Преданное прошлое

ГЛАВА 26

Роб

Ноябрь 1625 года

Роберт Болито считал себя человеком сильным и решительным, и вот теперь он с некоторым презрением к себе обнаружил, что слаб, как полудохлая мышь. Из него все время, день за днем, извергалась одна только желтая рвота.

— Это всего лишь морская болезнь, парень, — пояснил помощник капитана, смеясь над тем, что этот похожий на быка малым впал в столь плачевное состояние. — От этого еще никто не подох.

Нет, тут что-то не так, подумал Роб. Его кровь наполовину состояла из крепкого соляного раствора, как и у любого корнуольца. На это должна быть какая-то другая, более гнусная причина.

К концу второй недели плавания — проклятая тошнота мучила Роба и днем и ночью — он был почти готов броситься за борт, чтобы покончить с этим. Лишь образ Кэтрин, несчастной, замученной берберийскими рабовладельцами, придавал ему мрачной решимости и сил пережить один день за другим. «Ей хуже, чем мне, — снова и снова твердил себе Роберт. — И если она смогла это выдерживать, выдержу и я».

И вот наконец настал день, когда он сумел удержать внутри себя небольшой кусок сухаря и немного вяленого мяса, и после этого быстро пошел на поправку. Однажды утром Роб обнаружил, что стоит на палубе, в лицо ему светит солнце, в ноздрях стоит соленый запах моря, на волнах играют отблески света, и решил, что на свете нет места чудеснее этого. Ветер играл с верхушками волн, поднимая их острыми пенными пиками, паруса под его напором раздувались, и корабль несся вперед, напоминая огромную морскую птицу. Плаванье спокойное, сообщил ему первый помощник, им здорово повезло. И он тут же вывалил на Роба кучу историй про штормы, сломанные мачты и затонувшие суда, про вопли тонущих моряков, пока Роба снова не начало мутить. «Я уж не говорю про всяких там пиратов, — продолжал моряк, пребывая в счастливом неведении относительно того, какое впечатление его байки производят на слушателя. — Здешние воды прямо-таки кишат разбойниками. В нынешние времена редкому кораблю удается пройти через пролив, не посадив себе на хвост этих морских дьяволов, откуда-нибудь из Сале или Алжира. Одного моего приятеля они прихватили тут, на траверзе Канар, и сунули его на свои галеры в Средиземке. Ну и истории он потом рассказывал, аж яйца холодели и волосы дыбом вставали!

Робу вовсе не хотелось это слушать, но моряк просто-таки зажал его, припечатав к планширу.

— Они все голые и прикованы к своим скамьям, гребут по двадцать часов в день, и их стегают кнутом до крови. Все, что им дают, чтоб не подохли с голоду, — кусок хлеба, вымоченного в вине, да и то только тогда, когда мимо проходит их офицер, просто чтоб эти бедолаги не отключились. Их там померло больше десятка, а эти гады их потом еще стегали, чтоб удостовериться, что они и впрямь дохлые, а не притворяются, и только после выбросили тела за борт. Он сумел выдержать три года такой муки; потом его купил другой хозяин и заставил работать на строительстве каких-то бараков или чего-то в этом роде недалеко от Алжира. Никакой особой разницы, как он говорил, — тоже самое битье кнутом, днем и ночью, но по крайней мере он мог время от времени прилечь на что-то твердое, что не качается и не болтается, и вокруг не плещется соленая вода. Там еще принято бить людей по пяткам — это у них, гадов, называется «бастинада», — пока подошвы не почернеют и из них не пойдет кровь; после этого бедняги уже не в силах ходить прямо. Один там попробовал бежать, так его поймали, притащили обратно и потом привязали к лошадям и волочили по камням и колючкам, пока не испустил дух.

А другого изрезали на мелкие кусочки, живьем — сперва ухо, потом палец, потом нос, — и он все время орал, пока не помер. Они ненавидят и презирают христиан, эти магометане. Нет для них лучшего зрелища, чем мучающийся христианин. Один бедолага сумел-таки бежать, но при этом убил стражника. Когда его в конце концов настигли, ему бы надо было драться до конца, чтоб погибнуть на месте. А так его, несчастного, схватили и потом сбросили с городской стены, и он упал прямо на эти жуткие колья, которых они понавтыкали именно для этой цели, и там и висел, проткнутый насквозь, не в силах сдвинуться ни вниз, ни вверх, и мучился, и его клевали вороны, а женщины приходили и швыряли в него камни и смеялись, когда начинала течь кровь…

Моряк замолк, чтобы перевести дыхание, хотел было продолжить, но Роб перебил его в надежде сменить тему разговора:

— Видимо, это совсем дикие люди.

— Точно, варвары они, жестокие и склонные ко всяким зверствам.

Тут Роб обернулся и обнаружил, что к ним присоединился еще один человек — он стоял рядом, опершись на планшир и не давая ему возможности сбежать, о чем Болито уже подумывал. Это был мужчина, с которым он встречался в убогой конторе господ Хардуика и Бакла, но, когда тот обсуждал свои дела с Кил игру, Роба вывели в другую комнату. Даже за эту короткую встречу Роб успел составить весьма неприятное впечатление об этом человеке. Он не смог бы сформулировать его словами, потому что внешне этот человек выглядел вполне прилично и даже приятно. Но было нечто в его взгляде, какая-то мерзкая расчетливость, хотя он всегда с готовностью вступал в разговор, всячески демонстрируя свое дружелюбие и доброту.

Его звали Уильям Маршалл. Роб решил, что он состоит в каком-то отдаленном родстве с Килигру, потому что у них были похожие лица с мелкими чертами и близко посаженными глазками, одинаково синими и ледяными. Маршалл был старше первого помощника, однако это впечатление могло быть просто результатом долгого пребывания на солнце и под морскими ветрами, которые выдубили его кожу и выжгли многочисленные морщины на лице.

— Вы много плавали в этих местах, сэр? — осведомился Роб, как из любопытства, так и из стремления сменить тему разговора на менее мрачную.

— Я ходил в Берберию четыре или пять раз и всякий раз клялся, что это плавание будет последним, — ответил Маршалл, накручивая на палец прядь из своей седой бороды. — Климат там поганый, а тамошние обитатели еще поганее. Но там можно делать хорошие деньги, так что я постараюсь поскорее сколотить себе приличные денежки, чтоб осталось несколько лет насладиться ими. Да-да, даже среди этих африканских подонков, как их называл умница Марло.

— Марло?

Маршалл обменялся с моряком насмешливыми взглядами.

— Ха! Да этот малый даже не слыхал про Кита Марло78, самого блестящего драматурга, когда-либо осчастливившего наши берега своим творчеством!

Моряк пожал плечами.

— Парень еще слишком молод, — заметил он вполне справедливо. — Марло был похоронен еще до того, как он родился.

Маршалл вздохнул:

— Вот и говори после этого о бессмертии… Лучше уж горшок золота прямо здесь и прямо сейчас, так я считаю. — Он обернулся к Робу, и его глаза блеснули. — Эти мерзкие пираты из Алжира, эти проклятые ублюдки, эти африканские подонки — он их насквозь видел, этот Кит Марло! Тебе бы не помешало как-нибудь прочитать хоть что-то из его вещей, если книга попадет тебе в руки. — Тут он встал в задиристую позу и продекламировал звенящим голосом:

И изысканным жестом пронзил Роба воображаемым клинком.

— Да, еще несколько лет назад я выступал на сцене! — Он вздохнул. — Прекрасное было времечко, просто отличное! Ах, как народ аплодировал, когда Тамерлан швырял в огонь священную книгу магометан и плясал на ее пепле!

— У нас в Корнуолле театр не пользуется особой популярностью, — неуклюже попытался оправдаться Роб. — К тому же, как я полагаю, мы слишком уважаем печатное слово, чтобы сжигать книги, даже если они не наши.

— Храни меня Господь от ссылки в провинцию! Ничего удивительного, что Джон предпочитает большую часть времени болтаться в городе. А если женщины в Корнуолле такие же праведницы, как ты, то там у вас вообще нет никаких развлечений.

— Мне всегда казалось, что Уилл Шекспир больше популярен, чем Кит Марло, — заметил моряк, не желая быть исключенным из разговора.

Маршалл скорчил презрительную гримасу:

— Ну, старина Шейк-э-стик79 немного слабоват, он какой-то мягкий, прямо как масло, и вечно пресмыкается перед той партией, что сейчас у власти, да к тому же слишком многословен. Господи помилуй, некоторые монологи у него — это что-то невообразимое!.. Никогда не мог запомнить весь этот проклятый текст роли, вечно забывал куски, хоть и старался сорвать аплодисменты…

— Но у него есть «Тит Андроник», — задумчиво сказал моряк. — Отличная вещь!

— Ну, он просто постарался уловить общий дух времени. Но это ему никогда толком не удавалось, — пренебрежительно бросил Маршалл. — Нет, Кит Марло лучше всех, когда дело доходит до изображения жестокости. Никто не сравнится с его Тамерланом или с его евреем! Конечно, следует отдать должное и Тернеру, у него была настоящая слабость к сценам с насилием. Да и у Кида есть удачные места…

— Точно, мне жутко понравилась его «Испанская трагедия», — с явным удовольствием подтвердил моряк. — Но в прошлом году я ходил на «Ренегата» и ушел после первого акта — тоска жуткая!

— Это Мэссинджер, а не Кид, — насмешливо поправил его Маршалл с усталым видом истинного знатока.

Роб почувствовал себя так, словно сел в глубокую лужу — во всех смыслах этого выражения. Но надо же было как-то общаться с новыми товарищами, поэтому он тоже внес в разговор свою лепту:

— Я слыхал, что «Отелло» — это про мавра.

— Точно, — радостно подтвердил моряк. — Черный как сажа, но женат на белой девчонке — ясное дело, такое не может хорошо кончиться, это ж против всяких законов природы. Его там обдурили, заставили поверить, что она ему рога наставила с другим мужиком, вот он ее и задушил.

— Бедняга! — вскричал Роб. — Разве это справедливо?!

— Справедливо? — переспросил Маршалл и хлопнул его по плечу. — Жизнь вообще штука несправедливая, парень. Ты ж и сам, не сомневаюсь, уже успел в этом убедиться за свои — сколько? — Двадцать лет?

— Двадцать три, — поправил его Роб.

— Ага, ты еще слишком молод, но уже достаточно взрослый, чтоб не терять голову из-за девчонки.

Роб угрожающе задрал подбородок:

— Что вы хотите этим сказать?

— Джон сообщил мне, что ты присоединился к нашей экспедиции с идиотской целью спасти какую-то бедную шлюшку, которую утащили разбойники из Сале. Так?

— Она не шлюшка! — горячо возразил Роб.

Тут моряк прямо-таки возбудился, загоревшись любопытством:

— Давай-ка, рассказывай, парень, — нетерпеливо потребовал он. — Твоя история, кажись, стоит доброго десятка тех, что выдумывают эти драматурги.

Маршалл смотрел на Роба в упор, а тот покраснел до самых кончиков ушей.

— Займись лучше своими делами, друг, — коротко бросил он моряку. — Это тема только для джентльменов.

Моряк понимающе подмигнул ему:

— Ладно, во всех отношениях мужчины с женщиной никогда и не было ничего благородного или изысканного. Все бабы — сущие суки в течке, особенно когда дело касается всяких там шелков и атласов, а мужики — сплошь кобели с готовым к совокуплению членом, вот и все. Но если мое присутствие заставляет вас чувствовать себя в меньшей степени джентльменами, то я оставлю вас наедине с этой проблемой.

Маршалл посмотрел вслед моряку; потом наклонился ближе к Робу:

— Если у тебя есть хоть капля здравого смысла, брось это дело.

Я бы поступил именно так. У этих турков жуткий аппетит на баб, особенно если им в руки попадается такая сладкая белая курочка, кроме того, они с одинаковым рвением бросаются и на мальчиков, так же как на девочек. Девчонку давно уже попортили, так что какой смысл в твоих галантных подвигах? Займись-ка лучше делом вместе с нами, это будет только справедливо, а если нам повезет и на обратном пути удастся захватить какой-нибудь испанский приз, тебе обеспечена доля боевых трофеев. Мы плаваем под королевским флагом, у нас есть каперское свидетельство, так что все даже законно. А после этого у тебя будет возможность покупать себе бессчетное количество самых красивых девок, да и домой вернешься героем.

— Она моя невеста, — твердо сказал Роб, скрипнув зубами от сдерживаемого порыва расквасить собеседнику нос. — Я поклялся привезти Кэт обратно или умереть.

Маршалл пожал плечами:

— Второе гораздо более вероятный исход.

— Но вы возьмете меня с собой, как обещал сэр Джон?

— У Джона, как обычно, имеются собственные резоны на то, чтобы пристегнуть тебя ко мне. Это несомненно. Да, можешь таскаться за мной, только не жди, что я стану рисковать из-за тебя головой. Предприятие и без того достаточно опасное, а тут еще нянчиться с каким-то простаком…

Роб нахмурился:

— Если вы ведете торговлю с этими людьми, почему бы нам не плыть прямо к ним в порт?

Собеседник раздвинул губы в улыбке, но глаза остались совершенно холодными.

— Парень, это слишком большой риск, — жестко сказал он. — В деле завязано слишком много сторон и партий, и все в любой момент готовы вцепиться друг другу в глотку, а отличный английский корабль с ценным грузом на борту — это огромное искушение для любой из сторон. После бездарного и кровавого нападения Мэнселла на Алжир любой британский корабль в этих водах — желанная дичь. Джону Харрисону, когда он в начале лета прибыл сюда со своим заданием, пришлось причалить далеко оттуда, аж в Тетуане, а потом пять сотен миль тащиться по диким местам, переодевшись в магометанского пилигрима. Да он вообще сумасшедший!

Роб не имел ни малейшего понятия о том, кто такие Мэнселл и Харрисон, но кивнул, словно речь шла об общеизвестных вещах.

— Он добрался до цели, этот Харрисон, да?

— Ну конечно. Он всегда своего добивается. Сущий дьявол, а не человек. Отправился туда с королевского благословения, чтоб попытаться выкупить на свободу тысячу или около того английских пленников, которых держали в Сале, но вернулся, не привезя с собой ни единого.

Роберт в ужасе уставился на Маршалла:

— Тысяча пленников?!

Маршалл бросил на него косой взгляд:

— Турки уже многие годы захватывают и продают в рабство этих бедняг со всех купеческих и рыбачьих судов, и никто ни разу не мог им помешать. В казне нет денег на постройку приличного военного флота после всех выходок короля Якова, а его сынок ничуть не лучше обращается с кошельком… Да к тому же мы теперь снова воюем с Испанией, а это гораздо более крупная рыбка, ее так просто не зажаришь. Харрисон вообще-то по сути волк-одиночка, всегда пускается в авантюры сам по себе, гоняется за славой, хотя, должен сказать, делает при этом очень приличные денежки за счет всяких там взяток, «сборов» «взносов» и всего прочего. Но война всегда открывает множество возможностей для хитроумных и предприимчивых, уж я-то это точно знаю. — И он подмигнул Робу, а потом отправился на камбуз, как он выразился, «чего-нибудь похлебать».

В ту ночь Роб долго вертелся в своей койке. Если даже королевский посланец не сумел вывезти пленных, то какие шансы у него? На поверку выходило, что он вот-вот о кажется в одном из внутренних кругов ада, где обитают сплошные монстры и негодяи.

Такая перспектива действительно пугала: настолько это было не похоже на прежнюю жизнь в Кенджи, где самое скверное, с чем он мот столкнуться, — какой-нибудь несчастный воришка, желающий стащить овцу, или бродячий мошенник, случайно забредший в «Дельфин» и пытающийся облапошить тебя, выдоив твои честно заработанные денежки. Роб никогда даже не пытался учиться действовать шпагой, хотя сейчас и прихватил с собой клинок; подобное умение редко требуется в сельских районах. Он, конечно, умел неплохо драться кулаками или дубинкой. Но возможно, этот Маршалл, который представлялся человеком достаточно опытным и хитрым, поможет ему преуспеть там, где другие потерпели поражение. Из мешочка, который он носил на шее, Роб достал кольцо, подаренное ему бабкой, то самое, что Кэт вложила ему обратно в ладонь, велев подарить его ей в другой, более благоприятный момент. А какой более благоприятный момент может настать, если не тот, когда он освободит ее из рук пиратов? Извечный оптимист, Роб сжал кольцо в кулаке и заснул с этой мыслью.

В следующую ночь они в темноте незамеченными проследовали мимо Сале и прошли дальше вдоль берега, пока из виду не исчезли огни человеческого жилья. Тогда корабль отдал якорь, и Маршалл разбудил Роба, спавшего у себя в койке.

— Натри лицо вот этим, оберни башку этой тряпкой и держи шпагу наготове, — велел он, передавая Робу горшок с остро пахнущим составом. — Нам не следует выдавать свое присутствие ни единым огоньком. Район, куда мы направляемся, полон бандитов и разбойников. С собой бери только самое необходимое, все засунь в мешок, который нетрудно будет нести на спине. Нам нужно идти налегке и побыстрее.

С этими словами он ушел, оставив Роба делать то, что ему было приказано. У парня от волнения свело живот.

Смесь из жира с золой оказалась довольно грубой и царапала кожу, когда он натирал ею лицо, а тряпка никак не желала поддаваться неуклюжим пальцам, но в конце концов он совладал с ней и выбрался на палубу. Первый помощник и еще один матрос уже ждали его. Вместе с Маршаллом все сели в ялик, который успели спустить на воду, а потом поспешно погнали его, изо всех сил налегая на весла, к длинной линии пенного прибоя, бившегося о плоский черный берег. Роб всей кожей ощущал страх, растущий по мере приближения к земле, где обитали сами дьяволы.

Во тьме блеснули белые зубы Маршалла, когда он сказал:

— Высадка всегда самое опасное дело, и самое скверное. Можно промокнуть с головы до пят.

Киль ялика со скрипом врезался в прибрежную гальку, они тут же выскочили и побежали к земле; вода, заливавшая им ноги, оказалась чертовски холодной. Обернувшись через минуту назад, Роб увидел, что матросы уже развернули лодку и быстро гребут, удаляясь в сторону темного силуэта корабля. Пути назад теперь не было. Он посмотрел в сторону марокканского берега, той самой проклятой земли, о которой слышал столько пьяных рассказов старых, изломанных жизнью моряков, завсегдатаев таверн Пензанса, — все обычно плевались и ругались, вспоминая пиратов и язычников.

Маршалл уже успел оторваться на приличное расстояние, пробираясь вброд через налетающие волны прибоя и низко опустив голову. Он дышал громко, прямо как бык на бойне. Роб продвигался следом за ним через вспененную воду, которая сперва доходила ему до бедер, потом до колен, а потом наконец до безопасного уровня где-то в районе щиколоток, едва закрывая носки сапог. Наконец он оказался на суше и стал карабкаться вслед за Маршаллом на крутой галечный склон. Каждый шаг громко заявлял об их появлении всем и каждому смертельно опасному негодяю, который мог их тут ждать, скрываясь вне видимости за скалами или деревьями.

Длинная каменистая коса вдруг кончилась — они оказались перед водной преградой.

— Кровь Христова! — выругался Маршалл. — Они нас не на том берегу этой проклятой реки высадили! Эта гнусная береговая линия везде выглядит одинаково, если смотреть с моря, да к тому же безмозглые крысы даже карту толком читать не умеют! И вот нате вам: мы высадились не там, где надо. С таким же успехом они могли просто вышвырнуть нас за борт!

Лагуна, однако, оказалась достаточно мелкой; мужчины перешли ее вброд без каких-либо затруднений. На другом берегу водное пространство переходило в болото, поросшее камышом и тростником. В зарослях раздавался непрерывный гомон хора лягушек да парочки ржанок. Наконец Маршалл остановился, задыхаясь.

— Ну вот, — проворчал он. — Наконец мы на месте. Кровь Христова, до чего я ненавижу эти болота! Вот бы все их песком засыпать и кирпичом заложить! Какой к черту прок от земли, если по ней нельзя спокойно ходить, не заливая воду в свои клятые сапоги и без свор и стад этих клятых несъедобных тварей, которые тут же всех оповещают о твоем присутствии?

Роб в детстве немало побродил по болотам и зарослям камыша недалеко от Маркет-Джу. Он подумал, что встречаются местечки и похуже — темные переулки вокруг Вестминстера, к примеру. Подобрав на берегу здоровенный обломок плавника, он теперь нащупывал им путь, тыкая подобием шеста в дно; таким образом они прошли через болото и выбрались на твердую землю, где, правда, то и дело попадались вонючие лужи, полные гниющих водорослей, и топкие островки растительности, перемежающиеся зарослями тростника. Через некоторое время Роб почувствовал болезненный укол под коленом, еще немного погодя — в заднюю часть бедра. Он сразу понял, что это такое.

Пиявки. И тут же вспомнил про кремень и кресало, что уложил в свой мешок. Этих тварей нужно бы прижечь огнем, но не здесь, не на этой открытой местности. А пока приходилось терпеть, на каждом шагу ощущая боль от острых челюстей, въевшихся в его плоть.

Мужчины больше часа тащились через эту проклятую местность, потом преодолели мрачный высохший солончак, который в итоге вывел их к каменистому, заросшему кустарником высокому и крутому склону. Тут небо осветили первые проблески зари, бледные, чуть красноватые.

— Пресвятая Дева! — то ли взмолился, то ли ругнулся Маршалл. — Нам бы лучше побыстрее добраться вон до тех деревьев и укрыться там, а то солнце взойдет, и мы превратимся в отличную живую мишень, прямо как утки на воде. Лес Мармора просто кишит всякими изгоями и беглыми рабами, а они тебе тут же глотку перережут, едва увидят!

Мужчины потащились вверх по склону. Ноги от пяток до бедер протестующе ныли и скрипели от нагрузки, невыносимой после многих недель почти полного бездействия в море. Роб чувствовал, насколько ослабели все мышцы от недостаточного питания и безделья, даже за не слишком длительное плавание. Маршалл уходил все дальше, опережая его, и Роб в конце концов заставил себя забыть о боли в ногах, о тяжелом мешке за спиной и непривычно бьющей по бедру шпаге и бросился догонять Маршалла. Отстань он сейчас от него, потеряйся — и все шансы выжить, не говоря уж о том, чтобы добиться успеха, просто исчезнут. Скоро он обнаружил, что в голове все время вертится детский стишок, и ноги сами зашагали быстрее, следуя его ритму, отбивая такт по камням и зарослям.

Мрачный ритм гнал и гнал его вперед, вверх по склону холма. И только значительное время спустя, когда они уже сидели под деревьями, опершись на них спинами, и Маршалл тщательно изучал кусок промасленной бумаги с нанесенным на нее примитивным чертежом местности, после того как Роб содрал с себя пиявок (семерых, счастливое число) и стянул сапоги (и вылил из них воду вместе с водорослями и раздавленной лягушкой), только тогда понял, откуда взялось это стихотворение. Его еще девочкой вышила Кэт на полотенце, смеясь над его мрачным содержанием. Теперь оно висело в темном коридоре у ее двери, в крыле Кенджи-Мэнора, отведенном для слуг. Сколько раз стоял там, пялился на эти неумелые детские стежки, набираясь мужества, чтобы постучаться в ее дверь? Видение этого коридора и двери столь ясно встало сейчас перед его внутренним взором, что молодой человек чуть не заплакал.

— Могу я узнать, что у нас за дела с этими людьми? — наконец спросил он Маршалла.

— Нет, — кратко ответил тот. — Подробности — коммерческая тайна; они известны только нашей компании и нашим торговым партнерам; тебя это не касается.

— А разве я не стал членом вашей компании, когда мне поручили охранять вас и ваши бумаги?

— Ничего подобного, парень. И почему только Джон решил, что мне необходим в качестве телохранителя такой тупой и неуклюжий болван, я так и не понял. Тебя сюда взяли из милости; и ежели ты будешь продолжать задавать идиотские вопросы, я сам тебя тут пришью, избавив местных головорезов от этой заботы!

Роб сидел, глядя на пар, поднимающийся на солнце от сапог. Но в конце концов не выдержал:

— Тогда, вероятно, мне следовало бы задать вам еще один вопрос. Каким образом мы выберемся из Сале, если, конечно, удастся сохранить головы на плечах?

Маршалл вздохнул.

— Через пять дней «Роза» подойдет к Сале и будет ждать моего сигнала. Как только они его заметят, то подойдут поближе, насколько будет возможно, и заберут нас.

Робу пришлось удовлетвориться этим скромным обрывком информации. Маршалл в конце концов сложил карту, убрал ее в заплечный мешок. И велел Робу надевать сапоги.

— Через этот проклятый лес надо двигаться тихо — никаких разговоров. Смотри под ноги. Тут полно ям и всяких кольев для неосторожных чужаков. И сомнительный народ обитает. Некоторые прямо в лесу живут, другие скрываются, некоторые, вроде нас, просто прохожие. Но у всех у них есть причины прятаться, и эти причины обычно носят криминальный характер. В лесу нет законов, разве что закон выживания.

— Мне кажется, — заметил Роб, укладывая в голове полученные сведения, — что нам все-таки было бы лучше войти прямо в порт, под всеми парусами и с пушками наготове, какие бы там ни были дрязги между разными партиями.

— Ты чрезвычайно наивный молодой человек, Роберт Болито, — многозначительно сказал Маршалл. — Еще раз повторяю: мы не можем допустить, чтобы обнаружили, как мы влезаем прямо в это пиратское гнездо. По множеству причин, но самая важная из них та, что если кто-то сообщит в Англию о наших делах — а здесь полно таких, кто то и дело шастает туда и обратно по собственному усмотрению, да еще и имеет кучу связей про всей Европе, — то у нас будут все шансы болтаться на виселице. Достаточно веская для тебя причина?

Роб в ужасе уставился на него.

— Господи помилуй, — пробормотал он наконец. — И во что это я вляпался?!

— Я предупреждал, тебе бы следовало отказаться от этой глупой затеи и сидеть дома.

— Ну я ведь здесь, так что говорить больше не о чем. Я здесь, и я, кажется, обречен и проклят.