Коротко северное лето, быстро оно проходит. Но на сей раз Григорию казалось, что оно тянется бесконечно. Долгие световые дни, когда солнце палит по-южному знойно, когда тучи комарья и мошки висят над головой, лезут в нос, в уши, в рот, забивая дыхание, когда и по ночам светло, как в первые сумерки, хоть книгу читай, в эти бесконечно долгие дни тяжелой изнурительной работы таяла, как свеча, тихая надежда на удачу. Проходили летние месяцы, ушли в прошлое июнь, июль, начался август, а поиски пока не принесли желаемого результата. Даже намека на удачу. Перемыты тонны галечника, сожгли бочки бензина и солярки, неустанно пыхтит работяга-движок, но в намытых пробах, сколько ни просвечивали их рентгеновскими лучами, не появилось и отдаленно похожего на голубой блеск… Алмазами в этом краю, как поговаривали рабочие, и «не пахнет».
В душу начали закрадываться сомнения. По ночам, забравшись в спальный мешок с головой, Григорий мучительно думал, думал. Может быть, зря двинулись сюда, на Вилюй? Может быть, якутские легенды и сказание о чудном камне светозарном, о солнечном камне-счастье не имеют под собой реальной почвы, а чистая фантазия? Может быть, надо было не распылять силы, а вести поиски более концентрированно на Нижней Тунгуске, где в прошлом году нашли крохотный алмазный кристаллик?.. Но где-то внутри, в самой глубине души, теплился робкий огонек надежды. Летний сезон еще не закончился, а это значит, что, может быть, блеснет и в здешних краях солнечный свет удачи. Над спальным мешком тонко пели комары свою нудно однообразную песню, да где-то спросонья крякала кем-то испуганная утка…
А с утра Григорий снова был требовательным и дотошным, ибо в строгости, как он понимал, здесь, вдали от города, на лоне расслабляющей природы, была главная цементирующая сила, мобилизующая людей на выполнение обычного рабочего долга. Жара стояла нестерпимая - ни дуновения ветерка, ни спасительного дождичка. Термометр подвешен в тени, столбик ртути показывает выше тридцати градусов… Рабочие, обнаженные по пояс, загорелые и искусанные комарами, загружают прожорливую машину все новой и новой порцией галечника, взятого на пробу…
Григорий, повязав голову полотенцем в виде чалмы, не отходил от машины. То помогал рабочим ее загружать, то внимательно просматривал намытые шлихи, осадочный материал.
- Зря, начальник, потеете и себя на изъедение комарикам подставляете, - вроде бы миролюбиво говорил рабочий с наколками на груди и руках. - Все одно, как ни крути, а кроме вас самих, никто не поверит, не измерит кучки песка и гальки, которой обмозолим руки и душу…
Григорий понимал, куда тот клонит. Но он не оборвал и не прикрикнул. Приказом делу не поможешь. И ответил спокойно, как само собой разумеющееся:
- Мы поиск ведем, а не просто породу перекантовываем с одного места на другое.
- Вести-то ведем, начальник, а пока за целое лето в итоге ноль целых и…
Но он не успел закончить фразу. Из избушки выскочил сияющий рентгенолог Богословский и во всю мощь закричал:
- Ал-ма-аз!!!
Эта радостная весть мгновенно пронеслась над лагерем из конца в конец, по всей длинной косе и побережью. К избушке бежали как на пожар, а может быть, и быстрее. Каждому хотелось взглянуть на драгоценный камень.
- В гальке он был, в самом нутре, - в который раз рассказывал рентгенолог. - Хотел было ее выкинуть, да на всякий случай навел на нее луч. А она как засветится! Как звездочка на небе, ясно-ясно! Включил, смотрю и ничего не понимаю: галька - она и есть галька, лишь белая крапинка. Тогда стал наводить луч с краю. Сначала никакого свечения, а как до середины луч доходил, до белой отметинки, сразу голубое сияние. Ну и понятно стало - край алмаза. Он сам внутри в каверне.
Кристаллик был крохотный. В поперечник не больше трех миллиметров. Но это был самый настоящий алмаз.
Григорий положил его на свою жесткую, в наростах мозолей ладонь. Вокруг толпились притихшие и взволнованные люди, потные, усталые, но лица их, изъеденные мошкой и комарьем, светились счастливой радостью.
А в избушку втискивались и втискивались, словно она была резиновая. Прибежала и повариха, на ходу вытирая лицо фартуком.
- Покажите! Покажите!
Файнштейн поднял руку над головой, чтобы все могли увидеть кристаллик. Но тут произошло непредвиденное. Кто-то нечаянно толкнул или задел плечом руку. И алмаз упал!
Вздох отчаяния вырвался из многих уст, кто-то тихо матюкнулся. Григорий первым пришел в себя:
- Не двигаться! Всем быть на месте!.. Искать.
В тесной душной избушке долго и тщетно искали исчезнувший алмаз. Он словно провалился сквозь землю. Обшарили каждый уголок, обследовали каждую половицу, каждую щель. Кристалл исчез, вроде его вовсе и не было.
- Давайте сожжем избу, - предложил настырный техник. - Соберем и промоем землю и пепел, пропустим через отсадочную машину и снова найдем алмаз.
Кто-то из геологов резонно ответил:
- Бесполезное дело. Алмаз-то из чистого углерода состоит. Сгорит он вместе с избою без следа и остатка.
Надо было что-то предпринимать. Все алмаз видели, и на глазах он исчез. Улететь он не мог. Значит, где-то прячется в комнате, закатился куда-нибудь или в складках одежды зацепился. И тут же все решают: выходить по одному, тщательно осмотрев одежду и обувь. В полной тишине люди отряхивались, разувались, осматривали сапоги, ботинки… Солнце село и, казалось, через окно насквозь просвечивало желтыми вечерними лучами избу, помогая поискам.
- Есть! У меня… Тут он! - раздался взволнованный голос того рабочего, с наколками на груди и руках. - На резиновом сапоге, смотрите. Прилип к грязи.
- Замри! Не шевелись!.. - зашикали сразу со всех сторон.
Драгоценный кристалл положили в пол-литровую банку из-под компота.
- Теперь не потеряется!..
Крошечный кристалл, первый алмаз, а как он тронул сердце каждого члена экспедиции. Кажется, веселей зарокотал движок, натужнее загудела машина, а рабочие с азартом загружали ее новыми порциями, словно они и не работали с самого утра, словно не знают никакой усталости…
А в палатке радиста Григорий Файнштейн набросал первую радиограмму в штаб экспедиции Одинцову. О находке сообщал условным шифром. Радист тут же отстучал:
«Пропал олень зпт срочно выезжайте».
Вскоре из штаба пришел ответ. Радист недоуменно пожал плечами и протянул ее Файнштейну.
- «Купите другого», - прочел Григорий вслух и улыбнулся. - В штабе или не поверили, или забыли.
- Может, повторим телеграмму?
- Да, надо повторить. Только более утвердительнее. Пиши, - Григорий стал диктовать: - «Олень сдох навсегда, запятая, точный диагноз дал ветеринар Богословский».
- Так Михаил Григорьевич Богословский вовсе не ветеринар, а рентгенолог.
- Ты пиши, как я диктую. Михаила Григорьевича они сами хорошо знают и тогда сразу поймут телеграмму.
День 7 августа 1949 года вошел В историю освоения алмазного края.