Преданное прошлое

ГЛАВА 16

Раис гаварит, что через два дня мы придем в порт Сале в Мароко. А патом я ни знаю, что са мной будит. Раис уже встал на ноги, и я его мала вижу. Миня не наслали обратно в трюм, держат тут, в его каюте. Я надеилась, что он позволит маме тоже быть тут, но он проста отвернулся от миня, и я ни осмелилась его больши просить. Я баюсь, что будит дальше, патаму что я ему соврала, и он думает, что мы богатые и за нас заплатят большой выкуп. Но он ище грозит, что продаст миня султану, который, как я думаю, тут у них в стране вроде короля. Патаму что, он гаварит, что за миня много заплатят на рынке в Сале из-за моих рыжих волос и светлой кожи. Как мне жалка, что я ни послушалась добрава совета Энни Бэдкок и ни уехала дамой, в Кенджи, вмести с Робом…

— Ты почему удрала, как перепуганный заяц, Джулия? Очень странно это выглядело, надо тебе сказать.

Я посмотрела на кузину в упор:

— Да потому, что перестала выносить его присутствие.

Элисон скорчила сочувственную гримаску:

— Извини. Я, наверное, все испортила, да? Слушай, если тебе это не по нраву, может, мне отказаться от этой идеи с перестройкой коттеджа? Правда-правда. Наверное, не стоит с этим связываться. Много денег он все равно не принесет.

— После Эндрю много долгов осталось? — Мне было не совсем удобно об этом спрашивать. — А то я могла бы тебе помочь, сама знаешь.

Элисон улыбнулась, но глаза были полны слез.

— Наверное, все не так уж скверно, как я думаю. Я еще не занималась всеми этими бумагами, как-то духу не хватало… Но я ведь и сама могу пойти работать, хотя бы для того, чтоб было чем голову занять…

— Да нет, конечно, тебе надо взять этот коттедж в работу. Если, конечно, сама хочешь. Меня в расчет принимать не стоит.

— Да понимаешь, какая штука… — Вид у нее был несколько смущенный. — Боюсь, я слишком увлеклась, когда объясняла Майклу, во что хочу превратить этот коттедж. И он очень вдохновился моими идеями. Даже позвонил Анне, так что она сама сюда завтра приедет, чтобы обсудить, что тут можно сделать.

— Приедет?! — Я пришла в ужас. Интересно, Майкл предложил позвать Анну до того, как позвонил мне, или после? Если до того, то он, видимо, решил, что это его последний шанс увидеться со мной до приезда жены. А вот если после… Мне стало нехорошо. Это что, он такое наказание изобрел за то, что я его послала? Я понимала, что тут замешан еще и чисто практический интерес о коттедже, но что-то в глубине души подсказывало мне, что за всем этим кроются и другие, более глубокие и более гнусные мотивы. — Анна знает, что я тоже здесь?

— Э-э, да, — ответила кузина. — Прости меня. Когда Майкл положил трубку, то сказал, что она шлет тебе привет и с нетерпением ждет встречи.

В сердце словно вонзилось ледяное лезвие.

— Нет, я тут не останусь. Не могу!

Элисон потерла лоб.

— Господи, ну и каша! Может, лучше забыть обо всем этом? И попробовать вернуться к нормальным отношениям?

Я помотала головой:

— Слишком мало времени прошло. Я просто не могу ее видеть. Не чувствую в себе достаточно сил для этого. — У меня вдруг скривились губы, я почувствовала, что вот-вот разревусь.

И слезы тут же хлынули из глаз, а секунду спустя Элисон составила мне компанию. И бросилась мне на шею.

— Ох, я так перед тобой виновата! Прости! Господи, мы с тобой сейчас прямо как два фонтана…

Я ответила ей жалкой улыбкой, но постаралась взять себя в руки.

— Извини, что-то я слишком разволновалась. Это был ужасно глупый роман, его и заводить-то не стоило. Сама во всем виновата, но ты…

Элисон замахала на меня руками:

— Лучше не продолжай. — Она сглотнула. — Слушай, а может, это дает тебе реальную возможность со всем этим покончить? Раз и навсегда?

— Нет, я к этому еще не готова.

— Честно говоря, мне кажется, Майкл тоже не готов. Он только о тебе и говорит, пока тебя нет рядом.

Мое бедное сердечко предательски подпрыгнуло.

— Да, а еще он спрашивал про эту книжку о вышивках, прочитала ты ее уже или еще нет. Он, кажется, думает, что она может оказаться ценной.

— Если так, Эл, ты получишь ее назад.

Она замотала головой:

— Он ведь тебе ее подарил! И она теперь твоя, Джулия, честно-честно. И ни за что не давай ее ему без расписки, ладно?

Я широко улыбнулась.

— Это потому, что нам хорошо известно, какой он порядочный, да? Знаешь, Эл, мне и на самом деле нужно ненадолго смотаться в Лондон, просто посмотреть, все ли в порядке с магазином, и попытаться хоть немного прийти в себя.

Элисон пожала плечами:

— Делай то, что считаешь нужным. — Она положила руку мне на плечо. — Здорово, что ты ко мне сюда приехала. Мне это очень помогло, правда помогло.

— Рада, что сумела к тебе вырваться, — ответила я. Так оно и было на самом деле.

— Все в конце концов наладится, точно наладится. Я что хочу сказать, на все всегда есть свои причины, так ведь? Бывают такие дни, когда я и впрямь думаю, что там, наверху, имеется какой-то общий план, что-то вроде огромного ковра, этакого гобелена, и наши судьбы все в него вплетены — такой громадный, сложный узор жизни и смерти, весь из повторяющихся узоров, цветов и оттенков, и каждый из нас — как тоненькая ниточка во всем этом переплетении. А бывают и другие дни, когда я точно знаю, что мы полностью предоставлены самим себе и что вся эта каша, жуткое месиво, — результат наших собственных дел. И полностью наша вина. — Элисон тяжко вздохнула. — Но тут у нас имеются некоторые очень интересные совпадения. Я что имею в виду… Странно и даже сверхъестественно, что Эндрю должен был отослать эти книги Майклу и что одна из них оказалась про вышивки, как раз о том, чем ты так интересуешься, и в ней оказался этот старинный дневник, и Майкл обнаружил книгу и сразу подумал о тебе… Не говоря уж о том, что Кэтрин была родом не просто из Корнуолла, но прямо отсюда, из Кенджи, А на чердаке обнаружилась куча древнего барахла из того же Кенджи, самого разного — книги, ломаная мебель… Наверное, все это туда засунули, когда ремонтировали Кенджи-Мэнор, который за эти столетия здорово подгнил.

— Э-э-э… — пробормотала я. Мне было как-то не по себе. — Совпадение, видимо.

— Ты дальше уже успела почитать? Как она там, все еще трудится над напрестольной пеленой по заказу графини Солсбери? Как думаешь, она ее закончила?

— Этого, видимо, мы так никогда и не узнаем.

— Ну а почему бы нам не пройтись до этого поместья и не поглядеть, где она там жила? Прежде чем ты уедешь в Лондон.

И я согласилась, правда, не очень охотно.

К концу дня я уже очень жалела, что не отказалась. Посещение Кенджи-Мэнора произвело на меня самое гнетущее впечатление. Элисон говорила, что поместье превратили в туристический комплекс, но я не вполне представляла себе, что это должно означать, поэтому вид десятков маленьких уродливых бунгало и шале, втиснутых в небольшое пространство, где, видимо, некогда располагался драгоценный сад и огород леди Харрис, произвел на меня самое отвратительное впечатление, усиленное кричащими цветами детской игровой площадки, целым акром земли, отведенным под парковку, современной пристройкой, где размещался плавательный бассейн, и бесчисленными кипами информационных брошюр и листовок, приглашающих посетить всевозможные развлекательные заведения — величавые здания с коллекциями тропических бабочек и выставками мягкой игрушки, убогие частные зоопарки и миниатюрные железные дороги… Казалось, все древнее наследие Корнуолла было выставлено на продажу, безвкусно расфуфыренное, прямо как шлюха на панели. К пристройке примыкал старый главный дом поместья. Высокие тюдоровские каминные трубы были единственным честным напоминанием о его происхождении. Гранитная каменная кладка была закрыта штукатуркой, швы расшиты заново, а там, где был огород, произрастали разные лекарственные растения и прочая зелень, теперь располагался мощенный бетонными плитами двор. Огромный щит на подъезде к бывшему Кенджи-Мэнору пестрел хвалебными объявлениями рекламного агентства о том, что это старинное поместье является историческим памятником, а теперь перестраивается в элитный жилой дом. Ниже приводился номер телефона для клиентов.

— Можно позвонить и сказать, что мы потенциальные покупатели, — предложила Элисон.

Я устало покачала головой:

— Нет уж, спасибо.

Я и так уже была подавлена. У кого хватило ума проделать такое с настоящим старинным поместьем? И куда смотрели местные власти, отдел планирования, если позволили нанести подобное оскорбление настоящему сокровищу архитектуры? Именно это я и высказала Элисон.

— Дом, наверное, за все эти столетия здорово перестроен и пришел в упадок; там, может, ничего исторического и не осталось, чтоб его оберегать, — ответила кузина, пожав плечами. И сунула голову в открытую фасадную дверь. До нас доносился перестук молотков где-то дальше по коридору. Потом раздался топот тяжелых ботинок, и перед нами возник мужчина в строительной каске и желтом комбинезоне. В руке он держал пневматический молоток.

— Привет, — сказал он. — Вы на осмотр? А где же представитель агентства по продаже недвижимости?

— Мы договорились встретиться позже, — с ходу соврала Элисон. — А сами решили приехать пораньше и немного тут пошататься, поглядеть. Вы ж понимаете, какие они, эти агенты. Вечно спешат и стараются быстренько протащить вас мимо того, о чем непременно начнете задавать неудобные вопросы.

Оба засмеялись, прямо как заговорщики.

— Ну, тогда можете зайти, — сказал рабочий. — Походите, поглядите. Не то чтоб тут можно было что-то стащить. Ну разве что вы охотитесь за аккумуляторными дрелями. — И с хихиканьем махнул нам рукой, приглашая внутрь, а сам поспешил на рабочее место, продолжать процесс разрушения.

Если у меня и до этого было поганое настроение, то теперь я чувствовала себя совершенно разбитой и лишенной последних иллюзий. Какие следы Кэт и вообще жизни семнадцатого века могли сохраниться посреди всех этих новых панелей из гипсокартона и сотен метров проводов, галлонов сверкающей белизной краски и бесчисленных телефонных розеток?! Никаких следов прежних обитателей здесь, конечно, не было.

Даже мое сверхактивное воображение не могло воскресить тени сэра Артура и леди Харрис посреди этих двойных рам и современного полового покрытия; даже тени Роберта Болито и Джека Келлинча на этих стерильно-гладких бетонных плитах дорожек; или тени Мэтти и Нелл Шигуайн на фоне воняющей формальдегидом пластиковой отделки и нержавеющей стали пятнадцати совершенно одинаковых кухонь. Теперь уже никакая старуха цыганка не стучалась в двери этого дома, прося немного каши и хлеба, или что там теперь может служить их эквивалентом.

Я с несчастным видом брела вслед за Элисон из одной-комнаты в другую, и все яснее чувствовала: где бы теперь ни пребывала душа Кэтрин-Энн Триджинны, это не здесь.

В ту ночь мне приснился сон. Это было неизбежно после такого безумного дня. Ни одно из явлений, посетивших меня в тусклом предрассветном свете зари, ничуть не помогло бы в решении хоть одной проблемы, что стояли сейчас передо мной, скорее они лишь подчеркивали их сложность и неразрешимость. Анна в плаще с капюшоном, с огромным кривым ножом в руке, с которого капает кровь. Толпа людей, кричащих на меня что-то на языке, которого я не понимаю. Запах гари. Майкл, умоляющий меня сохранить ему жизнь. Я вновь и вновь погружалась в кошмар, потом выныривала и снова ныряла. И в итоге проснулась и пришла окончательно в себя, ощущая бремя ужаса, сдавившее мне душу и сердце.

В дверь постучала Элисон:

— У тебя все в порядке? Уже поздно, десятый час.

— Черт побери!

Я ведь хотела успеть на первый поезд, уходящий из Пензанса! А в итоге мы добрались до вокзала только к ленчу. Стоя на платформе и глядя на пассажиров только что прибывшего поезда из Лондона, Элисон вдруг спросила:

— Смотри, это не Анна?

У меня упало сердце, как камень, брошенный в колодец. Из вагона первого класса вышла ухоженная темноволосая женщина в курточке от дорогого портного и джинсах трубами, которые без каких-либо складок уходили в блестящие коричневые сапожки на высоком каблуке. Несмотря на ужас положения, чреватого хорошим скандалом, уже готовым на меня обрушиться, я обнаружила, что не могу не восхититься ее безупречным видом и стилем.

А потом повернулась и бросилась прочь.

Элисон ухватила меня за руку:

— Послушай, надо вести себя наглее. Что хуже — всего лишь поздороваться на вокзальной платформе и задержаться на пару минут, когда твой паровоз вот-вот учухает тебя далеко-далеко, или всю оставшуюся жизнь скрываться, пытаясь от нее спрятаться?

Кузина была права, хотя я и не понимала, почему бы нам просто не нырнуть в привокзальное кафе и укрыться там, пока Анна не уберется прочь. Так я и сказала. Элисон надула губы:

— Не будь дурой. Она наверняка тебя уже заметила, а потом, сразу будет понятно, что ты стараешься ее избегать. Кстати, если она решит, что я тоже принимаю участие в этих играх, она ж ни за что не доверит мне перестройку их коттеджа, так ведь?

Ну вот, так я и влипла. Осталось стоять и ждать. Как приготовленный к жертвоприношению агнец, отлично зная, что смерть неотвратимо приближается, глядя на жену своего экс-любовника, которая направлялась к нам, волоча за собой роскошный серебристый чемодан на колесиках, на ее лицо с превосходным макияжем, на котором не было ни признака того, что она заметила наше присутствие, я замерла на месте.

В последние семь лет мы встречались с Анной лишь изредка; этого было достаточно, чтобы отметить, как меняется ее положение, манера поведения, и некоторым образом даже завидовать ей.

Но когда она подошла ближе, не отрывая взгляда от асфальта, словно там скрывалась противопехотная мина, я вдруг поняла, как сильно состарилась бывшая подруга. Краска для волос и умелое использование косметики, конечно, многое могут скрыть, но чего они никогда не скроют, так это разрушений, причиненных катастрофическими жизненными передрягами. Ее рот, превосходно накрашенный, но с резко опущенными углами, по обеим сторонам украшали глубокие складки. Вот такая она теперь стала, Анна. Она прошла мимо нас и вышла из-под навеса на солнечный свет, так нас и не заметив; и мне пришло в голову, что я вижу перед собой глубоко несчастную женщину.

Об этом я некоторое время думала, пока ехала в Лондон.

В глубине души я, конечно, сознавала, что горе, глубоко запечатлевшееся на ее лице, было горем женщины, уже давно знающей, что муж ей изменяет, женщины, которая молча сносит эту его неверность и снимает с себя маску только наедине с самой собой или же в случайный момент, застигнутая врасплох, как это было, когда мы ее увидели. Так я и размышляла, пока поезд шел мимо Эксетера, мимо Тонтона, потом полз по Солсберийской равнине, и вспоминала наш с Майклом роман. Я вновь видела перед собой его тело, каждый его дюйм, одетое и раздетое, расслабленное и напряженное. И плакала, тихо и безнадежно, прижавшись лицом к окну, чтоб никто не видел. Поезд промчался сквозь Хангерфорд; когда мы сделали остановку в Ридинге, я уже сумела собрать все мысли о Майкле, закрыть в сундук и задвинуть его в самый темный чердачный угол сознания.

С чувством некоторого облегчения я наконец закрыла за собой дверь собственной квартиры — впервые после нескольких недель пребывания в чужом доме — и почувствовала, как меня обнимают и принимают в себя знакомые формы и очертания.

Чемодан я бросила в спальне, а сама пошла на кухню приготовить чаю. Побродила из комнаты в комнату, заново знакомясь с собственным домом. Может, я устала, или была переполнена впечатлениями, или, тоже может быть, мозг просто играл со мной в какие-то игры, но мне все время попадались на глаза некие странности. Неужели я и впрямь бросила воскресные газеты кучей под стол, так их и не убрав? Неужели книги на полках по обе стороны от камина всегда стояли в таком беспорядке? Я не помнила, чтобы поставила картонную коробку, полную разных папок, там, где она сейчас стоит. И вроде бы не оставляла открытой крышку бюро… Я нахмурилась.

В спальне я обнаружила, что ящик прикроватной тумбочки задвинут не до конца. Замочек был с секретом, и известен он был только мне одной. Так. Здесь кто-то был. Кто-то залезал ко мне в квартиру.

Охваченная внезапным приступом паники, я кинулась обратно в гостиную, но музыкальный центр стоял на месте, нетронутый, серебристые блоки в стиле хай-тек по-прежнему были подсоединены куда надо. Мои картины по-прежнему висели на стенах; старенький ноутбук, как и прежде, стоял на столе, и никто не позарился на жалкие ювелирные украшения, что мне когда-то подарила мама.

Я нахмурилась. Не слишком успешная кража, надо полагать.

А когда до меня окончательно дошло, что тут, по всей вероятности, произошло, у меня подкосились ноги. И я вдруг обнаружила, что сижу на полу, на своем афганском ковре.

Майкл был здесь. Он пришел сюда, воспользовавшись ключом, который я дала ему шесть лет назад. Он совершил это совершенно непростительное вторжение, не нашел то, что искал, и у него хватило нахальства последовать за мной в Корнуолл. Полный и законченный ублюдок!

Мне стало нехорошо. Неужели книжка Кэтрин действительно такая ценная? Если так, то почему он вообще мне ее подарил?

И что будет делать теперь, когда узнает, что я вернулась в Лондон? Мне грозит опасность? Он может как-то заставить меня вернуть ему эту книжку, силой заставить? Только тут я осознала, что на самом деле не знаю человека, с которым спала целых семь лет.

Я позвонила Элисон.

— Не волнуйся, — сказала подруга. — Я их тут задержу. Они в любом случае планируют пробыть у нас недели две. Так что у тебя есть время передохнуть и осмотреться. Если Майкл соберется в Лондон, я тебе позвоню.

Следующие две недели я потратила на то, чтобы тщательнейшим образом вымыть и убрать свою квартиру — в первый раз за все время с тех пор, как я ее купила. Я выкинула пятнадцать черных пластиковых мешков мусора и вдруг ощутила себя странно очистившейся, словно пережила катарсис. Покончив с этим, я выставила квартиру на продажу и отдала ключи агенту по продаже недвижимости. Здесь я больше жить не желала.

Потом переехала в съемную квартирку в Чизуике, продала право на аренду магазина девице, только что окончившей колледж Сент-Мартин и желавшей заполучить место для продажи целой линии блистательно-идиотских одежек. Собственный наличный запас товаров я продала женщине, с которой случайно познакомилась в прошлом году на ярмарке народных промыслов.

После чего, чувствуя себя абсолютно свободной, лишенной каких бы то ни было корней, и в самом легкомысленном настроении отправилась в магазин Стэнфорда в центре города и скупила там все имевшиеся у них в наличии справочники и путеводители по Марокко.

Вечером перед отлетом меня начали одолевать сомнения и опасения. И я позвонила Элисон.

— Слушай, я завтра улетаю в Марокко. Вот и подумала — надо кому-то об этом сообщить, просто на случай, если со мной что-то случится.

На том конце линии воцарилось молчание — Элисон явно была шокирована.

— Ты летишь одна? — наконец спросила она тоном, полным недоверия.

— Э-э-э, да. Буду там жить в замечательном месте, в риале — это старый купеческий дом в столице, в Рабате. — И я дала ей адрес и объяснила, как со мной можно будет связаться. Перед этим я имела длительную беседу с женщиной, которая управляла этим заведением; она блестяще говорила по-французски, что заставило меня мобилизовать все свои школьные познания в этом языке и даже выйти за их пределы. Но мадам Рашиди была чрезвычайно любезна и готова оказать любую помощь и содействие. Мне предоставят гида, который покажет город, заявила она, это ее кузен, его зовут Идрис, он хорошо образован и отлично знает историю страны и прекрасно владеет английским. Это означало, что меня будут сопровождать, охранять и оберегать от «ненужного внимания», как она это назвала. Я так до конца и не поняла, что именно она имела в виду.

— Но, Джулия, это же мусульманская страна! Туда нельзя ездить в одиночку!

— Почему это?

— Опасно! Тамошние мужики, ну, если увидят европейку, которая ходит сама по себе, сразу решат, что это чудная добыча, что она сама напрашивается… У них же там всякий секс подавляется, такая уж это культура, женщины ходят закутанные с головы по пят, секс до брака запрещен. Женщина с Запада, наверное, представляется им чем-то вроде проститутки, выставляющей себя напоказ. А ты еще и блондинка…

— Ох, да перестань ты! — резко бросила я. — Прямо цитируешь «Дейли мейл»! В моих путеводителях говорится, что надо лишь несколько больше прикрываться, чем принято у нас, и вести себя разумно.

Мадам Рашиди уверяет, что все будет в полном порядке.

— Ну, так оно и должно быть, не правда ли? Она просто хочет заполучить твои замечательные английские денежки.

— В любом случае со мной будет ее кузен Идрис.

— Джулия, ты совсем с ума сошла! Ты его даже не знаешь… Он и сам может стать для тебя настоящей проблемой!

— Слушай, вообще-то я позвонила только для того, чтоб поставить тебя в известность, — резко заметила я. — И дать тебе мой новый номер мобильного. Я тебе сразу позвоню, как только устроюсь в этом риаде. О’кей?

Тяжкий вздох.

— Ну ладно, я вижу, мне тебя не отговорить.

— Я вылетаю завтра в десять и буду там к середине дня.

— Инш’аллах.

— Ох, как смешно!