Прах земной [СИ]

Элена.

Я думала, Лёша разорётся, когда увидит свою руку, но он напротив был очень спокоен, по крайней мере, внешне. Что творилось у него на душе, я могла лишь догадываться.

В коридоре, прилипнув к двери, дежурили Кристиан и Дженнифер. Заходить к своему Царю они боялись, потому и попросили меня поговорить с ним первой. Наверное, я плохо знала Лёшу, так как страха он во мне не вызывал, хотя должен был. Как-никак – Глава Дома неприкасаемых.

– Что там? Как там? – стоило выйти из палаты, как на меня тут же накинулась Джен. Она с опаской поглядывала на дверь и сильно нервничала.

– Да шок у него… сами слышали, он не орал, не ругался, просто лежал и смотрел на свою руку. Зайдите к нему, проведайте, а то ещё больше потом за промедление получите.

Кивнув, девушка потянула Криса за собой в палату. Секундой позже стало слышно, как кричит на них Лёша, в красках описывая различные способы расчленения и виды казни.

Неприкасаемые сейчас, наверное, от ужаса в стену вжались. Они-то как раз этого и боялись…

Мне даже жалко их немного стало, хотя убийцы, в принципе, последние, кого стоило бы жалеть. Тем не менее, я была благодарна им за то, что они заботились о нас с Антоном, пока Рич и Карл валялись в отключке. Кстати, о мелком, родственники уже забрали его из больницы. Он, как и я, вылечился от подхваченной в Моное заразы, оказавшейся мутировавшим аналогом чесотки. Пришлось заплатить врачам нехилую сумму, чтобы они никому не распространялись об этом и не писали заявления в полицию.

Дескать, двое из леса перешли через границу с Моноем, проигнорировав предупреждающие знаки (которых не было), а назад вернулись уже больные, хромые и косые…

И Рич тоже! Вот как он мог заблудиться тогда в лесу?

Лечащий врач Лёши сейчас как раз менял моему неприкасаемому повязку на глазу. Застыв на пороге в нерешительности, я сделала глубокий вздох и подошла поближе.

– Геннадий Андреевич, вас там человек из соседней палаты зовёт, спросить что-то хочет.

– Сейчас закончу и приду, – не отвлекаясь от перевязки, сказал полноватый, лысый мужчина в синем халате врача. – Ричард, повязку снимать не разрешаю, если ещё раз снимите – привяжу вас к кровати и до самой выписки не отпущу!

– А он её уже снимал? – встрепенулась я, грозно нахмурив брови и посмотрев на Рича.

Неприкасаемый, заметив мой взгляд, пожал плечами и отвернулся к окну, рядом с которым стояла его кровать.

– Да. Сказал, что просто хотел посмотреть, что у него с глазом. А то, что осложнения могли начаться, это, конечно же, его не волнует! Врач всё поправит, всё вылечит! А нужна ли этому врачу лишняя морока? – проворчав себе под нос ещё что-то, Геннадий отодвинул меня в сторону и вышел из палаты.

– Ну, и как там этот? – по тону и брезгливой усмешке на губах, я поняла, что спрашивал Рич о Лёше. – Не молчи, я слышал его голос через стену.

Вот, гадство! Просила же врачей положить Лёшку в другое крыло больницы, глядишь, и не услышал бы неприкасаемый своего врага.

– А ты как себя чувствовал, когда без глаза три дня назад проснулся? – усевшись на его кровать, задала встречный вопрос я.

Смотреть на Рича было… больно. Всю голову и левый глаз ему перебинтовали, но щёку рассекал тонкий, едва заметный белый шрам.

Дураки. Подрались – и оба получили.

Шмыгнув носом, я склонила голову вниз, не зная, что ещё можно сказать. Когда же мужчина притянул меня к себе и обнял за плечи, и вовсе захотелось разрыдаться.

– Вы же больше не будете никаких боёв устраивать?

Он открыл рот, намереваясь что-то ответить, но тут же его закрыл.

– Рич?

– Как я могу обещать то, что не от одного меня зависит? – заправив прядь волос мне за ухо, резонно поинтересовался он.

– А ты со своей стороны пообещай, а с Лёшки я потом тоже такое обещание стрясу!

– Ну-ну, – усмехнулся мужчина, ни капли мне не поверив. – Стрясёшь ты с него такое.

– Не веришь?

– Конечно, нет, – легко согласился Рич, под моё недовольное сопение. – Ты, кстати, не помнишь, пока я без сознания был со мной в палате ещё кто-нибудь лежал? – он кивнул на стоящую у другой стены, аккуратно заправленную зелёным покрывалом кровать.

– Ну, да, был какой-то мужчина, но он уже умер, у него рак последней стадии был. А что?

– Ничего, просто… когда я – скажем так – спал, то постоянно слышал как кто-то пел. К нему родственники не приходили? – не смотря на показное равнодушие, Ричу отчего-то было важно знать ответ. Вот честно – сердцем чувствовала!

– Нет, вроде, никаких родственников или знакомых… только священник приходил. Геннадий Андреевич говорил, что Владиславу, мужчине тому, резко стало плохо, и он попросил позвать священника для исповеди. А тот сразу приехать не смог, до больницы добрался только через пять часов. И после того, как он причастил Владислава, тот сразу умер. Представляешь? Будто пять часов только его приезда и ждал***, – пересказала я Ричу, так поразивший меня случай.

– Угу, как специально, – пробормотал мужчина, почесав затылок.

– Кстати, а что врачи про твои когти говорят?

– То же, что и Мифьен раньше.

– Просят сдаться на опыты? – натянуто улыбнулась я, погладив его по щеке, вдоль шрама, и коснувшись повязки, закрывавшей больной глаз. Хотя… нечего там было уже закрывать.

Где-то через сорок-сорок пять минут вернулся Геннадий Андреевич и выгнал меня из палаты, сказав, что Ричу нужен отдых. Неприкасаемый наоборот говорил остаться, но я и сама видела, как его порой клонило в сон, а оттого быстро попрощалась и ушла. Напоследок заглянула к Лёше, но тот уже спал без задних ног.

Оставалось только надеяться, что проспавшись, они не полезут снова друг к другу выяснять отношения, а то от этих двоих всякого можно ожидать. Их не волнует, что столько людей заботится и переживает за них. Куда там господам неприкасаемым думать об этом! У них месть на уме, холодное и огнестрельное оружие, пытки…

Вечером, я снова пришла в больницу и сразу решила зайти к Лёше. Он сидел на кровати, подложив под спину штуки три подушки, и смотрел что-то на планшете.

– Привет, – поприветствовал меня он, отсалютовав "механической" рукой.

– Джен и Крис принесли? – кивнула я на планшет.

– Ага, контрабандой.

– Почему контрабандой?

– А мне к электронике нельзя прикасаться, из-за того что клешня не до конца настроена…

Парень ещё не договорил, а я уже вырвала планшет из его рук и отбежала подальше, чтобы он не смог до меня дотянуться.

– Если врачи сказали, что вредно, значит, вредно. Не вреди себе ещё больше.

– Да куда уже больше, – буркнул зло Лёша, но злость эта была направлена не на меня, а на того, кто сейчас мирно спал за стенкой в соседней палате.

– Лёш, а вы с Ричем… вы же не будете теперь драться? – помолчав немного, я задала другу тот же вопрос, что и Ричарду недавно.

– Хм, – загадочно хмыкнул парень. – А этот – ты поняла кто – что говорит?

– Что не только от него всё зависит.

– Нда? Ловко он ответственность на других перекладывает. Хотя это черта всех белых… Ладно, раз так, я его тоже трогать не буду, – на миг изменившись в лице, серьёзно пообещал друг.

– Правда? А чего это ты так легко согласился?

– Есть причины, – Лёша помахал перед моим носом железной рукой.

И тогда мне вспомнилась клятва, которую он давал своему отцу: Если я потеряю правую руку, то исправлюсь.

Неужели он думает сдержать слово?

Рич говорил, что Лёша абсолютно без тормозов, что он жесток и обещания исполняет лишь в тех случаях, когда ему самому это нужно… но мне хочется верить в лучшее.

– Спасибо, Лёш!

И жизнь вернулась почти в привычное русло. Крис каждый день возил меня в больницу, а потом обратно домой в лес. Я ещё немного побаивалась, что Рич и "Царь" снова полезут меряться силами, но вскоре и от этого страха удалось избавиться.

Кое-какие тёрки у них в последствие, конечно, были, но, к счастью, до рукоприкладства и метания ножей дела не доходили.

Я часто созванивалась с Мифьеном, один раз даже звонила Ане, поздравив её с Днём рождения и передав привет Мише. Лёша решил на неопределённое время остаться в Антарске. Каждую неделю он навещал меня, не обращая внимания на недовольное рычание Рича. Вот только, что ему понадобилось в городе, друг так и не сказал, но то, что в сводках новостей не появлялось сообщений о серийном маньяке, лично меня очень радовало…

Я так легко об этом говорю, хотя, по правде, сама до сих пор боюсь включать новостные каналы и читать газеты, чтобы не увидеть там чего-нибудь страшного.

А однажды Рич огорошил меня, сказав, что хочет покреститься.

– Точно? – на всякий случай переспросила я, гадая, что послужило толчком для такого желания.

– Да.

– А ты, случайно, не из-за того, что с твоим соседом по палате случилось, хочешь покреститься?

– И из-за этого тоже, – ответил он мне тогда, помявшись для приличия и объяснив. – Когда я лежал под капельницами, у меня была очень высокая температура, за сорок. А после того, как палату обрызгал водой священник, она буквально на глазах стала спадать, это даже Геннадий подтвердил.

– Хм. Ну, а об имени ты подумал? Ричардом в православной церкви, по-моему, не крестят.

– Тогда Илья.

Илья? Не под этим ли именем он мне цветы и чучела птиц когда-то дарил?

– Чего ты так привязался к этому имени?

– Меня так Роберт в детстве называл, – улыбнулся мужчина, хитро на меня посмотрев.

Лёша, кажется, говорил, что у некоторых неприкасаемых бывает по два имени, одно – данное до прихода в Дом, а другое – уже в Доме. Но я как-то не думала, что и у Рича может быть второе имя.

– А что ж ты, Илюшенька, раньше мне об этом не говорил? – ласково спросила я, схватил мужчину за воротник чёрной рубашки.

– А кто меня спрашивал?

– Действительно! А у тебя самого языка нет?

– Почему же? Есть, – возразил Рич-Илья и в долгом поцелуе прилип к моим губам.

Язык у него может и есть, а вот мозгов за время нашего знакомства прибавилось незначительно.

Тем не менее, через полтора месяца состоялись крестины. Крёстным стал Кристиан, а крёстной – Дженнифер. Других-то знакомых, которые бы согласились на такое, у нас не было.

– Ну что, как ощущения? – спросила, когда мы всей толпой вышли из храма. Волосы у Рича были ещё мокрые после умывания святой водой, но, учитывая, какой ветер дул на улице, они высохнут максимум через десять минут.

– Странные. До крещения у меня голова от его криков разрывалась, а сейчас такая тишина…

– От чьих криков? – не поняла я.

– Колесованного неприкасаемого. Помнишь, я тебе о нём рассказывал? Я сидел с ним в одной камере, и он просил меня убить его.

По спине побежали мурашки, едва я поняла, о ком говорит Рич.

– А что он тебе кричал до крещения?

– Что если я не могу наложить на себя руки, то должен убить хотя бы священника, – остановившись, мужчина поправил чёрную повязку на глазу. Он поправлял её каждые пять минут, видно было, что не привык ещё носить такую вещь.

– Давай помогу, а то узел сейчас совсем развяжется.

– Вы там скоро? – окликнул нас Крис, стоя возле машины.

– Скоро! – раздражённо ответил Рич, процедив сквозь зубы:

– Раньше они могли хоть вечность кого угодно ждать, а как связались с Карлом, так он им весь характер испортил.

– Мне кажется, это со всеми неприкасаемыми рано или поздно случается. Я вот тебе тоже характер "испортила", – улыбнулась я, вспомнив Антошку, которого он недавно спас. Согласитесь, если бы Рич остался прежним, равнодушным ко всему убийцей, мальчик вряд ли бы выжил.

Карл-Алексей.

Главарь банды, высокий, широкоплечий мужик с длинным клювом вместо нормального носа подошёл ближе и, дыхнув мне в лицо сигаретным дымом, завёл всем известную песню.

– Я не понял, ты чё борзый такой, а? Дядя тебя спросил, который час, а ты сразу игнор включил, да? – он наклонился, и мне, чтобы не упасть, пришлось отступить на два шага назад.

– Что ты, дядя, какой игнор? – простодушно спросил я, достав пистолет и прострелив главарю ноги.

Никто даже дёрнуться не успел.

– Расступись, малышня! – весело приказал, разглядывая ошарашенные лица мелких хулиганов. – Я должен быть хорошим, а вы мне мешаете…

Вдруг вдалеке сверкнула молния, и над городом прокатились один за другим раскаты грома, словно подтверждая мои слова. А может, и вправду подтверждая?

Элена сидела за небольшим деревянным столиком в зале у окна и думала, с чего бы ей начать запись в своём дневнике. С недавних пор девушка решила, что в её жизни происходит слишком много интересных вещей, которые не всегда откладываются в памяти и очень быстро забываются на фоне других событий. Чтобы не упустить ничего важного, она и завела дневник.

Только стоило взять в руки ручку, как дело тут же застопорилось. Не иначе, чем закон подлости в действии.

Отвлекая Элену от дневника, внизу затявкал лис Кубик, за воротами просигналила машина, и Илья, ругаясь на приехавших в такую рань (тринадцать часов, самое пекло), нацепил солнцезащитные очки и пошёл встречать гостей.

Эля же продолжала страдать над пустым дневником.

Она настолько увлеклась, что не услышала, как на первом этаже дома громче обычного хлопнула входная дверь, и кто-то, тяжело дыша, побежал вверх по лестнице. Не видела она и остановившегося на пороге бледного трёхлетнего мальчика с белыми волосами до плеч и чёрными глазами, а потому очень испугалась, когда сзади на неё кто-то налетел, обхватив маленькими ручонками за пояс и прилипнув щекой к спине.

– Эйка!

А вот голос она узнала сразу. Обернувшись, Элена чуть дрогнувшей рукой погладила мальчика, своего брата Филиппа, по голове.

– Филька…

Во дворе дома в это время сверлили друг друга взглядом два мужчины, сильно поседевший за прошедший год Олег Романов и муж Элены – Илья Синицын.

А на юге страны, отдыхая на даче отца, жарил картошку и подшучивал над сестрой Михаил Самохин. Это он, узнав о возвращении Олега в Россию, подсказал ему, где стоит искать свою дочь. Пусть и частично, но этим молодой человек искупил вину своего отца, убившего мать Элены. По крайней мере, он очень хотел в это верить.

Ich liebe dich* – (нем.) Я люблю тебя.

Моной** – Монойская Народная Республика.

Только его приезда и ждал*** – реальный случай.