 Когда начинаются грозы

Вскоре две лошади спустились с холма в низину и проехали городские ворота Квольцетара. Повсюду мерцали голубым пламенем парящие фонари, черепицы крыш и окна домов отражали искусственный свет и приманивали к себе одиноких горожан, спешащих, однако, спрятаться в тепло. Надвигалась буря, и колокол на самой высокой башне предупреждал жителей о необходимости укрыться.

В трактире было немноголюдно. Илес отправился договариваться с несколькими возницами, а Овроллия и Кенциль уселись с поклажей в середине зала и заказали себе только ягодный морс и чай с травами и мёдом. Профессор попробовал и, сдерживая гримасу на лице, проговорил:

— Горьковат, в стены академии попадает лучший экстракт, а не разбавленный какой-то дрянью из джунглей…

— В моём королевстве такого чая нет, — заявила девушка, вертя в руке письмо с гербовой печатью.

Наставник жестом попросил взять его, и Ови передала. Пока он читал содержимое, в трактир вошёл человек с шарфом на всё лицо и опущенным капюшоном. Он поставил какой-то продолговатый предмет за угол и, опираясь на стены и столы по пути, направился к барной стойке. Кенциль же, закончив читать, изобразил удивление и сказал:

— Значит, вот как… На твоей родине знают, что ты здесь метила в лучшие выпускницы. Герцогская казна оплатит твоё дальнейшее обучение в Королевском университете волшебства?

— Он находится в двух днях пути от нашей столицы Арлемиа, — сказала она. — Это единственное место, которое может посоперничать с подготовкой северных академий. Моё королевство заслуживает большего, заслуживает, чтобы маги прекратили служить светской власти.

— Ох, твоя семья явно много писала тебе… — Кенциль передал письмо обратно. — Значит, таково твоё решение? Своё перерождение ты закончишь в родных стенах?

Девушка осмотрела зал трактира. Редкие посетители беседовали о своём. По правую руку от неё сел, тяжело передвигаясь, сутулый человек в капюшоне с шарфом и, едва хозяин принёс поднос, начал есть тонкие ломтики отбивной с морсом. Илес у барной стойки пытался на пальцах объяснить что-то двум облачённым в дорожные одежды мужам, те постоянно перебивали его и явно пытались договориться о цене. Ови в сердцах подумала, что народ акадари не сильно отличается от её родных.

— Думаю, мессир профессор, — произнесла она наконец, — моё перерождение только начинается. Ведь я сказала на глазах у цвета вашей нации, в чём вижу наше будущее. В постоянной работе. Акадар Фрадур не даст её, здесь действительно царят жёсткие порядки. Я попытаю счастья там, где буду чувствовать себя комфортно. Там, где нет могущественных чародеев, и тебе не придётся быть… лишь именем в чьём-то рейтинге.

Кенциль удивлённо посмотрел на неё, но почти сразу же выражение его лица стало равнодушным. Он нетипично для себя ухмыльнулся и сказал:

— Многие студенты последних курсов знают, что их наставники заключают между собой пари.

— Интересно, если я сбежала с выпускного, пропустив последнюю церемонию, вы получите свою награду?

Профессор ещё раз ухмыльнулся, но более притворно. Кажется, он сам не знал этого. Однако, обхватив лицо ладонями и положив локти на стол, отвечал серьёзно:

— У тебя в голове сложилось неправильное мнение о нашем народе. Чем старше ты становилась, тем больше у тебя копилось вопросов: «Как они могут так делать? Почему одно порицается, а другое восхваляется? Где золотая середина, зачем рубить с плеча?.. Какие демоны нашептали архимагу, что меня не нужно наказывать за нарушение приказа?..» Ты думаешь, что здесь у тебя нет родных, что все акадари ищут повода упрекнуть тебя в чём-то. Поверь, ни одна система образования, ни у одного государства в мире, не отличается от остальных.

— Это чистая правда. Я была одна против умного, хотя и обезумевшего чародея, у которого имелся покровитель. Жаль, с ним нельзя ничего сделать…

— Ты была не одна, — сцепив пальцы в замок, заявил наставник. — Почти все знали о твоём расследовании, даже сама Лёдериц догадывалась, говоря об этом намёками, но никто не мешал тебе. Юстициары исполняли свою функцию, академия заканчивала учебный год. Однако ключевая улика в любом случае говорила против тебя. Ректор прав. Ты должна была проделать этот путь сама, потому что злодей целенаправленно требовал этого от тебя. Если бы Паристо нашёл Алерица и передал в руки ополчения, как бы сложилась твоя дальнейшая жизнь? Как бы вела себя твоя ласточка? Ты показала нам пример, что такое доблесть. Акадари не сразу, но примут это.

— Я говорю не о частностях, наставник, — помотала головой девушка, — а о ситуации в целом. Где тот самый порядок, когда он так нужен? Почему два талантливых чародея, не поделившие одну женщину, обезумели от взаимной ненависти и назвали себя друзьями? Почему доступ в башню канцлера имеет любой посторонний? Без информации из учётного журнала злодей и его компаньон бы не установили третьего человека, который привозил клинок в стены академии. Как… как Акадар Фрадур — гордый и могущественный — допустил саму возможность расчеловечивания своих отпрысков? Вы помните о нашем столкновении с двумя обезумевшими магами? Они уже начали превращаться в личей, в поборников смерти! Они… чёрт возьми, сами того не понимая, от голода съели свою дочь! Я ещё не упоминала о том, с какой ненавистью юстициары Квольцетара и префектуры разили друг друга чарами, и только вмешательство ректора… нет, Винесцоры! Только её вмешательство не допустило кровопролития! Это ли порядок?!

Последние слова Овроллия произносила с визгом. Некоторые посетители трактира начали обращать на неё внимание, Илес, стирая пот со лба, глуповато улыбнулся. Ови огляделась и опустила голову в кубок. В отражении мутной поверхности цвета киновари увидела слёзы.

— Абсолютного порядка не бывает, девочка…

— Тогда и не нужно возводить его в абсолют, — огрызнулась она.

Оба замолчали на какое-то время. Человек справа жевал медленно, будто вслушивался в произносимые слова.

Вскоре Илес вернулся и сказал, что договорился с одним извозчиком, но тот согласился отвести Овроллию до границы префектуры. Дальше ей требовалось нанимать новые сани. Девушка поблагодарила друга, отдала ему из наплечной сумки требуемые золотые и отпустила. Полурослик добежал до барной стойки, и возница заказал ещё эля, предложив Илесу. Обдумывая последние недели пребывания в академских застенках, Ови сказала:

— Помню, вы спросили у меня, почему я не рассказала вам о своеволии птицы и мозаике в подземелье… Я солгала тогда, простите.

— Прощения, — напомнил наставник о том, как привыкли говорить акадари. — И что вызвало твою ложь?

— Вы плакали в первый день после убийства, когда юстициары привели меня к архимагу… Я не хотела, чтобы вы больше разочаровывались во мне.

Он достал из наплечной сумки использованный флакон, на этикетке которого было написано незнакомое слово на акадарском языке. Овроллия спросила:

— Что это?..

— Это зелье вызывает панический приступ, ослабляет разум. Я иногда даю его другим студентам, чтобы снизить порог их эмоциональной стабильности. Тоже, знаешь ли, нарушение порядка, когда студентка в слезах врывается к преподавателю и просит отсрочить пересдачу зачёта. Жерацир в своё время дал мне и паре других профессоров несколько флаконов, не удивляйся. Я в алхимии не знаю ничего, кроме того, что запомнил из слов преподавателей кафедры.

— Вы не боитесь говорить такое при самом архимаге? — неожиданно спросила Ови. Кенциль удивлённо осмотрелся и не понял, про кого она. Девушка кивнула на человека в капюшоне и сказала: — Нессир ректор, когда вы входили в зал, то оставили свою трость за тем углом. И весь путь до нас опирались на столешницы.

— Я не хотел с тобой разговаривать, — послышался из-за шарфа мелодичный голос. — Не хотел смотреть в твоё лицо, смотреть правде в глаза. Но мне было интересно послушать, как громко ты хлопнешь дверью, уходя отсюда без желания вернуться, — незнакомец повернулся, и Овроллия узнала эти слепнущие светло-голубые глаза. — Значит, ты считаешь, что мы сотворили мнимый порядок? Укрывшись за сводами законов, сами нарушаем их тогда, когда нам удобно? А не все ли государства влекут подобное существование?

— Но они признают свои ошибки, — отвечала Ласточка. — Акадар Фрадур же умалчивает, как и вы, господин ректор, умолчали о своих. Уверена, вы с самого начала если не знали, то подозревали о планах академского чиновника. Ваши связи в префектуре не значатся ни в одном своде правил, но…

— Догадка, Овроллия, — спокойно перебил Паристо.

— Пусть будет догадка, но хочу, чтобы вы знали. Эта лаборатория, скрытая за мозаичной галереей, останется похороненной под толщей ваших знаний. Никто больше не потревожит уничтоженного голема.

— Не тебе принимать такое решение, Ласточка, — помотал головой наставник, и Ови поняла, что он занимает сторону архимага. — Академия подчиняется ректору и совету провинции, но не тебе…

— Я изучила там всё с внимательностью орла, пока готовилась к защите работы и после неё: каждую щель, арочные своды, дверные проёмы… — прошипела девушка, наклонившись в кресле и сжав пальцами колени. — Если начнёте копать, произойдёт обвал. Магические ловушки будут действовать долго, и, боюсь, снять их сможет только тот, чьей руке они принадлежат. Весь главный корпус провалится вниз и погубит сотни лет практик и десятки поколений истории. Клянусь Всеотцом, так и произойдёт.

— Всеотцом?.. — переспросил сам ректор. Седые брови приподнялись и скрылись под полой капюшона. — Значит, твои слова — это не сиюминутный каприз, Ласточка действительно сделала выбор и решила вернуться в гнездо?

— Ласточка выучила последний урок.

Молчание прервали грузные шаги укутанного в меховую накидку, как медведь, извозчика. Он произнёс необычайно весёлым для акадари голосом с лёгким акцентом:

— Атессира чародейка, пока не началась пурга, лучше двинуться в дорогу сейчас. Я погружу ваши сумки на сани, и мы стремглав помчимся за уходящим солнцем!.. Пусть здесь солнца и не видать!

— Конечно, — через силу улыбнулась она, — я готова отбыть.

Когда медведь погрузил на плечи все сумки, вернулся полурослик. Он сказал:

— Ох уж эти лодвинге… Я сначала и не понял, что он из переселенцев с юга, то-то он говорливый такой! А что здесь происходит?..

— Я уезжаю, Илес, — сказала она, взглянув в глаза архимага и наставника. Те выглядели абсолютно равнодушными, но царящее между ними напряжение, казалось, висело на волоске. — Прощайте, мессир наставник, нессир архимаг, — последнее вызвало у Илеса скрытое удивление. — Надеюсь, вы не будете сжигать мои письма.

— Когда начинаются грозы, ласточки спасаются от снегов на юге, — процитировал её Паристо. — Я не держу на тебя зла, Ласточка. Лети, надеюсь, твой путь приведёт тебя к чему-то великому. Прощай.

— Прощай, девочка, — без улыбки сказал Кенциль. — Ты была не цветком, но блестящим самоцветом на короне, именуемой академией Белого Пергамента. Надеюсь, твоя магия будет защищать королевство Вайндуол.

Она обнялась с обоими, не чувствуя их ладоней на своей спине, и вышла прочь, сопровождаемая полуросликом. К двери как раз подъехали сани, запряжённые двумя сивками в попонах. На них изображались какие-то незнакомые цветы, и Ови сразу же вспомнила о гербовой печати на своём письме.

— Меня ждёт герцогство снежной розы, — произнесла она. — Прощай, любезный друг. Я буду слать тебе письма. В первом письме будет ответный адресат, не волнуйся, ты всегда сможешь написать мне.

— Жаль, что всё заканчивается именно так… Желаю всех благ, любезная Ласточка.

Друзья обнялись. Овроллия ещё раз напомнила об оставленных вещах, и Илес пообещал, что сообщит её друзьям. Девушка забралась в сани, подняла козырёк и улыбнулась провожающему. Когда архимаг и наставник вышли и встали по обе стороны от полурослика, она нашла в себе силы улыбнуться и им. Извозчик, взмахнув хлыстом, скомандовал лошадям:

— Поехали!